Похвальное слово Войсковой старшине.

Да, да! Речь пойдет о них, кого наши недавние учебники истории иначе как изменниками казачества и предателями интересов народа и не именовали. Позволю себе такого мнения не разделять! И начну с того, что все прославленные и хваленые герои борьбы за народную свободу клали этот в могилы тысячами и обрекали на такие страдания, каких они никогда не испытывали при «прорабощении». При этом, никогда не забывали себя… Вспомним хотя бы Дорошенко, что выпрашивал у турок потомственное гетманство, а у русского царя хотя бы пожизненное…

Войсковая старшина, скажем, Корнилий Яковлев, Фрол Минаев, кого никак нельзя обвинить в трусости или в нелюбви к своему народу и даже в недостатке самопожерствования, видели дальше чем их «бунташные» современники. И нужно абсолютно точно себе уяснить, что иного пути у казачества чем вхождение в состав Великороссии у него не было. Это – единственно возможный и правильный путь. Иное дело, что по этому пути, по коему они и так следовали, их подгоняли кровавыми плетьми и пушечной стрельбой, это не вина войсковой старшины. Это свойство времени. Все-таки это – средневековье! Нам в нем, с нашими представлениями о свободе личности и правах человека, нечего делать!

Разумеется, воспетые в песнях, так называемые, народные герои, выглядят значительно эффектнее и благороднее, чем рассудительная и хитрая войсковая старшина. Но правда истории на стороне старшины и тут уж ничего не попишешь!

А ну –ко представьте, что победили не «гады бояре с пушками и мушкетами, с дыбой и виселицами», а благородный герой, двуеверец Степан Тимофеевич Разин, какая бы тогда кровушка полилась и чтобы в результате и от России, и от казачества осталось!

Что ни говорите, а пиратские песни хороши в исполнении студенческих ансамблей, а реальной жизни все воспеваемые флибустьеры и «люди Флинта» должны сидеть в тюрьме! И «борцам за народное счастье» с большой джороги! Кого нынче совершенно правильно и наконец-то, прировняли к уголовникам, хотя все еще зовут достаточно романтично – террористы. Бандиты они и убийцы! И место им на виселице во все времена и при всех режимах!

Казаки, прожившие яркое и трагическое средневековье, это хорошо поняли. А первой поняла это войсковая старшина.

Так что же и не восставать и не бороться?… «Кроткие наследят землю»….И вся история это евангельское откровение подтверждает.

Однако, понимая все это умом, сложно смирить сердце! Потому и пишет красноярский казак Василий Суриков фанатичную, костную, «мракобесную» боярыню Морозову и восторгается ею, и сочувтствует «не прогрессивным срельцам» и вообще, вынося на свои полотна трагедии всегда почему –то оказывается на стороне обижаемых и гонимых. Почему?

Длинный разговор. И не то, чтобы ум с сердцем не в ладу! Все много сложнее. Кстати, ведь и по Православию и по казачьему менталитету – Не в силе Бог, но в правде!

Это мы даже и сегодня понимаем¸ а ведь средневековая войсковая старшина, чувствовала все много острее и душою стардала много сильнее нынешних насельников нашей планеты.

Больше всего я боюсь, что читатель, так сказать, не пристальный, закрыв мою книгу, легко обвинит меня в антирусских настроениях! А ведь это нелепо как обвинить меня в том что я ношу свою фамилию имя и имею такую внешность, какую имею! Как я могу испытывать антирусские настроения, если я сам – русский! Правда, казак! А казак это русский - через увеличительное стекло! У нас все ярче острее и трагичнее!

Моя задача в том, чтобы показать казачью историю под новым углом зрения, так как на нее смотреть, в России да и в мире, еще не принято. Зачем? А чтобы высветить такие темные углы и повороты исторических коридоров, куда не только досужий читатель не заглядывал, но и профессиональный историк, старался не ходить - традиционную концепцию такой взгляд разрушает.

Что же происходило с казаками дальше? Утверждаю, что Российская Империя, как всякое государство, становясь Империей, присоединяло колонии, так вот первыми колониями стали казачьи земли – Украина и Дон, в частности. И если встать на эту точку зрения, то дальше многое в казачьей истории становится понятно.

