Повторный прием через пять недель

П: Спина намного лучше. Она действительно в порядке! Улучшение на 98 %. У меня абсолютно нет боли, но я не говорю, что лучше на 100 %, потому что боюсь сглазить.

Я совершенно не чувствую боли со времени последнего визита. Я могу вести себя глупо, поступать, как ненормальная, и это меня не волнует. Играю в нетбол, как двадцать лет назад. Люди в два раза моложе меня приходят и спрашивают, как мне удается оставаться в форме. Это здорово! Жизнь хороша! Спасибо вам огромное! Назначение: лечение не назначено.

Повторный прием 12 месяцев спустя

П: (по телефону) У меня больше не было боли в спине с тех пор, как мы встречались. Я продолжаю заниматься спортом. Сменила партнера, работу и поменяла свою жизнь. Трудно поверить, что эти маленькие шарики произвели такие перемены, но я очень этому рада. Спасибо вам!

Конец случая.

 

BERBERIDACEAE

семейство барбариса

Berberidaceae, семейство барбарисовых, включает в себя такие часто используемые гомеопатические препараты, как Podophyllum, Caulophyllum и Berberis vulgaris. Некоторые растения этого семейства, например, Berberis repens, имеют съедобные плоды, которые можно есть сырыми или после кулинарной обработки и которые часто используют для приготовления джемов, желе и освежающих напитков типа лимонада. При добавлении сахара сок этих фруктов по вкусу напоминает виноградный.

Резюме по Berberidaceae

Ощущение:

внезапная, сильная, быстрая изменчивость как на психическом, так и на физическом уровнях.

Пассивные реакции:

замешательство, отупение, умственное изнеможение, замешательство относительно собственной личности, замешательство от прерывания (какого-либо действия).

Активные реакции:

быстрое изменение локализации и характера.

Компенсация:

легко приспосабливается к изменяющейся ситуации; способен быстро меняться в соответствии с ситуацией.

 

МИАЗМЫ:

 

Острый

Тифоидный Podophyllum peltatum

Малярийный Berberis vulgaris

Грибковый

Сикотический Caulophyllum thalictroides

Туберкулиновый

Раковый

Проказный

Сифилитический Berberis aquifolium

 

Слова источника Berberidaceae:

внезапная перемена, сильная перемена, быстрая перемена, сдвиг, внезапная трансформация, внезапная перестройка, внезапный переворот, внезапное видоизменение, внезапное варьирование, непредсказуемый, блуждающий, сдвинуться с места, переменчивость, видоизменение, вариация, переход (из одного состояния в другое), регулировка, неустановившийся, ненадежный, нестабильный, незакрепленный, качаться, не заслуживающий доверия, неустойчивый, колебаться, приливы и отливы, противоречивый, нерегулярный, нерешительный, капризность, непостоянство, несовпадение, достоверность, уверенность, несомненно, наверняка, абсолютный, постоянный, непрерывный, стойкий, стабильный, убежденность.

 

 

 

CACTACEAE

семейство кактуса

 

Растительное семейство кактусовых включает в себя известные гомеопатические препараты Cactus grandiflorus, Cereus bonplandii и Anhalonium, которые часто доказывали свое значение при болезнях сердца. Эти растения хорошо известны своими суккулентными стеблями, колючками (которые в действительности являются редуцированными листьями) и разноцветными цветками.

Резюме по Cactaceae

Ощущение:

сжатый, уменьшившийся, сокращенный, сморщенный, связанный, в ловушке, сдавленный, растоптанный, угнетенный, отягощенный, зажатый.

Пассивная реакция:

сокращаться.

Активные реакции:

расширяться, становиться большим, безграничным и свободным.

Компенсация:

не испытывает влияние сморщивания и угнетения.

 

МИАЗМЫ:

Острый Cactina

Тифоидный Carnegia gigantea

Малярийный Cactus grandiflorus

Грибковый Opuntia vulgaris

Сикотический

Туберкулиновый Cereus bonplandii

Раковый Anhalonium lewinii

Проказный Cereus serpentinus

Сифилитический

 

Слова источника Cactaceae:

сжатый, сжимать, сморщенный, уменьшившийся, сокращенный, сокращаться, в ловушке, сдавленный, зажатый, зажать, отягощенный, угнетенный, давить, давление, растоптанный, связанный, впихивать, упаковывать, тесный, упаковывать вместе, хватать, ухватить, захват, хватка, компактный, затягивать туже, прижимать книзу, сдавливать, жать, сдерживать, сгущаться, становиться меньше, уменьшаться, попавший в ловушку, пойманный, опутанный, в западне, заманенный в западню, запутавшийся в сетях, стиснутый, скрученный (веревкой), съеживаться, охватывающий, взаперти, расширение, расширяться, безграничный, избавленный, неограниченный, бесконечный, без ограничений, беспредельный, беспрерывный, никогда не заканчивающийся, не имеющий границ, обширный, без конца, простирающийся, становиться больше, увеличиваться, укрупняться, вырастающий, огромный.

