Ты хочешь покатать нас, котёнок? Я позволю тебе управлять своим Дукати в следующий раз. Хочешь?

Я… не умею водить.

Мне стыдно в этом признаваться. Это одна из тех вещей, которой сам отец меня бы не научил, так как не выходил из дома, а ходить на занятия он бы мне не позволил, так как пришлось бы контактировать с другими людьми. Это мысль близка к анафеме для моего страдающего агорафобией отца. Кроме того, я думаю, что так он пытался удержать меня в своей ловушке. Я взволнована просто от перспективы обменять своё удостоверение личности на водительские права. Мне не хватает этого умения. Я даже боюсь признаться в этом Рейган из-за того, что она будет смеяться над моей отсталостью.

 

Тогда я научу тебя, цветочек. И потом ты отвезёшь меня куда угодно, да?

 

Я улыбаюсь в телефон.

 

Да:)

 

НИКОЛАЙ

— Ну что, душа моя, не знаешь, как водить? Это просто, — я показываю на педали: — Большая — это тормоз, немного вытянутая — газ. Мягко нажми на обе, пока не приспособишься.

— Всё первое в моей жизни происходит с тобой, — говорит она, тихонько усмехаясь.

Мне нравится это, как и и моему члену. Я безумно хочу притянуть её к себе и заставить коснуться моей твёрдой плоти. Но думаю, для этого слишком рано. Она не шлюха, чтобы исполнять заказы. Она любит быть главной, а я и рад ждать шагов с её стороны. В конце концов, я ещё покажу ей, как много удовольствия она мне приносит.

— Никто не будет дорожить тобой так, как я.

— Никто? — её брови взлетают вверх.

Это не высокомерие, но я ревную. Боюсь, что она захотела бы кого-то другого, поэтому просто пожимаю плечами.

— А что, если кто-то ещё будет... — она делает паузу, раздумывая секунду. Я напрягаюсь, но она просто добавляет: — …учить меня водить.

— Нет, мне это не понравится.

— А что будет, если один из покупателей прикоснётся ко мне? Ты был расстроен, когда приходил на заправку.

— Мне придется его убить.

— Ха-ха, — произносит она по слогам с насмешкой. — Ну, серьёзно.

Я смотрю на неё. Нет, это не шутка. Я отрежу руки любому мужчине, который коснётся её. Я представляю, как отпиливал бы каждый палец, медленно. Ведь быстрая смерть прекращает страдания, а он должен страдать. Только когда её глаза тускнеют, а вид становится озабоченным, я говорю:

— Шучу.

Вот только, думаю, мы оба знаем, что я не шучу.

Она возвращается обратно к машине.

— Нажми на тормоз, а затем нажми кнопку. Подожди, пока двигатель не заведётся.

Она следует моим инструкциям.

— Тихонько отпусти тормоз.

Автомобиль дёргается, она слишком быстро отпускает тормоза, а потом резко нажимает. Мы оба летим вперёд вперёд.

— Прости, прости, — бросается она в извинения.

— Ничего страшного. Просто мягче.

Во второй раз она делает это гладко и начинает медленно практиковать большие круги на пустой стоянке. Мы пробуем торможение, поворот, медленное ускорение, а затем быстрое. Через некоторое время она уже с лёгкостью может маневрировать. Возможно, в другой раз мы попробуем мотоцикл. Интересно, какому ещё "впервые" я смогу её научить.

Время, отведённое мне рядом с ней, закончится быстро, но я хочу, чтобы она меня запомнила. Чем больше первых моментов она со мной испытает, тем сильнее я врежусь в её память. Ещё несколько "впервые" — и она никогда меня не забудет.

Время летит быстро, и мы останавливаемся только когда её желудок начинает урчать. Я плач у за еду, игнорируя её протесты.

— Есть что-нибудь ещё, чему ты хочешь научиться? — спрашиваю я после того, как мы поглощаем наши сандвичи. Дейзи хотела вернуться в машину, а я хотел, чтобы Дейзи была счастлива.

Она пожимает плечами и посылает мне счастливую улыбку.

— О, Боже, всему.

Ко мне внезапно приходит мысль. Одинокая женщина в городе должна быть вооружена. Я научу Дейзи стрелять из пистолета. Это одна из областей, в которой у меня есть большой опыт.

— Поехали за город, — говорю я. — Там ты сможешь ехать по длинной дороге с более высокой скоростью.

Дейзи сияет. Это определённо была хорошая идея. Даже лучше, чем пикник. В следующий раз я скажу Дэниелу, что его приёмчики с женщинами устарели.

Я усаживаю Дейзи на пассажирское сидение.

— Когда мы выедем из города, я пущу тебя за руль.

Пока мы едем в машине на запад, я поднимаю волнующую меня тему:

— Может быть, в следующий раз я бы мог научить тебя пользоваться огнестрельным оружием. Я беспокоюсь, что ты работаешь на заправке по ночам одна.

