Договорные обязательства. Отдельные виды

Классификация договоров. Из самых древнейших времен до более поздних эпох дошли отзвуки лишь одного известного римлянам договора — nexum. Посредством этого договора, совершавшегося в строго ритуальной форме с привлечением меди и весовщика, устанавливалось долговое обязательство. Если по истечении 30 дней долг не был погашен, кредитор мог применить legis actio per manus injectionem со всеми вытекающими из этого и описанными ранее последствиями. Сперва применение мер, основанных на указанном иске и вызванных нарушением данного договора, могло последовать без обращения в суд, по собственному почину самого кредитора. В дальнейшем требовалось пройти через судебную процедуру, а затем этот договор и вовсе вышел из употребления.

Договоры римского права, надолго сохранившие достаточную практическую значимость, первоначально подразделялись на две группы: вербальные, к которым относились контракты, требовавшие для своего заключения, чтобы в установленной последовательности были произнесены строго определенные слова (verbum—слово), литеральные, заключавшиеся посредством записи в специальных книгах или в соответствующих иных актах (littera— буква). С точки зрения экономических потребностей развитого товарооборота они страдали тем недостатком, что обусловливали громоздкую процедуру на стадии заключения, подчиняясь безоговорочному господству формы, когда, с одной стороны, пропуск даже одного слова или изменение порядка слов делали договор несостоявшимся, а с другой стороны, при соблюдении формы он объявлялся заключенным, хотя бы это произошло под влиянием насилия, - угрозы и т. п.

. Отмеченные недостатки в конце доклассического и в начале классического периодов развития римского права стали ощутимыми в такой мере, что для их преодоления потребовалась разработка новых договорных типов. В результате появляются еще две группы договоров: реальные, которые считались заключенными по соглашению между контрагентами в момент, когда один из них передал другому определенную вещь (res); консен-суальные, которые для своего заключения не требовали даже передачи вещи и опирались единственно на состоявшееся между сторонами соглашение (consensus).

Проводя классификацию договорных обязательств, римляне в первую очередь и подразделяли их на четыре только что перечисленные группы. Гай, например, говорил, что среди контрактов различаются четыре рода (quattuor genera)—те, которые порождают обязательство вещью (re contrahitur obligatio), либо словом (verbis), либо буквой (litteris), либо соглашением (consensu). После того, как приведенная классификация прочно вошла в юридическую традицию, начали появляться но-

вые договоры, не укладывавшиеся ни в одну из ее рубрик. Римские юристы, верные своему консервативному преклонению перед всем, что освящено веками, оставили эту классификацию детронутой, а вновь образованные договоры подвели под понятие безымянных контрактов (contractus innominati). Безымянными последние назывались отнюдь не потому, что у них не было своих наименований. Как будет видно из дальнейшего, собственные наименования присваивались каждому из этих договоров. Слово «безымянный» имело в данном случае совершенно иной смысл: оно тоже являлось своеобразным наименованием, ориентировавшим на такую договорную группу, которая выходила за пределы четырехчленной классификации. Если к приведенному перечню добавить юридически защищенные соглаше-яия (pacta vestita), то в целом известные римскому праву обязательства договорного типа могут быть сведены к шести группам: вербальные, литеральные, реальные, консенсуальные, безымянные контракты и юридически защищенные пакты.

Вербальные контракты. Среди договоров этой группы на первое место должна"быть поставлена стипуляция (stipulatio). Под таким названием соответствующий договор фигурировал, когда он рассматривался со стороны кредитора. Взятый же со стороны должника, он выступал под Наименованием sponsio (обещание). Тождественный смысл имели также термины promissio и fidepromissio.