 

Случаи

 

Случай Cactina (1)

(предоставил Jeff Baker)

Полужирным курсивом я выделил значимые слова пациентки.

Этот случай может показаться кому-то спорным, потому что, насколько я знаю, в гомеопатической литературе практически нет информации о препарате, который сработал в данном случае. Некоторые пуристы, борцы за чистоту метода, весьма обеспокоятся, услышав, что такие препараты используются, несмотря на то, что их испытания не проводились.

В параграфе 3 «Органона врачебного искусства» доктор Ганеман констатирует: «Если врач ясно понимает, что является исцеляющим в лекарствах, то есть в каждом отдельном лекарстве (знание лекарственной силы), и если он знает, как применить в соответствии с четко определенными принципами эту исцеляющую силу лекарства к обнаруженному у пациента болезненному началу, за этим должен последовать результат... Тогда врач понимает, как лечить благоразумно и рационально, то есть является истинным врачом-практиком, овладевшим врачебным искусством».

Ганеман не указывал на то, что мы ограничены в использовании только лишь испытанных веществ. Его требование (см. выделенные курсивом слова) заключается в том, чтобы врач знал, как применить конкретное лекарство в соответствии с четко определенными принципами. Именно это и было сделано в случае, приведенном ниже. Используя известные характеристики ощущения отдельного растительного семейства и глубину патологии (миазм), которые были обнаружены в данном конкретном случае, мы смогли разумно подобрать препарат — «в соответствии с четко определенными принципами».

Наши знания о лечебных веществах ограничены (многие протоколы испытаний, проведенных за всю историю гомеопатии, состоят всего лишь из нескольких предложений), тем не менее у нас есть определенные твердые знания, являющиеся достаточным основанием для назначения препарата. Разве врач не обязан пытаться лечить страдающих вместо того, чтобы ждать, пока мы выполним какие-то жесткие требования идеалистических концепций? Этот новый способ понимания сути гомеопатического лекарства позволяет лечить гораздо большее количество людей, нуждающихся в помощи, чем было возможно раньше. Это не что иное, как естественное прорастание семян, посеянных много лет назад доктором Ганеманом.

 

Девушка А.Г. 23 лет, впервые консультировалась в мае 2000 года.

П: В течение шести лет у меня бывают очень сильные генерализованные тяжелые панические атаки. У меня всегда была склонность к такого рода вещам, с пяти лет.

Когда я была моложе, у меня случались очень сильные обсессивно-компульсивные расстройства. Это одно и то же поведение, чувство, одни и те же навязчивые мысли.

Мои мысли—это просто очень крепкая хватка, очень навязчивая. Я всегда хорошо успевала по математике, логике, и, если что-то попало мне голову, оно остается там надолго. Мне трудно выбрасывать что-то из головы, это очень компульсивный, навязчивый процесс. Мои мысленные процессы просто идут сами по себе, как перекати-поле. Из-за моей тревожности они очень усилились. Я не выхожу из дома. В последнее время стала бояться есть из опасения, что продукты могут быть заражены, отравлены,—безо всякой на то причины. Я всегда была такой, с детства. И сейчас все очень плохо. Я гиперчувствительна. Любая боль усиливается, и мое тело расщепляется на правую и левую половины. Одно ухо становится очень горячим; начинается афтозный стоматит, шея слева болит, левая лодыжка пульсирует. Одно ухо ужасно горячее, становится пламенно-красным. У меня бывает такое расщепление тела, я действительно гиперчувствительна к любому ощущению из-за своих мыслей и физически ощущаю себя очень слабой. Весь день чувствую сильный физический дискомфорт. Постоянно ощущаю, что не могу дышать по-настоящему, как будто мое дыхание очень поверхностное.У меня большие проблемы с дыханием, потому у меня очень сильная аллергия. Если сильно тревожусь, у меня начинается депрессия, потому что я ничего не могу делать.

