Коммуна на улице Красных Зорь

 

В конце 1923 г. — после создания ЕТБ — А. В. Барченко поселился на квартире у Кондиайнов в доме на углу улицы Красных Зорь (Каменоостровский проспект) и Малой Пасадской (дом 9/2). Это здание, построенное архитектором М. С. Лялевичем в стиле неоренессанса, находилось прямо напротив увеселительного сада «Аквариум», на месте которого вскоре возникнет киностудия «Ленфильм». Вместе с А. В. Барченко здесь разместилась и его «большая семья» — жены Наталья и Ольга, а также ученицы Юля Струтинская и Лида Шишелова-Маркова. В той же квартире со счастливым номером 49 нашли временный приют еще два человека: Ф. Е. Месмахер — двоюродный брат Э. М. Кондиайн, возвратившийся в 1923 г. из Бухары, где воевал с басмачами, а затем занимал какой-то ответственный пост в большевистском правительстве, и осенью 1924 г. подруга Э. М. Кондиайн Татьяна Александровна Спендиарова, дочь известного композитора А. А. Спендиарова, в будущем поэтесса и переводчица. (В доме Спендиаровых в Судаке Э. М. останавливалась летом 24-го и тогда же подружилась с дочерью композитора Татьяной.) Таким образом, в конце 1924 г. в трехкомнатной квартире Кондиайнов проживало десять человек, включая их малолетнего сына Олега.

В этой добровольной «коммуналке», ставшей штаб-квартирой ЕТБ, происходило много интересного. Сюда, чтобы встретиться с А. В. Барченко, приходили именитые ученые, такие как В. М. Бехтерев и В. П. Кашкадамов, его восточные «учителя» Хаян-Хирва и Нага Навен, патронировавшие братство бывшие чекисты (или «чекушники», как их иронично называла Э. М. Кондиайн) с К. К. Владимировым во главе, учащаяся молодежь и множество другого народа. Так, однажды в квартире появилась балерина-любительница, удивившая всех своими «планетными танцами». Облачившись в легкую тунику на греческий манер, босиком, она стала изображать «планетные знаки». Особенно выразительно танцовщица представила солнце, скрестив над головой руки и растопырив веером пальцы.

Жили обитатели этой необычной квартиры — адепты Древней науки — в каком-то своем особом мире — «прекрасном и яростном», где невероятное прошлое сталкивалось и переплеталось с еще более невероятным настоящим, охваченные единым порывом, ощущением ритмов совершенной космической гармонии, с верой в счастливое светлое будущее. Их жизнь с внешней стороны была предельно аскетична. Всю дорогую мебель, доставшуюся Э. М. Кондиайн по наследству от родителей, она отдала своим теткам. Кондиайны оставили себе только чертежный стол М. Г. Месмахера, несколько стульев, две железные кровати из людской и пианино. Однако кровати и два венских стула вскоре отнесли на толкучку и стали спать прямо на полу на матрацах. А затем, когда потребовались деньги на поездку в Крым, чтобы подлечить больную ногу Э. М. Кондиайн, продали и пианино. Когда у Кондиайнов поселился А. В. Барченко, он смастерил деревянные лавки, полки и столик для работы. Себе с женой А. В. Барченко сколотил топчан. Остальные спали на полу на войлоках. Впрочем, подобный аскетизм был вполне в духе времени и потому никого особенно не тяготил.

Единственной собственностью А. В. Барченко, по воспоминанию Э. М. Кондиайн, были книги, готовальня и пишущая машинка, на которой Юля Струтинская печатала его научные труды. «Ходил он в старом полушубке, туго подпоясанном ремнем, старой офицерской фуражке без кокарды, и в хороших хромовых сапогах, всегда идеально начищенных». Обручальные кольца — свое собственное и жены Ольги — А. В. Барченко «отдал в ночлежку на покупку гостинцев для ребят на елку». Вообще А. В. Барченко часто заглядывал в городские ночлежки — каждый год беспризорным детям «устраивал елку с гостинцем». Э. М. Кондиайн рассказывала, что ее муж и А. В. Барченко постоянно приводили с улицы беспризорников и оставляли на какое-то время у себя, в квартире-коммуне. Потом питерских гаврошей устраивали в детдом или в интернат.

 

«Мы жили одной семьей или, вернее, коммуной. У нас все было общее. Мы, женщины, дежурили по хозяйству по очереди по неделе. За столом часто разбирали поведение того или другого, его ошибки, дурные поступки. В начале мне трудно было к этому привыкнуть, но, привыкнув, поняла, как это хорошо, какое получаешь облегчение, когда перед дружеским коллективом сознаешься в своем проступке.

