Принципиальные отличия эмпирической психологии от априорной

Эмпирическая психология как наука строится и развивается, опираясь на философскую традицию эмпирицизма. Целесообразно различать эмпиризм — традицию, исторически принципиально противостоявшую рационализму (см. Дорфман, 2002 б), и эмпирицизм — более новую традицию, которая соединила в себе в первую очередь эмпиризм, рационализм и прагматизм, ранее разрозненные философские течения. В англоязычной литературе эти две традиции не различаются, обозначаясь единым понятием empiricism; тем не менее, в последнее время отчетливо наблюдается изменение вкладываемого в это понятие смысла. Наиболее последовательно эмпирицизм заявлен в позитивизме (логическом эмпирицизме), неопозитивизме и аналитической философии. Эмпирическая психология усвоила прежде всего главную идею этой традиции: для объективного познания психических явлений и поведения следует обращаться к источникам, коренящимся в самих психических явлениях и поведении.

Такой подход подразумевает, с одной стороны, что размышления исследователя о психических явлениях и поведении могут не совпадать с истинной природой психических явлений и поведения как таковых. С другой стороны, имеется в виду, что если источники познания психических явлений и поведения коренятся в них самих, значит, о них можно судить лишь через те признаки, которые открыты для органов чувств их наблюдателей. Именно чувственные данные, организованные определенным образом в ходе наблюдения, служат наиболее существенными индикаторами истинности психических явлениях и поведения людей (и животных).

Однако это не значит, что принижается роль мышления и логика исследователя. Принципиальным остается вопрос о том, как соотносятся между собой чувственные данные и мышление (включая логику) исследователя о психических явлениях и поведении. Эмпирицизм поддерживает исследовательское мышление и логику, которые оперируют чувственными (эмпирическими) данными. Это значит, в частности, что любая идея или теория должна подвергаться эмпирическому тестированию; эмпирические данные тестируют теорию, но не служат и не обслуживают ее. Вот почему эмпирицизм отвергает исследовательское мышление и логику, которые игнорируют чувственные (эмпирические) данные. Эту позицию легко понять: исследовательское мышление и логика должны служить не самим себе (рассуждения, не основанные на фактах, называют спекулятивными, даже если логически они безукоризненны), а способствовать пониманию природы изучаемых психических явлений и поведения.

В порядке сравнения заметим, что в психологии существует и другая, априорная традиция. Эта традиция претендует на познание психических явлений и поведения, полагаясь на ресурсы исследовательского мышления и логику безотносительно к чувственным данным. Более того, априорная традиция трактует (явно или неявно) исследовательское мышление и логику как единственный источник научного познания. В основе этой традиции лежит доверие к философской метафизике. Ее идеи логически развертываются и экстраполируются на те или иные особенности психических явлений и поведения.

В советской психологии теория психического отражения возникла как результат «переложения» ленинской (философской) теории отражения на психический «материал». Несколько десятилетий она претендовала на роль фундаментального принципа марксистской психологии. Эмпирические данные «подгонялись» под эту теорию, но не подвергали проверке положение об отражении как таковом. Иначе говоря, эмпирические данные не тестировали теорию, а служили ей.

Разумеется, в той или иной степени чувственный опыт может содержаться в теоретических рассуждениях психологов, опирающихся на метафизическую (априорную) традицию. Но и в этом случае фундаментальное различие между эмпирической и априорной традициями в психологии сохраняется. Оно заключается в том, чему служит исследовательское мышление и логика, используя чувственный опыт: познанию реальности такой, какой она есть (эмпирическая психология), или такой, какой она «должна» быть в соответствии с заранее «установленными» принципами, идеями и чисто теоретическими рассуждениями (априорная психология).

Таким образом, эмпирическая психология познает мир эмпирически и потому фундаментальным образом отличается от априорной психологии, которая познает мир, исключительно полагаясь на власть мышления.

Принципиальные отличия эмпирической психологии от практической

Эмпирическая психология отличается от практической психологии — психологического консультирования, психотерапии, любых психологических техник (нейролингвистического программирования или гештальттерапии), которые ставят своей задачей оказание психологической помощи людям. Отличие в том, что первая занимается эмпирическим познанием, а вторая реализует ресурсы человеческого опыта. Область человеческого опыта — это нечто среднее между какими-то теоретическими постулатами, отдельными эмпирическими теориями и здравым смыслом практических психологов (о здравом смысле см.: глава 4). Практический психолог реализует свой (или чужой) опыт; для него очевидно, что его работа имеет положительный эффект. С точки зрения эмпирической психологии, однако, неясно, какой именно фактор или факторы (в методе) оказываются главными. Кроме того, неочевидно, в какой степени, эффективен данный метод оказания помощи людям (о плацебо–эффектах в области психотерапии см.: Глава 7, § 7.1.5).