Когда я была моложе, то страдала неврозом навязчивых движений, все время проверяла, закрыты ли замки. В 1993 году постоянно выдергивала себе волосы. Я и сейчас это иногда делаю, но не так сильно. Я просто очень боюсь почти всего. Сильные панические атаки бывают у меня не так уж часто. У меня они так долго, что я научилась узнавать их и справляться с ними. Мне не нравится лекарство, которое приходится принимать из-за этих атак, — ксанакс (xanax). Я стараюсь не пить его. Но мне очень тяжело выходить из дома, могу выйти только на десять минут.

Я жила в Нью-Йорке и вернулась на Гавайи лишь неделю назад. Я ужасно устала, слишком много раздражителей (слезы). Папа приехал встретить меня, потому что я не могла сесть на самолет. У меня была ужасная тревожность, настолько сильная, что это был почти приступ. Мое тело живет само по себе. Поэтому три недели назад я пошла в больницу, мне ввели что-то в вену, и мышцы парализовало. У меня была ужасная реакция, приступ неистовства. Любые лекарства для меня — просто ужас. Даже малейшая доза вызывает у меня сильнейшую реакцию. Поэтому я очень скептически отношусь к любому лечению. Это приводит меня в отчаяние. Я редко принимаю ксанакс, потому что я его ненавижу.

Здесь я чувствую себя лучше, потому что здесь легче жить, чем в Нью-Йорке. В Нью-Йорке я гиперчувствительна ко всем раздражителям У меня клаустрофобия, и в метро она слишком сильная. Я художник. Не думаю, что смогу привыкнуть жить там, не думаю, что это для меня. Когда у меня впервые началась тревожность, в 1997 году, мне пришлось бросить школу и ограничить себя стенами дома.

Д: Что это за тревожность?

П: Для меня это почти естественное состояние. Просто сейчас оно усилилось, но я всегда чувствовала примерно так же. Очень редко бывало, кода у меня пропадало это ощущение. Я чувствую, что это обычное мое состояние. Взвинченная психика. Я мало обращаю внимания на тело. Очень часто я не чувствую, что у меня есть тело, я нахожусь в теле, только когда гуляю. Поэтому большую часть времени я «не здесь». Это состояние контроля сознания; мое сознание все просчитывает. Когда у меня приступ тревоги, то есть когда сознание охвачено мыслями о том, чего я боюсь, например, утонуть, тогда я чувствую, что не могу дышать. Такое впечатление, что мое сознание побуждает мое тело развить паническую атаку.

Самое тревожное время — когда мне нечем заняться, потому что мой мозг должен все время быть занят. Ничего не делать — это ужасно, но мне ничего не хочется делать. Я большая торопыга, поэтому необходимость работать медленно сводит меня с ума. Я не знаю, как делать все медленно. Я быстро ем. Необходимость сидеть тихо и спокойно, медитировать — это для меня настоящая пытка. Я начинаю нервничать и дергаться. Чувствую себя ужасно… тело испытывает тревогу, когда двигается медленно. Это очень неудобно, и мои родители говорят, что я всегда была ужасно торопливой, все делала быстро, как «скоростной демон». Я быстро вожу машину, быстро сплю, и мои сны тоже быстрые. Я чувствую себя так, как будто нахожусь в следующем дне, и затем это происходит на самом деле. Мое сознание в буквальном смысле живет на один день вперед моего тела и духа, поэтому я все время расщепляюсь надвое.

Д: Что беспокоит вас больше всего?

П: От этого я расстраиваюсь. Из-за своей тревоги неспособна работать, и еще я расстраиваюсь, зная, что вызываю это у себя сама. Поэтому я чувствую растерянность и разочарование, я сама создала ситуацию, из которой не могу выбраться. Поэтому я чувствую, что просто застряла. Это очень неудобно, когда у тебя постоянно тревога... У меня тысячу раз были панические атаки, и каждый раз это так же тяжело, как в первый раз. Паническая атака — это тревога в энной степени. Если бы мое тело могло это выдержать, я бы испытывала постоянную паническую атаку, но тело просто не может это выдержать постоянно. После тяжелой атаки я сплю пару дней, я очень истощена.

До недавнего времени у меня не было кошмаров, ужасных ночных кошмаров. Но тревогу я переношу лучше, чем паранойю относительно еды. Это ужасно. Каждый раз, когда я что-то ем, у меня возникает эта мысль. Я должна заставлять себя против своего сознания, это единственный способ поесть. Если у меня возникает мысль, что что-нибудь заражено, мне приходится заставлять себя есть, потому что иначе я вообще никогда не буду есть.

Д: Что заражено?