По вечерам за столом А. В. иногда читал нам стихи Некрасова, Пушкина, Есенина, Ал. Блока, Жизнь Джордано Бруно, Ганди. Любил он и умел рассказывать анекдоты. <…>

Один раз он посвятил нас в розенкрейцеры без всякой таинственности и мистики»[168].

 

Э. М. Кондиайн также упоминает о застольных беседах А. В. Барченко. Темы их были самые разные — гипноз, телепатия, спиритизм, хиромантия, теософия, политика, астрономия, медицина. «Делали мы и опыты по передаче коллективной мысли. Один раз мы произвели спиритический сеанс, устроили цепь вокруг легкого деревянного столика. Он (стол) сначала стукнул ножкой, потом поднялся, т[ак] ч[то] мы все вынуждены были встать и поднять руки до уровня головы. А. В. разомкнул цепь и стол упал на пол на свои ножки». Сеанс этот — «при дневном свете» — по всей видимости был устроен Барченко, чтобы показать, что в спиритизме нет никакой мистики. Будучи убежденным материалистом, А. В. объяснял «спиритические явления» тем, что при сцеплении рук образуется замкнутая электромагнитная цепь. «Каждый человек носит в себе электромагнитный заряд. Одна половина тела носит положительный, а другая отрицательный заряд. Электромагнитный заряд нарушает силу притяжения земли. Предмет, окруженный цепью, теряет свой вес. Самые слабые импульсы человека могут его сдвинуть. Так начинает двигаться блюдечко»[169].

Что же касается ответов на вопросы, якобы получаемых из потустороннего мира, то их, по убеждению А. В. Барченко, дают не духи умерших людей, а подсознание самих участвующих в спиритическом сеансе. Концентрируя свое внимание на каком-то одном предмете, люди усыпляют сознание и тем самым пробуждают подсознание.

Здесь же, в квартире Кондиайнов, А. В. Барченко в конце 1923 г. оборудовал специальную лабораторию, по образцу той, в которой он в 1911 г. ставил опыты с N-лучами. «У нас в квартире был темный коридор, рассказывает Э. М. Кондиайн. В нем А. В. огородил фанерой лабораторию с полками. Все было выкрашено черной клеевой краской»[170]. В этой «черной лаборатории» ученые производили всевозможные опыты, в том числе и телепатические, по усовершенствованной А. В. Барченко методике. Тамиил фотографировал их результаты — появлявшиеся на экране мыслеформы в виде различных фигур, и затем изготавливал черно-белые и цветные диапозитивы.

Постоянными гостями квартиры-коммуны, как уже говорилось, были «чекушники» — К. К. Владимиров, Рикс и Отто. В спиритических сеансах и прочих «опытах» они, однако, участия не принимали, предпочитая наблюдать за происходящим со стороны. В 1923 г. к этой троице присоединился еще один бывший сотрудник Петрочека — Карл Федорович Шварц («Карлуша»), у которого в дальнейшем установятся теплые дружеские отношения с обоими учеными.

О. А. Кондиайн (сын А. А. Кондиайна) вспоминает это время в таких словах: «Широкоплечий, довольно высокого роста, с копной седеющих волос и неизменным пенсне на носу, Барченко был прирожденным лидером, и все беспрекословно подчинялись ему… Он часто уезжал от нас, а когда возвращался, сразу же начинал наводить порядок. Распределял обязанности — устанавливал часы для работы, для отдыха, для бесед — все это было жестко регламентировано. Он требовал от всех неукоснительного соблюдения распорядка дня». В этой строгости, однако, можно усмотреть некий общий принцип: стремление гармонизировать жизненные ритмы человека с ритмами Природы и Космоса.

Назвав свое братство трудовым, Барченко с самого начала стремился вовлечь его членов в полезную трудовую деятельность, поскольку считал труд мощным средством нравственного совершенствования, наиболее эффективным способом достижения человеком «внутренней собранности и гармоничности». В этом он, очевидно, следовал примеру «трудового содружества» Г. И. Гурджиева. Э. М. Кондиайн вспоминала об этом периоде:

 

«Время было трудное во всех отношениях. И А. В. Барченко решил нас, женщин, научить ткацкому ремеслу. Мы несколько раз ходили к одной частной ткачихе. У нее дома был ткацкий станок. Она нас познакомила с этим искусством. Но купить станок нам не удалось. Дело заглохло».

