Шаг 4.3 (4.2) Работа с ассоциированной моделью.

Если клиент выбирает ассоциированную модель, то вовсе не значит, что техники, описанные выше, ему не подходят. Еще как подходят. Но если клиент вполне осознанно и ответственно говорит: «Я сам каким-то образом делаю себя больным», то у терапевта открывается целое море возможностей. Но! При одном только условии. Если этот человек способен осознавать события в своем теле, свои чувства и ощущения. Если вам досталось «голова профессора Доуэля», которая воспринимает свое тело как подставку и осознает только мысли и идеи, то вам придется учить этого человека прислушиваться к своему телу. Один из примеров, как это сделать, есть в этой книге в главе «Потребности». Еще об этом написано достаточно много в гештальтистских книгах.

Если клиент способен осознавать события своего тела и принимать ответственность за свое здоровье, то непонятно, как он вообще умудрился заболеть. Но все-таки. Чаще всего это клиенты, уже занимающиеся какими-нибудь практиками, или люди, проходящие психотерапию. Итак, возможности возникающие у терапевта.

 

1. Работа в режиме полной ответственности. Очень интересная возможность.

Условно я выделяю три варианта распределения ответственности. Извините, что повторяюсь. Диссоциированый – болезнь делает со мной это, беспризорный – со мной это случилось, полный вариант ответственности – я сам делаю это.

Например, больной астмой может сказать: «Астма не дает мне дышать». Ответственность перекладывается на некого непонятного зверя – астму. Можно сказать по-другому: «Я задыхаюсь». То есть, все происходит нечаянно. Чашка разбилась. За это никто не отвечает. И наконец есть самый радикальный вариант, который можно предложить клиенту: «Попробуйте сказать: я не даю себе дышать». Или: «Я беру себя за горло», «Я сжимаю свое сердце», «Я раздираю свою кожу» и т. д. Эта фраза и есть момент перехода в «режим полной ответственности».

Обычно пациент произносит эту фразу, а потом после некоторого замешательства произносит: «Погодите, но ведь похоже, что это правда!!!».

И здесь требуется вся ваша экзистенциальная поддержка, вся ваша эмпатия. Поскольку часто после этого грустного открытия люди начинают нападать на себя. Они и так нападают, а сейчас появился лишний повод. Я обычно хихикаю в этом месте, поскольку и на самом деле трагикомично – причинить себе вред за то, что причиняешь себе вред.

Еще нужна вся ваша внимательность и деликатность. Поскольку, сделав открытие о том, что он сам источник своей болезни, человек уже начинает лечиться. В нем просыпается некоторая энергия протеста. Важно не потерять ее, важно рас-спрашивать клиента о его переживаниях. Важно делиться своими. Диалог важен.

Следующий вопрос обычно приходит в голову клиенту самостоятельно. Он напрашивается естественным образом: «Если я не даю себе дышать, то для чего это делаю?» Ответы могут быть самые разные. Кто-то по привычке. Кто-то осуществляет подвиг во имя чего-нибудь. А может быть это форма мести или протеста.

Я недавно беседовал с астматиком одиннадцати лет от роду. Иногда в этом возрасте астматики выздоравливают. Они становятся более независимыми, более строптивыми, предпочитают выражать гнев открыто вместо того, чтобы тихо обижаться. Но тогда другим рядом с ним станет сложнее. Помните, я говорил о том, что болезни принадлежат системе, а не отдельному человеку. Так вот, похоже, этот мальчик понимал механизмы своей болезни и почти сознательно решил не выздоравливать. Он сказал, что больше всего на свете не хочет кого-нибудь оскорбить или обидеть.

Если вы хоть чуть– чуть хотите, что бы ваш клиент выздоровел, то в этом месте работы требуется подлинное терапевтическое смирение. Иногда клиенты, узнав о механизмах возникновения своей болезни, предпочитают болеть дальше. Особенно, если болезнь связана с чувством вины. Например, мне пришлось поработать с бывшими воинами-афганцами. Многие из них, осознав происходящие внутри них процессы, говорили: «Значит, так мне и надо».

