Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Восприятие «Королей-чудотворцев»
Как были приняты «Короли-чудотворцы» в 1924 г.? Поначалу – и в этом нет ничего удивительного – книгой, представлявшей собой серьезный научный труд, заинтересовались только специалисты. В основном реакция первых читателей была благоприятной. Из откликов, собранных самим Марком Блоком, а также из тех, какие мне удалось отыскать в научных журналах, выделю три текста, отличающихся особой теплотой. Первый, разумеется, принадлежит Люсьену Февру. В письме (недатированном, но бесспорно написанном в 1924 г.) Февр пишет Марку Блоку, что если вначале он полагал, будто тема книги «слишком узка», а вещи, о которых в ней идет речь, находятся «на обочине истории», то после прочтения обнаружил, что «Короли-чудотворцы» – «одна из тех главных книг, читая которые, начинаешь чувствовать себя более умным, одна из тех книг, которые проясняют массу вещей и постоянно будят любопытство». А после смерти Марка Блока он писал: «Это книга редкостна по своим достоинствам; это подлинная жемчужина среди изданий Страсбурского филологического факультета, а кроме того, едва ли не первое из этих изданий. Я часто говорил Блоку, что это одна из самых любимых мною его книг – и он был признателен мне за столь благосклонный отзыв о его, как он выражался, "увесистом детище"»[xl]. Люсьену Февру вторил Анри Пиренн, друг Февра и Блока, предмет живейшего восхищения обоих, великий бельгийский историк, чья статья через несколько лет появится в первом номере «Анналов». Он прислал Марку Блоку из Гента восторженное письмо, сочиненное 4 мая 1924 г., по прочтении первых пятидесяти шести страниц книги. Он хвалит Блока за значительный вклад в «изучение идей политических, религиозных и социальных». И прибавляет: «Дорога, которой вы пошли, пересекает, петляя, всю человеческую историю, и я с большим воодушевлением вижу, как, идя по этой дороге вперед, не уклоняясь в сторону и не теряя из виду вашей главной темы, выделаете множество открытий». Наконец, уже упоминавшийся мною Анри Се отмечает междисциплинарный характер «Королей-чудотворцев» и влияние, оказанное на Блока Дюркгеймом, а затем признается: «Если бы я знал вашу книгу раньше, я бы непременно изменил некоторые положения в моей книге об абсолютистской доктрине. По всей вероятности, следовало бы не ограничиваться «социальной философией» писателей, однако вы сами знаете, как трудно проникнуть в чувства народных масс. Ваша заслуга в том, что вы указали историкам политических идей, в каком направлении им следует двигаться».
Среди откликов ученых-практиков, интересовавшихся сходными вопросами, два кажутся мне особенно заслуживающими внимания. Первый принадлежит филологу Эрнесту Хепфнеру, который, впрочем, дружил с Марком Блоком и работал одновременно с ним в Страсбурском университете. В журнале «Romania» (1924. Т. IV. № 199. Р. 478 – 480) Хепфнер писал: «Это исследование представляет большую ценность потому, что проливает свет на историю идей, прежде всего идей Средневековья, а во-вторых, потому, что содержит множество новых сведений, которые принесут пользу историкам нашей средневековой литературы», а подводя итоги, вновь отмечал «большое значение этого насыщенного и новаторского труда для истории нашей древней литературы». Другой отзыв дан в личном письме к Марку Блоку Люсьеном Леви-Брюлем, который незадолго до выхода «Королей-чудотворцев», в 1922 г., опубликовал свое «Первобытное мышление» (La Mentalite primitive); 8 апреля 1924 г. он сообщал Блоку, что еще не прочел книгу и, к сожалению, не успеет написать рецензию на нее для «Философского журнала» (Revue philosophique), но при этом прибавляет: «Ваши короли-"чудотворцы" чрезвычайно меня интересуют. Сам я исследую так называемое первобытное мышление на примере обществ, совершенно не похожих на наше, однако я благодарен тем, кто обнаруживает сходное умонастроение в областях и эпохах, поддающихся историческому анализу. Я уверен, что найду в вашей книге ценнейший материал для размышлений и сопоставлений». Не все письма и рецензии выдержаны в столь же хвалебном тоне. Возникает впечатление, что даже самые доброжелательные читатели, как правило, смиряются со «странностью» избранного для исследования предмета только потому, что Марк Блок выказал в книге большую эрудицию. Некоторые просто не поняли Блока. Эрнест Перро в «Журнале по истории права» (Revue historique de droit. 1927. № 2. P. 322 – 326), в основном похвалив новую книгу, высказывает сожаление: «Однако для исследователей права далеко не все в рецензируемом труде одинаково ценно. В самом деле, г-н Марк Блок подробно останавливается на том проявлении священного характера королевской власти – чудотворной мощи королей, – которая представляет не слишком большой интерес для юриста».