Процедура заключения стипуляции состояла в том, что будущий кредитор задавал вопрос. Он спрашивал, например, spondesne (или promittisne, fidepromittisne) decem? («обещаешь дать десять сестерциев?). И если тут же следовал ответ— spondeo (или promitto, fidepromitto), то это означало, что договор заключен. По каким причинам или, выражаясь юридическим языком, в силу какого основания будущий должник принимал на себя соответствующее обязательство,—это для действительности стипуляции не имело ровно никакого значения. Связующее действие ей придавало соблюдение строго установленной формы, а основание (causa) в расчет вовсе не принималось. Специфическое качество стипуляции в том именно и¹состояло, что она была абстрактным договором, действительность которого зависела не от основания, а от соблюдения установленной формы. Следовательно, основание не входило в состав не только существенных, но и случайных- элементов стипуляции, что отличало ее от подавляющего большинства других договоров римского права, которые при отсутствии основания не приобретали юридической силы и потому могли бы быть названы каузальными договорами.

Как абстрактный и вместе с тем строго формальный дого-. вор стипуляция явилась юридической предтечей будущего векселя. В этом смысле она оказалась исторически весьма перспективной. Но и в^Древнем Риме ее значение было огромным. Стипуляция использовалась там в самых разнообразных целях, да-

леко не исчерпывавшихся ее ролью первоначального источника установления обязательственных связей, например, установления долгового обязательства. Как уже было показано, она применялась в виде адстипуляции для привлечения третьих лиц на сторону кредитора и в виде адпромиссии для увеличения¹ численности субъектов, выступающих на стороне должника. При ее помощи могло быть также подвергнуто новации любое из уже возникших обязательств, которые благодаря этому приобретали, вместо своего особого содержания, характер абстрактного долгового обязательства. Так обстояло, например, в случае замены стипуляционным долгом обязанности денежного платежа, возникшей из купли-продажи или какого-либо иного договора.

Но стипуляция не была единственным закрепленным в нормах римского права вербальным контрактом. В ту же группу входили по крайней мере еще два договора:

а) dotis dictio (обещание предоставить приданое). Этот договор обязывал выдать приданое вступающему в брак мужчине, причем соответствующие обязательства могли на себя принять будущая жена, любой из ее должников или кто-либо из ее восходящих родственников;

б) jusjurandum liberti (клятвенное обещание вольноотпущенника). Отпущенный на волю раб продолжал оставаться обязанным перед своим патроном определенными повинностями, о чем давалось клятвенное обещание до освобождения из рабства. Но поскольку в этот момент раб еще не становился субъектом права, его клятва порождала не более чем натуральное обязательство. После освобождения он принимал на себя соответствующее обязательство уже в виде клятвенного обещания, оформленного вербальным контрактом, и потому такое обязательство обеспечивалось принудительной охраной.

Литеральные контракты. Сферой их применения служили возникавшие между римлянами торговые связи, когда товары одного контрагента более или менее систематически направлялись другому, либо двигались также в обратном направлении, либо выражали в своем движении замкнутую цепь отношений между тремя и более лицами (если, например, первый продавал что-либо второму, второй третьему, а третий первому). Каждая из таких операций записывалась ее участниками в специальной книге доходов и расходов (codex accepti et expensi). Разумеется, то, что значилось в виде доходов у одного контрагента, фиксировалось как расход у другого. Так, получивший товар записывал его в доход, а отправивший—в расход. Такие записи не порождали договорных обязательств, а удостоверяли лишь то, что поступало или отправлялось во исполнение заключенных договоров. Но к концу определенного, например, месячного, периода в книгах доходов и расходов подводились итоги их обладателями. Эти итоги уже отрывались от приведших к ним конкретных операций. И если отраженные

в книгах разных субъектов окончательные данные были одинаковы по величине (например, 300 сестерциев), но противополож--ны по направленности (сумма долга для одного и сумма требования для другого), то обязательство произвести платеж возникало в силу самих этих записей. Последние и представляли собой литеральные контракты, не связанные с каким-либо основанием, а подобно контрактам вербальным носившие сугубо абстрактный характер.

Литеральные контракты могли заключаться лишь римскими гражданами. В отношениях, участниками которых становились перегрины, также зачастую применялась письменная форма. В одних случаях это был акт, составленный обоими договорными контрагентами. Он именовался syngrapha. В других случаях дело ограничивалось исходившим от должника односторонним документом. Последний именовался chirographum. Были ли это договоры, которые, как и литеральные контракты цивильного права, порождали обязательства самой своей формой безотносительно к их основанию или они имели всего лишь доказательственное значение,— остается неясным. Но что они явились прообразом будущих двусторонне составляемых или односторонне удостоверяемых договоров,— не подлежит сомнению.

