Когнитивная и когнитивно-процессуальная терапия 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Когнитивная и когнитивно-процессуальная терапия



 

Классический вариант когнитивной психотерапии психической травмы основывается на распознавании и коррекции дисфункциональных убеждений человека, связанных с представлениями о собственной незащищенности, враждебности окружающего мира, а также с утраченным доверием к людям, самообвинением, сниженной самооценкой, негативным взглядом на будущее, потерей духовных ценностей. Так, например, развившееся в результате переживания насилия убеждение «Все мужчины опасны» может сформировать у пострадавшей избегающее поведение и неспособность устанавливать отношения с мужчинами. Травма, полученная в автомобильной катастрофе по вине находящегося под воздействием алкоголя водителя, может привести участников аварии не только к убеждению об опасности езды на автомобиле, но и подорвать представления о доверии к миру в целом.

Когнитивная терапия может проводиться как сама по себе, так и в сочетании с бихевиоральными техниками. Основная цель «классической» когнитивной психотерапии (по А. Беку) – изменение дисфункциональных когниций – достигается с помощью техники когнитивного реструктурирования, которая включает несколько этапов. На первом этапе пациенты обучаются распознавать свои дисфункциональные мысли (т. е. те мысли, которые вызывают негативные эмоциональные состояния). Затем производится проверка валидности этих мыслей и конфронтация с ними. На третьем этапе дисфункциональные когниции заменяются более адаптивными и логичными. Так, например, одним из убеждений, сформировавшихся у женщины, изнасилованной в городском парке, будет следующее: «Если я пойду туда снова, то подвергну себя опасности». Аргументом при этом становится для нее сам факт, что она подверглась насилию именно в этом месте. Противоположным аргументом будет тот, что она проходила по этому месту множество раз, а также тысячи людей проходили там до и после инцидента. Это подводит к закономерному выводу: «Парк – в целом вполне безопасное место, и, несмотря на то, что со мной произошел несчастный случай именно здесь, это не означает, что я буду в опасности, если опять приду туда. Я предприму специальные меры предосторожности и не буду удаляться далеко от центральных аллей в темное время суток» (Meadows, Foa, 1998).

Когнитивное реструктурирование является одним из компонентов терапии ПТСР, наряду со вскрывающей терапией и тренингом стрессоустойчивости. В исследовании психотерапии Э. Франка с соавт. (Frank et al., 1988) было показано, что в результате применения техник когнитивного реструктурирования наблюдается снижение посттравматической симптоматики.

Важной характеристикой процесса совладания с травмой является осмысление индивидом происшедшего, придание травматической ситуации определенного смысла в контексте жизни в целом, а также осознание своего вклада в случившееся. В связи с этим одной из главных тем когнитивной психотерапии ПТСР является психотерапия чувства вины, связанного с травмой (Kubany, 1998). Результаты проведенных исследований показывают, что чувство вины взаимосвязано с симптоматикой ПТСР, с суицидальными тенденциями и депрессией (Kubany et al., 1996).

Посттравматическая вина представляет собой сложный когнитивно-аффективный комплекс, включающий в себя:

 

1) ответственность за причины и результаты происшедшего;

2) убеждение в неоправданности предпринятых действий;

3) убеждение в нарушении существующих моральных норм;

4) убеждения о том, что переживший травму человек знал, как поступить иначе.

 

Таким образом, по мнению когнитивных психотерапевтов, люди, страдающие от чувства вины, связанного с травмой, имеют когнитивные нарушения, связанные с убеждениями в непредусмотрительности, неоправданности своих действий, а также с чувством ответственности за происшедшее. Данные когнитивные нарушения являются характеристиками ошибочного мышления, которое должно быть подвергнуто коррекции в процессе терапии.

Когнитивная психотерапия чувства вины, связанного с травмой, направлена на то, чтобы пациенты могли достичь объективного взгляда на свою роль в травмирующем событии. Терапия чувства вины включает несколько этапов:

 

1. Оценка чувства вины. Терапевт производит оценку причин и источников чувства посттравматической вины, выявляет ошибки мышления травмированного пациента, а также дает примерный прогноз результатов психотерапии.

2. Дебрифинг вины (выяснение всех подробностей). Пациент рассказывает в деталях о том, что произошло в травмирующей ситуации: описывает ощущения (звуки, образы, запахи), мысли, чувства, действия всех участников в мельчайших подробностях. После этого терапевт просит его сконцентрироваться на самом тяжелом моменте травмирующей ситуации и описать свои мысли и чувства, переживаемые тогда.