П: Это может быть все что угодно, например, если пища выглядит странно... У меня всегда была паранойя насчет того, что еда может быть отравлена. Когда я была маленькой, часто слышала рассказы о том, что пища или люди были отравлены. Когда у меня начинается эта штука, я думаю, что все отравлено. Потом я начинаю бояться, что перестану дышать, потому что то, что я съела, было отравлено. Если что-то выглядит странно, это сводит меня с ума. Это просто другой способ почувствовать тревогу, и все осложняется тем, что у меня очень много свободного времени, я ненавижу это, потому что это так глупо — иметь такие мысли, они сводят меня с ума. Это худший кошмар — когда ты не можешь есть.

В 1997 году у меня была аллергическая реакция на какую-то пищу, поэтому паническая атака была оправдана, а потом возникло ощущение, что она у меня будет всегда. У меня остановилось дыхание после того, как я поела моллюсков, а потом такое случалось чаще и чаще. Страх очередной панической атаки делает меня еще более тревожной. Это основная причина, по которой приступы возвращаются снова и снова. Я всегда всего боялась. Боялась животных, темноты, воды, толпы, совершенно не могла находиться в толпе. Лифты — это ужасно, океан, высота... очень боюсь высоты, острых предметов. Я из всего могу сделать объект для страха. Боюсь идти спать вечером, могу бодрствовать часами. Мне не нравится быть уязвимой. Я хочу держать глаза открытыми. Не доверяю никому смотреть за собой, кроме самой себя. Я совершенный «фанатик контроля», поэтому чувствую, что все время должна быть настороже. В последнее время стало совсем ужасно. Обычно я не чувствую стремления к самоубийству, но теперь у меня каждую ночь сны о самоубийстве.

Д: Расскажите подробнее об этом «быть настороже».

П: Я никого не считаю достаточно компетентным, чтобы оценивать ситуацию или следить за ходом событий. Если я нахожусь в небезопасной ситуации, то никто, кроме меня, этого не видит, в реальности ситуация нормальная, просто я сама делаю ее небезопасной. Находиться в толпе людей — это мой худший кошмар. Я просто чувствую, что отношусь ко всему совершенно не так, как остальные люди. Это очень трудно — разделять взгляды других людей. Иногда на пляже я по-настоящему могу расслабиться, но обычно это требует слишком больших усилий. Я вижу океан, отлив и какое-то движение воды вперед и назад. Она уходит и приходит, она всегда сбалансирована, как дыхание, как естественное дыхание. Океан кажется таким совершенным, несмотря на то, что он огромен. Внутри он очень хаотичный.

Д: Что вы имеете в виду под словом «хаотичный»?

П: Энергетически океан ощущается спокойным и сбалансированным, почти совершенным, но в глубине его — яростный, хаотичный мир.

Д: Как вы относитесь к порядку?

П: Я всегда хочу, чтобы вещи лежали на своих местах. Это дает мне ощущение безопасности. Тогда у меня есть власть, ощущение контроля. Я люблю наводить порядок. Наверное, это тоже своего рода математика. Мне нравится, чтобы все лежало на своих местах. Вещи, которые обычно не находятся вместе, но которые положили вместе в соответствии с новым набором правил, группирующим их вместе. У меня новое увлечение — я создаю музей лука. Я сделаю выставку тюрьмы — «тюрьмы лука». В данном случае — это организующий принцип. Я сделала «луковую тюрьму» продолжением идеи луковых кукол XVIII века. Можно изучить весь мир через что-то одно. У меня был повторяющийся сон, ощущение, что я больше, чем жизнь, но мое тело прежнего размера. Чувствуешь, что становишься размером со все, что тебя окружает, такое странное расширение. Я нахожусь в большом зеркальном зале, и вокруг темно, и я чувствую себя просто огромной. Ложась спать, я часто чувствую себя огромной, такое ощущение, как будто расту. Это не очень стойкое ощущение, странное ощущение — чувствовать себя огромной. Становишься всем пространством, окружающим тебя. Это пугает, но пугает только потому, что это странно и необычно. А еще иногда, когда я веду машину, все становится плоским, как обои, приклеенные на ветровом стекле, все перестает быть осязаемым и трехмерным, как обычно, все становится похожим на лист бумаги, это клаустрофобическое ощущение, как будто закрывание.

Однажды у меня возникло это чувство расширения, и я полностью погрузилась в галлюцинацию, это было очень причудливо. Мы обедали, и вдруг стены и потолок разделились, и повсюду разлился поток света с числами и информацией, нечитаемый текст, и люди становились то больше, то меньше; это было очень странно. Я никогда об этом не думаю, потому что это кажется нормальным.

Д: Расскажите подробнее об этом расширении.

