Глава 4. Структура и процесс. Тело и Я

ГЕШТАЛЬТ-97

 

Сборник материалов Московского Гештальт Института за 1997 г.

Материалы подготовлены под общей редакцией Даниила Н.Хломова, О.В.Немиринского, Н.Б.Кедровой.

Иллюстрации Дениса Н.Хломова

 

СОДЕРЖАНИЕ

Джеймс Кепнер Телесный процесс. Глава 4. Перевод Е.Цветкова. 2

Верной Ван Де Риет. Взгляд гештальттерапевта на стыд и вину. 12

Даниил Хломов. Индивидуальная история нарциссизма

Ирина Федорус Идеи теории поля и динамическая концепция личности 29

Елена Калитеевская Ресурсы творческого несовершезгства

Олег Немиринекий Гештальткак свобода от клиента

Олег Силявский Психотерапия - искусство жизни

Константин Королев Клинико-гепггальттерапевтаческий анализ случая «зуд»

Мария Андреева О некоторых проблемах детского воровства

Александр Моховиков Суицидальное поведение и гештальт-подход

Максим Петров Моя автобиография

ОТ РЕДАКЦИИ

Дорогие читатели, коллеги и друзья!

Особенность пошедшего года в гештальт сообществе - это очень большое количество работы. И это очень хорошо с одной стороны, потому что гештальттерапия перестала быть чем-то экзотическим, заморским, этаким прибамбасом для оригиналов и эстетов, а стала нормальным обыденным делом, которое приносит деньги и славу в обмен на силы и время. Но это и немного грустно с другой стороны, сами понимаете, почему.

Этот сборник посвящен в основном проблеме нарциссизма, что отражает в некоторой степени рост уважения к себе в гештальт сообществе. Несколько слов об авторах: Джеймс Кепнер хорошо знаком нашим постоянным читателям, мы продолжаем публикацию фрагментов его книги «Телесный прессе». Вернон Ван Де Риет сотрудник Гештальт Института Лос-Анджелеса (GTILA) гештальтист старшего поколения, постоянный тренер Летнего интенсива GTILA. Московский Гештальт Институт продолжает разрабатывать динамическую концепцию личности в гештальте (статьи Даниила Хломова и Ирины Федорус) и профессиональной позиции терапевта и терапевтических отношений (статьи Елены Калитеевской, Олега Немиринского и Олега Силявского). Редакция рада приветствовать на страницах сборника гостей из Минска (Константин Королев) и Одессы (Александр Моховиков), и выпускницуМГИ этого 1998 года Марию Андрееву. Как всегда сборник проиллюстрирован гештальттерапевтом Денисом Хломовым.

Скорее всего, этот сборник - последний и выпущен специально для 7 конференции. Со следующего года будет выпускаться ежеквартальный журнал «Мир гештальта». Будем рады встретиться с Вами на страницах нового журнала!

Редакция

 

 

ДЖЕЙМС КЕПНЕР

ВЕРНОЙ ВАН ДЕ РИЕТ.

ДАНИИЛ ХЛОМОВ

ИРИНА ФЕДОРУС

ЕЛЕНА КАЛИТИЕВСКАЯ

ОЛЕГ НЕМИРИНСКИЙ

ОЛЕГ СИЛЯВСКИЙ

КОНСТАНТИН КОРОЛЕВ

КЛИНИКО-ГЕШТАЛЬТТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СЛУЧАЯ «ЗУД»

Речь пойдет о работе с клиенткой с обширными психосоматическими симптомами (психогенный кожный зуд, гиперплазия щитовидной железы, фибромиома матки, эрозия шейки матки, дисфункция месячного цикла) и семейными проблемами амбивалентностью отношения к мужу и детям (любовь и агрессия одновременно).

С запросом на терапию обратился муж Светланы. Первичным поводом обращения послужила аноргазмия Светы в генитальном контакте с мужем и безуспешность лечения у сексопатологов. «Посоветовали вибратор, стимуляцию душем - и все». Последние месяцы Света предпочитала орально-генитальный секс ввиду болей в гениталиях при половом акте. Первичный терапевтический контракт (длительность, частота, оплата) заключался с мужем Светы. Первые встречи со Светой были посвящены проработке ее запроса; «Хочу быть женщиной по-настоящему - получать оргазм в сексе с мужем», и заключение контракта по терапевтической цели, частоте и срокам. Муж просил сохранить факт оплаты между нами, так как «узнав о сумме. Света лечиться не будет». Условие было сохранено, и мы соблюдает его до сих пор.