И это экзистенциальная позиция. Человек с такой позицией прожил до этих дней. Не зря он имеет хроническую болезнь. Вряд ли он от такой позиции откажется благодаря лихой атаке терапевта. Чаще всего люди лишь укрепляют свои позиции, когда их пытаются изменить силой. Помните, изменение возможно, когда человек движется к себе, а не от себя.

Важно просто вернуться к потребностям. Разве есть потребность наказать себя? Нет, конечно, потребность – в чем-нибудь другом. И это конфликт потребностей. Например, для ребенка-астматика, которого я недавно вспомнил, важно защищать свои границы и важно проявлять свою любовь к этому миру. Защищать себя приходиться от всех, даже от тех, кого любишь. Есть такой миф, что те, кого любишь, не могут причинить вреда. Еще как могут! Случайно, по незнанию, в гневе и т. д. Делать себя больным – не лучший способ выразить любовь, но как это показать?

Но чаще всего обнаруживается, что люди блокируют свою энергию именно из собственной безопасности. На них когда-то напали, теперь они бояться повторного нападения.

Не важно, какой механизм используется, режим полной ответственности позволяет клиенту прояснить собственное экзистенциальное меню.

Вот возможные примеры.

«Я не даю себе дышать, я останавливаю свой гнев, поскольку я не хочу причинять кому-нибудь огорчения».

«Я сжимаю свое сердце, потому что хочу остановить свою печаль, чтобы выглядеть сильным, поскольку верю в то, что слабых никто не любит». «Я раздираю свою кожу, поскольку не хочу показать свое раздражение.

«Поскольку боюсь, что меня отвергнут».

В режиме полной ответственности клиент рассказывает весь свой жизненный сценарий, описывают свою структуру характера.

Но что с этим делать дальше? Обычно я говорю клиенту: «Не хотел бы ты как-нибудь по-другому общаться с этим миром, не так травматично для себя?». Если клиент соглашается, я начинаю обучать его навыкам диалога.

 

2. Работа с ранним разрушением целостности.

Одни из важных навыков для того, чтобы быть здоровым – навыки защиты своих границ и навыки проявления агрессивности.

В детстве часть потребностей и сторон личности, с ними связанных, оказываются блокированными. Люди либо вообще не могут выражать эти потребности, либо могут выражать асоциально и потому не выражают. Видели мамашу, прикрикивающую на малыша? Человек с блокированными потребностями либо прикрикивает на себя сам, либо находит себе партнера: супруга, начальника, который прикрикивает на него похожим образом. Даже если партнер поначалу не очень подходит на эту роль, со временем он будет обучен по полной программе, поскольку в нем не видят партнера, за ним стоит образ мамаши или папаши из детства. Люди нечаянно используют друг друга и делают себя больными. Но им-то кажется, что виноват внешний противник. Пока этот миф лежит в основе сценария, человек будет продолжать болеть.

Помните, я приводил вам пример клиентки с мерцательной аритмией, у которой в ответ на фразу «Дура старая, куда прешь!» начинался сердечный приступ. А почему, собственно? Почему в похожих случаях иметь сердечный приступ в обществе кажется естественным? Почему эта женщина не может сказать себе и этому молодому человеку: «Да нет, я знаю, что я нормальная» и спокойно пойти по своим делам. Она не может этого сделать потому, что ее границы разрушены, в этот момент она – маленькая девочка, очень зависимая от чужого признания. Если она почему-то не может расплакаться и пережить печаль, то, возможно, у ее обидчика возникнет эмпатия и он сам извинится. Если эмпатия не возникнет, значит, его чувства тоже сильно блокированы. Действительно, печальная история. Но печалиться ей тоже нельзя. Что остается? Очень узкий коридор, в котором не избежать больного сердца.

Иногда люди стремятся стать сильными, занимаются боевыми искусствами, чтобы научиться давать сдачу всем своим обидчикам. Но ведь самый большой обидчик находится внутри, а не снаружи. Именно поэтому люди плачут, когда побеждают всех своих врагов. Они обнаруживают, что внешние противники повержены, но внутренняя целостность так и не наступила.

Как с этим работать?

Попросить клиента вспомнить какой-то, желательно самый ранний момент детского проигрыша, например когда на ребенка наорали, а он не сумел ответить.