Вместе с тем и литеральные контракты цивильного права если не сводятся в Уложении Юстиниана на нет, то уже во всяком случае приобретают свойства, весьма отдаленные от их первоначального характера. Вместо книг доходов и расходов эти контракты оформляются теперь простой распиской. Более того, лицо, от имени которого расписка составлена, имело право заявить спор о ее подложности или о том, что ее выдаче не сопутствовало получение денег (querela non numeratae pecuniae). Но раз допускается оспаривание действительности расписки по мотивам отсутствия основания, нельзя говорить о ее абстрактности, столь характерной для литеральных контрактов. Известный элемент абстрактности сохранялся здесь лишь из-за правила, согласно которому оспаривавший расписку должен был доказать ее подложность или безосновательность в пределах двухлетнего срока. По истечении этого срока расписка обязывала к платежу сама по себе, а в виде санкции за необоснованное оспаривание указанный в ней долг взыскивался in duplum— в двойном размере. И только благодаря тому, что при изложенных обстоятельствах расписка начинала действовать независимо от каких-либо оснований, выделение литеральных контрактов в особую группу сохраняется и при Юстиниане, хотя контракты такого рода в собственном смысле его Уложению фактически уже неизвестны.

Реальные контракты. Эта группа договоров отличается от рассмотренных прежде всего простотой порядка своего совершения. Чтобы заключить их, никаких формальностей не требовалось: достаточно соглашения и сопутствующей ему передачи вещи одним контрагентом другому. А при отсутствии строгой

формы исключено и создание только на нее опирающегося обязательства. Отсюда вторая отличительная особенность реальных контрактов: они не могут быть абстрактными и действительны лишь как имеющие под со$ой определенное основание.

В составе реальных контрактов римского права самостоятельное значение имели три договора—заем, ссуда, хранение.

1. Заем (mutuum) представлял собой договор, который заключался путем вручения заемщику заимодавцем денег или иных вещей, определенных родовыми признаками. Последний момент специально отмечался римскими юристами как неотъемлемое качество договора займа. Гай подчеркивал, например, что дача взаймы состоит в таких вещах (mutui datio consistit in his rebus), ¹которые определяются весом, мерой или числом (quae pondere numero mesurave constat). И это вполне объяснимо. Ведь предоставленные взаймы вещи переходили в собственность заемщика, который обязывался к возврату не тех же •самых, а того же количества таких же вещей. Заменимыми же являются только вещи, определенные родовыми, но не индивидуальными признаками.

А поскольку заем — реальный договор, то уже в момент заключения этого договора заимодавец, передавая заемщику деньги или определенные родовыми признаками иные вещи, делал все, что отчего требовалось. И после того, как заключение займа состоялось, можно ожидать определенных действий не от заимодавца, а только от заемщика. Тем самым заем должен быть также охарактеризован как односторонний договор: у заимодавца нет обязанностей и имеется только право требовать погашения долга; у заемщика нет прав, и он обязан лишь погасить взятое взаймы.

В виде общего правила заем конструировался как договор беспроцентный. Чтобы стать процентным (fenus), он требовал специального на этот счет соглашения, оформленного посредством стипуляции (stipulatio usurarum—стипуляция о процентах). А поскольку раздельное заключение двух договоров лишалось практического смысла, то процентный заем обычно облекался в стипуляционную форму, обнимавшую как проценты, так и капитальную сумму долга (stipulatio sortis et usurarum—стипуляция займа и процентов). К тому же, несмотря на обусловленность процентных операций развитием товарно-денежных отношений, этим операциям так и не удалось освободиться от оценки в качестве чего-то противоестественного с точки зрения рабовладельческих, в том числе древнеримских, взглядов на экономические процессы. Римляне поэтому подвергали взимание процентов различным ограничениям. Предельный их размер во времена Цицерона не мог превышать 12%, а при Юстиниане— 6%. Получив сверх этого предела, заимодавец обязывался возвратить заемщику двойную сумму излишне полученного по до-юстинианову праву и однократную сумму по Уложению Юстиниана. Запрещался также анатоцизм—взимание сложных про-

центов (начисление процентов на проценты), причём если в прошлом этот запрет не действовал в случаях, когда начисленные проценты путем новации присоединялись к основной сумме долга, то Юстиниан запретил анатоцизм и в таком его варианте.