Наконец, бельгийскому медиевисту Франсуа-Л. Гансхофу, человеку, впрочем, в то время еще совсем молодому, книга, судя по рецензии, напечатанной им в «Бельгийском филологическом и историческом журнале» (Revue beige de philologie et d'histoire. 1926. Т. V, fasc. 2/3. P. 611 – 615), совсем не понравилась. Отдавая должное «эрудиции, тонкости и выверенности суждений», он, однако, замечает: «Толстый том, написанный гном Марком Блоком, нельзя назвать трудом по истории медицины; нельзя – слава Богу! – назвать его и трудом по сравнительной социологии. Эта книга – историческое исследование в самом буквальном смысле этого слова...», однако автор принес «главное» («квазисвященническую природу королевской власти») в жертву «второстепенному», то есть обряду исцеления золотушных посредством возложения рук. Достаточно сравнить этот отзыв с отзывом Анри Пиренна, чтобы понять: опередить свое время дано не всем! Как бы там ни было, в творчестве Марка Блока «Короли-чудотворцы» занимают совершенно особое место. Шарль-Эдмон Перрен совершенно справедливо заметил: «Следует подчеркнуть, что позже (после 1924 г.) Марк Блок больше не возвращался к вопросу о помазании короля; посвященный этой церемонии труд стоит в его наследии особняком; в определенном смысле труд этот самодостаточен – ни до, ни после Блок не печатал никаких исследований на эту тему»[xli]. В чем причина такого равнодушия? Не зная, что думал по этому поводу сам Марк Блок, мы вынуждены прибегать к гипотезам. Прежде всего, от исследований такого рода Марка Блока отвлекли требования университетской научной программы. Университетская наука подобные темы не поощряла, поэтому впоследствии Блок, тяготевший к сравнительным исследованиям (см. большую статью 1928 г. «К вопросу о сравнительной истории европейских обществ»), занимался ими на материале истории сельского хозяйства. Когда же он был назначен преподавателем, а затем профессором экономической истории в Сорбонне (1936 – 1937), ему пришлось погрузиться в изучение этого – отчасти нового для него – предмета. Можно также предположить, что Блок почувствовал некоторую ограниченность методов сравнительной антропологии. Во-первых, такому требовательному историку, как он, не хватало работ, на которые позволительно опираться; во-вторых, он сознавал, что не сумел выработать в области сравнительных исследований достаточно строгого метода. Наконец, возможно, что реакция университетских кругов на «Королей-чудотворцев» – реакция благожелательная, но в основном, за редкими исключениями, свидетельствовавшая о полном непонимании, – побудила его хотя бы для виду отказаться от исследований, мало способствовавших успешному продолжению университетской карьеры. Новизну, значительность, плодотворность «Королей-чудотворцев» смогли оценить лишь те редкие ученые, которые и сами, подобно Марку Блоку, были новаторами в науке. Блок же не расстался с «Королями-чудотворцами» окончательно; он «оставил открытыми» папки с касающимися этой темы материалами, и в одной из них, посвященной коронации, наряду с выписками из двух работ П. Э. Шрамма (книги об английском короновании и статьи 1937 г. о короновании французском), сохранилась карточка с пометой: «коронация: Фавтье у Глоца, с. 62, пытается доказать, что значение коронации ничтожно»[xlii]. С 1924 г. французская университетская наука изменилась очень мало.