Попросить заново побыть в образе себя маленького, осознать свои переживания и потребности в этот момент. Чего, например, хотелось от взрослого, какого отношения к себе?

Самый сложный момент. Попросить побывать на месте взрослого, осознать те чувства и переживания, которые испытывал взрослый. Чего хотелось от маленького ребенка, в чем были выражены его потребности? Если удается это действительно сделать, то клиент обнаруживает, что взрослый также был разрушен. Что он был наполнен страхом или горем. Что взрослый боялся ребенка или за ребенка. Иногда в такой работе обнаруживается, что гнев не был связан с малышом, что ребенок просто попался под руку. Что эта агрессия предназначалась супругу, собственным родителям или жизни вообще. Важно понять потребность взрослого. Клиент с удивлением обнаруживает, что на дне гнева и страха находится та же потребность в любви и признании, которую испытывал и он тоже.

Дальше у меня есть выбор. Чаще всего я прошу клиента посмотреть на этот конфликт со стороны, с третьей позиции. Иногда я сам сажусь на место и ребенка и родителя, и проговариваю все, что услышал от клиента. Если все произошло как надо, то работа практически сделана. Клиент, может быть впервые в жизни, вышел из своей эгоцентричной позиции и попробовал понять чувства обоих сторон. «Понять – значит простить», – говорил Роберт Резник.

Но можно попросить клиента снова побывать на месте себя маленького и сказать что-нибудь своему обидчику, но так, чтобы тот понял и услышал. Иногда клиенты с грустью говорят: «В тот момент он бы меня все равно не услышал, он был слеп и глух, ему было не до меня». Иногда слова находятся, например: «Я понимаю, что тебе сейчас плохо. Я понимаю, что ты боишься, что со мной что-нибудь случится. Но ко-да ты так кричишь, мне так тоже плохо. И от этого я болею. Относись ко мне, пожалуйста, мягче. Мне очень не хватает твоей любви». Если клиент говорит это с открытым сердцем, то воображаемая вторая сторона (да и реальная вторая сторона в жизни) слышит его. Если клиенту кажется, что его не услышат, то я спрашиваю его о том, хотел ли он просто выразить себя? Даже без всякой надежды на ответный отклик. Хоть как-то защитить себя лучше, чем никак.

Эту работу можно завершать в любом месте, где вам кажется уместным ее завершить. Но обычно я предлагаю клиенту побывать снова на месте другой стороны. И услышать слова, сказанные собой маленьким. На месте другой стороны находится что-то в ответ. Скорей всего, тоже с открытым сердцем. Например: «Мне удивительно, что ты понял меня. Я очень тронут твоими словами. Мне жаль, что я причиняю тебе боль, но я правда, очень боюсь за тебя».

Я прошу клиента вновь вернуться на свое место. И услышать этот воображаемый ответ. В этой работе не важно – мог ли его настоящий родитель произнести такие слова или нет. На самом деле, клиент работает со своей тенью, учится диалогу и миру в своей душе. Но часто такие работы не только лечат психосоматику, но и приводят к сильному улучшению отношений с бывшими обидчиками.

Вот я и написал эту матрицу как смог. Конечно, в такой работе может быть бессчетное число вариантов. Всего не предусмотришь. Единственное, что хотел бы отметить, если клиент не хочет примирения и не хочет понимать другую сторону – это его право.

 

3. Техника усиления.

Один из хороших инструментов, предназначенных для осознания потребностей, связанных с симптомом. В гештальт подходе эту технику принято называть техникой усиления. Но это не совсем верно. Я уже писал, что симптом – это сочетание двух импульсов. Конфликт двух или нескольких потребностей. Помните пример с самолетом на авианосце? Если пилот нажмет на газ и потуже затянет тормоз, то и пилоту, и самолету долго не протянуть. Задача терапевта – способствовать развитию одного из импульсов, но так, чтобы ему не мешал второй. Как это сделать – есть несколько способов.

 

1. Попросить клиента самому определить естественное движение своей энергии.

 

Пример.