Отношение к эмпирическому опыту в плане исторической ретроспективы

Для одних людей основная идея эмпирицизма — психические явления и поведение должны служить главным источником и критерием их же объективного познания — может показаться самоочевидной и даже тривиальной. Другие читатели, напротив, могут усомниться в том, насколько допустимо полагаться на эмпирический опыт. Можно понять эти сомнения, — хотя бы потому, что у них глубокие исторические и философские корни. Проблема признания значимости чувственных данных возникла очень давно — задолго до появления марксизма. В течение многих веков общепринятым было мнение о том, что чистое мышление и аппеляция к авторитетам являются единственно верными источниками познания мира. Роль же чувственного опыта как источника и критерия научного познания не казалась очевидной или существенной.

В свое время Аристотель утверждал, что мужчины и женщины имеют разное количество зубов. Он приводил пространные аргументы в пользу своей позиции, но не потрудился проверить, сколько зубов у тех и других в действительности (цит. по: Wudka, 1998).

В XVII в. ситуация еще не изменилась радикальным образом. Когда Галилей с помощью изобретенного им телескопа открыл, что вокруг планеты Юпитер вращаются спутники, никто ему не поверил. Более того, ни один из его коллег не откликнулся на предложение взглянуть на спутники Юпитера через телескоп собственными глазами. И такая реакция была отнюдь не случайной. Ведь взглянуть в телескоп и поверить своим глазам означало бы, что опытный критерий более важный источник знания, чем чистое мышление и мнение авторитетов. Вот что писал по этому поводу итальянский астроном Сици:

«Есть 7 окон в голове: две ноздри, два уха, два глаза, и рот. Стало быть, в небесах имеются две благоприятные звезды, две звезды неблагоприятные, два светила и один Меркурий, нерешившийся и равнодушный. Исходя из этого, в подобные явления вписывается число металлов: их 7. И число планет по необходимости 7. Кроме того, евреи и другие древние народы, также как современные европейцы, приняли разделение недели на 7 дней и назвали их по именам семи планет. Теперь, если мы вдруг увеличим число планет, вся эта система потеряет под собой почву. Более того, спутники невидимы невооруженным глазом и не могут иметь никакого влияния на Землю, и потому они бесполезны, и потому не существуют» (цит. по: Stanovich, 1992, p. 10).

Можно иронически улыбаться в ответ на аргументы Сици. Но это свидетельствовало бы о недопонимании сути дела. Формально аргументы Сици не были смешными. Напротив, они обосновывались логикой «чистого» мышления и знаниями его исторического времени. Вместе с тем другой, более важный вопрос, вытекающий из этой дискуссии, состоял в том, можно ли безоговорочно доверять чистому мышлению и его аргументам.

Систематичность

Если рассматривать термин «эмпирицизм» в плане не философском, а собственно исследовательском, то он означает практику наблюдения, на которое полагаются и которому доверяют (Reber, 1995). В эмпирической психологии опора на наблюдение в чистом виде, занятие малополезное.

Если в течение дня вы будете наблюдать за поведением первоклассника, то получите огромное количество фактов. Но вряд ли благодаря этому мир младшего школьника станет более понятным вам. Хаос наблюдения обесценивает его потенциал. Нечто подобное имеет место у некоторых начинающих исследователей. Мои молодые коллеги порой руководствуются тем, что наблюдение какого-либо явления должно быть сплошным и тотальным, или, как они полагают, «полным». Подобного рода ожидания понятны и может быть даже уместны в обыденной жизни, но не имеют никакого отношения к научному наблюдению. «Смотри и увидишь» — гласит рекламный слоган на телевизионном канале НТВ. Действительно, смотри и увидишь — телевизионные передачи НТВ. Но когда вы смотрите и видите, это еще не значит, что вы наблюдаете. Если же вы наблюдаете, это значит, что вы не только смотрите и видите.

В отличие от человека, который в обыденной жизни «смотрит и видит», исследователь особым образом организует наблюдение, и тогда в «одном» он может усматривать «разное», в том числе и то, что обычно ускользает от внимания.