- Какие колонии! Казаки - это русские! И даже если поверить в вашу «своеобычную» родословную и всех ваших «печенегско-хазарских предков», сегодня то они неотличимы от русских! Они же русские!

- А нынешние шотландцы¸ по большому счету, - британцы, как и англичане и уэльсцы!

- Эва, хватили! У шотландцев - юбки…

- А у нас штаны с лампасами, папахи и башлыки! И держимся мы за них не хуже чем шотланцы за юбки!

- Ну, знаете…

- Да я то знаю! Правда много меньше чем хочется знать! Но я хочу знать! И хочу, чтобы и другие знали, хотя бы то, что знаю я… Так что, неспешно, двинемся дальше - в Имперское осьмнадцатое столетие… А перед тем, помянем казачью войсковую старшину! Кабы не она, а «Стеньки Разины» - закончилось бы казачество, границы этого столетии не переступив.

История одной идеи.

Для того, чтобы не быть голословным, я для начала процитирую нескольких историков. «В древности и в средневековье Донская земля была населена различными народами, имевшими поселения на ее территории. Начи­ная со времени Великого переселения народов, ее заселяли, по пре­имуществу, тюркские народы. Эти народы закладывали традиции жизни в крае, многие из которых были восприняты донскими казака­ми. В XVI в. азовские татары приняли участие в формировании дон­ского казачества.

Предшественники донского казачества (русско-татарско - мордовское население Рязанской земли и Мещеры, русско-украинское население Северщины с конца XV - начала ХУ!! в. прокладывали пути на Донскую землю, используя ее главные реки -Дон и Северский Донец. При этом они использовали более благо­приятные, чем ранее, условия проникновения на Дон, связанные с ослаблением, а затем - с ликвидацией Золотой Орды.

Не на пустое место явились выходцы на Дон из Руси в Х\⁷! в. Не было никакой вольной заимки пустовавших земель. Приходя на Дон, население из Руси, известное под названием донских казаков, должно было вступать во взаимодействие с местными татарами. Ха­рактер этого взаимодействия был весьма разнообразен и противоре­чив. Имели место, как вооруженные столкновения, так и взаимообо­гащения культур. Переселенцы из Руси воспринимали образ жизни, способы ведения степной войны, отдельные черты промыслово-скотоводческого хозяйства. Кроме того, татары проникали в ряды казаков, а русские служили в составе татарских казачьих отрядов в Азове. С.М.Соловьев обращал внимание на то, что атама­ном донских казаков был Сары Азман, а атаманом азовских казаков Стенька Ложник. Между донскими казаками и служившими в Азове отрядами та­тар разница была настолько несущественной, что само слово "казаки", как иногда называли в русских источниках азовцев, с сере­дины ХУ11 в. было перенесено на выходцев из Руси. За ними оно закрепилось на века.

Первые сведенияо донских казаках как о постоянном населе­нии на Дону относятся ко второй трети XV в. Точных сведений о месте расположения их поселений нет, но можно предполагать, что располагались они вблизи Азова, у Волго-Донской Переволоки и по притокам Дона - Медведице и Северскому Донцу. Казачество было немногочисленным и постоянно перемещалось по Дикому Полю, пе­реходя с Дона на Волгу и на другие казачьи реки. Однако Дон по­степенно становился центром казачества.

В послеопричный период происходил рост рядов донского ка­зачества, вызванный усилением бегства на Дон из внутренних уездов страны. Среди казачества гораздо более значительной, чем ранее, становится прослойка русских людей и выходцев из социальных низов России, хотя среди атаманов по-прежнему было немало дворян. Всего к концу XVI -началу XVII в. насчитывалось около 8-10 тысяч казаков.»

Это строки из очень солидной и серьезной книги историка Н.А Мининкова «Донское казачество в эпоху позднего средневековья (до 1671 года)» Ростов на Дону. 1998 г. Она во многом подтверждает то, о чем я писал еще пятнадцать лет назад, и что привожу в первом томе.