3. Коррекция ошибок мышления. Далее в полуструктурированной форме терапевт работает с ошибками мышления пациента: он конфронтирует с ними поочередно, демонстрируя пациенту несостоятельность его суждений. Так, например, при работе с убеждением об ответственности за происшедшее терапевт и пациент сначала должны развести понятия причины, следствия (что-то привело к тому-то) и обвинения (что-то привело к тому-то из-за неправильных действий). Затем пациента просят составить список всех людей (кроме себя) и внешних факторов, так или иначе причастных к травматическому событию и его результатам, и оценить процентное соотношение вклада каждого в то, что произошло, на причинно-следственном уровне, без обвинений. На последнем этапе пациент производит переоценку собственной ответственности. Клиент также получает домашние задания для мониторинга собственного мышления и самостоятельного выявления когнитивных ошибок (Kubany, 1997).

 

Одним из распространенных направлений терапии пациентов с ПТСР является когнитивно-процессуальная психотерапия (КПТ), которая была изначально разработана для жертв насилия (Resick, Schnicke, 1992), а позже стала применяться в лечении других видов травм (McCarthy, Petrakis, 2011). Основная задача терапии – разрушение появившихся после травмы «структур страха» (см. главу 1). Для этого проводится работа в двух направлениях: активизация структур страха и формирование новых информационных структур, не совместимых со структурами страха.

Важным компонентом КПТ является вскрывающая терапия, посредством которой происходит активация травматических воспоминаний. Экспозиция при ВТ имеет в этом направлении свои особенности: пациенты составляют письменное повествование о травматическом событии, в котором особое внимание уделяется ощущениям, эмоциям и мыслям во время травмы. Во время сессии пациент читает текст, а терапевт помогает правильно идентифицировать и обозначать чувства и мысли.

Однако авторы считают, что ВТ может лишь влиять на восприятие опасности и связанный с ним страх, но другие эмоциональные реакции переживших травму (самообвинение, стыд, негодование) требуют дополнительных психотерапевтических воздействий. Таким образом, второй фокус КПТ – посттравматические неадаптивные убеждения. Исходный теоретический тезис КПТ состоит в том, что симптоматика ПТСР связана с конфликтом между новой (травматической) информацией и старыми представлениями (Клиническое руководство…, 2008). Например, у пациентов, переживших насилие, психотерапевтическая работа направлена на когнитивное реструктурирование пяти основных компонентов базисных схем: представлений о защищенности, доверии, силе собственного Я, самоценности и возможности строить близкие отношения (McCann, Pearlmen, 1990). С каждой темой ведется отдельная работа.

Терапия имеет четкую структуру и проходит в три этапа. На первом (сессии 1–4) пациент обучается способности видеть и анализировать связи между травматическим событием, своими мыслями о нем и эмоциональными состояниями. Терапевт помогает пережившему травму человеку обозначить эмоции, отделить эмоции от мыслей, идентифицировать убеждения и представления, которые лежат в основе эмоций. Здесь важным является также компонент психообразования, который предполагает информирование пациента о психологических последствиях травматизации. На этом этапе пациент пишет подробный рассказ о травматическом событии. Следующий этап (сессии 5–7) посвящен непосредственно техникам когнитивной терапии – работе с дисфункциональными убеждениями, выявлению ошибок мышления. На третьем этапе (сессии 8–12) прорабатываются травматические темы и связанные с ними убеждения.

Эффективность КПТ была показана на выборке переживших насилие женщин: у них снизилась симптоматика ПТСР и депрессии (Resick, Schnicke, 1992, 1993). В более позднем исследовании при сравнении трех групп пациентов (проходивших ВТ, КПТ и контрольной группы пациентов, ожидающих терапию) была подтверждена эффективность обоих методов (ВТ и КПТ), однако КПТ показала бо́льшую эффективность для пациентов с сопутствующим чувством вины (Resick et al., 2002).

Описанные выше техники и подходы позволяют утверждать, что когнитивная психотерапия, фокусированная на коррекции нарушенных травмой убеждений индивида о собственном Я и окружающем мире, является перспективным направлением психотерапии посттравматических состояний.

 

Нарративная терапия

 

В отличие от описанных выше направлений психотерапии, в данном подходе главный акцент ставится не на отдельных элементах дисфункциональных когниций, а на нарративе в целом (Meichenbaum, Fong, 1993). Постепенно изменяющиеся в терапии характеристики нарратива (целостность, последовательность, непротиворечивость и т. д.) отражают способность к совладанию с травматическим опытом.