Нужно сказать, что заем был известен римлянам и до появления соответствующего реального контракта. В древнейшие времена этим целям служил ранее рассмотренный nexum, позднее они опосредовались стипуляцией. Когда появился mutuum, то на первых порах ввиду его бесформального характера он как таковой вовсе не получал юридической защиты. И если заемщик мог быть обязан к возврату предоставленного взаймы, то по требованию заимодавца, основанному не на договоре займа, а на факте получения недолжного. Лишь в классическом праве mutuum находит окончательное признание вполне самостоятельного договора, обретя такие защитительные правовые средства, которые отвечали степени его жизненной распространенности.

2. Ссуда (commodatum)—это договор о предоставлении имущества в безвозмездное пользование. Таков первоначальный смысл русского слова «ссуда», которое впоследствии начало также употребляться как синоним займа. Таково же единственное значение латинского слова commodatum, который нужно поэтому отграничивать как от займа, так и от некоторых других смежных понятий.

В отношениях ссуды участвовали два субъекта — коммодант, которому принадлежало передаваемое имущество, и коммода-тарий, которому это имущество передавалось. Ссуда приводила к передаче имущества в пользование, а не в собственность, чем она отличалась от займа. Но так как предмет, полученный в пользование, подлежал возврату, то в этом качестве могли \ выступать лишь вещи, индивидуально определенные, а значит, незаменимые и в то же время непотребляемые, т. е. сохраняющие свою целостность, несмотря на их использование. Коммода-тарий получал имущество в пользование на определенный срок. Если срок не установлен и вещь должна быть возвращена по первому требованию передавшего ее контрагента, налицо другой договор, именуемый прекарием и относящийся к разряду не реальных, а безымянных контрактов. Основанное на ссуде пользование безвозмездно, и именно по этой причине ссуда строилась как реальный договор, признаваемый заключенным лишь с момента передачи коммодантом вещи коммодатарию. Возмездное пользование порождалось не ссудой, а имущественным наймом, который вступал в силу уже с момента достижения сторонами соответствующего соглашения и управомочивал нанимателя принудительно истребовать вещь от получавшего наемную плату наймодателя.

По характеру распределения прав и обязанностей между ее участниками ссуда являлась одним из конкретных случаев несовершенной синналагмы.

Вначале на стороне коммоданта возникали лишь права, а все обязанности сосредоточивались на стороне коммодатария. Он был обязан пользоваться вещью по назначению, ибо в противном случае его действия расценивались как кража и влекли за собой установленные для кражи последствия. На нем лежало, далее, обеспечение сохранности полученной вещи с возложением ответственности за любую собственную вину, а также за обусловленные ненадлежащим надзором вредоносные действия подвластных ему лиц, и только случай терпел.собственник (casum sentit dominus). Наконец, к установленному сроку вещь нужно было возвратить коммоданту в том виде, в каком ее ранее получил коммодатарий, с учетом лишь вызванного дозволенным ¹пользованием нормального износа вещи.

Но при определенных обстоятельствах некоторые обязанности появлялись на стороне коммоданта и соответствующие им права возникали на стороне коммодатария. Если в процессе пользования возникала надобность произвести для поддержания вещи какие-либо экстраординарные расходы, то коммодатарий, после того как он сделал все необходимое, имел право взыскать возмещение этих расходов, а¹коммодант обязывался к полной их компенсации.

3. Хранение (depositum) связывало договорным обязательством депозитанта, т. е. лицо, сохранность имущества которого этим договором обеспечивалась, и депозитария, т. е. субъекта, который обеспечение сохранности принимал на себя. Как и ссуда, хранение строилось по образцу реального и безвозмездного договора. Но если безвозмездность ссуды служила интересам получающего (accipiens), то безвозмездность хранения шла на пользу дающему (tradens). Это обстоятельство сказалось на различном урегулировании в двух названных договорах некоторых совпадающих вопросов.