Света оказалась миловидной и стройной, очень сексуально привлекательной женщиной 26 лет, достаточно ясно понимающей, что ее проблема потребует кропотливой работы. Она оказалась очень дисциплинированной клиенткой, невзирая на заботы по уходу за детьми - дочерью 5 лет и сыном 3 лет.

С самого начала (4 - 6 сессии) в поле зрения стали проявляться проблемы, связанные с неприятием Светой своей привлекательности как женщины («одна грудь меньше другой, ноги худые») и как матери («я кричу на своих детей, как моя мать на меня, хотя они этого вовсе не заслужили»). Света была единственной дочерью в крайне малообеспеченной московской семье: мать - инвалид II группы по психозу (судя по всему - приступообразная шизофрения - точнее Света не знает, отец - тяжелый алкоголик, оставивший семью, когда Свете было 5 лет. Дед и все родственники по отцу Светы страдали и сейчас страдают тяжелым алкоголизмом. Отец Светы умер (погиб в пьяной драке) 6 лет назад. Вначале явно всплыла массивная фигура противоречивой в своих чувствах (от любви до крайней агрессии и оскорблений) матери, «до сих пор живущей во мне», «я говорю с детьми ее голосом», - говорила Света. Я расценил поведение Светы с детьми как проявление комплекса стереотипов, связанных с понятием «материнское поведение» - единственного известного Свете способа воспитывать детей. Я предложил Свете поочередно отождествляться с различными фигурами своего прошлого и настоящего - с матерью, ею самой в 5-6 лет, поочередно с ее собственными детьми, предлагая свободно высказывать ей все, «что должна делать мама, как должны вести себя дети», и что чувствуют и хотят при этом сейчас все участники этой внутренней драмы. Помимо этого я предложил Свете вести «аутопсихотерапевтический дневник» в биографический порядке, описывая своя воспоминания и чувства во всех запомнившихся ситуациях детства и юности. К 10-12 сессии Света с удивлением заметила, что может быть более свободной в выборе своих чувств по отношению к детям, оставив «детское в детстве», и став гораздо мягче к своим детям, а иногда и к мужу: «меньше грызть стала»).

Работа с сексуальной функцией не двигалась с места - при разговоре о сексе у Светы возникал неудержимый зуд на животе, боках, генитально промежностной области и плечах.

В «детских темах» основной эмоцией был страх, страх и одиночество беззащитного ребенка. По мере работы воспоминания и сны стали мягче, и ближайшая задача - отношения с детьми - была решена к 14-15 сессии. К этому времени в фокусах сессии стал доминировать неудержимый кожный зуд (дерматологическая патология была исключена специалистами, стероидные мази не помотали), особенно вечером и в ванной, где Света готовилась к супружеской ночи. Генитальный половой акт уже много лет был для Светы источником физической боли, дискомфорта и напряжения, порой до агрессии к мужу, тщательно скрываемой, и нарастание раздражения и зуда даже после самоудовлетворения вибратором или струей душа. Я предположил наличие у клиентки комплекса травматичных переживаний, связанных со сферой детской и юношеской сексуальности. К 15-16 сессии стало очевидным откровенное вытеснение клиенткой из разговоров и воспоминаний фигуры отца и всего связанного с образом мужчины в семье. И первые шаги в работе были связаны с осознанием и открытым выражением инроецированной от матери ненависти и агрессии к «алкоголику и предателю». Эффект был впечатляющим как для клиентки, так и для меня - Света обнаружила: «выйдя замуж за Андрея, я только сейчас замечаю: как он похож на моего отца и внешне, и по повадкам! Ведь моя мать никогда Андрея не принимала и не принимает...» Внешне мать Светы мотивировала свое недовольство тем, что дочь уедет в другой город и оставит ее одну, бросит.