Теоретические положения, лежащие в основе нарративной терапии ПТСР, вытекают из нарративной теории ПТСР (см. главу 1). Считается, что людям свойственно создавать нарративы, находящиеся в согласии с их представлениями о себе и о мире. Если нарратив о событии не вписывается в эти представления, индивид старается избегать напоминаний о нем. Человеку свойственно создавать один «генеральный нарратив», на котором базируется его идентичность. Нарративные психотерапевты работают над тем, чтобы пациент смог посмотреть на событие с разных точек зрения, которые, тем не менее, не подрывают опору для идентичности.

На основе нарративного подхода к ПТСР израильскими психотерапевтами И. Палги и М. Бен-Езра была создана модель нарративной терапии «Назад в будущее», которая применяется в терапии острого стрессового расстройства на ранних этапах после травмы (Palgi, Benezra, 2010). Она базируется на «точках якорения», которые выявляет терапевт в процессе нарратива клиента о травматическом событии. Точки якорения – это те места в нарративе, которые противоречат травматическому нарративу и содержат информацию о прошлых негативных событиях и о том, как человек был готов противостоять им. Точки якорения усиливают здоровую, нетравматическую часть нарратива, ибо травматические ситуации возникают неожиданно и не дают возможности «подготовиться». Таким образом, в процессе переработки травматической информации пациенту важно мысленно вернуться в те трудные ситуации, с которыми он активно справлялся, и связать их с представлениями о способности справляться с тяжелым опытом в будущем.

Авторы заимствовали название модели у культового фильма «Назад в будущее» режиссера Р. Земекиса, где герой постоянно перемещается из прошлого в будущее, чтобы решить проблемы настоящего. В процессе терапии предполагается изменение травматического нарратива с помощью точек якорения, выявленных в личной истории пациента, которые делают нарратив когерентным и конфронтируют с посттравматическим нарративом. Пациент с помощью терапевта спонтанно «перекраивает» рассказ о травме с позиций своего прошлого, учитывая точки якорения (ресурсы из опыта совладания с трудными ситуациями). Повествование о травматическом событии происходит с позиции человека, как будто бы подготовленного, обладающего необходимыми ресурсами, – таким образом пациент отчасти преодолевает чувство собственной беспомощности, ощущение, что жизнь больше не поддается контролю.

В нарративной терапии решается также и другая задача – интеграция травматического события в континуум жизненной истории. Нарратив, получившийся в процессе терапии, будет функциональным для пациента, если он, во-первых, плавно соединяет прошлое пациента, травматическое событие и планируемое будущее и, во-вторых, если травматическое событие является интегрированной частью жизненного нарратива в целом. Если это удается, то границы травматического события как бы растягиваются: в прошлом существуют места, которые пациент рассматривает как своего рода «подготовку» (точки якорения), а в будущем – цели и планы, к которым он стремится, пережив травму.

Используя понятия теории Ж. Пиаже, Р. Неймейер вводит положение о том, что людям, перенесшим травму, свойственно автоматически ассимилировать травму в «макронарратив», в то же время идет процесс аккомодации, который происходит за счет наделения травматического события определенным смыслом либо реконструкции жизненного нарратива в целом (Neimeyer, 2002, 2006). Таким образом, конструктивистский подход к травме предполагает, что люди активно преобразуют свой внутренний мир с целью придания смысла событиям, которые трудно принять. Новый нарратив конструируется средствами внутри– и межличностного диалога, духовными процессами, социальной поддержкой – всем тем, что усиливает личностный рост.

Терапия включает следующие стадии:

 

1. Выявление дотравматических убеждений, разрушенных травмой. Обсуждение того, каким образом травма повлияла на картину мира, способствует формированию более здорового и когерентного нарратива. Определение точек якорения также способствует этому процессу.

2. Избегание повторных воспроизведений ядерных травматических образов, предотвращение интенсивных сенсорно-чувственных травматических воспоминаний. Терапевт на начальных этапах поощряет лишь нейтральные, фактологические повествования с целью снижения вероятности ретравматизации. Например, он предлагает пациенту употреблять слова «запах» вместо «я до сих пор чувствую запах горящей человеческой плоти»; «образ» вместо «я все еще вижу горящее тело так же живо, как будто только что увидел его». Таким образом, в отличие от вскрывающих техник, направленных на реконструкцию травматического события в цвете, звуках, запахах и т. д., нарративные терапевты считают, что поощрение пациента к детальным воспоминаниям о травматическом событии может усилить травматическую память. Терапевт также проводит так называемую «нормализацию» – сообщает пациенту, что его чувства и реакции не уникальны и нормальны после переживания такого события.