Дейзи смеётся над этим предложением:

— На самом деле, я уже знаю, как стрелять.

Я резко перевожу на неё удивленный взгляд. Не такого ответа я ожидал. Не то чтобы я никогда не видел женщину с оружием. Многие из них делают ту же работу, что и я. В Братве тоже много женщин, правда, они торгуют сексом, в основном, но с лёгкостью обращаются и с ножом, и с пистолетом.

— Отец научил меня.

Её глаза грустно смотрят в даль.

Я выпрямляюсь. Мне мало известно о прошлом Дейзи, только её настоящее. Знаю, что она одна, бедная, без капитала и семьи. Или я так думаю.

— Что заставило его это сделать?

Она пожимает плечами, таким загадочным, слегка французским жестом, который может означать всё, что угодно.

— Я жила на ферме, в этом самом направлении. Она машет рукой в ветровое стекло вдоль шоссе, на которое мы выехали.

— Все отцы на фермах учат дочек стрелять? — спрашиваю я.

Я знаю несколько деревенских семей, вероятно, они все умеют стрелять.

— Хищники, — говорит она тихо. Я чувствую, что ей есть, что сказать. И вскоре моё терпение вознаграждается. — Мою мать застрелил незнакомец. Ну, мы так думаем. Сейчас его нет. Он провёл два года в колонии.

С каждым её словом я всё больше понимаю, что никто, кроме меня, не знает этой истории.

— Твою мать застрелили?

У меня начинает разыгрываться воображение. Она участвовала в какой-то преступной деятельности? Или что-то украла?

— Знаю, звучит невероятно, да?

Её голос прерывается от вздохов, я хочу остановиться и успокоить её. Но вместо этого просто протягиваю руку к её и сжимаю.

В ответ она делает то же самое.

— Мы с папой не знаем, почему это была она. Когда этот человек вышел из колонии, то нашёл моего отца и сказал, что он будет следующим. Это изменило мою жизнь. Отец стал бояться выходить из дома. Он забрал меня из школы, и мы стали отшельниками. Однажды он привёл меня в подвал, где создал семиярдовое стрельбище с мишенью из сотен старых телефонных справочников, приготовленных для переработки. И долгие месяцы я ночами стреляла из пистолета в стену телефонных книг.

— Какой пистолет?

— Детский глок.

— Хороший пистолет. Тридцать восьмой калибр?

Она кивает:

— Ты много знаешь об оружии.

— Однажды у меня была работа, связанная с этим, — говорю я туманно, но, тем не менее, честно. — Я соболезную о твоей матери и отце. И этому парню дали всего два года?

— Он был несовершеннолетним, и его признали невменяемым.

Дейзи смотрит вниз, и я чувствую, как мокрые горячие слёзы капают на наши сцепленные руки.

— Они были снисходительны, хотя он и забрал у нас мою маму.

Моё сердце сжимается от боли за неё. Когда я закончу для Сергея эту работу и принесу отмщение в его дом, я вернусь, найду этого человека и убью его ради Дейзи. И хоть мы никогда не сможем быть вместе, я всё равно сделаю это. Я тихонько обещаю это себе. А пока всё, что я могу сделать для Дейзи, это обеспечить ей комфорт в случае необходимости. Я съезжаю на боковую дорогу, расстёгиваю ремень безопасности и притягиваю Дейзи к себе. Она обнимает меня, но только на мгновение, а затем отталкивает.

— Спасибо, не понимаю, почему я так эмоциональна. Прости.

Она стирает слёзы руками.

— Ты не должна извиняться, твоя реакция вполне нормальна, — уверяю я, поглаживая её по спине.

Она запрокидывает голову и улыбается мне.

— Разве тебе не становится неловко от такой эмоциональной реакции?

— Только не твоей, — я тянусь вперёд и целую её в шею. Её пульс подскакивает. — Я хочу все твои эмоции.

Я дорожу даже её злостью. Безразличие — вот что страшно.

Дейзи тает на моей груди, и в этот раз меня охватывает не сексуальное желание, а желание покровительственной защиты. Я обнимаю её и спрашиваю:

— Хочешь повести сейчас?

Она кивает и пересаживается за руль.

Мы долгое время едем, и я рассказываю ей о том времени, что провёл в наблюдении за куратором музея. Не о его пристрастии к маленьким мальчикам, а об искусстве, поразившем меня.

— Я бы хотела увидеть произведения искусства, — говорит Дейзи. — Я видела только фотографии. Мой отец ограничивал всё в моей жизни, даже выход в Интернет.

Я начинаю понимать, почему она так невинна, и я боюсь за неё.

— У тебя всё ещё есть пистолет?

— Нет, я оставила его на ферме.

— Я куплю тебе новый.

Мы завтра же пойдём и купим его. Или я пойду. На улице всегда много оружия на продажу. А моё слишком большое для её нежных ручек.

— Ты не можешь продолжать покупать мне вещи, — раздражённо говорит она.

