Они желают нам весёлого рождества

В тот год в канун Рождества у нас был ужин в мамином доме, потому что мы с Джексоном оба работали на Рождество, а Билл и Шелли всегда ходили в баптистскую церковь рождественским утром. Нам пришлось сжать своё празднество до нескольких часов перед Всенощной.

Джош и Эли надели одинаковые свитера и джинсы. Мэри побывала в салоне красоты со своей мамой и растранжирила деньги на причудливую причёску, полную кудряшек и ленточек, из-за чего мальчики без конца её дразнили. Дед сидел в кресле, наблюдая за детьми, пока они открывали свои подарки.

— Кучка жадных засранцев! — объявил дед. — В их возрасте, я получил от Санты только сифилис!

— Неправда! — сказала мама, закатывая глаза.

На «КУДЗУ» играла песня "Самое первое Рождество".

— Смотри, мама! — восторженно произнёс Джош, поднимая диск Modern Warfare III.

Ной выхватил игру из его рук и прижал к своей груди, будто чтобы установить принадлежность.

Я покачал головой, глядя на него.

— Мы не убиваем воображаемых людей, — со смешком сказал мне Джексон.

— Отдай назад! — воскликнул Джош.

— Лучше бы это был пятый Айфон, — объявила Мэри, поднимая маленькую коробочку и тряся её.

— Будто мне нужно ещё больше счетов за телефон, — сказал Билл.

— Ох, папа, — устало произнесла она. — Если это не пятый Айфон, я очень разозлюсь.

— Повернешься задницей, и я возьму молоток, — поклялся Билл. Было не ясно, зачем именно он возьмет молоток.

— Это Айфон, да? — восторженно произнесла она, разрывая упаковку.

— Кто хочет эгг-ног*? — спросила мама, внося в гостиную поднос со стаканами и раздавая их. — Джексон? Хочешь?

 

 

*Эгг-ног — сладкий напиток на основе сырых куриных яиц и молока. Популярен в США, странах Южной и Центральной Америки, Европе. Является традиционным рождественским напитком.

 

— Да, мэм, — ответил Джексон.

— Будь осторожен, — предупредил я.

Он сделал большой глоток, затем состроил гримасу.

— Что за чёрт? — спросил он.

— Водка, — сказал я. — Я говорил тебе быть осторожнее.

— Ты не дашь это детям, — сказал Билл. Как баптисту, ему не разрешено было пить, что вовсе его не останавливало, но он провёл границу, не позволяя давать водку детям, благослови его сердце.

— Есть и безалкогольные, — чопорно отозвалась мама.

— Кто-нибудь слышал о водке в вашем эгг-ноге? — в смятении спросил Джексон.

— Нам нравится, — сказал я, делая изящный глоток, чтобы показать ему, как надо.

— От него на яйцах вырастут волосы, — вставил дед.

Джексон сдавленно засмеялся.

— Многие люди этого не знают, но нужно передоить немало кур, чтобы получить эгг-ног, — продолжал дед.

— Я тебя умоляю, — произнёс я.

— Иди поговори с теми курами на улице. Твоя мама тягала их за сиськи весь день, пытаясь сделать для тебя этот эгг-ног. Прояви немного уважения!

— У куриц нет... вымени, — сказал Джексон.

— Когда-нибудь слышал о куриных грудках? — спросил его дед.

Джексон неуверенно улыбнулся.

— Когда мальчики были моложе, — сказал дед, — я говорил им пойти и подоить чёртовых кур, пока у них не взорвались сиськи. А эти дураки шли и пытались.

— Мы такого не делали, — сказал я в свою защиту.

— А вот и делали, — серьёзно сказал дед. — И всё было в порядке, пока вы не переключились на петуха.

— Не обращай на него внимания, — сказал я.

— Скажу тебе, они заставили петуха плясать от злости, — сказал дед. — После этого ему пришлось посетить консультанта. Потом мы отнесли его в правительственное учреждение и выбили чек по нетрудоспособности.

— Папочка! — закричала Мэри, когда увидела, что её подарком на самом деле был пятый Айфон.

— Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнула мама. — Это просто телефон, Мэри.

Мэри подняла телефон, будто это была золотая медаль. Затем она встала и продефилировала через гостиную, держа его перед нашими носами, а затем убирая.