Свои конфликтные взаимоотношения с дочерью мать Светы поддерживала интроектом «ты должна быть рядом», нарушение которого вызывало у Светы хроническое чувство вины. Лишь пройдя этап выражения мыслей и чувств по этому поводу, и позволив себе психологическое отделение от матери. Света смогла спокойно говорить об отце. Только на этом этапе (16 - 18 сессия), после «разрешения» мною выражать все чувства в адрес отца, после потоков обвинений и брани в его адрес, моя клиентка обнаружила в себе очень нежные и теплые чувства любви и привязанности 4-5 летней девочки, и 20-летней женщины, позволяющей себе высказать свою любовь и нежность к умершему отцу. Меня поразило, что Света однажды сказала: «Как мне его не хватает сейчас...» Я чувствовал в этом определенный намек на отцовский контрперенос со своей стороны и предложил ей завершить эмоццональные отношения с отцом символическим «посланием к умершему», что Света и сделала, пойдя дальше -позже она сожгла письмо и закопала пепел в землю - «пусть хоть так она дойдет по адресу». К этому же периоду можно отнести заметную нормализацию отношений Светы с мужем и появление первых признаков активного полового возбуждения по отношению к мужу. Однако при затрагивании тем секса и оргазма неминуемо возникал зуд, особенно в генитально-промежностной области, буквально изводивший клиентку. С 18 по 26 сессию (около 2 месяцев) мы работали по оси «зуд-секс». Любопытно, что вплоть до этого момента Света постоянно возвращалась к воспоминаниям 5-8 летнего возраста. Мать рано (в 8 лет) стала говорить с дочерью о своих неудовлетворительных сексуальных отношениях с ее отцом, пугая и тревожа девочку, в 10 лет познакомила ее с нюансами женской физиологии и неоднократно «случайно» оказывалась свидетелем ее сексуальных отношений с Андреем в их московской квартире (1 комната). Все это порождало в Свете хронический страх и неуверенность во всем, что связано с половым актом, и ожидание неприятностей и прерывания. По мере освобождения этих чувств - через «идентификацию с зудом» и «высказываний воспоминаний от зуда» - он периодически ослабевал, но не исчезал. Оргазм был доступен лишь с вибратором. Постепенно «зуд вспоминал» все больше и больше, волнообразно усиливаясь и ослабевая, но не исчезая совсем. Наконец всплыло воспоминание о попытке изнасилования в подъезде в 13 лет и «эти потные грязные руки на животе», то есть именно в точках локализации зуда, после чего возникло стойкое чувство загрязненности и виновности; естественно, после мужа Светы я оказался вторым в ее жизни человеком, кто об этом узнал.

Еще один эпизод, касающийся приставания в метро в 11 лет был связан с чувствами отвращения и стыда. Часть сессий была посвящена отработке агрессии к насильникам и «отмыванию» клиентки от чувства вины, которое... не исчезало. Я был в недоумении и предложил почувствовать себя целиком состоящей из зуда и говорить от его имени. И постепенно «зуд заговорил» о подростковом нарциссизме и мастурбации струей воды в ванной, с чувством вины за оргазм и «грязное дело» (материнский интроект) и... с желанием быть изнасилованной при этом! Я предложил проработать интроект «грязный секс» и «грязные мысли» диалоге»» взрослой 26-летней женщины с «матерью» и со Светой 13- лет. Зуд стал меньше, но не исчезал. Секс по-прежнему причинял боль, напряжение, раздражение. И вновь всплыло поочередно два эпизода гинекологических манипуляций над Светой в 17 и 18 лет в связи с кровотечениями; и оба случая содержали для нее море боли, стыда, страха. Свободное выражение этих чувств по отношению к гинекологам, к матери, оскорблявшей Свету, позволило ей значительно снизить интенсивность зуда в гениталиях и на животе, и после 6 месяцев терапии - секс (генитальный) наконец-таки! - перестал причинять Свете боль и страх. Однако аноргазмия в генитальном сексе и зуд все ещё сохранялись. И я и клиентка были в тупике - ничего у вас не вышло, и несколько сессий прошли весьма вяло, и у Светы начала нарастать вновь отчаяние и безнадежность. И несколько дней спустя приснившийся Свете сон стал прояснять ситуацию. Сон был связан со страхом Светы повторного изнасилования и попыткой изнасилования хулиганами ее сына. И лишь работая с ее проекциями, удалось выйти на страх сексуальной агрессии к ней самой в пятилетнем возрасте, когда ее пьяный дядя (брат отца) тащил в постель ее мать, а та сопротивлялась, а Света сказала: «Он так посмотрел на меня, что я поняла, что следующей буду я...»

После выражения чувств, связанных с этим эпизодом, зуд заметно ослаб, но сохранялся в ванной перед сном. 28-30 сессии в основном были посвящены проблеме сдерживаемых сексуальных желании и фантазий Светы, ставших очень частой темой ее снов. Работа велась по линии драматизации, вербализации и осознания переживаемых Светой эмоций, связанных с ее фантазиями. В пространстве терапии, где с самым разнузданным мечтаниям можно было быть легальными, ей постепенно удалось принять и свои подавляемые чувства. Именно в этот период отмечается снижение интенсивности зуда, появление генитального сексуального возбуждения и осознания своей идентичности как взрослой 26-летней женщины. (Господи! Я вздохнул с облегчением!) Именно в этот период я услышал, наконец, слова: «Я хочу», «Я смогу», «Я есть». В этот период Света была слегка смущена «взрывом» своей «сексуальной свободы» - я предложил ей оценить это как «внутреннюю сексуальную революцию»; ее смущение от своей «разнузданности» несколько улеглось. На 8 месяц терапии секс, наконец, стал приносить Свете хоть какое-то удовольствие и возбуждение, хоть и без полноценное разрядки.