 

Пробовали женщины, опять же по подсказке А. В. Барченко, заниматься и швейным делом, для чего поступили на курсы кройки и шитья. Правда, и здесь дело как-то не заладилось, и в конце концов на курсах осталась лишь одна Наталья. Учил Барченко своих учеников и учениц и плотницкому делу — работать топором и рубанком, поскольку сам был отличным плотником. По его совету Кондиайны купили впоследствии своему сыну маленький верстак. (Любопытная параллель: в это же самое время созданная Г. И. Гурджиевым интернациональная воспитательно-трудовая коммуна самоотверженно трудилась на землях Авонского замка в окрестностях Фонтенбло.)

 

Универсальная Схема

 

Почти полвека спустя, пройдя через лагеря и ссылку — горький опыт большой Советской Коммуны, — Э. М. Кондиайн, вспоминая годы, проведенные в обществе А. В. Барченко, скажет: «Это было удивительное время ежедневных великих открытий!» Именно так воспринималась друзьями и сподвижниками А. В. Барченко его работа, которой он самозабвенно отдавался вместе с Тамиилом. Ученый беспрестанно генерировал идеи — невероятные, парадоксальные, ломающие рамки сложившейся научной парадигмы, увлекая ими окружающих, и его преданный помощник тут же начинал подкреплять их точными математическими расчетами и выкладками. Эта лихорадочная работа двух энтузиастов представляла собой странное, кажущееся совершенно невозможным, соединение строгой, позитивной науки и эзотерических знаний.

 

«Оба они работали над тем, чтобы проверить и подтвердить достижениями современной науки положения и универсальные законы Древней Науки. Их исследования распространялись на все области науки и искусств: астрономию, химию, физику, минералогию, геологию, медицину, биологию, ботанику, архитектуру, историю, теорию музыки, морских и воздушных течений. Всюду применялась Универсальная Схема»[171].

 

В записках Э. М. Универсальная Схема (далее УС) упоминается довольно часто. С ее помощью А. В. Барченко и А. В. Кондиайн, как уже говорилось выше, определили на глобусе местоположение центров «доисторической культуры». Эту же схему они «наложили» на рисунок внутренних органов человека и выявили их связь с определенными минералами и металлами. При «наложении» УС на снимок фасада Реймского собора выяснилось, что-схема была хорошо известна средневековым зодчим в Западной Европе, но ее также знали и строители русских православных соборов. Элементы все той же УС, как мы помним, А. В. Барченко и П. С. Шандаровский обнаружили и в «геометрических» орнаментах восточных ковров. Но что такое эта загадочная Универсальная схема?

Речь, по-видимому, идет об «Археометре» Сент-Ива — мистической диаграмме, представляющей собой «ключ ко всем религиям и наукам древности, а также к универсальной религии и универсальной науке»[172]. Археометр, или «археометрическая планисфера», это некое устройство, состоящее из подвижных концентрических окружностей, в которые вписаны различные «элементы соответствий» — буквы древних алфавитов, ноты, цвета, знаки планет и другие символы. (В записках Э. М. Кондиайн читаем: «Вычертили и вырезали из картона с Тамиилом вращающуюся Универсальную Схему».) Над созданием этого загадочного инструмента — ключа к «синтетическим знаниям» древних — Сент-Ив трудился около 15 лет, почти до конца 1890-х. Археометр появился на свет, по мнению одного из биографов Сент-Ива Ж. Годвина, в результате шести откровений, полученных досточтимым мэтром оккультизма в разное время. Так, индийский гуру Харджи Шариф, обучавший Сент-Ива санскриту, открыл ему алфавит универсального языка «ваттан», происходящего из Агарты. Другим источником тайных знаний для мистика послужила душа умершей в 1895 г. супруги, графини Мари-Виктуар Келлер. Смерть любимой жены настолько потрясла Сент-Ива, что, как рассказывают, он устроил в ее комнате маленькую часовню, где неистово молился и где ему являлась в видениях усопшая. В 1897 г. в день Пасхи Сент-Ив «получил» от своего «Ангела Света», как он называл Мари-Виктуар, некую «Таблицу соответствий», названную им по начальной строке одного из библейских псалмов «Coeli enarrant» («Небеса проповедуют…»). Эта таблица и другие «откровенные» знания и легли в основу Археометра. 26 сентября 1900 г. ученик Сент-Ива, знаменитый французский оккультист и глава мартинистского ордена Жерар Энкосс (Папюс), произвел публичную демонстрацию Археометра на Международном конгрессе спиритов и спиритуалистов в Париже. Папюс же после смерти учителя в 1909 г. взял на себя труд и по изданию трактата об «Археометре» (1911–1912)[173]. Напечатанная книга, однако, не являлась законченным произведением, но представляла собой компиляцию фрагментов, обнаруженных в архиве Сент-Ива. Состояла она из 3 частей: обширного теоретического введения с подзаголовком «Истинная мудрость», подробного описания Археометра и раздела, посвященного его оперативному применению.