Работа практически с любой болью. Например, с болью в сердце. Я говорю клиенту:

– Вы не могли бы не концентрировать это ощущение в своем сердце? Попробуйте позволить ему распространиться, дайте этому чувству прийти в ваше лицо. Если вы позволите вашей энергии и чувствам течь свободно, что с вами произойдет?

– Мне кажется, что я расплачусь.

– Да, но вы почему-то не плачете!

– Мне стыдно, что люди подумают.

– Лучше умереть от инфаркта, чем пережить чье-то разочарование? Это боль в сердце, о чем она? На какое переживание она похожа?

– Мне кажется, это печаль….

И так далее, главное в этой работе уже произошло: боль в сердце перестала быть просто болью, стала печалью. Хотя на самом деле работа только начинается.

 

 

Еще пример, к сожалению, тоже почти классический.

Я ехал в поезде и по внутренней связи в пять часов утра объявили, что в такой-то вагон требуется доктор. Когда я пришел, то обнаружил женщину с тяжелым сердечным приступом и полное отсутствие медикаментов в поездной аптечке. Из беседы выяснилось, что шесть лет назад женщина перенесла инфаркт. Сейчас ситуация повторялась. Дальше состоялся следующий разговор:

– Скажите, у вас случались какие-нибудь неприятности в последнее время?

– Да, невестка меня очень сильно обидела.

– Вы можете пережить печаль по этому поводу?

После этих моих слов началась удивительная борьба. Женщина давала волю своей печали, ее лицо становилось живым и мягким, ее сердце отпускало, но она как бы спохватывалась и вновь превращалось в живой камень.

– Нет, – сказала она, – я приеду домой и расплачусь. Здесь я не могу.

– Но вам же больно, а когда вы печалитесь, становиться легче.

– Я не хочу прощать свою невестку.

И это удивительные слова. Печаль действительно приносит ощущение прощения. Если она расплачется, то ее сердце смягчится и она не будет держать зла на свою невестку. Похоже, эта женщина в режиме полной ответственности могла бы сказать: «Я убиваю себя, чтобы сделать другим больно». Но где-то на дне ее больного сердца лежит все та же потребность в любви и признании. Только как до нее докопаться?

Мне не удалось. Поезд остановился на какой-то станции, прибежал местный фельдшер с аптечкой. Я сделал уколы. В городе Донецке ее забрала «скорая».

 

Да, мои методы и знания хороши, но часто бесполезны. Если нет готовности со стороны клиента – терапевту ничего не удастся сделать. Он может только поранить и себя, и своего клиента.

Но вернемся к технике. Терапевт может предположить какое– то развитие импульса и попросить его осуществить. Можно предложить клиенту выразить завершение импульса движениями тела, или звуками, или метафорой. Важно, что бы клиент мог осознать, о чем его движения, или звуки, или метафора.

Иногда чтобы не сталкивать в клиенте два импульса, бывает полезно их рассортировать. Например, попросить выразить один из импульсов во внешний мир. Если что-то давит – попросить также подавить какой-нибудь предмет, или перевести это давление в слова. Обычно все больные идентифицируются с той своей частью, которую считают жертвой. О том, что диктаторская их ипостась находиться внутри, а не снаружи, люди обычно не подозревают. Когда клиент начинает вести себя, как своя болезнь, он начинает осознавать и присваивать себе потребности и своей «злой» стороны. Эта работа похожа на работу с пустым стулом, только выполняется более ассоциировано.

Обычно я предупреждаю своих студентов: «Если вам встретился очень слабый и забитый человек – ждите кузнеца». То есть рано или поздно вы встретитесь с его злой и сильной полярностью, о которой такие люди даже не догадываются. Они кажутся себе мягкими и пушистыми.

С другой стороны, в любом сильном и свирепом дядьке, где-то в глубине души скрывается маленький забитый мальчик. Поскольку люди умеют свою свирепость обращать не только на других, но с ничуть не меньшей силой на самих себя. Мир вполне справедливо устроен.

И наконец есть способ для самых ленивых. Все можно сделать за клиента. Если работаете с группой, то можно попросить кого-нибудь из участников группы сыграть оба импульса. Или все можно сделать самому, за клиента. Не знаю, присвоит ли он себе что-нибудь, но для психотерапевта такая тренировка наверняка полезна.