Я благодарен Свете за ее доверие и упорство, с которым она шла этой нелегкой дорогой именно в этот период. В это время в терапии был короткий 3-недельный перерыв, в течение которого она обследовалась у гинеколога - и мое удивление! - было обнаружено исчезновение фибромиомы и эрозии шейки матки. К 10 месяцам терапии щитовидная железа перестала беспокоить Свету. Постепенно на фоне этого проявила себя любопытная фигура сохраняющегося зуда в плечах Светы - на фоне явного улучшения и редукции остальных жалоб. Я предложил ей поговорить от имени рук (принять проекцию подавленного раздражения). «Руки... чешутся...» - и у Светы всплыл образ... ее мужа Андрея. К этому времени она позволяла себе получать возбуждение и удовольствие от генитального секса, но... но какая-то мысль, какая-то обида на Андрея не позволяла ей свободно проявить себя в слиянии (оргастической конфлюенцин) с ним. В основе лежала недавняя подавленная обида, когда в разговоре с родителями Андрея (со свекровью) самолюбие Светы было глубоко уязвлено и присутствующий там Валера занял, к удивлению Светы, позицию матери. «Я буквально... подавилась слезами...». «Я хотела сказать ему: «Ты предатель!» Я нуждалась больше всего в его поддержке, и не нашла ее», - и меня поразило то, что Света сама нашла в себе силы пережить этот эпизод и сделать выбор - не ездить к родителям мужа в деревню, пока не пригласят сами. Она сама интерпретировала очень любопытно этот эпизод: «Я нашла в себе силы отделиться от своей матери, семьи... стать взрослой... а здесь пока (дословно) новой большой семьи не нашла; и в своей семье оказалась одинока в сложный момент, мой муж оказался маминым сыном. Хотя я понимаю это, сама такой была: наверное, это чувство одиночества - моя плата за свободу...

(Рабочая гипотеза: большая личностная свобода и возрастная зрелость клиентки чутко среагировали на конфлюентно-созависимые тенденции в семье мужа).

Следует отметить дифференцированность эмоций клиентки - явной тенденции отцовского переноса к свекру (поиск защиты и опоры, с осознанием этого: «Ведь по-настоящему я никогда не имела отца...») и негативный перенос на доминантную свекровь.

Однако на последней сессии Света в себе, сказав: «Я способна сама разобраться в чувствах к Андрею и его семье... Ведь я чувствую себя взрослой самостоятельной женщиной». Для меня это был критерий способности выносить боль жизни, свободно любить и выбирать, и ответить себе на вопрос: «Кто я сейчас?» Она не сомневается в своей идентичности, в направленности и силе своих чувств и сейчас секс доставляет ей удовольствие и интерес.

Проблемы зуда не существует, по мнению клиентки, обида на мужа - последнее, что мешало ей переживать полноценный оргазм. На мой взгляд, 10-месячная терапия (свыше 40 сессий) близка к завершению, и я жду следующей сессии.

P.S. Любопытно, что как только зуд перестал беспокоить мою клиентку, он внезапно появился у ее 5-летней дочери почти в тех же местах! (слава Богу, не в промежности!); 2 сессии мы работали с этим, и я посоветовал позволить Свете открыто любить Аню (дочь), то есть дать ей побольше естественного слияния - гладить и рисовать на ней цветочки зеленкой, как дочка и просила. Зуд исчез и у дочери.

Интересно - кто следующий? Может быть Андрей? Я считаю этот случай одним из самых сложных, интересных и драматичных в моей практике. Впервые я провел клиента от начала до конца в традициях и техниках Гештальта.

 

МАРИЯ АНДРЕЕВА

Тренинг с учителями

Тренинг состоял из нескольких упражнений, направленных на осознание наших представлений о воровстве и чувств, возникающих при нарушении запрете вами или по отношению к нам.

Первое, что меня удивило во время тренинга - это очень сильные чувства, которые возникли у всей группы, как только мы начали выяснять, кто же такой вор, и очень малое количество интроектов. Практически не было непререкаемого запрета на четко определенное действие, и не было привычных реакций, связанных с тем, что дети «не слушаются».