3. Директивный подход в анализе точек якорения из дотравматического опыта пациента. Нахождение точек якорения (ресурсов из прошлого опыта совладания с трудными ситуациями) дает основание, прежде всего самому пациенту, говорить о том, что он был отчасти готов, «имел иммунитет» к воздействию травматического события. На этом этапе терапевт задает пациенту вопросы типа: «Когда вы смотрели репортажи о террористических атаках по ТВ, размышляли ли вы о том, что бы вы делали, если бы оказались в этой ситуации?» Чем больше удается выявить якорей, тем легче пациенту создать альтернативный нарратив, в котором он сам выглядит более сильным, подготовленным и обладающим ресурсами совладания.

4. Формирование нового нарратива, который включает информацию обо всех точках якорения. Нарративные терапевты руководствуются допущением, что человек помнит не само событие, а воспоминание о нем, рассказ о нем. Чем больше удастся в терапии повторить новый, альтернативный нарратив о травме, тем выше вероятность того, что он будет запечатлен в памяти, и тем ниже вероятность развития посттравматических симптомов (Tuval-Mashiach et al., 2004). На этой стадии используются техники воображения для создания ресурсных образов, например, мест, где пациент чувствует себя в наибольшей степени расслабленно и спокойно.

5. Рассмотрение значения пережитого травматического опыта в позитивном ключе. Помимо интеграции травматического опыта в нарратив о жизни, пациенту необходимо переосмыслить его значение, придать ему новый смысл. Определенные обстоятельства из прошлой жизни могут получить новое, позитивное значение для личной и профессиональной идентичности. Например, пожарный, страдающий от посттравматических симптомов в связи с обнаружением в огне мертвых тел, в процессе повествования о своей жизни может вспомнить, что просмотр репортажей 11 сентября 2001 года стал значимым фактором в его решении стать пожарным. Таким образом, подверженность травматическим воздействиям является неотъемлемой частью его представлений о себе как о профессионале, усиливает профессиональную идентичность.

6. Установление связей между прошлым пациента и его планами на будущее. Травматическое событие в структуре нового жизненного нарратива рассматривается как составляющая опыта человека, из которого формируется образ будущего. В случае успешного прохождения предыдущих этапов человек чувствует себя более сильным, чем до травмы, и уверенным в том, что сможет справиться с новыми трудностями. Травматическое событие становится одним из событий в континууме жизни (Palgi, Ben-Ezra, 2010).

 

Авторы модели считают, что в целом людям свойственно, узнавая о разного рода тяжелых событиях из СМИ и других источников, готовить себя к возможному попаданию в такие ситуации. Они полагают, что это эволюционно сформированное свойство человеческих существ – готовить себя к вероятной опасности. Таким образом, восприятие травматической ситуации всегда амбивалентно: с одной стороны, человек уже пытался ставить себя на место жертв травм и в какой-то степени готовился к этому, с другой стороны – подобные ситуации практически всегда неожиданны и человек лишен возможности к ним подготовиться.

Цель нарративной терапии – формирование интегрированных в целостный нарратив воспоминаний о травматическом событии. Здесь хочется еще раз отметить, что нарративные терапевты не рекомендуют использовать вскрывающие техники, особенно на ранних этапах после травмы. Они считают, что погружение в травматические образы на ранних этапах терапии ведет к консолидации негативного нарратива, который является фактором развития ПТСР.

 

 

Заключение

 

В теоретической части монографии мы проанализировали наиболее современные и эмпирически подтвержденные когнитивные и социально-когнитивные модели посттравматического стресса. Современные когнитивные исследования ПТСР ведутся в двух направлениях: изучаются особенности когнитивных процессов при ПТСР (наиболее значимыми для понимания механизмов развития ПТСР являются особенности посттравматической памяти) и посттравматические убеждения человека о мире и о себе (картина мира). В интегративных моделях ПТСР выделяются два параллельных процесса переработки информации. Первый функционирует на неосознаваемом уровне, и результатом его дисфункции являются флэшбэки (непроизвольные воспроизведения травматических образов). Второй процесс переработки информации о травме называют концептуальным: он направлен на согласование дотравматических представлений человека о мире и о себе с посттравматическими. Функционирование психики на этом уровне рассматривается через концепт схем и убеждений.

Конструкт когнитивной схемы (убеждения) обладает эвристической ценностью не только в когнитивной, но и в клинической психологии и психологии личности. При этом для клинической психологии чрезвычайно важно понимание схемы не как исключительно когнитивной структуры, а как когнитивно-аффективного комплекса, формирующегося из опыта взаимодействия индивида с окружающим миром и опосредующего восприятие происходящих событий.