Говоря об истории создания этого «инструмента», нельзя не упомянуть его «предшественников», наиболее известными из которых являются «Ars combinatoria» (Соединение искусств) Раймунда Луллия, астрологические сферы Гийома де Карпентра, «Прогнометр» Вронского и планиметрическую сферу Адольфа Бертэ. Эти более ранние универсальные схемы, возможно, и вдохновили Сент-Ива на создание собственного «ключа» к эзотерическим знаниям древних. Здесь, однако, необходимо сделать небольшое отступление, чтобы чуть ближе познакомить читателя с жизнью и творчеством одного из крупнейших европейских оккультистов и мыслителей конца XIX — начала XX вв.

Александр Сент-Ив (1842–1909) родился и вырос в католической семье. Недовольство традиционной системой образования довольно рано привело его к конфликту со своим окружением. Мировозрение юноши сформировалось в основном под влиянием одного из его наставников — католика Фредерика де Метца. После недолгой службы в морском флоте в Бресте Сент-Ив поселился на англо-нормандских островах. Здесь он посещал общество иллюминатов, где участвовал в спиритических сеансах вместе с Виктором Гюго. Сюда, привлекаемый славой Гюго, часто наведывался и сам де Метц, который внушил своему питомцу мысль о необходимости вернуть Франции утраченный «социальный завет». К этому же периоду относится и знакомство Сент-Ива с трудами знаменитого эзотерика-каббалиста Фабра д'Оливе, в том числе с его монументальным сочинением — «Восстановленный еврейский язык» (La langue hebraique restituee), раскрывающим сакральные основы древне-еврейского языка.

После разгрома Парижской Коммуны в 1871 г. Сент-Ив поселился в Париже, где поступил на службу в Министерство внутренних дел. Издал несколько сборников своих стихов, которые, впрочем, не принесли ему поэтической славы. В 1877 г. в Лондоне Сент-Ив вступил в брак с 50-летней русской графиней Марией Викторовной Келлер (ур. Ризнич). Это событие стало переломным в жизни мелкого чиновника и неудачливого поэта. Оставив службу, Сент-Ив купил в Италии титул маркиза д'Альвейдра и занялся социально-эзотерическими исканиями и литературным творчеством. Около 1880 г. он получил от своих индийских гуру посвящение в некое тайное знание. Вскоре после этого одна за другой были опубликованы пять книг его знаменитых «миссий»: Миссия соверенов (1882), Миссия рабочих (1883), Миссия евреев (1884), Миссия Индии в Европе (1886) и Миссия французов (1887). В этих книгах Сент-Ив д'Альвейдр пытался раскрыть сокровенный смысл «иудео-христианского социального Закона» — Закона Синархии — и изложил с точки зрения синархических критериев всю историю нашей цивилизации — от времен Рама до конца XIX столетия. По сути, это была попытка воссоздать строго иерархическую «социально-религиозную» (синархическую) форму правления, якобы существовавшую изначально на земле. Свое учение об идеальном государстве Синархии Сент-Ив создал под влиянием как западной оккультной традиции (Фабр д'Оливе), так и восточного мистицизма (каббала, индуизм). Среди его восточных учителей исследователи чаще всего называют индийцев Риши Бхагвандас-Раджи-Шрина и Харджи Шарифа (последнего, впрочем, П. Невиль, как об этом говорится в предисловии, считал «афганским принцем»).