Я сама как-то мало сталкивалась с воровством в своей жизни, и, видимо, у меня не было повода проанализировать свои чувства. И, видимо, я не была исключением. Выйдя из позиции заботящегося взрослого, учителя смогли обратиться к тем чувствам, что были связаны с воровством в их собственной жизни. Вот те ассоциации, которые возникли у группы на слово «вор»: стыд, жалость, наказание, враг, тяжесть, непонятность, дом, дверь, граница, незащищенность, страх, обман, обида, слезы. Я ожидала, что скорее вопросы о собственном опыте воровства вызовут сильное сопротивление, но в большинстве своем учителя на это пошли легко. Многие испытывали облегчение, когда смогли в достаточно безопасной обстановке поделиться чем-то, что давно мучило («Я носила это в себе 14 лет!»).

Но когда мы касались темы жертв, почти не было агрессивных чувств, а всплывали боль потерь (и вещей, и друзей), опустошенность, предательство и незащищенность. И именно эти чувства вызывали сильное сопротивление у многих. Об этом не хотелось говорить, в это не хотелось углубляться.

 

Итоги тренинга

Итогом нашей трехчасовой работы явилось, во-первых, более четкое определение воровства, как вторжения на мою территорию, от которого я не могу защититься. Не просто взять чужое, а взять чужое тайком. Это давало больше свободы в возможностях защищать свои границы. Некоторые наши учителя пали жертвой идей создания эмоциональной безопасности детей и часто не обнаруживали своих подозрений, замечая мелкие кражи, боясь оскорбить, обидеть.

Осознание того, что воровство является агрессией, хоть она и не направлена непосредственно на человека, позволило некоторым быть более активными в защите своих интересов. Так, одна из участниц с удивлением сказала: «Так я зря спрашивала, где он взял эту кисточку! Я могла просто сказать: Ой, это моя кисточка. Как здорово, что ты ее нашел. Ведь я была совершенно уверена, что эта кисточка - моя, пропавшая вчера. А он сказал, что нашел ее дома, под кроватью. Мне стало так противно, и я не звала, что делать дальше, и ничего не сделала». Речь шла о случившемся в 1 классе, теперь этот мальчик учился в 5, и был пойман на регулярном воровстве. (Как это ни парадоксально, в работе с учителями нашей гуманистически ориентированной школы гораздо больше внимания приходится уделять защите взрослых, а не детей. Видимо, это заявление общей «педагогической» полярности: либо я забочусь о себе за счет детей, либо наоборот).

Во-вторых, в ходе тренинга стала яснее та сила, которая не позволяла нам воровать. Это была либо забота о сохранении отношений, либо о сохранении собственного образа Я. Это прояснение оказалось мало эффективно, так как мы не могли воздействовать идеей платы на ребенка, у которого не складываются значимые отношения и (или) нет адекватного образа Я.

Для меня самым важным итогом этого первого тренинга было то, что я окончательно убедилась, что запрет на воровство - не очередной интроект. Воровство связано с нашими глубинными ценностями и потребностями. И главным ориентиром для дальнейших поисков была наша беззащитность перед таким вторжением. А главным направлением - взаимосвязь между утратой вещи (или денег) и нарушением границы.

 

Тренинг с детьми (9-11 лет)

был посвящен, во-первых, прояснению понятий «воровство», «мое», «чужое», «наше», а во-вторых направлен на осознание границ и содержания своего пространства и некоторую проработку проявившихся проблем. Тренинг выявил интересную вещь: если знание о воровстве и собственности (так сказать, культурный пласт) было вполне четкими и адекватным, то в психологическом плане проявилась та путаница, которая, видимо, и свидетельствовала о несформированности ощущения границ и о подвижности именно этого феномена (возможно, это одна из задач личностного развития в переходном возрасте).

Первое, что меня удивило - это наличие людей и животных в поле, которое изначально и четко задавалось как поле вещей. Аргументация была вполне логичной: ведь это мои родители, а не чьи-нибудь еще. Или: да, это моя кошка. Я могу ею распоряжаться, мне ее подарили. Стало ясно, что сами критерии вещи размыты. Вещь - не только материальна, но и не имеет собственной воли? Видимо, с детьми это тоже стоит прояснять.

Второе, что меня удивило - что само понятие «моего» тоже неясно. Что есть мое? То, чем я могу распоряжаться самостоятельно? То, чем я пользуюсь? То, что люблю? За что отвечаю? Или все это вместе?