Сейчас же важно подчеркнуть, что казачье население имеет несколько иную этническую основу, чем, скажем, москвичи или смоляне. И дальнейшем казаки формировались во многом за счет степных и южных народов. И хотя, безусловно, определяющим был приток населения из России. Хотя этнический состав «новопоселенцев» был весьма неоднороден.(Не исключается, что на Дон целыми родами переселялись, например, мещеряки, кто считаются татарами, но относится к угорской группе народов, казанскими татарами именуется «мишари», а сами себя, когда-то, именовали «маджари или мадьяры» – то есть венгры! Они –то и есть их ближайшие, в этническом смысле, родственники.

Особо следует сказать о численном составе казачества. И вообще о цифрах того времени. Я уже говорил, что монгольская часть так называемого «нашествия» насчитывала, аж,! четыре тысячи всадников! На Куликовом поле, где погиб каждый шестой поданный Московского князя, стояло рядом с Дмитрием Донским не более 30 тысяч человек.

При напряжении всех сил, для борьбы со Стефаном Баторием Иван Грозный мог собрать 12 тысяч рати.

Поэтому так пристально считали каждого служилого человека, в том числе и казака, и бывали они силой внушительной.

«В Смутное время, начиная с 1604 г., происходил отток каза­ков с Дона, которые активно включались в социально-политическую и освободительную борьбу в России.

С 1610 г., после распада Ту­шинского лагеря, началось возвращение казачьих отрядов на Дон, которое усилилось в 1612 г. и особенно - после 1613-1615 гг., когда новое правительство Михаила Романова признало донское казачество в качестве служилого сословия. Благодаря этому происходило усиле­ние донского казачества за счет пополнения его рядов новыми людь­ми из России.

К началу 20-х годов численность казачества на Дону достиг­ла примерно 20 тысяч человек и оставалась на этом уровне примерно до середины 30-х годов, когда она несколько возросла. Вместе с ростом населения возникали новые городки. За время борьбы за Азов в 1637-1641 гг. войско Донское понесло большие потери и зна­чительно ослабло. Возникла угроза захвата турками Нижнего Дона. В такой обстановке правительство сделало в 1646 г. попытку увели­чить численность донского казачества за счет "вольных охочих лю­дей, набранных в южных уездах. Однако эта попытка не удалась. Из примерно 10 тысяч человек, набранных на донскую службу, в Войске осталось не более 2165 человек. Неудача объяснялась недос­таточным снабжением вольных охочих людей со стороны правитель­ства и н еготовностью многих из них к перенесению тягот казачьей жизни. В дальнейшем правительство и не пыталось пополнить ряды казаков, однако с 1648 г. держало на Нижнем Дону ратных людей для помощи казакам против турок.»

Обратите внимание, даже при таком счете, оказывается, что основу казачества составляли коренные степняки, а потоку беглых и служилых людей на Дон вполне соотвестовал такой же встречный поток беглых и служилых людей с Дона. «Ратные люди» остававшиеся в очень малом числе на Дону с казаками не смешивались! Во-первых, казаки для них такие же чужаки как и кочевавшие вокруг казачьих городков ногайцы и прочие татары. Во-вторых московские служилые люди стояли на совершенно иной, более высокой, ступени социальной лестницы, имели льготы и опускаться на одну доску с казаками для них не имело никакого резона. Например, служилого московского человека из плена выкупали за государственный счет, а казака – нет!

Кроме того, численность казачества, та, что приводится всеми историками, очень приблизительна, хотя бы потому, что учитывает только числов воинов. А они, как известно, составляют только определенный процент от всего населения.

Казаки имели семьи. Причем, семьи эти не жили в городках, служивших боевыми форпостами, крепостями с военным гарнизоном, а кочевали по степи. Сремительно отходили, прятались, при возникновении опасности, пока враг осаждал городки, или казачьи отряды отчаянно бросались ему навстречу и отводили от своих кочевий, давая им возможность уйти. Все историки согласны с тем, что первоначально казаки составляли кочевое население, это население было, по преимуществу, тюркским. И это население русскими летописями не учитывалось. Счет велся только по служилым или воинским людям.

Относительно малороссийских казаков, это не вызывало сомнения даже у имперских историков. Таким образом, слова Афоньки из Тихого Дона, в споре со Штокманом, что, мол, «казаки от казаков ведуться», имели под собой основание, в том числе и этническое.