Из реальности хранения вытекало, что этот договор мог быть заключен лишь я момент передачи вещи,.поступавшей не в пользование, а только в обладание (держание) депозитария. Использование полученного на хранение имущества квалифицировалось как кража со всеми вызываемыми ею правовыми последствиями. А так как возвратить депозитанту нужно было ту же самую вещь, она определялась не родовыми, а индивидуальными признаками. Существовала, однако, специальная разновидность рассматриваемого договора — иррегулярное хранение (depositum irregularae), при котором ¹сданные депозитантом предметы смешивались с однородными вещами депозитария и, обезличиваясь таким образом, превращались из индивидуально определенных в определенные родовыми признаками. Так зачастую обстояло, например, при хранении зерна, плодов деревьев и т. п. В подобных случаях по требованию депозитанта ему возвращались не те же самые вещи, а такое же количество однородных вещей.

Из установленной в интересах депозитанта безвозмездности

хранения следовало, что депозитарий отвечал не за любую вину, а лишь за умысел и грубую неосторожность либо за менее заботливое обращение с хранимыми чужими вещами, чем со своими собственными. Но из этого общего правила было сделано изъятие для так называемого вынужденного хранения (depositum necessaria), когда вследствие пожара или иных стихийных бедствий собственник оказывался перед необходимостью для обеспечения сохранности своего имущества как можно скорее вручить его кому-либо из оказавшихся рядом лиц, будучи лишенным возможности выбора и проверки добросовестности привлеченного депозитария. При таких обстоятельствах последний отвечал за любую вину и, в случае гибели или повреждения вещи, обязывался к компенсации ее стоимости в двойном размере.

Обеспечивая сохранность имущества, депозитарий был обязан возвратить его па требованию депозитанта. Выполнение этой обязанности подкреплялось предоставленным депозитанту «прямым иском из хранения» (actio depositi directa), не говоря уже о бесчестии (infamia), которым" покрывал себя депозитарий, уклонявшийся от возврата хранимого имущества. Но если хранение вызывало расходы или какой-либо ущерб у депозитария, он имел право посредством «обратного иска из хранения» (actio depositi contraria) взыскать соответствующую компенсацию с депозитанта.

Помимо охарактеризованных вполне самостоятельных договоров были и такие реальные контракты, которые выполняли придаточную функцию или служебную роль по отношению к другим договорным обязательствам.

Ранее уже освещался залог как способ обеспечения договора. Выполнение им относительно обеспеченного обязательства придаточной функции очевидно. Но заложенное имущество передавалось залогодержателю, и только с этого момента договор о залоге можно было признать заключенным. Такой договор имел, следовательно, реальный характер.

Обеспечительное действие имела также упоминавшаяся выше фидуциарная продажа, когда она совершалась в подкрепление заемного обязательства и выступала под наименованием fiducia cum creditore (кредиторская фидуция). Если же к ней прибегали при передаче имущества на хранение или в пользование, чтобы таким путем усилить позиции депозитария или коммодатария в спорах с третьими лицами, она выполняла по отношению к правам перечисленных лиц служебную роль и именовалась fiducia cum amico (дружеская фидуция). Но при любом ее целевом назначении она приобретала силу только в момент передачи вещи второму договорному контрагенту и закреплялась, следовательно, реальным договором.

Консенсуальные контракты. По порядку заключения они обладали еще большей простотой, чем контракты реальные. Здесь

дело исчерпывалось одним только достигнутым сторонами соглашением, а передача вещи если и производилась, то не в целях заключения, а во исполнение уже заключенного договора. Тем самым консенсуальные контракты, как и реальные, не могли быть абстрактными и в своей действительности зависели от определенных оснований. Все они обладали также качеством синналагмы — совершенной или иногда несовершенной, а потому при их изучении нужно выявить реальные или возможные обязанности каждой из сторон, которым соответствуют возникшие или могущие возникнуть права другой стороны.