Научное наблюдение организуется в соответствии с критерием систематичности и специальным образом структурируется по меньшей мере по двум основаниям.

Во-первых, наблюдение призвано отмечать нечто, раскрывающее особенности изучаемого явления, а не всех, попадающих в поле внимания наблюдателя.

Если предметом вашего исследования являются проявления креативного мышления старшеклассников на уроках, то следует отвлечься от наблюдения других, пусть даже близких креативному мышлению явлений, например, интеллекта, внимания, воображения. Для этого необходимо выделить специфические именно для креативности мышления параметры наблюдения, например, оригинальность, беглость, гибкость мышления. Проявления креативного мышления можно наблюдать, в частности, в условиях выполнения специальных заданий участниками исследования (Аверина, Щебланова, 1996). Заметьте, структурированное наблюдение обязательно приводит к ограничениям. Оно обязательно ограничивается по предмету исследования. Это — оборотная сторона систематического наблюдения.

Во-вторых, наблюдение структурируется в соответствии с определенной теорией. В этом смысле принято говорить, что наблюдение управляется теорией. Чистое наблюдение, свободное от теории, вообще невозможно. Даже самый радикальный эмпирик, наблюдающий за голубем в эксперименте Скиннера, опирается на какую-то теорию. Вне «подразумеваемой теории» невозможно воспринимать ни голубя, ни пол, ни что-либо еще (Мартиндейл, 2000а).

Например, в основе наблюдения взаимодействий членов семьи должны лежать определенные теоретические представления о межличностных отношениях в семье. Одна из концепций рассматривает семейные взаимодействия в терминах шести категорий: аффекта, конфликта, доминирования, подтверждающей поддержки, обмена информацией, понятности отношений (Markman, Leber, Cordova, & Peters, 1995). Опираясь на эту концепцию, возможно соответствующим образом организовать и структурировать наблюдение взаимодействий членов семьи.

Не только теория управляет наблюдением, но и наблюдение тестирует, проверяет истинность теории. Наблюдения могут свидетельствовать как в пользу теории, так и против нее.

Наблюдения партнеров в состоянии отрицательного стресса в сравнении с партнерами, не переживающими отрицательный стресс, показывают следующее. Подверженные стрессу партнеры начинают разговоры враждебно и поддерживают враждебность в течение разговоров. Они отвечают враждебностью в ответ на враждебность партнера. Взаимная негативность длится продолжительное время. Имеет место требовательное отношение к партнеру, но уход от выполнения собственных обязанностей. Позитивное отношение к партнеру выражено слабо. Из-за конфликтов возникают болезни. Эти наблюдения подтверждают теоретические представления об отрицательном стрессе (цит. по: Heyman, 2001). Другие теоретические представления, наоборот, не подтверждаются данными наблюдения. Так, на уровне наблюдения не подтвердились теоретические представления о том, что семьи с подростками-правонарушителями отличаются от семей с социально адаптированными подростками отсутствием отношений поддержки (Waldron, Turner, Alexander, & Barton, 1993).

Заметьте, раньше речь шла о том, что структурированное наблюдение ограничивается предметом наблюдения. Теперь можно сказать, что предмет наблюдений ограничиваетсятеорией, на базе которой построено наблюдение, — тем, как теория трактует изучаемое явление, какие выделяет в нем компоненты и признаки, и т.п. Если бы семейные взаимодействия трактовались не в терминах шести категорий (см. выше), а как-то иначе, то и наблюдение структурировалось бы иным образом и могли получиться другие результаты. В то же время и наблюдение ограничивает теорию, — если она ошибочно трактует явление и результаты наблюдения не поддерживают ее. Правда, здесь ситуация несколько усложняется. Если специфика отношений в семьях с подростками-правонарушителями не поддерживается данными наблюдения (см. выше), то этот результат нуждается в обоюдной проверке: и процедуры наблюдения, и обоснованности теории.

Наблюдение структурируется также для того, чтобы одновременно поддерживать одни теории и подвергать сомнению другие. Так, несколько теорий могут претендовать на объяснение одного и того же явления, подразумевая различающиеся схемы структурированного его наблюдения. Результаты наблюдений по разным схемам могут не совпадать между собой — свидетельствовать в пользу одной теории, но против другой (см. также: Лакатос, 1995).

Публичность