— Так почему петуху дали чек по недееспособности? — спросил Джексон деда.

— Ну, в том-то и дело, — сказал дед. — Мальчики не отличили титьку от члена, так что тянули за штуковину парня, пока тот не кончил. Бедняга больше не мог мочиться. Через три дня всё опухло и лопнуло, так что мы не успели взять чек.

Я улыбнулся.

— Но я тебе скажу, — продолжал дед, — что петух голосовал на следующих восьми выборах и всегда выбирал твёрдых демократов. По крайней мере, пока не появился Рональд Рейган, который нарушил строй, проклятый безбожный предатель.

— Курицы не могут голосовать, — отметил Джексон.

— А вот и могут, — сказал дед. — Просто царапнуть тут и там. Разве не так говорят? Ты когда-нибудь слышал о каракулях «как курица лапой», мальчик?

— Я думал, вы сказали, что петух лопнул.

— Ну, мы спасли одну его лапу, и когда пришло время выборов, отнесли на участок его ногу и поставили за него отметку.

Джексон притворился, что сомневается.

— Потом Марта продала эту лапу на гаражной распродаже, — добавил дед.

Мама медленно покачала головой.

— Её купил Бобби Гринвуд, если я правильно помню, — сказал дед. — Думал, что это была счастливая кроличья лапка. Заплатил за неё доллар, просто красота. Затем он пошёл на Вторую мировую, и ему вынес мозги итальянец.

— Обязательно выдумывать столько лжи? — спросила мама.

На лице Ноя была огромная улыбка, когда он подошёл туда, где сидели мы с Джексоном. Он показал нам свой подарок от своих дяди Билли и тёти Шелли: Dance Central III для Xbox.

Теперь мы можем танцевать, — счастливо прожестикулировал ему Джексон.

Почему бы тебе не принести наш подарок для бабушки? — предложил Джексон.

Ной поторопился к ёлке и повозился вокруг, вернувшись с аккуратно упакованным подарком для моей мамы.

— Вот спасибо, — сказала ему мама, садясь и открывая упаковку.

Он стоял перед ней и ждал.

— Что ты ей купил? — прошептал я.

— Увидишь, — ответил Джексон.

Это оказалась милая рамка для фотографий, которая кроме всего прочего была аккуратно завёрнута в подарочную бумагу.

Мама убрала бумагу и обнаружила портрет Джексона, Ноя и меня. Он был взят из серии фотографий, которые мы сделали в фото-будке в торговом центре, когда все вместе втиснулись в ящик и глупо смеялись. Джексон отнёс одну из этих крошечных фотографий в типографию, и там снимок сделали размером двадцать на двадцать пять сантиметров и раскрасили художественным фильтром.

— Это прекрасно, — с улыбкой произнесла мама.

— Мы тоже такую хотим, — сказала Шелли, беря рамку у мамы и глядя на портрет.

— Я сделал несколько лишних, — сказал Джексон. — Буду счастлив подарить одну вам.

— Это так мило, — произнесла Шелли.

— Вы как старая женатая пара, — наблюдательно отметил дед. — Не то чтобы старику не нравились фотографии его внуков. Но нет, обо мне больше никто не думает, разве не так, неблагодарные ублюдки.

— Мы принесём одну и тебе, деда, — пообещал я.

— Если хочешь добраться своими жадными ручонками до моего сейфа, когда я умру, лучше принеси, — предупредил он.

— Мы и вам кое-что принесли, мистер Кантрелл, — сказал Джексон, доставая маленькую упаковку и протягивая её деду.

— О, мальчики-педики дарят мне подарок, — восторженно произнёс он.

Мы рассмеялись.

— Наверное, кучка презервативов, — добавил он, открывая подарок. — Если бы здесь была моя подружка-медсестра, я мог бы использовать парочку.

— Папа! — воскликнула мама.

— Она просто молит об этом, она и тот жир сзади, — сказал дед.

— Ты переходишь границы, — сказала мама.

— Есть ещё порох в пороховницах, — ответил дед, зловеще ей ухмыляясь.

— Обрюхатишь кого-нибудь и можешь воспитывать ребёнка сам, — парировала мама.

Дед усмехнулся.