— Почему не могу? — девушки Гарольда соперничали в борьбе за его подарки больше, чем за его внимание. Даже шлюх мой кошелек интересовал больше, чем секс. Этого я в Дейзи не понимаю. — У меня есть деньги, это не проблема для меня.

Дейзи трясёт головой:

— Если у тебя так много денег, почему же ты живёшь в помойке через дорогу от меня?

Я выдаю ей немного правды:

— Я веду расследование кое о ком.

— О, мой бог, ты шпионишь за кем-то? Как парни, следящие за жёнами? — в её глазах мелькает понимание: — Вот как ты начал наблюдать за мной, верно?

— Я слежу за человеком. Он украл деньги у того, на кого я работаю. И мой работодатель хочет вернуть их.

В машине повисает тишина. Интересно, о чём же раздумывает Дейзи. Неужели она поняла зловещий подтекст моих слов? Но нет, она снова удивляет меня:

— Должно быть, это очень плохой человек, раз он украл деньги.

— Да.

Она вздыхает, а затем пожимает плечами:

— Наверное, по сравнению с этим наблюдать за мной ужасно скучно.

— Никогда.

— Никогда? — она смеётся. — Всё, что я делаю — это сплю и хожу на работу.

— Мне не нравится, где ты работаешь, — заявляю я. — Там могут случиться плохие вещи.

Она выпучивает на меня глаза и выдаёт аргумент, который мы уже обсуждали:

— Я же говорила, Крэйг, хозяин заправки, живёт немного дальше по улице.

Я переминаюсь на сиденье, но она не смотрит на меня:

— Там есть бар. Это говорит об опасности. В безопасных местах баров нет.

— Мне нужны деньги, — говорит она с гордо поднятым подбородком.

Я вздыхаю и склоняю голову на бок. "Терпение", — говорю я себе.

— Я не могу присматривать за тобой всё время.

— Я никогда не просила об этом! — восклицает она расстроенным голосом.

Я тоже разочарован.

— Однажды меня там не будет, а с улицы придёт человек, который сделает тебе больно.

— А какие у меня варианты, Ник? Не работать? Сидеть дома и позволить мужчине обеспечивать меня?

"Да", — хочу сказать я, но даже глупец вроде меня понимает, что в таком настроении её лучше не злить.

— Может быть, мы могли бы найти тебе другую работу. В музее или библиотеке.

Лицо Дейзи омрачается, она встревожена:

— Ник, моё резюме пустое! У меня нет ни образования, ни опыта работы. Никто в музее не наймёт меня. У меня нет навыков для подобной деятельности.

— Я не понимаю, какие такие навыки требуются для этой работы, — признаюсь я.

— А они нужны, — она так крута в своём ответе. — Это вовсе не значит, что я хочу работать на заправке. Это значит, что в двадцать один год единственное место, где я могу работать, это бензоколонка.

Это звучит горестно и неоспоримо, я беспомощен в этой ситуации. Я могу дать ей деньги, но она их не возьмёт. Дать ей работу не в моих силах. У меня мало профессиональных навыков вне военных организаций.

После поездки с Дейзи меня одолевает беспокойство. Так много нерешённых проблем, о которых нужно позаботиться. Бухгалтер. Сергей. Дейзи заставляет думать меня о будущем, тогда как раньше я жил одним днём, переходя от одной работы к другой. В перерывах между заданиями я обычно подготавливаю оружие и тренирую своё тело. Читаю книги, хожу в музеи, сплю со шлюхами. Такая жизнь лишает меня возможности сделать что-нибудь полезное.

Я даже не уверен, что делать со всеми своими накоплениями. Живу я скромно, предпочитая отели или арендованные квартиры. У меня большой банковский счёт, но я никогда ничего с ним не делал.

У меня нет не только никаких реальных навыков, не связанных с убийствами, но и какого-либо образования. Хотя я стараюсь совершенствоваться, читая книги и посещая художественные галереи.

Мне почти нечего предложить Дейзи. Разве что купить ей телефон, одежду да оплатить квартиру. Это единственное, что я могу ей дать, но она отвергает даже это. Возможно, я не хочу больше убивать. Возможно, я бы хотел жить с Дейзи в крошечной квартирке, есть пищу, приготовленную её заботливыми руками, и вечерами заниматься с ней любовью. И по утрам. И во второй половине дня.

Но я не могу построить отношения с Дейзи, пока не решу этот вопрос с Сергеем. На это нужно время, и только после я смогу осесть без страха за себя и за неё.

 

***

Я наблюдаю за своей целью. Мистер Браун ходит по своей квартире, готовясь ко сну. Либо я пропустил его ежедневные извращения, либо он слишком устал от этого бреда. Он направляется к кровати, а его собака послушно прыгает позади. Интересно, станет ли собака атаковать мистера Брауна, если позволить ей, как ораве парней на куратора в Милане?