Имели они под собою основание и социальное. Когда учебники и общее мнение убеждало нас в том, что «бежали на Дон крестьяне», они старательно или невольно не сообщали, что там, в казачьих краях, с крестьянами происходило. А крестьяне либо вымирали, либо волею или неволею, возвращались на Русь, либо оставались на Дону крестьянами, пополняя ряды «голутвы» - вояк плохих, каких казаки держали и стремились пополнить в качестве «поголовья», или «пушечного мяса», как это ни цинично звучит, как резерв для неизбежных потерь в боях. А чаще превращались в зависимое от войсковой старшины крестьянское население.

Даже русские старообрядцы, широким потоком хлынувшие на казачьи земли, норовили остаться крестьянами-хлеборобами. А то, что большая часть казаков – староверы, говорит только о том, что они не приняли никоновских реформ, то есть ко времени прихода старообрядцев с Руси сами оставались старообрядцами.

Приведенные мною цифры, говорят о том, что все попытки русского правительства поселить в степях служилых и ратных людей, тоже терпели неудачу. Непривычные к степной системе хозяйстования, к образу жизни, к еде, русские стрельцы и солдаты, так и турки, и даже поляки, умирали в казачьих краях тысячами или возвращались на родину. Чего, например, стоит сообщение, что из тысячи солдат, поселенных царем Алексеем Михайловичем в Черкасске, (где по рассказам очевидцев, в Дону столько рыбы, что казаки подхватывали ее из воды саблями, сидя в седлах на конях), через четыре месяца, семьсот умерло, а триста больны цингою!

Казачья еда отличалась от русской, чью основу составлял хлеб, а у казаков – мясо и молоко. Например, казаки всегда ели конину и, как монголы и кочевые татары, чего никогда не делали русские, умирая с голоду, среди степного продовольственного изобилия.

Несмотря на то, что казаки на Дону принимали всех, и с Дону выдачи не было, массового вхождения в казачью среду не происходило. Только немногие, уцелевшие в боях, эпидемиях и походах, переселенцы, женившись на местных женщинах, обзаведясь семьями и нарожавши болдырей, вливались в станичные общества. Преимущественно - боевые холопы или дворяне, то есть профессиональные военные, поскольку быт казаков оставался военным. Через два-три поколения, они считались казаками. Остальное население, включая крестьян и ратных людей, проживало в станицах на положении неполноправных иностранцев.

В последующие времена, это, неоднократно, нарушалось русским правительством. Так например Потемкин «приписал к войску крестьян, зачислив их в казаки». Но от приписных казаков было мало толку. И уже Павел 1, кого казаки очень ценили за государственный ум, приписку в казаки отменил, установив, что в станичные общества человек может быть принят только по приговору станичного схода, то есть тем же путем, каким это происходило в средние века или, как называют это время казачьи историки - «время возвращение казаков в свои земли».

Особый военный быт и реликтовые, языческие воспоминания, но отличные от язычества северной и западной Руси, фанатичная вера, как говорят историки, «провидеанизм», даже фатализм, формировали у казаков мировоззроение и менталитет, резко отличавшее их от всех соседних народов.

И казаки, что охотно шли на службу и к царям, и в Азов, и в Крым, всегда остро чувствовали свое отличие и от русских, и от поляков, и «литвин» и от татар, и турок. Это касалось и внешности, и обычаев, и мировоззрения. Но самое главное обстаятельство, что ставило казаков особняком по отношению ко всем народа-соседям – военная демократия. Окруженные тремя абсолютными монархиями, казаки придерживались демократических традиций, а постоянное предательство, постаенное разыгрывание казачьей карты в политических межгосударственных спорах, заставляли казаков ощущать себя чужими всем.

Вековое, грубое давление со стороны России, хотя она казакам ближе всех, кого они считали своею матерью, но постоянное ущемление всех казачьих прав со стороны московского государства, постоянное и, как правило, незаслуженное, стремление наказать, подавить, заставить, навязать имперскую волю. Чудовищные карательные меры, что постоянно обрушивались на головы казаков после восстаний, а часто и без вины, приводили казаков к мысли, что они России – чужие. Что скорее всего она казакам мать не родная, то есть – мачеха. И посылка о том, что казаки от казаков ведуться, приводила к выводу – мы не русские!

На встречный вопрос, на какой нет и не могло быть простого ответа:

- А кто?