— Ну, что же это? — спросил он, раскрывая упаковочную бумагу. — Наверное, бомба. Не могу дождаться, когда сдохну, пора бы в путь.

— Прекрати говорить о смерти, — сказал я. — Ты, наверное, всех нас переживёшь.

— И я достаточно суров, чтобы это сделать, — сказал он. — А если нет, что же, ей-Богу, по крайней мере, я хочу, чтобы люди знали, что я был здесь. Если местные не вздохнут с облегчением, когда я умру, я сочту это своим провалом. А теперь, что это, чёрт побери?

Он поднял маленькую, простую коробочку.

— Откройте, — сказал Джексон.

Дед открыл коробку и достал рулон туалетной бумаги. На каждом квадратике была смешная цитата. Они чередовались с фотографиями знаменитостей, писателей и политиков.

— Посмотрите на это! — воскликнул дед. — Теперь я могу смеяться и срать одновременно!

— Я думала, ты всегда так делал, деда, — сказала Мэри. — По крайней мере, запах такой же.

Он усмехнулся ей.

— Мэри Кантрелл! — произнесла Шелли, стыдясь. — Следи за своим языком, иначе я отнесу этот Айфон прямиком обратно в магазин.

— Она будет такой же, как я, — счастливо сказал дед.

— Она не будет такой, как ты, дед, — строго сказала Шелли.

— Разве только потому, что у меня нет пениса, — отозвалась Мэри.

— Мэри Кантрелл! — воскликнула мама, а мы рассмеялись.

— А она егоза! — с гордостью воскликнул дед.

— Я не хочу, чтобы она говорила так в моём доме, — сердито произнесла мама.

— У нас с Ноем есть подарок для вас всех, — объявил Джексон, поднимаясь на ноги и жестикулируя Ною: Ты готов?

Ной улыбнулся и встал по центру гостиной. Он указал пальцем в потолок, в драматичной позе Джона Траволты.

Мы замолкли, не зная, чего ожидать.

Джексон включил CD-проигрыватель и нажал кнопку.

Гостиную заполнила диско-версия песни "Мы желаем вам Весёлого Рождества".

Они демонстрировали уморительную хореографию, и я беспомощно хихикал. Они оба так искренне и так естественно играли на публику, что не засмеяться было невозможно. В другой жизни Джексон Ледбеттер мог бы быть поющей под фонограмму дрэг-квин*. Ной подражал его движениям настолько точно, что это было поразительно. Наблюдая за ними, можно и не понять, что Ной не слышал ни звука.

*Дрэг-квин — мужчины-исполнители, которые переодеваются в женскую одежду для выступления в своих шоу.

 

Посреди песни они прожестикулировали некоторые слова и подбодрили нас прожестикулировать слова им в ответ.

Затем они сделали несколько бальных движений, щедро присыпанных дурачеством.

Они получили заслуженный взрыв аплодисментов, когда закончили.

Мама передала ещё эгг-нога, и водка начала пробираться мне в голову. К тому времени, как мы попали на Всенощную, я с трудом мог пройти по прямой линии.

Глава 72

Визит от Санты

На следующее утро меня разбудил Ной, его глаза говорили, что уже Рождество.

Вставай! — настойчиво прожестикулировал он.

Я лежал в объятиях Джексона Ледбеттера в "главной спальне" в нашей новой квартире, чувствуя его тёплую кожу своей спиной.

Я покачал головой.

Нет, я не хотел вставать.

Пожалуйста? — умолял он.

Я снова покачал головой. Предыдущим вечером я выпил слишком много водки и теперь расплачивался за это.

Я затянул Ноя на кровать и прижал к себе. Он терпел это около минуты. Затем сел и скинул с нас одеяло.

Джексон вздрогнул и проснулся.

Уже Рождество! — счастливо прожестикулировал Ной. — Вставай!

— Который час? — спросил Джексон.

Был едва ли шестой час утра.

— Ты, должно быть, шутишь, — простонал он.

— Ты теперь родитель, — сказал я. — Вставай и выполняй свои обязанности. Моя голова меня убивает.

Ной ущипнул меня за щёку, стараясь заставить открыть глаза.

Я вылез из кровати и от холода накинул банный халат.