Неуютную тишину в моей квартире прерывает телефонный звонок из второй спальни. Сначала я игнорирую его, но потом предполагаю, что это может быть Дэниел.

— Алло, — отвечаю я.

— Николай.

Это не Дэниел. Сергей. Глава Братвы. Акцент в его голосе почти не слышен. Однажды он сказал мне, что акцент так же опасен, как и отпечатки пальцев. Что он несёт историю и может привести к твоей семье. Я сказал ему, что у меня нет семьи. Он похлопал меня по плечу и сказал, что именно поэтому я идеальное оружие.

Возможно, поэтому он чувствовал, что мог убить Александра без задних мыслей. Сергей верил, что я был машиной, пистолетом, который Александр нашёл и почистил. А теперь, когда Александр умер, Сергей считает меня оружием, которое сам же и контролирует.

Я не разуверял его в этом. По правде говоря, я раздумываю о Сергее прямо сейчас. Сначала отслежу этого бухгалтера, а затем удалю и Сергея.

— Сергей. Что тебе нужно?

Интересно, разобрался ли он с телами в Полисаде. Там был беспорядок.

— Мне интересно, не слышал ли ты о смерти нашего друга Богдана. Он был в Лос-Анджелесе и не смог выполнить моё задание из-за проблем с пищеварением.

— Богдан всегда много пил. Его печень не выдержала? — спрашиваю я.

— Печень и сердце. В общем-то, все его органы, — отвечает Сергей.

Мой язык прилипает к горлу.

— Это очень плохо.

— Молодая жена Богдана раздавлена. Ты же знаешь, она беременна.

— Нет, я не знал.

Не это я ожидал услышать.

— У Богдана была опасная жизнь, разве она не знала?

— Знала. Но, думаю, не подозревала, сколько у него осталось долгов.

Голос Сергея льётся легко и гладко. Вероятно, он уже с ликованием воображает, что сможет потребовать от молодой вдовы.

Мои ноздри раздуваются от отвращения. Хоть это и клише, но его стоит убить хотя бы за это. Когда я был в Братве, Сергей как солдат соответствовал самым строгим стандартам. Но став лидером банды, он пал жертвой власти, которую считал трофеем победителя. Нажива на горе скорбящей вдовы — это восхитительный торт для Сергея. А её сопротивление станет вишенкой на нём.

Он как-то изнасиловал двух сестёр, заставляя их отца, задолжавшего ему денег, наблюдать за этим. Тогда Сергей смеялся, как злодей в кино. А я хотел убить его, но вместо этого нажал на сонную артерию, пока он не потерял сознание, а затем выстрелил в землю. Сергей был старше меня, его восемнадцать против моих четырнадцати. Но я был более диким. Он остановился с горящей в глазах ненавистью.

— Тебе не нравится это? — спрашивает Сергей, ожидая реакции.

— Не мне судить, — отвечаю я уклончиво, и мы оба этого ожидали. — Но я думаю, ты звонишь поговорить не о Богдане.

— Николай, ты всегда недооценивал светские разговоры. Именно поэтому ты всё ещё обычный солдат Братвы, а не её лидер.

— Я не состою в Братве, — поправляю я его. — С пятнадцати лет.

Именно столько мне было, когда Александр выгнал меня. В то время я был ранен, но сейчас мне кажется, что это была самая большая жертва и самый щедрый подарок, который он когда-либо мне делал. Богдан хотел уйти, но не смог. Сергей, в конечном счёте, хотел наказать меня. А Александр отпустил, но при этом дал мне свободу.

— Единожды в Братве, всегда в Братве, — иронизирует Сергей.

Я улыбаюсь в телефон этой его характерной черте. Ещё одна его слабость. Он не заслуживает власти. Но Александр не хотел быть главой, а Сергей — племянник Петровича и, к тому же, старший наследник его семьи. На его плечи упала большая ответственность, но он не справляется. Братва распадётся на куски в ближайшие десять лет.

Бытует мнение, что преступные организации не должны существовать, но семья Петровича играет важную роль. Многие семьи питаются от доходов Братвы. А если не Сергей будет контролировать потоки продаж оружия и наркотиков, то за него это сделает кто-то ещё. Преступность никогда не исчезнет. Её можно только сдержать.

Однако я молчу, ведь Сергей действующий глава Братвы, и в его распоряжении находятся все её ресурсы. Были в семье те, кто с религиозным фанатизмом был предан Сергею, как главе семьи.

Я не обращаю внимания на раздражение Сергея, ведь подозреваю, что он звонит потому, что я слишком долго тяну с этим бухгалтером, мистером Брауном. И его слова тут же подтверждают это.

— Эта работа заняла уже целый месяц твоего времени. Это феноменально. Что, наш бухгалтер настолько умён? — спрашивает Сергей.

"Достаточно умён, чтобы украсть твои миллионы", — думаю я, но знаю, что лучше сказать другое.

— Это деликатная работа. Я не хочу привлекать ненужное внимание.