В концепции Р. Янофф-Бульман психическая травма рассматривается как изменение базисных убеждений личности о доброжелательности окружающего мира, о его справедливости, а также о ценности и значимости собственного Я. Данная концепция стала теоретико-методологическим основанием нашего исследования, а созданная в ее рамках методика „World assumptions scale“ («Шкала базисных убеждений») была апробирована на отечественной популяции и впоследствии модифицирована нами с учетом культуральных аспектов. Методика имеет высокие показатели надежности и валидности.

Проведенное с помощью «Шкалы базисных убеждений» исследование продемонстрировало сопряженность интенсивности переживаемых индивидом симптомов посттравматического стресса с негативными убеждениями о доброжелательности окружающего мира и значимости собственного Я. Однако при различных видах психической травматизации (участие в военных действиях и онкологическое заболевание) при развитии посттравматических стрессовых реакций меняются разные убеждения.

Полученные результаты свидетельствуют также, что репрезентация справедливости окружающего мира в индивидуальном сознании либо имеет различия по отечественной популяции по сравнению с американской, либо не входит в структуру базисных убеждений, изменяющихся при развитии посттравматических стрессовых симптомов.

Взаимосвязи некоторых базисных убеждений и основных индивидно-личностных особенностей (экстраверсии и нейротизма) по Айзенку говорят о сопряженности темпераментальных и содержательных характеристик личности.

Изучение травмы вынужденной миграции показало, что текущее психологическое состояние мигрантов во многом определяется последствиями принятого когда-то решения. Те из них, кто в разное время смог уехать, ныне демонстрируют значительно меньший уровень признаков посттравматического стресса, большую осмысленность жизни и более позитивную картину мира (особенно в части определения ценности и значимости собственного Я как достойного любви и уважения), по сравнению с оставшимися жить на исторической Родине. Ведущими когнитивно-смысловыми ресурсами при этом являются базовые позитивные убеждения о себе как об удачливом человеке, уверенность в собственных возможностях контролировать ситуацию и удовлетворенность самореализацией.

Опосредующая роль убеждений в психологическом состоянии испытуемых, переживших различные виды психических травм, была также показана на клинических примерах, в которых описаны как случаи успешного совладания с психической травмой, так и, напротив, высокого уровня посттравматических симптомов.

Подводя итоги проведенного исследования, отметим, что описанные результаты, как и ожидалось, представляют не только теоретический, но и практический интерес: они имеют значение для более углубленного понимания феноменологии различных видов психической травматизации (участие в военных действиях, онкологическое заболевание, вынужденное переселение). Особое внимание в монографии было уделено теоретическому изучению и осмыслению связей между когнитивными теориями травмы и психологической практикой: для нас было важно исследовать, каким образом теоретико-эмпирические разработки становятся источниками научно обоснованных направлений психотерапии.

 

Литература

 

Андреева Г. М. Психология социального познания. М.: Аспект-Пресс, 2004.

Анцыферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование ситуаций и психологическая защита // Психологический журнал. 1994. Т. 15. № 1.

Бек А., Раш А., Шо Б., Эмери Г. Когнитивная психотерапия депрессии. СПб.: Питер, 2003.

Бодалев А. А., Столин В. В. Общая психодиагностика. М.: Речь, 2000.

Брунер Дж. О перспективной готовности: Хрестоматия по ощущению и восприятию. М., 1975. С. 134–152.

Брушлинский А. В. Психология субъекта. СПб.: Алетейя, 2002.

Бурлачук Л. Ф., Морозов С. М. Словарь-справочник по психодиагностике. Киев: Наукова Думка, 1989. С. 7–11.

Вайсс Д. Как работает психотерапия. Процесс и техника. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

Выготский Л. С. Собр. соч. В 6 т. М.: Педагогика, 1983. Т. 3.

Гаранян Н. Г., Холмогорова А. Б., Юдеева Т. Ю. Враждебность как личностный фактор депрессии и тревоги // Психология: современные напрвления междисциплинарных исследований: Материалы научной конференции, посвященной памяти члена-корреспондента РАН А. В. Брушлинского, 8 октября 2002 г. / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Н. В. Тарабрина. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2003.

Гриценко В. В. Эмоциональное состояние русских вынужденных мигрантов // Психологический журнал. 2000. Т. 21. № 4. С. 22–31.

Ениколопов С. Н., Садовская А. В. Враждебность и проблема здоровья человека // Социальная и клиническая психиатрия. 2000. № 7. С. 59–64.

Захарова М. Л. Исследование дисфункциональных отношений у больных неврозами и их динамики в процессе психотерапии: Дис. … канд. психол. наук. СПб., 2001.

Зеленова М. Е., Лазебная Е. О., Тарабрина Н. В. Психологические особенности посттравматических стрессовых состояний у участников войны в Афганистане // Психологический журнал. 1997. Т. 18. № 2. С. 34–49.