В объединённой гостиной/столовой Джексон поставил очень большую ёлку, совершенно точно задушенную рождественскими украшениями и гирляндами. Под ёлкой было больше двух дюжин подарков, и Ной был вне себя от предвкушения узнать, что там. У него были подарки от Джексона, мамы, Тони и Кики, мистера и миссис Уоррен, а также от меня.

Он был готов лопнуть.

Я уже сделал кофе, — нетерпеливо сказал Ной, когда увидел, что я направляюсь на кухню.

"Благослови его маленькое сердце", — подумал я. Я налил себе и Джексону кофе и отнёс его в гостиную. Мы сели на полу перед ёлкой, пока Ной разрывал упаковки своих подарков. За короткий срок Ной обнаружил набор комиксов, пару «Найков», о которых неоднократно просил, несколько новых маек, свитеров и джинсов, очень дорогую железную дорогу от бабушки и дедушки, фигурку Железного Человека, которую я нашёл в магазине в центре города, и, последнее, но определённо не менее важное, новый Xbox One, за счёт Джексона. Это шло вдобавок к различным рождественским подаркам и всему остальному, что включало новый фильм о Супермене.

Санта Клаус в этом году расстарался.

— И есть кое-что ещё, — сказал Джексон, доставая очень маленькую коробочку и протягивая её мне.

— Мы договорились, что не будем ничего друг другу покупать, — отметил я. Я был уже в долгах из-за своей бестолковости, и даже еще не пытался купить что-нибудь действительно милое для мужчины моей жизни.

— Это не рождественский подарок, — сказал он, его глаза блестели.

— Мой день рождения только в феврале, — отметил я.

— Это не именинный подарок.

— Что это?

— Открой и узнаешь.

Это была коробочка для украшений. Это-то я знал. Она была слишком маленькой для чего-то другого. Но что за украшение? И зачем ему покупать мне что-то настолько дорогое, когда он знает, что я не смогу ничего купить в ответ?

Я закусил губу и открыл коробочку.

Это было кольцо.

Простое, но, тем не менее, очень красивое золотое кольцо. Массивное, тяжёлое на вид, явно дорогое.

— Что это такое? — спросил я.

— Я хочу, чтобы ты вышел за меня замуж, Вилли Кантрелл, — сказал он.

— Чего?

Он встал на колени, забрал коробочку из моих рук и протянул мне кольцо.

— Ты выйдешь за меня?

Я нервно рассмеялся, думая, что это просто шутка, но он был очень, очень серьёзен.

— О чём ты? — спросил я.

— Ты выйдешь за меня замуж, Вилли Кантрелл?

— Ты же знаешь, мы никогда не сможем пожениться, — взволнованно произнёс я.

— Мы можем поехать в Бостон и заключить гей-брак в любое время, когда захотим, — отметил он. — Поэтому я спрашиваю еще раз: ты выйдешь за меня? Ты будешь моим мужем остаток моей жизни? Ты позволишь мне быть отцом Ноя?

Должно быть, это водка замедлила мой мозг, или Рождество и наблюдение за тем, как счастлив Ной, но это застало меня врасплох, это внезапное предложение, эта внезапная серьёзность.

Мы, конечно же, шутили о том, чтобы пожениться. Временами мы даже говорили об этом всерьез. Но до меня никогда не доходило, что мы можем на самом деле пожениться, можем пройти к алтарю в церкви и принести свадебные клятвы. И до меня определённо никогда не доходило, что кто-то такой, как Джексон Ледбеттер, захочет сделать такое со мной, из всех возможных людей, которые так добровольно бросились бы в ноги янки.

— Я не знаю, что сказать, — признался я.

— Нет, знаешь, — ободряюще произнёс он.

— Ты хочешь пожениться? — недоверчиво спросил я. — В смысле, действительно пожениться?

— Я люблю тебя, но иногда ты такой глупый, — с улыбкой сказал он. — Конечно, я хочу пожениться. И если ты скажешь "да", я буду самым счастливым человеком во всём мире, и я всегда такой рядом с тобой и Ноем. Ты увидишь. Ты никогда не пожалеешь о том, что будешь моим мужем. Я тебе обещаю.

— Это совершенно новый уровень ухаживаний, — сказал я.

— Это то, что надо, — сказал Джексон. — Теперь в игре я рискую по полной, так ведь?