— Просто накачай его и верни назад, — командует Сергей.

— Ты хочешь, чтобы эту работу сделал кто-то другой? — спрашиваю я.

Сергей резко выдыхает, а затем раздаётся резкий звук, будто он ударяет чем-то о деревянный стол. "Ебарь". Он обзывает меня, но пытается сделать вид, что это смех. Мы оба знаем, что это не шутка.

Я жду.

— Дай мне чёткие временные границы. Когда ты закончишь? У меня есть другое задание для тебя.

Я пожимаю плечами, но он не может этого видеть.

— Ты не единственный, у кого я беру заказы. У меня есть работа, которая ждёт меня после. А потом посмотрим.

— Слушай меня, маленький засранец, — Сергей теряет контроль и переходит на крик.— Ты родился в сточной канаве от шлюхи, Братва подобрала тебя и сделала из тебя того, кем ты являешься. Ты принадлежишь нам.

— Обзывание моей мёртвой матери шлюхой не ускорит эту работу, — отвечаю я мягко, так крепко хватаясь за стол, что кровоток в руке замедляется.

Сергей снова сыплет проклятья:

— Пиздец нахуй блядь! Я знаю, где ты. Если не закончишь работу за неделю, станешь следующей целью.

Чёртова фигня. Это всё, что у него есть против меня? Я чувствую себя оскорблённым отсутствием у него творческой инициативы, но мысль о том, что он знает о моём местоположении, беспокоит меня. Мне необходимо закончить с господином Брауном просто для того, чтобы обеспечить безопасность Дейзи. Мне не нужна улучшенная версия Богдана в городе.

Мне нужно увидеть, как Дейзи стреляет из пистолета. Нужно, чтобы он у неё был.

Некоторое время спустя я следую за Дейзи на работу, чтобы убедится, что она благополучно устроилась внутри. Снаружи я присматриваюсь к кабелям питания и проводам, они помогут контролировать всё удаленно. Я должен был сделать это ещё несколько недель назад. Чувствуя себя немного лучше от того, что Дейзи в безопасности, я отправляюсь в её жилой комплекс. Меня ждёт мистер Браун.

Я не стучу. Дверь легко открывается для меня, из предварительного поиска я знаю, что мистер Браун держит только одно оружие, в тумбочке. Зачем позволять злоумышленнику зайти так далеко прежде, чем поставить хорошую защиту? Это же бессмысленно. У меня есть растяжки на двери, которые очень легко поставить вместе с банками или колокольчиками и очень трудно "обезвредить", если вы снаружи. Эти меры безопасности низкотехнологичны, но мистер Браун не потрудился использовать даже их. Его потеря.

Даже его маленькая собачка не сможет его защитить, так как она заперта с ним в спальне. В передних комнатах квартиры темно, что позволяет мне передвигаться незаметно. Я переставляю неудобный металлический стул в гостиной. На нём мистер Браун будет сидеть, а здесь буду стоять я.

Здесь нет поверхностей, к которым было бы приятно прикасаться, даже в перчатках.

— Мистер Браун, — зову я. — У вас посетитель.

Звук моего голоса будит собаку, которая, в свою очередь, будит мистера Брауна. Я стою в углу, на случай, если он решит сначала стрелять, а потом задавать вопросы. Хотя это излишняя мера предосторожности. Мистер Браун, вероятно, никогда не спускал курок, в отличие от Дейзи.

— Кто там, Орешек?

Орешек? Я передёргивает от имени собаки, выдуманного извращённым умом мистера Брауна. Собака послушно вскакивает и тявкает на меня. Я встаю на колени и даю ей одно из специально заготовленных мною лакомств. И тут над моей головой просвистывает пуля.

Мои брови подлетают от удивления. Мистер Браун, фактически, выстрелил в меня, а промахнулся лишь потому, что я наклонился покормить его собаку. Я по-прежнему сижу, мои глаза уже привыкли к темноте, и мне видно, как он размахивает пистолетом. Придётся разоружить его.

Я скармливаю Орешку последний кусочек и украдкой двигаюсь вокруг мистера Брауна. Он не чувствует меня, я легко могу встать позади и вытащить пистолет из его руки. Он маленький и лёгкий. Может, отдать его Дейзи? Нет, Дейзи не должна прикасаться к грязи, принадлежавшей мистеру Брауну.

Я указываю пистолетом на стул:

— Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Браун.

— Я не мистер Браун. Вы ошиблись, — говорит он, но, тем не менее, подчиняется.

— Джордж Франклин, бывший сотрудник Братвы Петровича? В настоящее время в бегах?

Мистер Браун задыхается, а затем начинает умолять:

— Чего вы хотите? У меня есть деньги. Много денег. Я дам вам всё, что угодно.

Эти встречи всегда настолько однообразны, что я не удивлюсь, если у преступников где-то есть сценарий для таких ситуаций, согласно которому в случае пленения использовать эти реплики для переговоров. Увы, похоже, это работает от случая к случаю, иначе он бы не предлагал взятку.