Римское право различало четыре вида консенсуальных контрактов: куплю-продажу, наем, поручение, товарищество.

{.Купля-продажа (emptio—venditio)—договор, характеризующийся тем, что в нем участвуют покупатель (emptor) и продавец (venditor), что первый уплачивает второму покупную цену (pretium) и что второй передает первому вещь (res) или товар (merx). Если договор связан с неманципируемыми вещами (res пес mancipi), их передача вызывала приобретение покупателем права собственности. Манципируемые вещи (res mancipi) для наступления таких же последствий -требовали особой ранее рассмотренной процедуры в виде манципации. В противном случае квиритским собственником оставался продавец, а покупатель становился бонитарным (преторским) собственником. Лишь по мере преодоления дуализма римского права постепенно сглаживался -и порожденный указанными обстоятельствами дуализм квиритской и бонитарной собственности.

Как консенсуальный договор купля-продажа заключалась посредством простого соглашения. Но само соглашение вступало в силу, если сторонам удавалось договориться по поводу продаваемой вещи и уплачиваемой за нее покупной цены.

Вещь, отчужденная по договору купли-продажи, могла относиться как к уже существующим предметам, так и к тем, появление которых ожидается в будущем (например, при продаже предстоящего урожая). Не имело также значения, была ли эта вещь телесной или бестелесной (например, при продаже права на наследство). Важно лишь, чтобы она не входила в состав изъятых из оборота и приобрела в соглашении сторон либо индивидуальную характеристику, либо общее предметное обозначение, уточненное мерой, весом или числом.

Цена признавалась согласованной, если она была определенной (certum), реальной (verum) и выраженной в деньгах (in pecunia numerata). Определенность цены не отменялась, даже когда стороны поручали установить ее какому-либо третьему лицу, приняв на себя обязанность подчиниться решению последнего. Но нельзя управомочивать на такое решение одну из сторон, ибо тогда цена утратила бы свою определенность. Реальность цены требовалась для того, чтобы под видом мнимой продажи не совершалось дарение в обход установленной для него формы, а также отдельных ограничений и запретов.

Выражение в деньгах отличало куплю-продажу от мены, при которой вещь обменивалась не на деньги, а на другую вещь. Кроме перечисленных, Уложение Юстиниана ввело еще одно обязательное условие—справедливость цены (justum pretium). И если цена не достигала половины стоимости вещи, продавец управомочивался ввиду понесенного им значительного ущерба (laesio enormis) потребовать восстановления прежнего положения, т. е. возврата обеими сторонами друг другу всего полученного по договору. Но даже при этих обстоятельствах продавец мог произвести доплату до уровня справедливой цены и сохранить таким способом действие договора.

Как только соглашение по поводу^перечисленных условий достигалось, договор считался заключенным,¹ и ни одна из сторон не имела права уклониться от его исполнения. Это общее правило знало, лишь два изъятия.

Во-первых, заключая куплю-продажу, стороны могли условиться о том, чтобы облечь ее в определенную форму, например в форму стипуляции. Тогда договор вступал в силу лишь после выполнения этого условия. В Уложении Юстиниана различается письменная и устная купля-продажа (venditio cum scripta et sine scripta), которая признавалась заключенной, по общему правилу, в момент достижения между сторонами соглашения, а при соответствующей их договоренности—со времени соблюдения письменной формы.

Во-вторых, законодательство Юстиниана ввело задаток (arrha), при использовании которого покупатель в счет оплаты купленной вещи вносил продавцу определенную денежную сум-.му, и если он затем уклонялся от исполнения договора, задаток возврату не подлежал, а если аналогичное нарушение совершал продавец, он обязывался возвратить покупателю двойную сумму задатка-. Состоявшаяся между сторонами договоренность о задатке приводила к тому, что к моменту уплаты задатка приурочивалось и заключение самой купли-продажи.

Обязанности покупателя обеспечивались предоставленным продавцу иском по поводу проданного (actio venditi); Они сводились почти исключительно к уплате покупной цены (dare pretium). Для выполнения этих действий мог быть установлен определенный срок, а при его отсутствии предполагалась встреч-ность исполнения: уплата денег покупателем в обмен на передачу вещи продавцом. В случае просрочки платежа покупатель обязывался к возмещению понесенных продавцом убытков.