* * * «Короли-чудотворцы» сегодня: компаративистика Что значат «Короли-чудотворцы» для сегодняшнего историка? Самое сильное впечатление до сих пор производит компаративистский аспект этого труда. Недавно среди американских историков разгорелся спор по поводу компаративизма Марка Блока. В «Американском историческом журнале» (American Historical Review, 1980) Арлетт Олин Хилл и Бонд А. Хилл младший, основываясь, с одной стороны, на блоковской статье 1928 г. «К вопросу о сравнительной истории», а с другой, на лингвистических теориях[xliii], подхватили выдвинутое Марком Блоком разграничение между всеобщей компаративистикой и компаративистикой исторической, которая занимается только обществами если не существующими одновременно, то, по крайней мере, соседствующими во времени и пространстве. Марк Блок, разумеется, тяготел больше к компаративистике второго типа. Хиллы, соглашаясь с подобным делением компаративистики на две и только две разновидности, упрекнули Блока в том, что он во многих работах, и, в частности, в «Королях-чудотворцах», смешивал эти разновидности, и засвидетельствовали свое тяготение к компаративистике всеобщей, которую они, исходя из лингвистических теорий Ноама Хомского, явно склонны считать единственно интересной. В том же 1980 г. в «Американском историческом журнале» появились два весьма критических отклика на статью Хиллов, принадлежавшие Уильяму А. Сьюэллу (Sewell), автору замечательного исследования «Марк Блок и сравнительная история» (1967), и Сильвии Л. Трапп (Thrupp), основательнице превосходного новаторского журнала «Сравнительные исследования по социологии и истории» (Comparative Studies in Sociology and History). Сьюэлл и Трапп вполне обоснованно отвечают Хиллам, что никакой нерасчлененности двух моделей компаративистики в наследии Марка Блока не существует, как не существует, впрочем, и самих этих двух моделей, и что в споре Блока с Фрэзером, чьи чересчур обобщенные сравнения автор «Королей-чудотворцев» отвергает, историк всегда будет на стороне Блока.
Так вот, сравнительный метод, провозглашенный и прославленный Марком Блоком, кажется мне сегодня – при соблюдении всех тех предосторожностей, о которых Блок предупреждал, – необходимым как никогда; было бы прекрасно, если бы у автора «Королей-чудотворцев» появились продолжатели[xliv]. Однако следует хранить верность духу Марка Блока и сравнивать лишь то, что сравнимо. По правде говоря, в компаративистике Марк Блок был немного робок, прежде всего, как мне кажется, потому, что не располагал теориями и методами, которые позволили бы ему пойти дальше, не погрешив против осторожности и требований историчности, предъявляемых к историческому исследованию. Я, например, убежден, что определенные формы структурализма могут прекрасно сочетаться с работой историка и помогать ей. Таков, например, структурализм Леви-Стросса, если использовать его для тех целей, для каких его создал сам Леви-Стросс, – для анализа внутреннего строения мифов и обрядов. Еще более пригодными к тому, чтобы пролить дополнительный свет на феномены, подобные королевскому чуду, кажутся мне истинно научные компаративистские идеи и методы Жоржа Дюмезиля. В свете исследований Дюмезиля королевское чудо следует отнести к трудно определяемой области третьей функции. Здоровье помещается здесь рядом с плодородием, благополучием, красотой. Целитель – несомненный носитель третьей функции. Между тем в XI – XIII веках на христианском Западе короли стремятся если не завоевать главенство, то хотя бы обозначить свое присутствие в сфере каждой из трех функций[xlv]. Борьба королей за овладение чудесной мощью разворачивается не столько в сфере священства, сколько в той области сакрального, которая относится к третьей функции. Противником короля всегда является церковь. В период, когда экономическая функция начинает стремиться к независимости и переходу в ведение самих работников, laboratores, короли, несмотря на сохраняемые ими остатки магического влияния на урожай (Марк Блок, сближавший его с целительной мощью, тщательно отмечает в своих выписках все подобные случаи, зафиксированные в Средние века и Новое время), могут подвизаться в сфере третьей функции лишь в качестве благотворителей. Церковь и здесь стремится оставить за собой монополию: именно она ведает благотворительными заведениями, опекает бедных, обладает исключительным правом владения реликвиями. Монах Хельгот в своем «Житии Роберта Благочестивого», написанном в начале XI века, старается всячески прославить образ милосердного короля, покровителя бедных и больных. Однако достойное место в сфере третьей функции может обеспечить королю лишь репутация целителя.