Следовало объяснение: по вере - русские, а по корню - от других народов.

Если бы по отношению к казакам, в дальнейшем, не проводилась политика зафиксировавшая в сознании народа представление об исключительности, казаки, естественно и незаметно, растворились бы в великорусском суперэтносе, часть коего они составляли. Но чудовищные репрессии, истребление по этническому принципу, и наконец, объявление казаков воинским сословием, откуда не выйти, эту идею сделали основопологающей, как в объяснении роли казачества в истории России, так и в объяснении их положения военных рабов, и привели, в конечном итоге, к требованию потомков казаков в ХХ веке считать их самостоятельным народом.

- Помните казаки! Вы не русские! Россия всегда давила и преследовала вас…- кричал на последнем войсковом Круге в Берлине в 1944 году атаман Краснов.

Эти слова встречали полное понимание у казаков, как всегда, идущих на смерть за чужие интересы, в данном случае за интересы фашистской Германии.

Напрасно, проследующие историки высмеивают эту фразу, сказанную в полемическом экстазе. Напрасно приводят ее как образец вражеской пропаганды, подброшенный казакам во времена Второй мировой войны. Ее казаки вермахта, между собой, называли Второй войной с большевиками. На самом деле для них все складывалось гораздо сложнее и трагичнее.

И когда совсем недавно, при последней переписи, тысячи людей, памятуя обо всех репрессиях и кровавых последствиях, к чему это приводило в России и не только в России всегда, все же в графе “национальность” твердо написали ”казак”, это о многом говорит.

Для того, чтобы эта идея, несмотря ни на что, укоренилась в сознании, одной пропаганды недостаточно. Для этого нужно время. И оно у казаков имелось. Во всяком случае, идея “казаки - народ”, насчитывает по крайней мере триста лет.

Да, собственно, до 1835 года никто это под сомнение и не ставил. Все русские государи относились к казакам как к одному из народов России. Почему казаки были выделены в особое сословие, как это произошло и чем кончилось, пойдет речь в следующем томе

 

Вместо послесловия

П. Н. Кудинов,

руководитель восстания донцов в Верхне-Донском округе, в ты­лу у большевиков

 

Бытие казачества на протяжении ряда веков, количество ка­ковых ни одним мудрым историком в точности не установлено, по­крыто тайной; новейшее историческое творчество (как то — г. Сватиков) также не доказывает времени возникновения Донского ка­зачества с его обособленным укладом, имеющим резкий контраст с бытом русского крестьянства. Творчество г. Сватикова рассматри­вает казачество в вассальном и служилом периодах его жизни, на протяжении 375 лет, подтверждая оное сохранившимися докумен­тами. А раньше?

Нет, господа, други и недруги, на страницах трудов историков,, здравствующих ныне, и историков, отошедших в иной мир, ощу­щается какая-то пустота, недоговоренность, во мраке которой ви­тает дух древности, дух бытия, дух еще не разъясненной загадки о времени происхождения сей обособленной народности — казаче­ства. От ряда вековых жизненных потрясений у обитателей, вхо­дящих в пределы всея Руси, перепуталась историческая последова­тельность, оборвались ценные нити или бесследно исчезли под развалинами пожара разрушений, нашествий народов. Большинство мудрых и сильных склонны утверждать, что корень происхождения казаков (донских) идет от рабов, бежавших из-под ига бояр от Московского самодержавия, но ничуть не от особой народности, не сохранившей о себе следов — актов былого. Это неверно! Бегство русских рабов в степи вольности и свободы, где уже обитали Дон­ские казаки, факт неоспоримый, но это не дает права положитель­но утверждать, что вот, мол, по мере накопления сил непокорных рабов, от них и создалось В. В. Донское. Это ложь! Не верьте, братья казаки, боярской провокации! Убили тело, но жива душа, лишь когда убьют душу, погибнет тело. Если бы это было подлин­но так, как говорят уста царской истории, так почему же на рас­стоянии целых веков бытия казачества не произошло полного об­русения и не восприняты общие традиции и уклад жизни духовной, политической и административной? Все беглые из Руси, осевшие на Дону, и доселе сохранили свою прирожденную особенную рель­ефность жизни, в отличие от жизни казаков, и этого резкого кон­траста не могли изгладить ни время, ни насилия, ни ложь истори­ков. Все усердные хлопоты новейших.самодержцев вырвать из ду­ши казачества корни, питающие отрасли, остались тщетны.