— У вас есть информация, которую я хотел бы получить, мистер Браун, — повторяю я. — Вы настолько тупой и жадный, что украли деньги у Братвы, но мне плевать. Меня больше заботит то, почему Сергей устранил Александра Зотова.

Я поднимаю руку, чтобы прекратить пререкания:

— И я знаю, что дочь Сергея здесь ни при чём.

Мистер Браун закрывает рот, а затем снова открывает:

— Я не совсем уверен, почему это произошло.

— Ну, тогда, — я поднимаю пистолет мистера Брауна и направляю его на него, — нам не о чем торговаться.

— Подождите, подождите, — он поднимает руки. — Я слышал, как они ругались о работорговле. Александр не считал, что Братва должна входить в этот бизнес. Оружие, наркотика — да, но люди — нет.

Я опускаю пистолет и жестом позволяю ему продолжать.

— Александр сказал, что дети это слишком. Он не хотел в этом участвовать и сказал, что дядя Сергея никогда бы не залез в это.

— Это всего лишь повод, неужели Александра это действительно беспокоило?

Ох, уж этот Александр с его извращённой моралью.

Мистер Браун качает головой.

— Я не знаю, не задумывался об этом. Теперь у вас есть информация, и вы можете оставить меня в покое.

Невероятно наглая просьба, но почему бы и нет.

— Немного информации, и вы ждёте, что я отпущу вас? Кто же, ты думаешь, послал меня?

— Сергей, — угрюмо отвечает мистер Браун. Он смотрит на свои ноги, а затем на свою собаку, которая так и не отошла от меня.

— Вы думаете, что я могу вернуться к нему и сказать, что работа не выполнена, без уничижительных для себя последствий? — я качаю головой. — Не держи меня за глупого ребёнка.

— Чего ты хочешь от меня? — мистер Браун поднимает руки в мольбе. — Я дам тебе всё, что угодно.

— У тебя нет никаких идей, да?

— Да!

Он готов согласиться на любое условие.

— У тебя есть план на непредвиденный случай? Ты думал, что просто возьмёшь деньги, сбежишь на Средний Запад и никто не будет тебя искать?

— Да, — мистер Браун начинает плакать и пошатываться на своем стуле. — Я слишком долго убегал. Я остановился здесь просто потому, что устал.

— Тогда ты дашь мне информацию, которую хочет Сергей. Потому что он не просил убить тебя, он просил доставить тебя домой.

Это пугает мистера Брауна ещё больше. Он обнимает себя и начинает открыто рыдать:

— Не отправляй меня назад. Просто убей прямо сейчас. Обещай мне.

Я потираю надпись на груди. Смерть — милосердие. Этот человек понимает. Конец — это только начало. Оставаться в живых, когда твою семью пытают, когда пытают тебя — это хуже, чем смерть. Я приношу милосердие.

— Обещаю, — говорю я. — Я вернусь к Сергею и скажу ему, что мне пришлось тебя убрать, но сначала ты дашь мне информацию, которая поставит Сергея под угрозу. Дашь важную информацию и останешься живым и здоровым.

Мистер Браун начинает говорить и заканчивает лишь сорок пять минут спустя.

Я одним выстрелом простреливаю ему висок. Собаку забираю с собой. Не уверен, что буду с ней делать, но точно не хочу, чтобы она осталась и съела мозги мистера Брауна, как собаки это обычно делают.

Я поднимаю тело мистера Брауна и ложу в ванну, которую залил смесью серной кислоты и перекиси водорода. Она разъест тело, пока от него не останутся одни кости. Неестественное разложение гарантирует, что его тело найдут ещё не скоро. Я внесу за него арендную плату на три месяца вперёд.

Это даст мне время с Дейзи. Три месяца, чтобы понять, что с ней делать.

Вернувшись в свою квартиру, я снимаю с себя одежду — брюки, рубашку, перчатки и маску — и сжигаю в ванной. Фарфор удивительно вынослив, но запах горящего хлопка и шерсти неприятен. Избавившись от одежды, я принимаю душ, смывая остатки пороха, пепла и дыма.

Я глажу собаку и иду проверять взломанные мониторы на заправке Дейзи. Она сидит на стуле и таращится в журнал. Кажется, никто не пострадал. Возможно, Дейзи права. Она в порядке.

Ненадолго я задаюсь вопросом, будет ли ей не хватать соседа, хотя она ни разу не упоминала о нём. Я наблюдаю за Дейзи, пока её смена не кончается. Отвлекаюсь лишь на то, чтобы покормить собаку мистера Брауна. Нужно дать ей новое имя. Я не могу звать её Орешком. Эта мысль тревожит мой желудок в отвращении. Сначала собака выглядит потерянной, но пописав в двух углах, она бездушно решает, что моя квартира так же хороша, как и квартира мистера Брауна. Убрав за собакой, я раздумываю, что с ней делать. Может, Дейзи хотела бы завести питомца.