Историческая антропология Новаторство Марка Блока как автора «Королей-чудотворцев» заключается также и в том, что он сделался антропологом и по праву считается основателем той исторической антропологии, которая активно развивается в наши дни. В книге 1924 г. Марк Блок ссылается, если не считать работ по фольклору, только на двух великих антропологов: сэра Джеймса Фрэзера, который опубликовал в 1911 г. свою «Золотую ветвь» («The Golden Bough. A study in Magic and Religion», I- – II. The Magic Art and the Evolution of Kings), переизданную в сокращенном виде в 1922 г., а в 1905 г. – книгу «Lectures on the Early History оf the Kingship» («Лекции по ранней истории королевской власти»), в 1920 г. переведенную на французский под названием «Магическое происхождение царской власти» (впрочем, у Марка Блока не было необходимости дожидаться появления перевода; он читал и говорил на английском, немецком и итальянском), и Люсьена Леви-Брюля. У первого он почерпнул концепцию магического происхождения королевской власти, у второго – понятие первобытного мышления. Однако Марк Блок, с одной стороны, уберегся от соблазна всеобщей компаративистики, которым грозило ему чтение Фрэзера, а с другой, избежал отождествления людей Средневековья с «дикарями», на которое могло натолкнуть знакомство с идеями Леви-Брюля.
Как это ни удивительно, но если за книгой Марка Блока 1924 г. различима великая тень Дюркгейма, то о двух других значительных трудах, появившихся задолго до 1924 г., Блок даже не упоминает; судя по всему, он просто не был с ними знаком. Я имею в виду, во-первых, работу Марселя Мосса (в соавторстве с А. Юбером) «Набросок общей теории магии» («Esquisse d'une theorie generale de la magie»), появившуюся в «Социологическом ежегоднике» (Annee sodologique) за 1902 – 1903 г. (Т. VII. Р. 1 – 146). Выдвинутое в этой статье – в полемике с Фрэзером – различение между магическим, и религиозным, обрядом, и прославленная формула, в которой магическое мышление именуется «гигантской вариацией на тему принципа причинности», могли бы помочь автору «Королей-чудотворцев» точнее определить и более подробно проанализировать обрядовую сторону королевского чуда и точнее описать отношение к нему церковных и религиозных кругов[xlvi]. Другой удивительный пробел – незнакомство Марка Блока с великой книгой Арнольда Ван Женнепа «Обряды перехода» (Van Gennep A. Les Rites du passage. Paris, 1909). Марку Блоку, употреблявшему этот термин и опознавшему соответствующий обряд, эта книга помогла бы правильнее определить место возложения рук в церемонии коронации. Целительный дар – одна из новых способностей, появляющаяся у «рукоположенной» особы вследствие свершившегося с нею превращения. Дар этот следует пустить в ход сразу же после совершения обряда, послужившего причиной его появления. Поэтому-то короли первый раз совершают возложение рук сразу после коронации. После выхода в свет «Королей-чудотворцев» появилось немало работ, в том числе и первоклассных, посвященных «представлениям о сакральном характере королевской власти». Назовем, например, книгу американского исследователя Г. Франкфорта (Frankfort H. Kingship and the Gods. A study of Ancient Near Eastern religion as the Integration of Society and Nature. Chicago, 1948), вышедшую на французском языке в Париже в 1951 г. под названием «Королевская власть и боги». Автор этого исследования показывает, что в древности королевская (царская) власть выступала гарантом правильного развития мира и нормального функционирования общества. Приложима ли эта концепция к средневековой монархии, увиденной через призму королевского чуда? Автор книги «Kings and Councillors» («Короли и советники»), которая вышла в 1936 г. в Каире и осталась в тот момент никем не замеченной[xlvii], великий английский антрополог Артур Морис Хокарт, между прочим ссылающийся и на «Королей-чудотворцев» Марка Блока, связывает происхождение королевской власти с обрядом, предназначенным для поддержания жизни. Затем совершение обрядов становится делом государственным. Город создается как жилище для короля. Поначалу король исполняет в обрядовой