Обязанности продавца обеспечивались предоставленным покупателю иском по поводу купленного (actio empti). Они предполагали совершение следующих конкретных действий:

передача вещи. Если продавец от этого уклонялся, покупатель имел право изъять вещь в принудительном порядке. Передача делала покупателя собственником неманципируемых вещей. В отношении вещей манципируемых он становился квиритским собственником лишь по истечении срока приобретатель-

ной давности. Но и до этого момента в случае недобросовестности остававшегося квиритским собственником продавца на •стороне покупателя имелось такое достаточно сильное орудие преторской защиты, как возражение о вещи проданной и переданной (exceptio rei venditae et traditae);

обеспечение сохранности вещи до ее передачи. Ввиду воз-мездности купли-продажи продавец обязывался проявить о проданной вещи такую меру заботливости, какая свойственна заботливому главе семейства, и, следовательно, он нес ответственность даже за легкую неосторожность, определенную сообразно с абстрактным критерием. Но риск случайной гибели нес покупатель (periculum est emptoris), и если такая гибель наступала, то продавец сохранял право на оплату покупной цены, а все, что оставалось от самой вещи, мог получить покупатель;

гарантирование отсутствия недостатков в проданной вещи. Ответственность за недостатки возлагалась на продавца, лишь когда он прямо отрицал или умышленно скрывал их наличие. Обычно такая ответственность не выходила за рамки фактического размера возникшего вследствие этого ущерба. Но в некоторых случаях (например, при продаже раба) возмещение ущерба взыскивалось в двойном размере;

защита покупателя от эвикции. Evictio—значит отсуждение. Если третье лицо пыталось отсудить от покупателя переданную вещь, ссылаясь на свое право относительно этой вещи, продавец должен был защитить покупателя от подобных попыток. В противном случае он обязывался по доюстинианову праву к уплате двойной стоимости осужденного имущества, а по Уложению Юстиниана — к возмещению понесенных покупателем убытков, поскольку купля-продажа не была сопровождена stipulatio in duplum (стипуляция об ответственности за эвик-цию в размере двойной стоимости проданной вещи).

По специальному соглашению (pactum displicentae) покупателю предоставлялось право в пределах обусловленного срока расторгнуть договор с возвратом сторонами всего исполненного друг другу, если приобретенная вещь ему почему-либо не подходила. Допускалось также включение в договор дополнительного условия, которое получило название additio in diem и упра-вомочивало продавца до истечения установленного срока расторгнуть договор с восстановлением прежнего положения, если ему удалось найти более выгодного покупателя.

2. Наем (locatio-conductio) порождал обязательство, в котором, участвовали наймодатель (locator), обязываемый к передаче имущества в пользование или к обеспечению определенной работы, и наниматель (conductor), принимающий на себя обязанность оплатить предоставленное пользование или оказанные услуги.

Римляне различали два вида найма: а) наем вещи (locatio rei) с тем, что когда предметом найма был дом, наниматель назывался inquillinus (жилец), а когда внаем сдавалась земля,

он выступал под именем colonus (колон); б) наем работы (услуг), который в свою очередь конструировался в двух различных вариантах—как locatio operum или как locatio operis ferendi. В первом случае происходило то, что в далеком историческом будущем трансформировалось в наем рабочей силы: контрагент обязывался за обусловленную плату предоставить соответствующую способность к труду для использования в определенных целях. Во втором случае выкристаллизовывался прототип договора, который в последующие исторические эпохи обрел правовую самостоятельность под.наименованием договора подряда: контрагент за обусловленную плату обязывался не просто к какой-либо работе, а к выполнению полученного им заказа, к достижению заранее оговоренного заказчиком результата. Когда заказ выполнялся лицом свободной профессии (поэтом, художником и т. п.), то, поскольку платный труд в рабовладельческом обществе унижал достоинство человека, речь шла уже не о locatio-conductio, а не более чем о поощрении сделанного почетным вознаграждением—гонораром (honorarium). Таковы исторические истоки этого термина, и ныне применяемого к оплате труда определенных видов, но уже без того специфического оттенка, который сообщался ему особенностями древнеримского мировоззрения.