Калмыкова Е. С., Комиссарова С. А., Падун М. А., Агарков В. А. Взаимосвязь типа привязанности и признаков посттравматического стресса (сообщение 2) // Психологический журнал. 2002. Т. 23 № 6. С. 89–97.

Калмыкова Е. С., Падун М. А. Ранняя привязанность и ее влияние на устойчивость к психической травме: постановка проблемы // Психологический журнал. 2002. Т. 23. № 5. С.88–105.

Кант И. Критика чистого разума // Кант И. Собр. соч. В 8 т. М., 1994. Т. 3.

Клайн П. Справочное руководство по конструированию тестов. Киев, 1994.

Клиническое руководство по психическим расстройствам / Под ред. Д. Барлоу. СПб.: Питер, 2008.

Когнитивная психотерапия расстройств личности / Под ред. А. Бека и А. Фримена. СПб.: Питер, 2002.

Кравцова О. А. Сексуальное насилие как психологическая травма: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М., 2000.

Крамер Д. Математическая обработка данных в социальных науках. Современные методы: Учебн. пособие для вузов. М.: Изд. центр «Академия», 2007.

Ксенофонтов А. М., Беликов И. И., Сложеникин А. П., Новикова А. А. Основные принципы диагностики и профилактики посттравматического стресса у участников контртеррористических операций / Под ред. П. И. Сидорова. Архангельск: Издат. центр Северного государственного медицинского университета, 2007.

Курбатова Т. Н. Исследование экстраверсии-интроверсии и нейротизма (Опросник Айзенка) // Практикум по общей, экспериментальной и прикладной психологии / Под ред. А. А. Крылова, С. А. Маничева. СПб.: Питер, 2000. C. 289–295.

Курчакова М. С. Психофизиологические механизмы эмоционального реагирования в норме и при психической травме: Дис. … канд. психол. наук. M., 2008.

Лазебная Е. О. Травматическая стрессовая ситуация и посттравматический адаптационный процесс // Психология состояний: Хрестоматия / Под ред. А. О. Прохорова. СПб.: Речь, 2004.

Леонтьев Д. А. Тест смысложизненных ориентаций (СЖО). М.: Смысл, 2000.

Личко А. Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л.: Медицина, 1977.

Ломов Б. Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии, М.: Наука, 1984.

МакМаллин Р. Практикум по когнитивной терапии. СПб.: Речь, 2001.

Митина О. В. Структурное моделирование: состояние и перспективы // Вестник Пермского гос. пед. ун-та. Сер. 1. Психология. № 2. 2005. С. 3–15.

Найсер У. Познание и реальность. М.: Прогресс, 1981.

Нельсон-Джоунс Р. Теория и практика консультирования. СПб.: Питер, 2000.

Николаева В. В. Влияние хронической болезни на психику. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.

Падун М. А. Особенности базисных убеждений у лиц, переживших травматический стресс: Дис. … канд. психол. наук. М., 2003.

Падун М. А., Загряжская Е. А. Базисные убеждения в структуре психологического дистресса // Психосоматическая медицина: Сборник тезисов I Международного конгресса. СПб., 2006. С. 143.

Падун М. А., Котельникова А. В. Модификация методики исследования базисных убеждений личности Р. Янофф-Бульман // Психологический журнал. 2008, Т. 29. № 4. C. 98–106.

Падун М. А., Лочехина Л. И. Связь интеллекта и посттравматического стресса у ветеранов боевых действий с различным уровнем нейротизма // Психология человека в современном мире / Отв. ред. А. Л. Журавлев, И. А. Джидарьян, В. А. Барабанщиков, В. В. Селиванов, Д. В. Ушаков. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. Т. 2. С. 373–379.

Падун М. А., Тарабрина Н. В. Психическая травма и базисные когнитивные схемы личности// Московский психотерапевтический журнал. 2003. № 1. С. 121–142.

Падун М. А., Тарабрина Н. В. Когнитивно-личностные аспекты переживания травматического стресса // Психологический журнал. 2004. № 5. С. 5–15.

Пиаже Ж. Избранные психологические труды. М., 1969.

Полетаева А. В. Трансформация смысловой сферы личности в отдаленном периоде переживания травматического события // Вестник Кемеровского гос. ун-та. 2005. № 2 (22). С. 145–150.

Полянина Д. А., Епифанова Н. М., Смирнов С. В. Методика десенсибилизации и переработки движениями глаз (ДПДГ) и ее модификация в психотерапии больных с ожоговой травмой // Материалы VII Междисциплинарной конференции по биологической психиатрии «Стресс и поведение» (Москва, 26–28 февраля 2003 г.). М., 2003. URL: http://www.mosmedclinic.ru/conf_library/2003/4/402 (дата обращения: 07.02.2012).