И, наконец, то, что было ожидаемым и всеобщим: это смешение моего и нашего. Особенно это касалось родительских или семейных вещей. Видимо, само смешение не страшно и характерно для этого возраста. Дети, у которых проявлялось именно смешение, были достаточно благополучны и в учебе, и в отношениях. Они были способны заявить и реализовать свой интерес и принять, использовать чужой. Видимо, структурирование границ своего пространства, вытеснение общих вещей на эту границу и расширение собственного значимого вещного пространства совпадает с постепенным обретением автономии в подростковом возрасте и является зоной ближайшего развития детей.

Возможно, именно этим объяснялось довольно спокойное отношение наших детей к воровству: потребность в автономии они вполне могли удовлетворить в различных формах и условиях школьной жизни, которые давали достаточный простор для свободной самореализации и ответственности. Иногда мне кажется, что им предоставляется пространства и свободы больше, чем они могут освоить.

Как крайности проявились две тенденции: либо все было «наше», пространство, которое ребенок выделял как свое, было мизерным: карандаш, портфель. В поведении этих детей беспокоило то, что характерно для механизма слияния: непроявленность собственных интересов, пассивность, нежелание заявлять свою позицию (видимо, из-за отсутствия таковой), полное отсутствие здоровой агрессии. В отношениях они были незаметны и несколько аутичны. Вторая крайность была связана с неправомерным расширением своих границ, вернее, с заполнением своего пространства общими вещами, когда «своим» объявлялось «наше». В поведении эти дети были агрессивны, экспансивны, пытались постоянно доминировать, даже тогда, когда их некомпетентность была очевидна им самим. У всех были проблемы в учебе.

То есть, фактически, это были не два феномена, а один: отсутствие действительно своего пространства. И работа с ними была направлена на одно и тоже: выделение и отделение своих вещей, а фактически, своего пространства. Только одним требовалось «захватить» какие-то вещи, а точнее признать своим то, что до этого как бы не существовало. Другим же требовалось отказаться от части своих прав на то, чем им хотелось бы распоряжаться и отыскать то, что, может быть, не так ценно и интересно, но зато свое (и, возможно, почувствовать, что именно этим может быть и ценно, и интересно). Также появилось предположение, как могут учителя и воспитатели, используя идею вещей, помочь этим детям - в повседневной жизни почувствовать свои границы и свою индивидуальность.

 

Ворующие дети

Интересна оказалась картина у детей, которые были пойманы или подозревались в воровстве. У них наблюдались обе крайности, описанные выше, но работа по выделению и наполнению собственного пространства встречала сильнейшее сопротивление. Когда я спрашивала, что из своих вещей они могли бы отдать, чтобы получить то, что очень хочется, остальные дети готовы были расстаться с ножиком, львенком, «Барби». Эти же дети широким жестом «отдавали» квартиры и родительские машины. Один мальчик убеждал меня, что папина машина - это и его машина: он может ею распоряжаться, поменять, отдать.

Фактически они настаивали на сохранении для себя тон картины мира, которая была, и пытались жить в ней в реальности. Очевидно, она служила каким-то важным защитным механизмом и одновременно путем реализации каких-то потребностей. Пространство общего тренинга не давало возможности для более глубокой проработки. Возможно, их стоит выделить в отдельную группу и поработать в технике взаимодействия пространств, где они имели бы возможность не только выделить и осознать объем своего пространства, но и увидеть, что значит для них пространство другого.

Эта работа еще продолжается, и пока я могу поделиться своей гипотезой, которая возникла из предыдущего опыта индивидуальной и групповой работы с этими детьми и их родителями, а также из опыта коллег, сталкивавшихся в практике с ворующими детьми. Гипотеза следующая: для таких детей автономия другого представляет угрозу. Присутствие в их поле другого человека со своим пространством, своей активностью, своими границами вызывает неосознаваемое ощущение постоянной угрозы. Возможно, это отзеркаленная картинка родительского взаимодействия с ними. Тогда отказ от собственной автономии и покушение на автономию другого может быть попыткой построить для себя более безопасный мир.

Возможно, отчуждение нас от наших вещей спасало нашу сохранность как личностей в то время, когда граница между мной и не-мной разрушалась в масштабах и интересах государства. Не иметь всегда означало не терять. Одно из спасений от постоянного ощущения уязвимости, если я не могу защитить то, что считаю своим пространством - это его не иметь. Или иметь там, куда гарантированно никто не влезет - внутри себя. Но, как отчужденные чувства и части тела не перестают существовать, а лишь выпадают из нашего опыта, так и вещи ничем не замещаются. Их место в нашем внутреннем пространстве пустует. Возможно, страх перед вором тем больше, чем меньше я позволяю себе брать и иметь. Желание заполнить пустоту в своем пространстве проецируется вовне. Или реализуется в самой ранней архаичной форме - воровстве.