Будучи консенсуальным, рассматриваемый договор опирался исключительно на само соглашение о найме. Чтобы обрести юридическую силу, это соглашение, помимо предмета найма, должно было установить наемную плату (merces). При этом требовалось, чтобы наемная плата выступала как определенная (certa), а не зависящая от усмотрения одного из контрагентов, действительная (vera), а не мнимая во избежание смешения с ссудой, и выраженная в деньгах, а не в натуре, кроме случаев сдачи внаем сельскохозяйственных угодий, когда наемная плата вносилась в виде обусловленной части от полученного урожая (colonia partiaria).

Наймодатель обязывался передать в пользование вещь либо обеспечить выполнение определенной работы или достижение обусловленного результата. Нарушение этих обязанностей могло быть вменено наймодателю в ответственность при любой тяжести вины, не исключая и легкой неосторожности, очерченной в соответствии с абстрактным критерием. При наличии этого условия он должен был возместить убытки, возникшие у нанимателя, интересы которого обеспечивались иском по поводу нанятого (actio conducti).

Наниматель также нес определенные обязанности, исполнение которых обеспечивалось предоставленным наймодателю иском по поводу сданного внаем (actio locati). Он был обязан принять сданную внаем вещь или произведенную работу и уплатить наемную плату, обеспечить сохранность полученного в пользование имущества и возвратить его в обусловленное время наймодателю. На счет нанимателя относился ущерб, причинен-

ный наемному имуществу как по его собственной вине, так и действиями подвластных лиц, вызванными недостаточным надзором с его стороны. Но риск случайной гибели сданного внаем имущества возлагался на наймодателя. Исключение из этого правила в отношениях по морским перевозкам, также опиравшихся у римлян на договор найма, вводил лишь родос-ский закон о выброшенном (lex Rhodia de jactu). Суть его состояла в том, что если для снятия судна с мели нужно выбросить часть груза, возникшие потери пропорционально стоимости судна и груза распределялись между судо- и грузовладельцем. Это ¹правило положило начало формированию того института, который в своем сложившемся виде называется общей аварией и занимает видное место в современном морском праве.

¹Пока не истек установленный сторонами срок, договор найма сохранял свое действие, хотя бы вследствие продажи, смерти наймодателя или по иным причинам находящееся у нанимателя имущество перешло в собственность другого лица. Обычно наем прекращался с истечением срока, если его действие не продлевалось на неопределенный срок путем молчаливого возобновления (tacita reconductia), когда наниматель продолжал пользоваться имуществом, а наймодатель— принимать поступавшую наемную плату. Если обстоятельства складывались так, что вещь не приносила обусловленного эффекта" (например, заболевший раб лишался работоспособности), наниматель управо-мочивался на одностороннее расторжение договора. Такое же право приобретал наймодатель, когда он испытывал настоятельную нужду в сданном внаем имуществе или когда наниматель уклонялся от внесения наемной платы два года подряд.

3. Поручение (mandatum) — договор, в силу которого одно лицо, доверитель (mandans), поручал сделать что-либо в своих интересах другому лицу, поверенному (mandator). При этом само поручение и было тем единственным элементом, согласование которого требовалось для заключения договора. В отличие от купли-продажи и найма, он строился как безвозмездный договор. И если за оказанные услуги поверенный получал вознаграждение, то лишь в виде гонорара, выплаченного доверителем по собственному почину, а не во исполнение заранее включенного в договор условия. Только в период экстраординарного процесса допускалось принудительное истребование вознаграждения по иску поверенного в размере, определенном решением магистрата по возникшему спору.

Возложенное на поверенного поручение могло быть связано с совершением любого непротивоправного действия—как фактического (например, получить купленную доверителем вещь), так и юридического (например, совершить для доверителя какую-либо сделку). Но поскольку прямое представительство ¹исключалось, то, поручая осуществление своих прав, доверитель предварительно уступал их поверенному, а возлагая на него приобретение для себя новых прав, допускал первоначаль-