П: Большую часть времени люди ощущают свое физическое тело, в смысле — материальное; ощущают, что оно имеет границы, знают, где оно заканчивается. Расширение — это как будто уничтожение границ. Как огромный рост во всех направлениях, вверх и наружу. Странно, но это приятное ощущение. Обычно, закрывая глаза, я чувствую, что расширяюсь и нахожусь в комнате. Может возникать легкая клаустрофобия, потому что я нахожусь в комнате. Существуют границы, которые я не собираюсь соблюдать.

Д: Побольше о границах и их уничтожении.

П: Я не очень хорошо ощущаю границы своего тела. Я — не телесно-ориентированный человек, поэтому мне легче почувствовать уничтожение границ в разных формах. При своем образе жизни я не чувствую определенности вещей. Поэтому, сколько бы я ни весила, я не чувствую никакого веса или чувствую, что могу весить тысячу фунтов. Это все определяется моим состоянием сознания — заканчиваются ли мои кончики пальцев на концах моих пальцев, или насколько я высокая, или даже заканчиваются ли мои ноги там, где они упираются в пол, или они расположены в воздухе. Иногда я чувствую, что иду сквозь какую-то чавкающую субстанцию или даже что я иду сквозь воздух.

Я ненавижу туризм, потому что ненавижу ощущение, что я в ловушке, неизвестно где. Вдруг я потерялась? Ненавижу быть неизвестно где. Оказаться одной на острове — это мой худший кошмар. Снег интересен. Он мне нравится.

Это часть природы, которая настолько успокаивает, насколько и путает. Для большинства вещей характерна «двойственность» — например, я люблю и ненавижу океан. Я не любитель выходить из дома.

Д: Как вы относитесь к растениям?

П: Я люблю растения, и у меня всегда было много растений. Большей частью я работаю с людьми, страдающими заболеваниями из-за загрязнения окружающей среды, и у них всегда очень много растений. Я люблю растения, люблю ухаживать за ними. Они рассеивают энергию. Иначе ее во мне скапливается очень много. У меня всегда цветы и вазы повсюду. От этого я чувствую себя лучше. Мне нравится, когда растения растут сами по себе, потому что у них у всех есть собственные потребности и они обладают личностью.

Д: Есть какие-то любимые?

П: Мне больше нравятся растения, которые не цветут. У меня много кактусов, целая коллекция. Они всегда кажутся иными; у них своя собственная группировка, как некое тайное общество. У меня есть пестроцветный кактус и другие виды кактусов. Это странно, что я так люблю растения.

Как я понимал случай на тот момент

В то время назначение в таких случаях, когда патология сосредоточивается в ментально-эмоциональной сфере, преимущественно основывалось на чувствах и делюзиях. Я понял, что пациентка гиперчувствительна и реагирует очень остро. Поэтому я был вполне уверен, что ей нужен препарат из семейства растений. В довершение всего имелись ясные указания на то, что ее состояние подобно наркотическому опьянению. Самым странным из демонстрируемых ею чувств было слияние с окружающей средой и уничтожение границ, она как будто становилась то огромной, то слишком маленькой. Anhalonium — подобное наркотику вещество из семейства кактусовых — казался мне препаратом выбора.

Вдобавок я находился во власти некоторых новых идей доктора Шанкарана по поводу растительных семейств. Я знал, что для семейства кактусовых (Састасеае) характерны ощущения «сжатый, связанный, сокращенный, уменьшившийся» и реакции в виде расширения, увеличения и безграничности. Последний кусочек паззла, который, казалось, подтверждал выбор препарата, имел отношение к миазму. Anhalonium принадлежит к раковому миазму, поэтому потребность пациентки в контроле, стремление к совершенству и нелюбовь к хаосу усилили мою уверенность по поводу правильности назначения.

Как проходило лечение

После приема Anhalonium 200С А.Г. почувствовала себя лучше. Она сообщила, что ее тревожность уже не так сильна, хотя чувства отчаяния, беспокойства и сюрреалистичности оставались. В течение 32 месяцев пациентка получила две дозы Anhalonium 200С, одну дозу Anhalonium 1М, а затем еще две дозы 200С. Со временем препарат оказывал все меньший и меньший эффект.

В январе 2003 года А. Г. послала мне записку, в которой говорилось следующее: «Я думала, что, может быть, я просто "пребывала в нерешительности" некоторое время, но теперь очевидно, что я чувствую постоянный ужас. В то время как тревожность не слишком сильная, чувства отчаяния, беспокойства и сюрреалистичности — очень явные. В эти дни у меня совсем мало надежды. Поэтому мне захотелось написать вам и известить вас об этом, поскольку я чувствую себя настолько плохо, что даже аллопатические лекарства кажутся заманчивыми, и я размышляю, не выпить ли мне их. Это означает, что мне, должно быть, очень плохо!»