Остаток ночи проходит без происшествий.

Когда её смена подходит к концу, я несусь к Дукати, чтобы забрать её.

— Привет, Ник, — она выглядит довольной и широко улыбается мне. — Не думала, что увижу тебя.

— Почему? — я забеспокоился. Неужели я не сказал, что буду приглядывать за ней?

— Просто я удивлена. Приятно удивлена. Я же не получила ни одного сообщения от тебя, — она перекидывает ногу через мотоцикл и надевает шлем. Сложно говорить с ней, пока она носит его. Нужно было купить шлемы с микрофонами и связанные друг с другом.

Я притягиваю её к себе и глажу руки, обнявшие мою талию. Я устал, и Дейзи тоже, подозреваю. Мы оба должны поспать, но я не могу спать, когда так беспокоюсь о ней. Когда мы подъезжаем к её дому, я говорю ей:

— Дейзи, я чертовски устал, — честно признаюсь я.

Её рука легко касается моей щеки:

— Так ты и выглядишь.

— Ты ведь тоже устала, да?

Она слегка кивает.

— Позволь нам спать вместе. После всего я не смогу спать без тебя.

Я делаю значительную паузу и она понимает.

— Просто спать, ничего больше.

Дейзи фыркает от смеха и качает головой:

— Должна ли я обидеться на то, что всё, что ты хочешь со мной делать, это спать?

— Я не хотел обидеть тебя, — говорю я. — Я хочу от тебя куда большего, но для этого мы оба должны быть достаточно отдохнувшими. Потому что потом ты не сможешь спать несколько часов, если не дней.

Это заставляет Дейзи покраснеть ещё сильнее, хотя я не сказал ничего, кроме правды. После того, как я окажусь внутри её мокрой щелочки и её киска захватит мой член, я не смогу отпустить её в течение нескольких дней. Нам нужно договориться и не доводить друг друга каждые несколько часов. Потому что, подозреваю, когда Дейзи станет моей, я буду брать её снова и снова, пока наши мышцы не превратятся в желе, а мозг не потеряет способность думать. Но я не могу этого сделать, пока ситуация с Сергеем не решена. Если нельзя окружить Дейзи безопасностью, нужно всё время сохранять бдительность.

Дейзи берёт меня за руку и отводит в квартиру. Когда она захлопывает дверь, я закрываю все замки и прошу у неё несколько металлических предметов.

— Зачем?

— Для безопасности, — отвечаю я честно. Она смотрит на меня, как на безумного, поэтому я добавляю. — Я не смогу уснуть, пока квартира не будет в безопасности.

— Ник, ты вырос в опасном районе?

— Да.

Это правда. В Братве ты был мишенью, если не мог постоять за себя. Нужно было быстро учиться.

Дейзи не задаёт больше вопросов. Вместо этого она достаёт из мусора пару металлических банок. Она споласкивает их, а я проделываю дырочки в нижней их части своим перочинным ножом. Затем связываю банки вместе и вешаю над дверью.

— А что насчёт Рейган?

— Если она придёт или уйдёт, мы будем знать об этом.

Я хочу знать обо всех передвижения кого бы то ни было.

Дейзи смотрит вдоль коридора на спальню, а затем обратно на банки. Мне нужно приложить некоторые усилия, чтобы не достать из куртки пистолет.

— Думаю, ты должен будешь многое рассказать мне об этом, а я должна буду многое спросить, но сейчас я слишком устала, — она даже зевает, говоря это.

Я киваю, хотя всё ещё не понимаю, с чем согласился. Я жалею, что оставил собаку, но если пёс нагадит снова, я просто убью его. Завтра. Обо всём этом я подумаю завтра.

— Пойдём, — говорит она, и я следую за ней в спальню.

Я уже видел эту комнату, но находиться в ней совсем не то, что наблюдать через окно. Я провожу пальцами по древнему деревянному комоду, что хранит одежду, купленную мной. Не уверен, спал ли кто-то на этой кровати до нас. Всё, что мне известно — сегодня я буду прижимать тело Дейзи к себе.

— Тебе нужна одежда для сна? У меня нет ничего подходящего, но, может, парень Рейган оставил что-то.

Я качаю головой:

— Нет, я могу спать в своей футболке и джинсах.

Я не говорю ей, что лучше буду спать голым, чем прикоснусь к его вещам.

Дейзи выбирает себе одежду. Я старюсь вспомнить, что из ночного белья мы ей купили. При воспоминаниях о клочках атласа и кружева, что были в отделе нижнего белья, моя кровь начинает закипать. Я снимаю куртку и вешаю её на дверцу шкафа, убирая пистолет в промежуток между матрасом и кроватью, выбрав ближайшую к двери сторону. Я снимаю ботинки, но оставляю носки и ремень. Чем меньше одежды придётся натягивать, тем быстрее я среагирую на угрозу. Знаю, Дейзи нервничает, так что я ложусь в постель, запрокинув руку за голову. И жду.