Самое значительное произведение Сент-Ива, дающее ключ к пониманию концепции Синархии — это, безусловно, «Миссия евреев». В этой книге, как уже отмечалось, излагается сакральная история человечества, охватывающая 86 веков, в течение которых Закон Синархии передавался по невидимой цепочке, через посвященных адептов, от индусов к египтянам, от египтян к евреям и от евреев к христианским народам. Это история великой синархической Империи Овна (l'Empire du Belier), основанной Рамом (Ram) 7500 лет до н. э. и просуществовавшей приблизительно 3500 лет. Здесь же мы находим теорию 4 рас в специфической трактовке Сент-Ива, концепцию циклического развития земных цивилизаций и, что особенно важно для нас, учение о Древней Науке — т. е. фактически весь тот комплекс идей, который несколько десятилетий спустя А. В. Барченко положит в основу своей системы «Дюнхор». Первые 4 главы этого весьма объемистого трактата посвящены изложению общих принципов устройства вселенной и научного познания древних народов. Сент-Ив с самого начала проводит различие между наукой современной, принадлежащей к «ионийской эволютивной Традиции», и Ветхим Заветом — т. е. Древней наукой, опирающейся на «дорийскую инволютивную Традицию». Обе эти традиции по своей сути полярны: первая олицетворяет собой пассивный, лунный женский «полюс», или принцип, вторая — «полюс» мужской, активный и солярный. Современная наука, исходя из эволютивного принципа, прилежно дробит единое целое физических и естественных научных знаний; Ветхий Завет был девалоризирован его переводчиками и толкователями, донесшими до нас не истинный дух сакральных текстов, но мертвую букву. В результате ионийская и дорийская традиции превратились в непримиримых антагонистов, тогда как в действительности они являются двумя аспектами единого Откровения, единой истинной Науки. Французский мистик далее рисует следующую трехчастную «пирамиду знания»: в ее основании лежат научные «факты»; координация между собой «всей номенклатуры научных фактов» дает «законы» — их он помещает в средней части пирамиды. И факты, и законы относятся к сфере «чувственного мира» (мир Субстанции), где они образуют первые две степени овладения Истиной. Над ними, в верхней части пирамиды, находятся «принципы», относящиеся к «сверхчувственному миру» (мир Сущности). Таким образом, Сущность (Essence) и Субстанция (Substance) составляют «два аспекта» истинного знания о природе вещей, Науки с большой буквы. С помощью естественных наук (sciences naturelles) человек познает материальный, чувственный мир, тогда как божественные науки (sciences divines) открывают перед ним врата в мир сверхчувственный, трансцендентный. При этом Сент-Ив подчеркивает, что во Вселенной и на Земле «субстанция — пластичная, доступная нашему чувственному восприятию, ничтожна мала, почти равна нулю, по сравнению с Живым Пространством, заключающим ее в себе»[174].

Вполне естественно, что Сент-Ива, как и других эзотериков, интересует прежде всего «мир сверхчувственный» — мир Сущности. Истинное знание, утверждает он в своем главном труде, было передано роду человеческому библейским Моисеем и Иисусом, которых он называет «высшими авторитетами иудео-христианского социального государства». Моисей, обучавшийся у жрецов в храмах Египта и Эфиопии, приобщился, посредством высшей инициации, к «древнейшей научной традиции», которая тайно передавалась от одного посвященного к другому на протяжении многих циклов времени. Полученное им знание заключено в четырех буквах божественного имени («шемот») ЙЕВЕ (йот, хе, вау, хе), означающих четырехступенчатую иерархию наук — о Боге (теогония), вселенной (космогония), человеке (андрогония) и земле (физиогония). Это мистический тетраграмматон («четырехбуквенник»), наиболее священный древнееврейский символ, представляющий собой соединение герметического креста в виде буквы X и четырех «иероглифов» шемота, символизирующих синтез основных знаний герметизма. Добавим здесь от себя, что Тетраграмматон в обыденной жизни заменял собой шемот ЙЕВЕ, ибо божественное имя почиталось древними евреями настолько священным, что произносить его разрешалось только посвященным во время заклинаний. Эта сокровенная формула истинного знания, согласно Сент-Иву, выражает собой идею единства двойственных сил мироздания — вечного мужского и женского, духа и души, сущности и формы, безграничного времени и беспредельного пространства, Ишвары и Пракрита, Осириса и Исиды.

Все древние религии, в том числе и христианство, по учению Сент-Ива, вышли из инициатических центров, являвшихся своего рода «корпорациями» ученых. Наиболее сведущие из их членов — храмовые жрецы — владели названной выше «четырехступенчатой иерархией наук». «В древних храмах изучение делимой Субстанции, которую мы неточно называем материей», пишет Сент-Ив, «было доведено до едва вообразимого сегодня уровня». Все более и более углубляя свои исследования, ученые жрецы пришли постепенно к постижению неделимой Субстанции и чистого Духа, идентичных понятию Бога. Они проникли в тайные глубины «космогонических Сил, Могуществ, Сущностей и Принципов». Жреческая корпорация являлась высшей «социальной властью» в синархических государствах древности; две другие, более низкие ступени властной иерархии занимали посвященные миряне и главы семейств, как мужчины так и женщины.

Моисей записал герметически полученное им сокровенное знание в своей «Космогонии» (библейская книга «Бытия»), созданной по египетскому образцу. Эта книга является основой для «полного восстановления Истины» (reedification totale du Vrai) и тем краеугольном камнем, на котором покоятся Десять заповедей, откровения Пророков, Евангелия, Талмуд и Коран. Отметим, кстати, что пользуясь Археометром, Сент-Ив впоследствии сделал новые — «истинные» — переводы моисеевой «Книги Принципа» и «Евангелия от Иоанна», которые были опубликованы вскоре после его смерти[175].