Повторное взятие случая

П: Некоторое время я чувствовала такую усталость, что мне приходилось поддерживать голову, чтобы она оставалась на плечах. Затем это прошло, и я почувствовала раздражение, перемены настроения, у меня начались мания, депрессия, плач без причины, очень сильная тревожность из-за ничего, сильное раздражение, «все не так», нетвердая походка, паранойя и работа. Было такое ощущение, как будто через мою голову постоянно идет поток мыслей, безостановочный, похожий на непрестанную болтовню, на радиопомехи. Как будто в голове постоянные помехи, вот на что это похоже, и это очень раздражает.

Меня просто переполняют эмоции... из-за этого жужжания любая эмоция усиливается в тысячу раз. Я не могу справиться с этим размахом. Если я огорчаюсь из-за чего-то, огорчение увеличивается в миллион раз. Я прихожу в возбуждение и просто не могу сдерживаться. Ощущение, как будто все увеличивается.

Как-то раз мне было очень плохо. Я знаю одного бездомного мужчину, но раньше не видела его возле своего дома. И я почему-то представила, хотя это не имело никакого смысла, что он меня преследует. Потом я задремала. В дверь позвонили. Я проснулась, и меня парализовало от страха. Не могла подойти к двери. Я подумала, что это он там стоит. Позже, ночью, я слышала какой-то шум и не могла заснуть. Я подумала, что он снаружи, и вдруг увидела себя как будто раздутой. Как бы промежуточное состояние между сном и бодрствованием. Я видела все, но не в трехмерном варианте, а просто какую-то виртуальную картинку, и это было страшно. Я почти поверила, что меня сейчас убьют.

Д: Что он собирался сделать?

П: Он собирался застрелить меня. Такое бывает изредка. Я вижу людей в толпе, и вдруг возникает мысль, что они собираются вонзить мне нож в спину, отравить меня, утопить, сбить машиной. В те моменты, когда я вижу, будто со мной случаются такие вещи, страх доходит до такой степени, что мне нужно частично выйти из тела. Часть меня должна закрыться, чтобы пережить это состояние. Я не ощущаю мир так, как ощущаю его во время бодрствования. Раньше я пила алкоголь. Могла выпить много, но на следующий день не чувствовала сухость в горле. Однако теперь, если я выпиваю всего один бокал пива, я ощущаю себя безумной, как безумная пьяница. Ни дня не проходит, чтобы я не чувствовала тревогу, нет такого момента, чтобы я не чувствовала возбуждения. Все переполняет меня. Я ходила на баскетбольный матч в местном университете. В какой-то момент я почувствовала, что все болезненно яркое и громкое, а потом — болезненную клаустрофобию.

Д: Опишите это чувство.

П: В ловушке... и переполнена. Точно такое же чувство возникает у меня в автомобильной пробке, мгновенная паника из-за того, что я в ловушке. Я внезапно начинаю паниковать. Вот так все и происходит, совершенно ни с того ни с сего.

У меня было много снов о путешествиях: например, как будто я очень долго плаваю в океане. В другом сне я была в Ватикане. В конце возникает какой-то серьезный конфликт. Обычно что-то консервативное, какое-то подавление и консерватизм, против которого люди борются, типа религии. Как только я оказываюсь в воде, я очень пугаюсь, как будто ничего не могу сделать, паникую все время, и даже когда справляюсь с этим, продолжаю чувствовать возбуждение. Всегда присутствует неспособность подчиниться воде, сопротивление чувству яви, что, по сути, я чувствую все время. Это напряжение противостояния.

Д: Опишите напряжение противостояния.

П: Это чувство в основном сосредоточено в груди; мышцы груди сжимаются, их охватывает напряжение, шея напрягается, стискиваю зубы, пытаюсь удержать свое тело прямо, вести себя, как другое вещество — не то, которое есть. Пытаюсь сжать плоть максимально туго и сильно, как сталь. Так напрячь мускулы, как только могу, даже внутренние органы, сжать их.

Д: Против чего вы напрягаетесь и сжимаетесь?