 

 

АЛЕКСАНДР МОХОВИКОВ

МАКСИМ ПЕТРОВ

ГЕШТАЛЬТ-97

 

Сборник материалов Московского Гештальт Института за 1997 г.

Материалы подготовлены под общей редакцией Даниила Н.Хломова, О.В.Немиринского, Н.Б.Кедровой.

Иллюстрации Дениса Н.Хломова

 

СОДЕРЖАНИЕ

Джеймс Кепнер Телесный процесс. Глава 4. Перевод Е.Цветкова. 2

Верной Ван Де Риет. Взгляд гештальттерапевта на стыд и вину. 12

Даниил Хломов. Индивидуальная история нарциссизма

Ирина Федорус Идеи теории поля и динамическая концепция личности 29

Елена Калитеевская Ресурсы творческого несовершезгства

Олег Немиринекий Гештальткак свобода от клиента

Олег Силявский Психотерапия - искусство жизни

Константин Королев Клинико-гепггальттерапевтаческий анализ случая «зуд»

Мария Андреева О некоторых проблемах детского воровства

Александр Моховиков Суицидальное поведение и гештальт-подход

Максим Петров Моя автобиография

ОТ РЕДАКЦИИ

Дорогие читатели, коллеги и друзья!

Особенность пошедшего года в гештальт сообществе - это очень большое количество работы. И это очень хорошо с одной стороны, потому что гештальттерапия перестала быть чем-то экзотическим, заморским, этаким прибамбасом для оригиналов и эстетов, а стала нормальным обыденным делом, которое приносит деньги и славу в обмен на силы и время. Но это и немного грустно с другой стороны, сами понимаете, почему.

Этот сборник посвящен в основном проблеме нарциссизма, что отражает в некоторой степени рост уважения к себе в гештальт сообществе. Несколько слов об авторах: Джеймс Кепнер хорошо знаком нашим постоянным читателям, мы продолжаем публикацию фрагментов его книги «Телесный прессе». Вернон Ван Де Риет сотрудник Гештальт Института Лос-Анджелеса (GTILA) гештальтист старшего поколения, постоянный тренер Летнего интенсива GTILA. Московский Гештальт Институт продолжает разрабатывать динамическую концепцию личности в гештальте (статьи Даниила Хломова и Ирины Федорус) и профессиональной позиции терапевта и терапевтических отношений (статьи Елены Калитеевской, Олега Немиринского и Олега Силявского). Редакция рада приветствовать на страницах сборника гостей из Минска (Константин Королев) и Одессы (Александр Моховиков), и выпускницуМГИ этого 1998 года Марию Андрееву. Как всегда сборник проиллюстрирован гештальттерапевтом Денисом Хломовым.

Скорее всего, этот сборник - последний и выпущен специально для 7 конференции. Со следующего года будет выпускаться ежеквартальный журнал «Мир гештальта». Будем рады встретиться с Вами на страницах нового журнала!

Редакция

 

 

ДЖЕЙМС КЕПНЕР

Глава 4. СТРУКТУРА И ПРОЦЕСС. ТЕЛО И Я

Все мы имеем необыкновенно простое биологическое оборудование, и мы являемся субъектами одних и тех же законов механики и физики, которые регулируют позу и движение. Я буду называть эту данную нам структуру и механику телесного функционирования биологической структурой тела.

Все люди, с некоторыми вариациями среди расовых групп и особей, рождаются с одинаковой биологической структурой, предписанной эволюционной адаптацией человеческого рода. Но если мы внимательно исследуем людей с точки зрения тела, мы замечаем нечто поразительное: существует много вариантов, посредством которых люди принимают ту или иную позу, а также двигаются и дышат. Это и есть те индивидуальные разновидности в телесной структуре - характерные напряжения, позы, осанки, позиции ног, движения и положения частей тела, которые интересуют нас, как людей, занимающихся изучением человеческой природы.

Пляж или местный бассейн являются подходящим местом для исследования вариаций телесных выражений. Мы видим человека, который стоит в такой позе, как если бы он взвалил на себя асе бремя этого мира. Его плечи приподняты вверх над грудной клеткой, голова и шея глубоко вдавлены в плечи, верхняя часть его спины сгорблена и грудная клетка сжата и сдавлена. Другая особа втянула голову в ключицы как черепаха, прячущаяся в свой панцирь. Ее шея укорочена, плечи подтянуты к ушам и ее губы скорчены в гримасу. Третий стоит подбоченившись, носки его ног вывернуты наружу, с обвисшим животом и челюстью, выступающей вперед - похожий скорее во всех отношениях на сержанта на парадном плацу, чем на отца, смотрящего на своих играющих и плескающихся в воде детей.