Практикум по психологии посттравматического стресса / Под ред. Н. В. Тарабриной. М.: Когито-Центр, 2007.

Психологический словарь / Под ред. В. П. Зинченко, Б. Г. Мещерякова. М.: Педагогика-Пресс, 2001.

Райл Э. Теория объектных отношений и теория деятельности: модель последовательности процедур как возможное связующее звено // Журнал практической психологии и психоанализа. 2002. № 2. URL: http://psyjournal.ru/psyjournal/articles/detail.php?ID = 2037 (дата обращения: 07.02.2012).

Рождерс К. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М.: Прогресс, 1994.

Ротбаум Б., Медоуз Э., Ресик П., Фой Д. Когнитивно-бихевиоральная терапия // Эффективная терапия посттравматического стрессового расстройства / Под ред. Э. Б. Фоа, Т. М. Кина, М. Д. Фридмана. М.: Когито-Центр, 2005.

Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. О месте психического во всеобщей взаимосвязи явлений материального мира. М.: Изд-во АН СССР, 1957.

Соколова Е. Т. Модель психологической помощи вынужденным мигрантам в контексте проблематики насилия и расстройств самоидентичности // Психологи о мигрантах и миграции в России: Информационно-аналитический бюллетень. М., 2001. № 2. С. 21–43.

Соколова Е. Т. Психотерапия: теория и практика: Учебн. пособие для студентов вузов. М.: Изд. центр «Академия», 2002.

Соколова Е. Т., Николаева В. В. Особенности личности при пограничных расстройствах психики и соматических заболеваниях. М., 1995.

Солдатова Г. У. Психологическая помощь мигрантам: травма, смена культуры, кризис идентичности. М.: Смысл, 2002.

Солдатова Г. У., Шайгерова Л. А. Общество и вынужденные мигранты: трудный путь к взаимопониманию // Психологи о мигрантах и миграции в России: Информационно-аналитический бюллетень. М., 2001.№ 3. С. 49–60.

Степанов В. В., Сусоколов А. А. Русские ближнего зарубежья: проблемы адаптации в российской деревне // Российский этнограф. М., 1993. № 3. С. 3–172.

Тарабрина Н. В. Психология посттравматического стресса. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2009.

Тарабрина Н. В., Ворона О. А., Курчакова М. С., Падун М. А., Шаталова Н. Е. Онкопсихология: посттравматический стресс у больных раком молочной железы. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2010.

Тарабрина Н. В., Лазебная Е. О. Синдром посттравматических стрессовых нарушений: современное состояние и проблемы // Психологический журнал. 1996. Т. 17. № 1. С. 19–34.

Узнадзе Д. Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси: Издательство АН Грузинской ССР, 1961.

Фастовцов Г. А. Психические расстройства в результате боевого стресса // Руководство по социальной психиатрии / Под ред. Т. Б. Дмитриевой, Б. С. Положего. М.: Медицинское информационное агентство, 2009. С. 422–433.

Филиппова Е. И. Роль культурных различий в процессе адаптации русских переселенцев // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М.: Московский Центр Карнеги, 1997.

Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности. М.: Прогресс, 1987.

Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Фрейд З. Психология бессознательного. М.: ООО «Фирма СТД», 2006.

Холмогорова А. Б. Отечественная психология мышления и когнитивная терапия // Консультативная психология и психотерапия. 2001. № 4. C. 154–164.

Холмогорова А. Б. Клиническая психология и психиатрия: соотношение предметов и общие методологические модели исследований // Психология: современные напрвления междисциплинарных исследований: Материалы научной конференции, посвященной памяти члена-корреспондента РАН А. В. Брушлинского, 8 октября 2002 г. / Отв. ред. А. Л. Журавлев, Н. В. Тарабрина. М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2003. С. 80–91.

Холмогорова А. Б., Гаранян Н. Г. Многофакторная модель депрессивных, тревожных и соматоформных расстройств // Социальная и клиническая психиатрия. 1998. № 1. С. 94–102.

Холмогорова А. Б., Гаранян Н. Г. Эмоциональные расстройства и современная культура (на примере соматоформных, депрессивных и тревожных расстройств) // Московский психотерапевтический журнал. 1999. № 2. С. 61–90.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. СПб.: Питер Пресс, 1997.

Черепанова Е. М. Психологический стресс: Помоги себе и ребенку. М.: ИЦ «Академия», 1997.

Шапиро Ф. Психотерапия эмоциональных травм с помощью движений глаз. М.: Независимая фирма «Класс», 1998.