В подтверждение своего тезиса о существовании в синархическом «Социальном Государстве» (l'Etat Social) высокоразвитой универсальной Науки, Сент-Ив ссылается на различные древние письменные источники и памятники изобразительного искусства. Вот некоторые из приведенных им примеров. Храмы Юноны в древнем Риме и храмы Геры в Греции были оснащены «целой системой громоотводов» (изображения которых можно увидеть на римских и греческих медалях). Строитель храма Святой Софии в Константинополе Антем де Траль «пользовался электричеством огромной мощности» (ссылка на Agathias, De Rebus Justin, кн. 5, гл. 4). Древние знали, утверждает Сент-Ив, о вращении земли вокруг солнца, о законах всемирного тяготения и морских приливов. Они умели пользоваться телескопом, микроскопом и маятником. Они открыли применение камеры обскуры и оптических устройств. Им были известны способы обработки металлов и стекла. И т. д. и т. п.

«Древние» — это, по определению Сент-Ива, представители многих, последовательно сменявших друг друга на земле цивилизаций, предшествовавших появлению нынешней (пост-рамидской) цивилизации. Почему их знания не сохранились до нашего времени, спрашивает он, и почему мы обретаем их вновь столь медленно и трудно? Исчезновение совершенной Древней науки Сент-Ив объясняет тремя причинами: во-первых, апокалипсической гибелью цивилизаций в результате геопланетарных катастроф, вроде всемирного потопа, или неправильного использования древними своих открытий; во-вторых, уничтожением многих ценнейших древних документов варварами и инквизицией; и, в третьих, умышленным сокрытием «синтеза своих знаний» древними корпорациями ученых в священных текстах, символических легендах, геометрических чертежах, с тем, чтобы в будущем ими могли воспользоваться достойные представители новой духовной элиты, достигшие определенной — достаточно высокой — степени эволюции.

О том, в какой степени А. В. Барченко воспользовался идеями Сент-Ива, отчасти позволяет судить бегло пересказанное Э. М. Кондиайн содержание его лекции о Древней науке, прочитанной в Петрограде в 1918 г.

В глубочайшей древности, приблизительно 56 тысяч лет тому назад (!), на земле существовала высокоразвитая культура. (В «Миссии Индии» Сент-Ив говорит о 556 веках эволюции человечества, начиная отсчет с эпохи мифологического прародителя людей Ману.) Эта культура обладала синтетической наукой, которая коренным образом отличается от науки современной, аналитической. Различие это состоит в том, что нынешняя наука ищет Истину аналитическим путем, двигаясь «от периферии к центру» (т. е. к Истине), наблюдая и анализируя все многообразие фактов и явлений окружающего мира. Недостатком такой науки является ее раздробленность по причине чрезмерной специализации, в то время как все в мире взаимосвязано и подчиняется единым законам. Древняя же наука (далее ДН), напротив, изначально обладала Истиной — «Универсальным Единым Законом», по которому построено все — от мельчайшего атома до огромной вселенной, и потому двигалась в своем развитии от Центра к периферии. К изучению ДН допускались не все, а лишь люди, обладавшие высокой нравственностью.

Древние ученые, предвидя глобальные катаклизмы на земле в будущем, вроде всемирного потопа, и в то же время опасаясь, что их познания могут быть использованы потомками во зло людям, вплоть до полного уничтожения человечества и самой планеты, «зашифровали» и «законспирировали» ДН. Сделали они это для того, чтобы ее достижения сохранились в веках и в нужный момент могли быть востребованы — «расшифрованы» будущими поколениями. И еще одна важная деталь: несмотря на высокоразвитую науку, доисторическая культура имела довольно примитивный уровень техники, из чего можно заключить, что развитие земной цивилизации первоначально шло по нетехнократическому пути.

Следы Древней Науки, по мнению А. В. Барченко, следовало искать прежде всего в священных религиозных книгах (таких, как Библия), картах (карты Таро) и «каменных библиотеках» — различных наскальных надписях и символах[176].

Рассказ А. В. Барченко, как можно видеть, вполне согласуется с основной концепцией Сент-Ива, изложенной в его трактате «Миссия евреев». Любопытно, что даже термин «Древняя наука» является не собственным изобретением А. В. Барченко, а калькой с французского «Science antique».