Страшная рука самодержавия мертвой хваткой схватила за гор­ло казачество, показывая оное всему миру и своему подданному народу в минимальной миниатюре спиной, да еще в унижающем склонении («казачки»), но подлинные лицо и величина казака, его священные традиции жизни, задыхались в обломках пожаров и разрушений, прикрытые лицемерными грамотами и придавленные Петровскими клейнодами и булавой.

Стоило только внимательно прислушаться к народным песням, мотивам, к рассказам преданий, которые совершенно чужды для крестьянина, живущего на Дону с давних времен: сие есть неоспо­римое доказательство возникновения казачества с отдаленных вре­мен, как особой народности, но никак не от беглых рабов. Г. Бы-кадоров, пожалуй, прав, упоминая в журнале «Вольное казачест­во» про чигов и казаков, чем напомнил кличку казачью: «Чига востропузая, зеленые кишки», — так дразнили казаков иногород­ние. Я далеко не историк, материалов древности не имею, но реши­тельно не согласен с объяснением историков о происхождении Донских казаков.

Как же расценивается казаками и их соотечественниками не­казаками прошлое казачества? Казаки,, находящиеся за рубежом, с именем казака на устах уйдут в иной мир, но ни в коем случае не воспримут умышленного толкования о родословии беглецов. Не только казаки, имеющие знания об исторических сказаниях, но и не знающие «аза», не согласятся дать веры писцам истории, что происхождение казаков, как особой народности, есть свидетельство ложное. Этот свободолюбивый народ (казачество), имея врожден­ные чувства милосердия, сострадания, инстинкт к равенству и брат­ству, живя на вольном Дону, добывал свободу не только для себя, но и для русского народа, находившегося тогда под рабством же­стокой несправедливости. Ту мечту, которую имеет казачья душа, может похоронить только процесс вымирания, если своевременно не будут приняты меры. «Яко же обрящем землю, где покоятся тела благороднейших предков». Казаки, как встарь, теперь и в будущем должны мыслить себя казаками, и казаками подлинными, на началах братства и гражданского равенства, а не теми казаками царскими, что

За землю царскую рабов

На плаху гнали казаков.

Подачки щедрые гребли

И городки казачьи жгли.

Работать землю не велеть,

А только порох царский есть.

Ловить зверей да рыбу в море

(И так далее, в таком же роде).

Как расценивают прошлое и настоящее казачества наши сооте­чественники — не казаки? Та система расценки до настоящих вре­мен не изменилась. Нашим соотечественникам, жившим в минув­ших столетиях, было поведано царями, что народ, обитающий на юге, именующийся «Донские казаки», есть бродячая орда разбой­ников, которых нужно «ловити, приводите в Москву и казнити». И вот это мудрое учение, воплотившееся в кровь и плоть боярских деток и крестьян, остается в том же виде и до настоящих дней; всякая же попытка разубедить этого дорогого соотечественника в провокации едва ли приведет к желательным результатам. Что это клевета и несправедливость по отношению к казачеству — ско­рее признает красный комиссар, чем белый генерал. Говоря про­стым языком, для зарубежных русских помещиков казачество тер­пимо столько же, сколько большевики. Без почитания чина и рода казаки отобрали огромнейшие участки земли, не принадлежащие барину.

По историческим данным, казачество было сильно до XVII сто­летия. Метрополия всегда чувствовала себя бессильной вступать в вооруженный поединок с казаками.- Но лукавые подачки, ласки Донским Атаманам и старшинам возымели свое действие, и эти атаманы и старшины, прельстившись щедрым царским даром, из­менили Кругу, заветам предков и повергли Донскую Республику к царским ногам, пронзив голову Республики Петровским колом *.(На острый кол Петра надета казачья голова. — Автор.)

Как казаки, так и наши соотечественники, русские люди, должны искренне признать то, что вооруженное движение Степана Ра­зина, Емельяна Пугачева и Кондратия Булавина не есть выступление удальцов разбойников, а процесс революционного явления, стремящегося к свержению самодержавия и к освобождению рус­ского народа из-под рабства крепостной зависимости; царские ата­маны изменили революционному знамени, предав вождей с Дона в руки московских палачей.