Позы и телесные выражения, которые я описал, не являются предметами сознательного выбора. "Черепаха" не может отделаться от своего мышечного панциря. Обремененный "Атлант" не может с легкостью распрямить свою сутулую сгорбленную спину. Часто такие позы и напряжения не замечаются индивидом, хотя результатом может быть боль и дискомфорт. Несмотря на наше знание такого факта, что эти вариации не являются естественной или необходимой частью механической структуры тела, кажется, что они как будто встроены в тело индивидуума, т.е. является неотъемлемой частью телесной структуры.

Адаптированная телесная структура характеризуется позами, осанкой и напряжениями, которые:

1. последовательно и продолжительно использовались длительное время;

2. вмерзли в мускулатуру так, что структура является постоянно видимой, либо являются перепрограммированными мышечными ответами, которые направляют анергию и движение в стилизованные паттерны движения;

3. являются автоматическими и непроизвольными (в большинстве случаев);

4. с трудом изменяются или облегчаются при простых попытках по-другому стоять или двигаться (поведенческое изменение).

Большинство телесно-ориентированных терапий возникают из попытки понять и видоизменить природу таких хронических структурных напряжений. Предприняты классические формулировки, чтобы типологизировать разновидности в телесной структуре, и установить связь этих телесных типов с характером и детской травмой (Лоуэн, 1958: Райх, 1945-1972), и с темпераментом (Шелдон, Стивнес и Тернер, 1940). Подход гештальттерапии отличается от других подходов, типологизирукицих тело, тем, что он делает акцент на эксперимент и феноменологию. Далее здесь представлен взгляд на природу и происхождение адаптированной структуры тела с точки зрения гештальттерапии.

 

ПРИРОДА И ПРОИСХОЖДЕНИЕ АДАПТИРОВАННОЙ

ТЕЛЕСНОЙ СТРУКТУРЫ

Рольф (1977) назвала разновидности биологической структуры «случайностями». Под этим она подразумевала, что они часто случайны по отношению к хорошей механической организации тела, связанной с гравитационным полем Земли. Но по моему убеждению, отдельные индивидуальные вариации телесной структуры, несмотря на кажущуюся случайность их гравитационной организации, не случайны, а наполнены смыслом и значением. Телесная структура человека является итогом адаптации человеческого организма к жизни и становится значимой, когда рассматривается в этом контексте.

Контекстом, в котором должны быть рассмотрены индивидуальные разновидности телесной структуры, является адаптация и творческое приспособление к нашему индивидуальному жизненному опыту. Каждый из нас имеет уникальную семейную историю, сложенную жизненным опытом и чувством себя, ко всему этому мы приспосабливаемся и на все отвечаем не просто формированием наших мыслей и позиций, но также и образованием манеры, в которой мы воплощаем себя, - как мы физически реагируем, двигаемся, стоим, сидим и так далее. Как паттерны семейных моделей, поведение или чувство себя становятся устойчивыми, так и способ, которым мы формируем свою телесную природу, становится постоянным до тех пор, пока эта привычка не начинает казаться частью наших костей и волокон.

Вспомните, как вы физически реагировали в ситуации опасности, угрозы или страха. Естественные процессы оборонительного положения - ваше сдержанное дыхание, сгорбленные плечи, поворот в сторону, чтобы избежать опасности - составляют часть вашей адаптации к этому изменению в окружающей среде. Вообразите, что бы это значило - жить в состоянии постоянной угрозы или опасности. Эти процессы, которые достаточно кратковременны, чтобы измениться после испуга, становятся постоянной реакцией. Задержка вашего дыхания, испуг, сгорбленные, защищающиеся плечи, перекошенное положение тела могут стать частью вашей осанки и укрепиться в ваших мышцах. То, что было лишь кратковременным и гибким процессом приспособления, становится постоянной и закрепленной структурой вашей телесной позы.

Организмические процессы адаптации и регулирования становятся фиксированными телесными структурами, когда они используются по привычке или потому, что окружающая среда постоянно требует одной и той же реакции, или же потому, что мы приходим к фиксации нашего чувства себя, позволяя себе небольшие уступки. Примером этого может быть ситуация в семье, в которой постоянная угроза наказания или критики требует постоянной физической готовности отступи