Но вернемся к Археометру и рассмотрим «устройство» этого загадочного инструмента чуть подробнее. В самом центре диаграммы изображен круг, вписанный в 4 пересекающихся равносторонних малых треугольника, составляющих две Звезды Давида — вертикальную и горизонтальную. Их 12 окрашенных в разные цвета вершин образуют следующий круг. Далее идут круги: планетарных символов, зодиакальных знаков, музыкальных нот — по 12 в каждом, круг 12 вершин больших треугольников и, наконец, последний внешний круг, разбитый на 12 секторов по числу зодиакальных домов, обозначенных цветными щитами. В вершины больших треугольников и в щиты вписаны причудливые буквы ваттанского алфавита (так называемые «морфологические» и «адамические» буквы), рядом с которыми проставлены их числовые значения и буквенные эквиваленты в других древних языках (ассирийский, древнесирийский, халдейский, самаритянский, латинский). Все круги кроме центрального — подвижные.

Чтобы пользоваться Археометром, необходимо знать числовую символику, поскольку в эзотерической науке числа и связанные с ними геометрические фигуры исполнены глубоким религиозно-философским смыслом.

Число 3 или тернер (его имя) — число основных цветов (желтый, красный, голубой) — представляет основу астрального и звездного творения.

Число 4 или кватернер — число малых и больших треугольников — управляет восстановлением и возрождением.

Число 7 (4+3) или септенер — число концентрических окружностей — атрибут Духа.

Число 9 (3 в кубе) или новенер — число дополнительных цветов — управляет разложением.

Число 12 (4 помноженное на 3) или дуоденер — число зодиакальных домов — представляет собой Вселенную и Вечность.

В Археометре также заложены два фундаментальных хронологических принципа: линейное время, лежащее в основе поступательного движения истории (изображается в виде прямой линии), и время циклическое — символ «вечного возвращения» (традиционно ассоциируется с окружностью). Кроме этого, каждый зодиакальный дом соотносится с определенным «домом времени года» (по два месяца в каждом). Это дает возможность для разного рода хронологических исчислений, включая прогнозирование будущих событий.

Каково истинное назначение Археометра? Не является ли он всего лишь «игрой ума» — разновидностью столь блестяще описанной Германом Гессе интеллектуальной «Игры в бисер»? Или, быть может, это «инициатический ключ, способный открыть врата Великих Мистерий», как предполагает Ив-Фред Буассе, один из современных биографов и толкователей удивительного творения Сент-Ива?[177]В этом последнем смысле, по мнению Буассе, «археометрическая планисфера» может трактоваться как символическое изображение:

а) двух миров — Арка (область Солнца и Света, а также божественного Логоса — нота «ми») и Метра (круги 5–1: области измерения пространства, времени, ощущений и т. д.);

б) трех миров — человеческого, ангельского и божественного, по учению розенкрейцеров;

в) четырех миров — эманации, творения, формирования и деяния, по учению Каббалы;

г) принципов Падения и Возрождения человека, по учению мартинезистов;

а также как «универсальная схема» (схема строения живой клетки или солнечной системы)[178].

Буассе в книге, специально посвященной изложению основ «археометрической науки», указывает на три главные области практического применения Археометра — это музыка, архитектура и астрология. При этом он отмечает, что Сент-Иву удалось дважды запатентовать свое «изобретение» — в 1903 в Париже и в 1904 в Лондоне — под видом музыкально-архитектурного «эталона»[179]. Но мы знаем также, что Сент-Ив использовал этот универсальный «ключ» для дешифровки ряда текстов Священного Писания.

Как и когда Археометр попал в руки А. В. Барченко, неизвестно. Естественнее всего предположить, что он получил «ключ к древним религиям и наукам» от кого-то из учеников Сент-Ива — французских или русских. В семье Кондиайнов сохранилось предание о том, что А. В. Барченко был посвящен в тайны Древней науки одним из ее адептов, то ли в России, то ли за границей, еще в пору своей молодости. Этот человек незадолго до смерти якобы и передал ему УС. Но кто был посвятитель Барченко? Может быть, уже упоминавшийся нами профессор Юрьевского университета С. А. Кривцов? Нельзя исключить и еще одной возможности: заинтригованный рассказом Кривцова об Агарте и желая получить сведения о загадочной гималайской стране из первых рук, Барченко отправился во Францию, где сблизился либо с самим Сент-Ивом, либо с кем-либо из его друзей-эзотериков, владевших Археометром. В письме Г. Цыбикову в 1927 г. А. В. Барченко между прочим писал, что занимается изучением «истории древнейшего естествознания» (Древней науки) около 18 лет, т. е. с 1909 г. Но именно в этом году и умер маркиз Сент-Ив д'Альвейдр!