С Дону выдачи нет! Так по какому же международному праву атаманы Донской республики выдали политических преступников для казни в Москву? Так было прежде, так случилось ив 1918 году. После многих лет погребения воскрес­ла казачья мечта, а эта мечта: Войсковой Круг с всенародно выбор­ными атаманами. С казачьей искренностью, как глава власти,

A. М. Каледин и его помощник М. П. Богаевский открыли Круг, зашумел майдан по старому обычаю, но не надолго. Судьба изме­нила, и благородные вожди, мученически положивши душу задруги своя, отошли в историю вечных воспоминаний и молитв. Некоторые из атаманов, пришедших на смену павших жертвой, как, например, П. Н. Краснов, к глубокому сожалению, далеко не выполнили за­ветов предков; политическая игра в партии и группировки, слюня­вое нытье по старому блаженству, боязнь потерять царскую милость, выгибание перед царскими сенаторами; «Всевеликий» народный избранник казачества, за ширмой провозглашенной свободы всея Руси и Донского казачества, нерешительно топтался, роняя капли горьких слез на почву бесплодную. Торопливо вооружался свобо­дой, а сражался самодержавием, неприкосновенностью помещичьей присвоенной собственности, поркой и ограблением крестьян и ка­заков, а в награду за сие: из земли родной бежал в край чужой.

Итак, сильных сторон казачества ни из фактов истории, ни из личного наблюдения в революционных событиях я не вижу. Во всем жизненном процессе казачьего бытия — расколы, предательства, рабские поклоны пред боярами и др. унизительные явления.

Какова же будущность казачества? На получение подобной премии рисковать опасно: гадание пользы не принесет. Я, как ка­зак, желаю казакам за рубежом быть в искреннем братском еди­нении, от воспитания царских бредней перейти к усвоению истин­ных фактов происхождения казаков и их неотъемлемому праву на самостоятельное существование в совокупности или, вернее, вхо­дящих в состав Демократической Федеративной Российской Рес­публики. Я абсолютно против унижения и разграбления России, но решительно несогласен с тем, что казачество не может существо­вать самостоятельно, в отдельности от России, как это пишет B. А. Харламов.

Может! Как существует всякое маленькое госу­дарство, например, Болгария. Казачество, как самостоятельное государство, может существовать так же, как и раньше при само­державии, но может жить далеко лучше. Разумеется, помышлять об отделении от России, может быть, и грех, но по обстоятельствам времени, может быть, от упорной невозможности придется согла­ситься с фактом неожиданности. В истекшем 1927 году большевики отпраздновали десятилетие своего царствования, и, Бог знает, сколько времени придется еще ожидать сего Провидения, чтобы открылись ворота родины. Может, это случится завтра, а может быть, никогда. Если не удастся войти в центральные ворота неде­лимости, так разве преступление, когда мы найдем доступный вход с краю? Хныкать о неделимости, копать чужую руду, уголь, уми­рать смертью шахтера в подземной пропасти, скитаться под зноем пустынной Африки — несовременно. К чему мне эта неделимая, когда там царствуют подлецы и эмигрантам вход строго воспре­щен! Там, в родном краю, наша родина; там родные семьи; там почерневшие хижины; там родное кладбище с надписью надгроб­ных памятников. Там нам быть, и не тогда, когда челюсти перекри­вятся, речь ослабнет, зрение померкнет, а сейчас, о чем казачеству вообще и народам Кавказа необходимо подумать, а не принюхи­ваться к запаху и не прислушиваться к реву высших монархиче­ских советов. Им хорошо посвистывать и петь, когда рублики есть!

В 12-й день февраля 1928 года пускай имена мучеников Дона, Кубани, Терека, Урала и Оренбурга, положивших живот свой во имя России и казачества, дополнят число мучеников за имя Хри­стово, скрытых под престолом Божиим и чающих возмездия раз­бойникам. Царство горнее да будет им вечным обиталищем, где не жаждают, не алкают, а пьют воду живую.

Низкий поклон творю праху мучеников.

Болгария, гора Александрова.