 

 

Глава 10.

 

ДЕЙЗИ

Моё сознание трепещет, когда я отправляюсь в ванную, чтобы переодеться ко сну. Я выбрала мягкую, тёплую фланелевую рубашку. В доме не холодно, но я чувствую, что должна надеть что-то, что не возбудит Ника. Он выглядит измождённым, и я не буду мучить его шёлковыми ночнушками, которые он купил мне в магазине.

Я выхожу из ванной и бросаю взгляд на нанизанные над дверью банки, а затем отвожу его прочь, будто в этом нет ничего странного. Их вид беспокоит меня. Но не потому, что они есть, а из-за того, что они собой представляют. Они заставляют меня думать о моём прошлом с отцом. О множестве способов, помогающих убедиться, что злоумышленники никогда к нам не пролезут. Я до сих пор помню пузырчатую плёнку на подоконниках.

Я задаюсь вопросом, не это ли так тянет меня к Нику. Мы похожи больше, чем любой из нас понимает.

Под его глазами залегли тёмные тени, но взгляд всё ещё остается настороженным, даже когда он расслаблен. Кровать приставлена вплотную к стене, а Ник лежит с краю. Мне придется пролезть над ним, чтобы занять место на кровати. Интересно, он сделал это нарочно, чтобы увидеть меня над собой? Эта мысль заводит меня, и я пролажу над ним, краснея и отводя глаза. Я лежу неподвижно, украдкой ожидая прикосновений к груди и промежности.

Но всё, что он делает — это обнимает за плечи и притягивает к себе. Моя щека упирается в его футболку, а я ложу руку ему на живот.

— Приятных снов, — говорит он по-русски, и я догадываюсь, что он пожелал мне спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — бормочу я ему в ответ, и он выключает свет.

Я слушаю его дыхание, но мне не спится. Я не могу спать, когда его большое твёрдое тело лежит рядом с моим. Моя рука отдыхает на его животе, но я хочу переместить её. Я хочу провести рукой по его коже, почувствовать тепло, изучать его в своё удовольствие.

Но он так устал. Я не хочу беспокоить его. Меня разрывает. Я жажду исследовать его, но замираю на месте. Это как если бы вам предложили весь мир, но сказали не трогать.

Его большая рука гладит меня по спине.

— Что тебя беспокоит, душа моя?

— Всё в порядке.

Ник хмыкает:

— Я чувствую напряжение в твоём теле, мой маленький цветочек.

— Может, мне откатиться? Не хочу тебя беспокоить.

Моя рука гладит его живот, желая ощущать кожу, а не ткань.

— Ты должен поспать.

Его рука оборачивается вокруг меня.

— Я наслаждаюсь ощущением твоего тела рядом со своим, Дейзи. Твои прикосновения не приносят ничего кроме комфорта. А сейчас расслабься.

Я расслабляюсь, мои руки выводят какие-то мягкие узоры на его теле. Я жду, пока его дыхание выровняется. И когда это происходит, я радуюсь, что он наконец-то заснул.

Медленно, очень медленно моя рука сползает к краю его рубашки. Она немного задрана. Я в дюйме от обнажённой кожи и не могу устоять перед этим искушением. Моя рука скользит ниже, и пальцы прикасаются к теплу. Его кожа плавит мои пальцы. Такая мягкая. Я скована.

— Дейзи, — бормочет он густым голосом.

Я вырываю руку, будто обжёгшись его голосом.

— Прости, ты спал. А я помешала.

Он хватает мою руку и кладёт на ещё более низкую часть живота.

—Ты хочешь потрогать меня, Дейзи? Я не возражаю.

— Не возражаешь? Но ты ведь не заснёшь.

— Нет, не усну, но я не против, — его пальцы ласкают мою щеку. — Как я могу возражать, когда моя женщина хочет исследовать моё тело? Это невозможно.

Долгое время моя рука лежит неподвижно. Я боюсь двинуться дальше в своих желаниях, теперь, когда я знаю, что он обратил на это внимание. В конце концов, моё любопытство берёт верх, и я скольжу рукой под его футболку, надавливая ладонью на его тёплую плоть.

Ник стонет и сжимает бёдра. Я замечаю, как его промежность увеличивается от моего простого прикосновения.

Я очарована его эрекцией, вызванной лишь одним моим прикосновением к его животу. У него упругая кожа с рядком волосиков посередине живота. Моя рука смелеет и двигается дальше, исследуя пупок, окружённый мышцами. Я прохожусь пальцами по линии волос, вверх и вниз, делая паузу у пояса его джинсов.

Сколько я могу себе позволить?

Ник выхватывает вопрос из моего разума и расстёгивает свои джинсы. На них нет молнии, и я с изумлением смотрю, как быстро отстреливают пять пуговиц. Затем он убирает руку.

Я вижу, как его чле