Боевая группа А: бой у Вилье-Фоссара

 

Не успели мы обустроиться, как нас вызвали на инструктаж по тактике, которую немцы, скорей всего, используют против нас среди живых изгородей. Противник полностью окружал телефонным проводом периметр нескольких расположенных близко друг к другу полей. Будучи выбит с одного поля и отступив на следующее, он мог в любом месте подключиться к кабелю и немедленно вызвать минометный огонь на только что оставленный участок. Способность врага практически мгновенно вызывать артиллерийский и минометный огонь сокрушительно действовала на нашу пехоту и танки, только что отбившие очередное поле.

При французской деревне Вилье-Фоссар, на юго-востоке от Эреля на реке Вир, немцы почти на три километра продвинулись в зону ответственности 29‑й дивизии. Боевой группе А (БгА), прибывшей на десять дней раньше Боевой группы Б, было приказано захватить Вилье-Фоссар и ликвидировать немецкий «клин». После трех лет подготовки дивизия впервые вступила в бой.

Боевая группа делилась на три оперативных, причем каждая из последних включала в себя усиленный танковый батальон и части пехотной и артиллерийской поддержки. Атака началась утром 29 июня; две опергруппы наступали параллельно вдоль дороги, по обе ее стороны, третья оставалась в резерве. Каждой из атакующих групп было придано по бульдозерному танку[8]для прорыва через живые изгороди. Вначале обе группы продвигались бойко, но вскоре они попали под шквальный огонь легкого стрелкового оружия, минометов и противотанковых средств немецкого усиленного пехотного батальона. Два бульдозерных танка были подбиты в самом начале операции, и единственным способом прорваться через живые изгороди стало использование взрывчатки.

Тогда мы впервые столкнулись со смертоносным сочетанием бокажей и немецкого оружия ближнего боя — панцерфаустами. Применяемые одиночными и даже не слишком подготовленными бойцами, панцерфаусты были идеальным оружием для боя в тесноте бокажей. После того как две дюжины танков были выведены из строя, стало ясно, что единственный способ преодолеть живую изгородь — это заложить под нее взрывчатку и подорвать огромный по ширине участок, чтобы могли проехать оставшиеся танки. Взрыв, само собой, подсказывал немцам, где появится противник, и те могли сосредоточить огонь на этих участках — с убийственной эффективностью.

Два дня жестоких боев потребовалось БгА, чтобы выполнить боевую задачу и отступить. Группа потеряла 31 танк, 12 других машин и 151 человека — тяжелые потери для подобной операции, — но полученный командованием опыт в следующих сражениях спас множество жизней и немало танков.

При разборе этой операции командующий дивизией генерал Лерой Уотсон выказал озабоченность не только нашими потерями, но и тем, что на поле боя было оставлено несколько подбитых танков. Хотя в распоряжении ремонтников 32‑го бронетанкового полка имелся бронированный эвакуатор Т2[9], генералу дали понять, что часть подбитых танков оказалась за линией фронта, а другие — на ничейной земле между нашими позициями. Сгоревшие, они не подлежали восстановлению, и рисковать жизнями солдат ради того, чтобы их отбить, не стоило. Полковник Джозеф Коуи, увидев в этом возможность увеличить престиж ремонтного батальона, заявил генералу, что если бронетанковые полки не могут вытащить танки при помощи своих Т2, то этим займутся его ремонтники.

Коуи, выпускник Вест-Пойнта, очевидно, показал себя во время учебы достаточно хорошо, чтобы попасть в службу снабжения. Он немало этим гордился и, видимо, был крайне озабочен тем, что его менее толковые однокурсники, попавшие в пехоту и артиллерию, продвигались теперь по службе значительно быстрее его. Эвакуацию подбитых танков он рассматривал как возможность показать, на что способны снабженцы.

Поскольку в ремонтном батальоне эвакуаторы Т2 не состояли, Коуи отправил на задание танковый буксир М25 — тяжелый шестиколесный полноприводный тягач[10]. Вероятно, ни одна другая машина не подошла бы для этого хуже. Вместе со своей маленькой оперативной группой полковник отправился по дороге Изиньи — Вилье-Фоссар: впереди М25, за ним джип с полковником, еще одним офицером и шофером, и 3/4‑тонный грузовик для перевозки боеприпасов, где сидела ремонтная бригада.

Если не считать минут тяжелых боев, над передовой обычно стояла глухая тишина. Так было и в тот день. Когда кавалькада подкатила к последнему блокпосту, рев 250‑сильного мотора М25 вызвал немалое смятение. На КПП колонну остановил рядовой-пехотинец, который предупредил, что впереди противник.

В этот момент из живой изгороди выполз грязный, растрепанный солдат с автоматом Томпсона в руках.

— Какой дурак подсказал тебе притащить сюда этого урода?! — заорал он на водителя.

Полковник выпрыгнул из джипа и подошел к кабине тягача:

— Это я приказал, черт побери!

— А ты что за хрен?! — взвыл молодой боец, нервным движением передергивая затвор своего «томпсона».

Камуфляжная сетка на каске не закрывала его знаков различия — он был капитаном. Было заметно, что он нервничает: его часть только что побывала под сильным минометным обстрелом. И он был в ярости от того, что какой-то олух пригнал к нему огромный, шумный тягач, навлекая очередной обстрел и рискуя жизнями людей только для того, чтобы эвакуировать никому не нужные сгоревшие танки.

— Я полковник Коуи, 3‑я бронетанковая дивизия, и я прибыл эвакуировать наши танки!

С безучастным выражением на лице капитан направил дуло автомата прямо на полковника.

— Даю тебе пятнадцать секунд на то, чтобы развернуть свою таратайку и убраться отсюда. Если ты этого не сделаешь, я вышибу тебе мозги.

Полковник, с которым никогда прежде не разговаривали в таком непочтительном тоне младшие офицеры, скомандовал разворачивать колонну и уезжать. Уже по дороге в Изиньи Коуи осознал, какой спектакль устроил, и сообразил, что капитан поставил на риск подвергнуться суду военного трибунала против шанса быть убитым в бою. Коуи был так унижен, что ни разу потом не упомянул произошедшее, но многие считали, что этот случай спас жизни многих офицеров и солдат нашего ремонтного батальона.

 

 

Глава 2. ПЕРВЫЕ БОИ