— Но я не могу этого сделать, — сказал я, отталкивая кольцо.

— О чём ты?

— Это, должно быть, какая-то шутка, — ответил я.

— Это не шутка. Я люблю тебя. Это так сложно понять?

— Мы не можем пожениться. Это даже незаконно.

— Законно в некоторых штатах, — отметил он. — И когда-нибудь это будет законно и здесь.

Еще немного, и я расплачусь. И это не будут слёзы счастья.

— В чём дело? — спросил Джексон, пододвигаясь и кладя руку мне на колено.

Ной тоже заметил моё несчастье и подобрался ближе, глядя на меня с замешательством.

Что такое, папа?

Я вытер глаза, пытаясь скрыть слёзы, чувствуя себя до одури шокированным.

— Что такое? — надавил Джексон.

Я убил настроение момента. Убил насмерть.

— Знаю, я выхожу и борюсь за права геев, — сказал я, — но я борюсь за младшие поколения. За детей. Я борюсь там не за себя. Я никогда не ждал никаких прав, не в моей жизни.

— Какого чёрта? — произнёс Джексон.

— Я знал, что ты не поймёшь.

— Я пытаюсь, — сказал он. — Но не улавливаю.

— Здесь, на юге, ничего не меняется, — сказал я. — Ты этого не понимаешь? Ничего никогда не меняется. Для таких людей, как ты, в Бостоне или в Лос-Анджелесе, или в Нью-Йорке нормально говорить о гей-браке, о равноправии и обо всём остальном, но здесь этого никогда не произойдёт. Не с нами. Не с такими людьми, как я.

— Это куча дерьма, — довольно раздраженно произнёс Джексон.

— Просто это так, — сказал я. — Мы ещё даже не закончили чёртову Гражданскую войну. К тому времени, как мы доберёмся до однополых браков, мы оба уже будем давно мертвы и забыты, а люди будут жить на планете Юпитер.

Джексон сел на корточки с озадаченным выражением лица.

— Мы можем поехать в Бостон, — тихо сказал он. — Это всего несколько часов на самолёте. Не большое дело.

— Ты не понимаешь, — сказал я. — Я хочу пожениться в своей собственной церкви, при своём собственном священнике, в своём собственном обществе, со своей семьёй. Со своими друзьями. Здесь. В месте, где я вырос. В своём доме. Я не хочу ехать в какую-то страну, чтобы пожениться. Это как поехать в Лас-Вегас. Для меня это не будет по-настоящему.

— Ушам своим не верю, — сказал Джексон.

— До тех пор, пока хоть один человек раб, — произнёс я, цитируя старую поговорку, — мы все рабы. До тех пор, пока хоть один человек не свободен, никто из нас не свободен. Конечно, я могу поехать в Бостон, но здесь так много таких людей, как я, которые этого не могут. У них нет денег. Это было бы несправедливо. Это было бы неправильно.

— Вау, — тихо произнёс Джексон.

— Не слушай меня, — сказал я, чувствуя себя глупо, будто сказал слишком много, будто говорил задницей.

Джексон вертел в руках коробочку от кольца, потупив взгляд.

Что случилось? — спросил Ной.

Ничего, — сказал я.

Джей тоже будет моим папой?

Я улыбнулся, но не ответил.

— Я не знаю, что с этим делать, — наконец признался Джексон. — Я думал, ты будешь счастлив.

— Я счастлив, — отметил я.

— Ты действительно настолько увлечён политикой, что не выйдешь замуж, пока это не будет законно здесь?

— Не знаю, — признал я. — Мне придётся подумать об этом. Сейчас это не кажется правильным, но, может быть, я веду себя глупо.

Казалось, в его парусах снова заиграл ветер.

— Хорошо, — сказал он. — Давай обручимся. И когда однополые браки станут законными в штате Миссисипи, тогда мы заключим однополый брак в штате Миссисипи. И я подожду ради тебя. Сколько бы времени это ни потребовало. До тех пор мы будем просто обручены, и весь мир будет знать, что мы ждём, когда нас догонит история. Так или иначе, Вилли Кантрелл, я хочу оставаться с тобой до конца своей жизни. Так что ты скажешь?

Он снова протянул кольцо.

