Устав уголовного судопроизводства

Устав уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. произвел на русскую общественность сильное впечатление, ознаменовав полный переворот в постановке уголовного правосудия. Значение данного законодательства поднимается на высоту общегосударственную, которая затрагивала глубокие общественные интересы.

Так, с изданием данного устава дворянская привилегия превращена в привилегию всенародную, так как по ст. 1 этого документа «никто не может подлежать судебному преследованию за преступление или проступок, не быв привлечен к ответственности в порядке, определенном правилами устава уголовного судопроизводства», а по ст. 14 «никто не может быть наказан за преступление или проступок, подлежащие судебному ведомству, иначе, как по приговору надлежащего суда, вошедшему в законную силу»[39].

Каждое же судопроизводство, которое состояло из трех главных частей: расследования, постановления приговора и его исполнения, должно быть возложено на суд, в силу основных требований правосудия.

На долю одного из крупнейших юристов того времени, а именно Карла Миттермайера[40], который являлся исключительным знатоком судебного права и иностранных кодексов, что доказывается его многочислеными трудами, выпало характеризовать проект данного устава уголовного судопроизводства. Названный немецкий ученый отозвался о проекте следующим образом: «В целом русский проект уголовного судопроизводства предстваляет новый шаг вперед, сравнительно с другими законодательствами, и по последовательности проведения обвинительного начала и устного стоит выше даже многих новейших законодательных работ.»[41].

Наш устав уголовного судопроизводства имел смешанную форму процесса, то есть сочетал следственный и состязательный процессы. Таким образом, он близок к французскому образцу. Но такая схожесть ограничевалась общими очертаниями, так как сущность нашего процесса слишком отходит от французского судопроизводства и притом в сторону большего совершенства.

Если рассматривать подробнее предварительное следствие и предание суду, то они были построены на следственных началах. Задачи нашего следствия шире, чем в других европейских странах, так как оно производилось по поводу обнаруженного преступления, даже если само лицо, подозреваемое в его совершении, отсутствовало.

Обряд предания суду по уставу имел ревизионный порядок рассмотрения обвинительной камерой обвинительных актов в присутствии прокурора. Однако у нас не было особого порядка неотложного рассмотрения дел о лицах, которые были захвачены на месте престуления, также не было права у суда немедленно рассмотреть дело о преступлении, совершенном на самом судебном заседании и т.д. Также в уставе было прописано о праве прокуратуры опротистовывать оправдательные приговоры, постановленные с участием присяжных заседателей. Ст.ст. же 10 и 11 устава уголовного судопроизводства обязывали судью и прокурора освобождать лиц, неправильно содержащихся под стражею или содержащихся в ненадлежащем месте заключения.

Что же касается допущения обжалования судебных приговор в кассационном порядке, то здесь известный русский криминалист И.Г. Щегловитов сравнивает наш устав с французским законодательством. Он отмечает, что Франция установила перечневую систему на кассацию[42]. Так, в code d’instruction criminelle почти под каждой статьей, которая предписывала какую-либо процессуальную форму, было написано, что форма эта устанавливается под угрозой недействительности всего последующего производства. Также кассация допускалась в случаях, если суд оставил без внимания ходатайство подсудимого или прокурора о разрешении им воспользоваться каким-либо правом по закону. В нашем же уставе уголовного судопроизводства по ст. 174 и 912 закон дал общие указания относительно судопроизводственных нарушений, которые могли повлечь отмену приговора[43].

Наше уголовно-судебное законодательство, которое действовало до Судебных Уставов, отличалось тем, что в нем предусматривалось множество особых чрезвычайных видов судопроизводства. сам судебный процесс рассмотрения дела был тяжел и неудобен. Устав же уголовного судопроизводства свел все эти многочисленные недостатки под один знаменатель однообразного процесса, значительно сократив чисть военной юрисдикции.

В этом и заключалась огромная заслуга нового законодательства, которое допустило изъятие из общего порядка судопроизводства только для дел, производимых с участием духовного ведомства, для дел о государственных преступлениях, по должностным преступлением административного управления, и для дел смешанной гражданской и военной подсудности. В отношении же последних новый устав внес весьма важное начало неделимости дел уголовных, которое ранее отвергало наше законодательство.