В уже обсуждавшейся нами статье А. В. Барченко «Душа Природы», опубликованной в конце 1914, при внимательном чтении можно обнаружить отголоски некой универсальной эзотерической системы. Так, например, связь «музыкальных звуков с N-лучами» А. В. Барченко объясняет «законом созвучий»:

 

«В природе существует „закон созвучий“. Благодаря ему, резонатор Герца отзывается на искру вибратора; благодаря ему, одним камертоном можно заставить на расстоянии звучать другой такого же тона; благодаря ему, стоящие часы можно пустить в ход тиканьем идущих, а тяжелый маятник раскачать дыханием… Закон созвучий зиждется на том, что тело способно улавливать и воспроизводить колебания, на которые могут отозваться колебаниями же его частицы»[180].

 

«Закон созвучий», о котором пишет А. В. Барченко, аналогичен «Закону семи» или «Закону октав» в эзотерической системе Г. И. Гурджиева. По мнению знаменитого мистика все кажущееся многообразие явлений природы создается различными сочетаниями очень немногих «элементарных сил». Чтобы понять механику вселенной, следует разложить сложные явления, свести их к уровню элементарных. Так, наиболее фундаментальными законами, управляющими всеми процессами во вселенной, по этой теории являются законы «трех и семи сил», иначе «Закон триады» и «Закон октав». (Более подробно познакомиться с ними читатель может по книге П. Д. Успенского «В поисках чудесного».) Что касается «Закона октав», то он проявляется во всех видах колебаний (вибраций) — световых, тепловых, химических, магнитных, звуковых. «Чтобы понять смысл этого закона, говорил Г. И. Гурджиев, необходимо рассматривать вселенную как состоящую из вибраций. Эти вибрации происходят во всех видах, аспектах и плотностях материи, составляющих вселенную, от самых тонких до самых грубых ее проявлений; они исходят из разных источников и продолжаются в разных направлениях, пересекаясь друг с другом, сливаясь, усиливаясь, ослабевая, препятствуя друг другу и т. д.»[181].

Законы «трех и семи», по утверждению Г. И. Гурджиева, лежат в основе некой «универсальной схемы» или Эннеаграммы — синтеза всех знаний. Изображается Эннеаграмма в виде круга, разделенного прямыми линиями на 9 равных частей («эннеа» означает по-гречески 9)[182]. Этот символ позволяет «прочитать вечные законы вселенной» и потому является наиболее тайным, сокровенным. Хорошо известно, что эзотерическая наука широко пользуется числовым символизмом. (Связь чисел с другими знаковыми системами — геометрическими фигурами, буквами, знаками планет и т. д. — составляет предмет изучения символогии.) Следуя за Платоном и Пифагором, она рассматривает числа в качестве созерцаемых идей («эйдосов») и сил, выступающих посредниками между видимыми и невидимыми планами вселенной. Уже упоминавшийся нами Папюс считал Число «духовной сущностью» и утверждал, что его изучение является одной из важнейших задач для оккультиста. А Отто Шпенглер в своей знаменитой книге «Закат Европы» метко заметил: «Именами и числами человеческое понимание приобретает власть над миром»[183].

В своих записках Э. М. Кондиайн пыталась припомнить некогда услышанный от Барченко рассказ о происхождении Числа и Универсальной схемы:

 

«Была точка (.) Единица, но в ней уже заключалась полярность, т. е. Двойка (..) или линия (—). А раз существовали 2 точки, то и существовало отношение между ними, в буквальном смысле отношение. (…) — три (точки) — треугольник. Следующее число шесть, но как это объяснить не помню». (Э. М. рисует в тетради шестиконечную звезду в виде двух пересекающихся треугольников. В символике Каббалы эта фигура называется по разному — мистической гексаграммой, знаком макрокосма, Соломоновой печатью или Звездой Давида.) «Затем 4, а уже затем 5 (как не помню). Тут появляется жизнь и человек». (Э. М. в этом месте изобразила пятиконечную звезду — пентаграмму, в которую вписала человеческую фигурку.)[184]

 

По современным представлениям, вся живая природа, в том числе и человек, в отличие от природы неживой, имеет 5 осей симметрии, т. е. является «пентасистемой». Вот как пишет об этом А. Мартынов: «Наиболее популярная и гармоничная фигура — пятиконечная звезда. В этой фигуре соотношение всех отрезков есть „золотое“ соотношение. Человек — типичная пентасистема. Даже вирус, снятый недавно электронным микроскопом, имеет форму пятигранника. Я уже не говорю о морских звездах, цветах»[185].