П: Это сон против яви. И в жизни я всегда чувствую напряжение в верхней части тела — в плечах, шее, груди и голове, но не против чего-то реального. Я точно чувствую это большую часть времени. Я чувствую, что эта мощная грозная сила повсюду проникает, иногда мне кажется, что я попадаю в какие-то ямы, где я не могу ее выдержать. Погружаюсь в воду, дыхание сдавлено, меня тащит вниз, ощущение большой тяжести, как будто ты отягощена каким-то грузом. Я чувствую это ощущение все время—неважно, сплю я или бодрствую. Я просто привыкла к нему. Но я постоянно, постоянно его чувствую. Оно повергает меня в состояние вечной паники и тревоги.

Понимание случая

Почему-то оказалось совсем нетрудным оглянуться назад и увидеть, где я шел верным путем, а где неверным. К тому времени во всех случаях я изо всех сил старался достичь уровня ощущения, и мне стало еще яснее, что общее ощущение данной пациентки полностью совпадало с ощущениями семейства Састасеае: «охватывание», «стискивание», «стеснение», «сдавление», «отягощение». Она употребила выражение «как сталь», что почти идентично наиболее известному симптому Cactus grandiflorus: «стиснут железным обручем». Кроме того, основываясь на других случаях, которые я наблюдал и лечил сам, я пришел к пониманию, что «сокращение и расширение» — это главная идея Cactus, и именно это данная пациентка прекрасно описывала множество раз. Поэтому я по-прежнему был уверен, что препарат должен быть из семейства Састасеае, но вопрос в том — какой препарат?

Прорыв случился тогда, когда я ясно понял, что при таком постоянном ощущении паники и тревоги нужен препарат острого миазма. Раньше я не понимал, что чувства острой опасности и интенсивной угрозы характерны для человека, переживающего острый миазм. Меня сбили с толку слова «контроль» и «хаос», и я пропустил лежащее за ними переживание. Как выяснилось, «контроль» — тоже очень подходящее слово для острого миазма, поскольку в данном случае присутствует ощущение, что если все выйдет из-под контроля, то человек внезапно окажется в очень критическом положении.

Сверившись с Периодической таблицей растений доктора Шанкарана, я легко определил, что моя пациентка нуждалась в Cactina — препарате острого миазма семейства Састасеае.

Проблема

Определиться с препаратом и быть уверенным в его выборе — это хорошо и правильно, но пока препарат не будет у нас в распоряжении, назначение остается в области теории. А я до сих пор не встречал пациентов, у которых наступало бы улучшение от гомеопатического теоретизирования. Как я ни старался, я не смог найти источник данного препарата.

Я столкнулся с проблемой, становящейся в последнее время все более актуальной: необходимость в готовом препарате, который пока еще недоступен для производства. Я уже несколько раз находился в такой ситуации, требующей большого терпения. Невоспетыми героями в таких случаях являются гомеопатические фармацевты. Они редко, если вообще когда-либо, получают похвалу и признание, которых заслуживают в полной мере. Это неопровержимый факт, что без их помощи мы, гомеопаты, и наши пациенты просто пропали бы.

Я бы хотел высказать особое признание двум фармацевтам, которые сделали все возможное, чтобы добыть необходимые вещества, приготовить их и подвергнуть потенцированию в соответствии с четкими правилами гомеопатической фармакопеи. Это Майкл Куинн (Michael Quinn), главный фармацевт Лаборатории Ганемана в США (Chief Pharmacist at Hahnemann Laboratories in US), и Боб Лоуренс (Bob Lawrence), главный фармацевт в Helios Homoeopathic Pharmacy в Великобритании. Они оба бессчетное число раз прикладывали все усилия, чтобы удовлетворить особые потребности современных гомеопатов вроде меня. В данном примере именно Боб Лоуренс в буквальном смысле достал звезду с неба.

Сначала я попытался выяснить, что такое Cactina вообще. Насколько я смог определить, это алкалоид, получаемый из Cactus grandiflorus. До сих пор все шло хорошо... пока я не обнаружил, что для экстракции алкалоида, чтобы получить достаточное количество продукта и превратить его в лекарство, нужен почти килограмм сырого материала.

Ситуация осложнялась тем, что для процесса экстракции Бобу нужно было специальное лабораторное оборудование, которого не было в распоряжении Helios Pharmacy. Добывание достаточного количества сырого Cactus grandiflorus и химических реактивов, необходимых для экстракции, потребовало максимальной отдачи, если не сказать больше; процесс этот занял много времени, но Боб сообщал мне о каждом шаге на пути к цели. Затем наступила еще более трудная стадия.