Ной ярко улыбнулся, наблюдая за этим.

Я колебался долгое время. Как бы это ни было нелепо, я никогда не представлял, что Джексон Ледбеттер или кто-либо ещё когда-нибудь сделает мне предложение. Я надеялся. Я мечтал. Но никогда не позволял себе верить, что это может на самом деле произойти. Возможно, это был защитный механизм, чтобы избежать боли разрушенных надежд. Но вот оно. И теперь, когда Джексон спросил, теперь, когда он стоял на коленях с кольцом в руке и смотрел на меня, я не знал, что сказать.

Что такое, папа? — спросил Ной.

Не знаю, — признался я.

Ты не хочешь, чтобы Джей был моим папой?

Я опустил глаза.

Он придвинулся ближе, отказываясь быть отвергнутым.

Скажи "да", папа, — настаивал Ной. — Скажи "да", и тогда мы будем настоящей семьёй.

— Ну? — поторопил Джексон.

Я повернулся, чтобы посмотреть на него; зрелище было убедительным. Глядя на Джексона Ледбеттера, я знал, что сделаю практически всё, что он попросит, и, вероятно, намного больше. Каким-то образом я знал, что в этом мире не много мужчин, которые могут сделать так, чтобы с моего бисквита закапало масло. Я никогда больше не найду кого-то, похожего на него.

— Тебе нужно спросить разрешения у моего сына, — сказал я.

Он повернулся к Ною:

Я хочу пожениться с твоим отцом. Ты не против?

Ты любишь его так же сильно, как я? — спросил Ной.

Ты знаешь, что да. Я люблю его очень сильно. И тебя я тоже люблю. Я хочу, чтобы мы были семьёй.

Ной улыбнулся от уха до уха.

Так у меня есть твоё разрешение? — спросил Джексон.

Тебе нельзя быть дураком, — предупредил Ной.

Не буду, — заверил его Джексон. — Так... что ты скажешь?

Ной кивнул.

— Хорошее дело! — воскликнул Джексон.

Они повернулись ко мне, и Джексон снова протянул кольцо.

— Так что ты скажешь, Вилли Кантрелл? — спросил Джексон.

— Я не знаю, — сказал я. — Что мне с этого?

— Что тебе с этого? — возмущённо спросил Джексон.

— Ты хочешь, чтобы я вышел замуж за проклятого янки, от которого пахнет одеколоном, продающимся в «Белкс»? — спросил я. — Серьёзно, я имею право ждать чего-то большего.

— Не называй меня Ширли*, — сказал Джексон. — Ты выйдешь замуж за этого проклятого янки и будешь счастлив.

*Отсылка к сцене из популярной комедии восьмидесятых – "Аэроплан".

 

— Ты потрясёшь моё сахарное дерево? — поинтересовался я.

— И даже больше. И если ты не наденешь это кольцо на свой палец, я надеру твой конфедеративный зад до самых лопаток.

— Тогда я смогу использовать свои ягодицы как уши Микки Мауса, — отметил я.

— Брось, Вилли, — произнёс Джексон. — Ты выйдешь за меня?

— Я не могу позволить себе купить для тебя такое кольцо, — сказал я.

— Поэтому я купил еще одно, — сказал он, доставая и показывая ещё одну коробочку.

— Ты знаешь, я не верю в Р—А—З—В—О—Д, — сказал я.

— Прекрати увиливать, Вилли, — ответил он. — Ты станешь или не станешь моим мужем?

— Кажись, стану, мистер Ледбеттер, — сказал я. — Действительно стану.

— Да! — воскликнул Джексон, надевая кольцо мне на палец и целуя меня прямо в губы, так сильно и так страстно, что Ной закрыл глаза руками и захихикал.

После этого, когда Джексон и Ной занялись установкой нового Xbox и испытанием своих новых игр, я сидел на диване с нелепой улыбкой на лице, которая никак не исчезала, и наблюдал за двумя своими мужчинами.

"Может быть, и на юге вещи меняются", — подумал я. Или, может быть, все, что мы могли сделать — это измениться сами и надеяться, что юг, в конце концов, нас догонит.

Я взял телефон и позвонил маме.

— Ты ни за что не угадаешь, — произнёс я.

КОНЕЦ 1 КНИГИ