Abrahamson L., Seligman M., Teasdale M. Learned Helplessness in Humans: Critique and Reformulation // Abnormal Psychology. 1978. V. 87 (1). P. 49–74.

Affleck G., Allen D. A., Tennen H., McGrase B. J., Ratzan S. Causal and control cognitions in parents‘ coping with chronically ill children // Journal of Social and Clinical Psychology. 1985. V. 3. P. 367–377.

Alloy L. B., Abramson L. Y., Hogan M. E., Whitehouse W. G., Rose D. T., Robinson M. S. The Temple-Wisconsin Cognitive Vulnerability to Depression (CVD) project: Lifetime history of Axis I psychopathology in individuals at high and low cognitive vulnerability to depression // Journal of Abnormal Psychology. 2000. V. 109. P. 403–418.

Amir N., Stafford J., Freshman M. S., Foa E. B. Relationship between trauma narratives and trauma pathology. Journal of traumatic stress. 1998. V. 11. P. 985–393.

Arata C. M., Burkhart B. R. Post-traumatic stress disorder among college student victims of acquaintance assault // Journal of Psychology and Human Sexuality. 1996. V. 8. P. 79–92.

Bartlett F. Remembering. Cambridge: Cambridge University Press, 1932.

Beck A. T. Thinking and depression: Theory and therapy // Archives of General Psychiatry. 1964. V. 10. P. 561–571.

Beck A. T. Depression: Clinical, experimental and theoretical aspects. NY: Harper and Row, 1967.

Beck A. T. Cognitive therapy and the emotional disorders. NY: International University Press, 1976.

Beck A. T. Cognitive therapy of depression: new perspectives // P. J. Clayton, J. E. Barrett (Eds). Treatment of Depression: Old Controversies and New Approaches. NY: Raven Press, 1983. P. 265–290.

Beck A. T. Cognitive models of depression // Journal of Cognitive Psychotherapy: An International Quarterly. 1987. V. 1. P. 5–37.

Beck A. T., Brown G., Steer R. A., Weissman A. N. Factor Analysis of the Dysfunctional Attitude Scale in a Clinical Population // Journal of Consulting and Clinical Psychology. 1991. V. 3. P. 478–483.

Beck A. T., Emery G. Anxiety disorders and phobias: A cognitive perspective. NY: Basic Books, 1985.

Beck A. T., Rush A. J., Shaw B. F., Emery G. Cognitive therapy of depression. NY: Guilford Press, 1979.

Beck J. S. Cognitive therapy: Basics and beyond. NY: Guilford Press, 1995.

Beder J. Loss of the Assumptive World. NY: Baywood Publishing Cо., 2005.

Blackburn I. M., Jones S., Lewin R. J. P. Cognitive style in depression // British Journal of Clinical Psychology. 1987. V. 25. P. 241–251.

Bower G. H. Mood and memory // American Psychologist. 1981. V. 36. P. 1 2 9 –14 8.

Bowlby J. Attachment and loss. 1. Attachment. NY: Basic Books and Hogarth Press, 1969.

Bowman M. L., Yehuda R. Risk factors and the adversity-stress model // Posttraumatiс stress disorder: Issues and controversies / Ed. G. M. Rosen. NY: John Wiley and Sons, 2004. P. 15–38.

Breslau E. S., Curbow B. A., Zabora J. R., Britzenholf K. Psychological distress in post-surgical women with breast cancer. Baltimore: John Hopkins School of Medicine and Oncology Centre, 2001.

Brewin C. R. Cognitive change processes in psychotherapy // Psychological Review. 1989. V. 96. P. 379–394.

Brewin C. R., Andrews B., Valentine J. D. Meta-analysis of risk factors for post-traumatic stress disorder in trauma-exposed adults // Journal of Consulting and Clinical Psychology. 2000. V. 68. P. 748–766.

Brewin C. R, Beaton A. Thought suppression, intelligence, and working memory capacity // Behaviour Research and Therapy. 2002. V. 40. P. 9 2 3–93 0.

Brewin C. R., Dalgleish T., Joseph S. A dual representation-theory of posttraumatic-stress-disorder // Psychological Review. 1996. V. 103. № 4. P. 670–686.

Brewin C. R., Holmes E. Psychological theories of posttraumatic stress disorder // Clinical Psychology Review. 2003. V. 23. P. 339–376.

Brewin C. R., Hunter E., Carroll F., Tata P. Intrusive memories in depression // Psychological Medicine. 1996. V. 26. P. 1271–1276.

Bruner J. The Process of Education. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1960.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 1080; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.237.51.235 (0.151 с.)