Первые два раза, когда процесс экстракции уже подходил к концу, тест на наличие в итоговом веществе нужного нам алкалоида был отрицательным. Боб продолжал экспериментировать с невероятным упорством, и на третий раз тест на наличие алкалоида оказался положительным. Затем наступил черед потенцирования, которое заняло гораздо меньше времени по сравнению с предыдущими этапами. И почти через десять месяцев после назначения препарата пациентке я наконец стал счастливым обладателем Cactina 1М. Обычные слова не могут передать благодарность, которую я испытывал по отношению к людям, выполнившим труднейшую работу по приготовлению этого препарата. Даже несмотря на тот факт, что с меня взяли дополнительную плату, цена была ничтожной в сравнении с теми невероятными усилиями и затратами, которые потребовались от фармацевтов. Кроме того, фармацевтика — это бизнес, а приготовление экзотических, доселе неизвестных препаратов вряд ли приносит какую-то финансовую прибыль. Поэтому я в высшей степени признателен Майклу и Бобу за веру в успех и постоянную готовность прийти на помощь.

Возвращаясь к случаю

За этот долгий период времени состояние А.Г. значительно ухудшилось. Она не могла выходить из дома, отказывалась есть и даже чистить зубы из страха отравиться загрязняющими веществами, а ее общий уровень тревожности был максимальным. В какой-то момент мне позвонила ее мать, которая боялась, что дочь может предпринять попытку самоубийства. Она рассказала, что она сама, ее сестра или отец постоянно должны находиться поблизости от девушки. Все, что я мог сделать, пока готовился препарат, — это сидеть с пациенткой, не давая ей поддаться своим чувствам и делясь с ней своей уверенностью, что препарат, который мы так ждем, поможет ей... Наконец мы его получили.

Повторный прием в сентябре 2003 года,

через месяц после приема первой дозы Cactina 1М

П: Мне намного лучше, я хочу сказать—НАМНОГО лучше! Я действительно чувствую себя лучше после того, как приняла препарат, гораздо лучше. В тот день, когда я приняла его, мне было плохо, я не спускалась вниз, сидела дома, не ела, ничего не делала, а всего два дня спустя я вела машину по автостраде, совершенно позабыв, как мне было плохо. Переходного периода не было. Обычно на то, чтобы привести себя в такое состояние, у меня уходило много времени. А теперь я просто делала то, что делают нормальные люди, все больше и больше... у меня появилось ощущение, что я нормальная, что я могу выходить из дома, делать какие-то дела.

Но сейчас мне кажется, что процесс приостановился. Теперь я, кажется, двигаюсь вниз. У меня нет особых дел. Дома я — как в ловушке. Я не вожу машину, немного нервничаю, когда сижу за рулем.

Но до того, как я приняла лекарство, мне было очень, очень, очень плохо. Сейчас я явно чувствую себя гораздо лучше, чем тогда.

Д: «Дома — как в ловушке»... как это ощущается?

П: Депрессия, дрянное настроение. Со мной просто ничего не происходит. Если займусь каким-нибудь делом, я буду в порядке. Находиться дома — для меня мучение. Кто будет чувствовать себя хорошо, все время оставаясь дома? Сейчас я делаю очень много всего, и у меня нет прежней реакции. Теперь, когда я работаю на компьютере или смотрю телевизор, я не чувствую отвращения. Раньше оно у меня всегда возникало, но больше этого нет. Меня тошнило от этого. Я уже не такая чувствительная в плохом смысле, как раньше, и могу дольше находиться без еды, прежде чем почувствую себя ужасно. Раньше, как только моему телу требовалась пища, я чувствовала себя отвратительно, ужасно, возникала слабость, а сейчас у меня нет таких драматичных ощущений. И я не хочу спать весь день. И сны у меня стали более живыми, не такими, как были. Они более интересные, более смешные, не наполнены напряжением, стеснением, тем, что провоцирует тревогу. Мое сознание ведет себя по-другому, когда это происходит, чувствует большую синхронность. Сны стали цветными и четкими.

Д: Что вы имели в виду, говоря «не такая чувствительная в плохом смысле»?

П: Например, прошлым вечером я ела мороженое и пила пиво. Обычно после такого сочетания я не спала, размышляя о самоубийстве, чувствуя опустошение, а в этот раз ничего не чувствовала, когда проснулась. Это не вызвало у меня тревоги. А еще на прошлой неделе я пила кофе и почувствовала лишь небольшую тревогу, совсем не такую, какая у меня возникала раньше.

Д: А как это было раньше?

П: Обрушивалось жуткое «похмелье», а теперь я совсем этого не чувствую. Я была так удивлена, когда, проснувшись в то утро после пива, чувствовала себя отлично.