церемонии центральную роль, и память об этом начальном этапе сохраняется в обществе очень долго. Если Марк Блок поставил эпиграфом к «Королям-чудотворцам» слова Монтескье «Этот король – великий волшебник», то Хокарт избирает эпиграфом для своего труда слова Шекспира «There's much divinity doth hedge a King» («Вокруг короля так много божественного»). Однако Хокарт, засвидетельствовав, с точки зрения антрополога, ту же редкость чудесных исцелений, которая поразила историка Марка Блока, ничего не говорит о целительной власти королей. Эволюции и совершенствованию теорий «сакрального характера королевской власти» посвящена недавно вышедшая превосходная статья Валерио Валери «Regalita» («Королевская власть») в «Энциклопедии Эйнауди» (Encyclopedia Einaudi. 1980. Vol. XI. P. 742 – 771). Автор ее напоминает, что теории происхождения королевской власти строятся по одной из двух моделей: в основе первой лежит магическое происхождение власти, в основе второй – происхождение историческое, причем сторонники второй модели в свою очередь делятся на два вида: одни считают, что вначале были насилие и завоевание (такое объяснение, в частности, дает Жан де Мен в «Романе о Розе»), другие – что вначале был договор. Хотя Марк Блок не занимался специально этим вопросом, интересовавшим его лишь постольку, поскольку происхождение оказывает влияние на исторические феномены, он, по-видимому, склонялся к точке зрения своего учителя в сфере антропологии, Фрэзера. Среди антропологов Фрэзер утратил популярность, и сегодня многие его идеи либо просто объявляются устаревшими либо подвергаются жестоким нападкам[xlviii]. Валерио Валери, однако, отмечает возвращение к некоторым идеям Фрэзера в работах Хокарта и Люка де Эша {Heusch L. Le Roi ivre ou 1'origine de 1'Etat. Paris, Gallimard, 1972). Следует повторить, что Марк Блок проблемами происхождения не занимался. Однако его исследование королевского чуда доказывает, что – по крайней мере, применительно к средневековому Западу – резкое разграничение между обрядом и политикой, проводимое Хокартом, выглядит сильным преувеличением. Обряд возложения рук был жестом политическим. Я не стану лишний раз подчеркивать, что «рационалистическое» и «прогрессисгское» отношение Марка Блока к чуду вообще и к королевскому чуду в частности сегодня прозвучало бы не слишком уместно. Дело не в том, что историки вновь стали верить в чудо, но в том, что они ограничиваются поисками ответов на те вопросы, которые задавал себе и Блок: «Как и почему люди верили в королевское чудо?» Они исследуют верование, не заботясь о его научной достоверности. Марсель Детьенн справедливо отметил родство между ходом мысли Фрэзера и Леви-Брюля, двух антропологов, с чьими трудами Марк Блок был знаком. Детьенн полагает, что в начале XX века антропологи «от Фрэзера до Леви-Брюля видели в мифологии проявление безумия и слабоумия», а «Золотую ветвь» можно назвать «пролегоменами к истории трагических заблуждений человечества, сбитого с толку магией». Далее Детьенн пишет: «С точки зрения Люсьена Леви-Брюля, первобытное общество имело иную ментальную организацию, нежели наше; мышление первобытных людей, построенное не так, как наше, имело мистическую природу; оно управлялось «законом сопричастности», который делал его равнодушным к принципу непротиворечивости, лежащему в основе нашей системы мышления... На наш сегодняшний взгляд, работы Леви-Брюля, глубоко созвучные в этом отношении работам Фрэзера, способствуют изоляции первобытного мышления»[xlix]. Я не думаю, что у Марка Блока (вольтерьянца, в отличие от руссоиста Леви-Стросса) имелся подобный умысел. Пожалуй, он просто относился к доверчивости наших предков со своего рода снисходительностью. Что же касается новых идей, связанных с изучением обрядов, образов и жестов в исторических обществах, – тех идей, о которых первым заговорил автор «Королей-чудотворцев», – то они еще и сегодня остаются в большой мере неразвитыми, неразработанными.
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-12-30; просмотров: 816; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.118.9.7 (0.017 с.) |