Неимущественные обязательства

Говоря о возможности существования неимущественных обязательств, отметим, что дискуссия на это тему продолжается не первое столетие. Целью настоящей работы не является столь глубокое погружение в нее[374]. Отметим, лишь, что если в структуре относительного правоотношения нет никакого имущества в качестве объекта, а в качестве такового выступает только нематериальное благо или несколько таких благ, назвать это отношение обязательственным нельзя. По этому поводу уместно вспомнить слова Е.А. Суханова, который пишет, что обязательства, как и сам товарообмен, в отдельных случаях могут носить неэквивалентный или вообще безвозмездный характер, что не изменяет их имущественную природу. Обязательство может быть направлено и на удовлетворение неимущественного интереса управомоченного лица или иметь предметом совершение обязанным лицом действий неимущественного характера, если при этом не теряется связь с имущественным обменом (например, в виде получения за совершение таких действий денежного или иного имущественного эквивалента), чем сохраняется имущественная природа обязательства[375].

В связи с этим отметим, что слишком широко трактуемая концепция встречного предоставления в англо-американском праве (consideration) на протяжении ряда лет концепция встречного удовлетворения подвергается жесткой критике, как архаичная и не соответствующая потребностям коммерческого оборота. Лорд Гофф в решении по делу «White v. Jones» (1995 г.) заметил, что английское договорное право зачастую видится несовершенным, поскольку воспринимается как обремененное ненужной доктриной встречного удовлетворения. Многие считают, что в современных условиях концепция встречного удовлетворения уже не достигает той цели, ради которой она когда-то создавалась, – не допустить существования имеющих юридическую силу безвозмездных неформальных обязательств. Н.А. Зорин отметил, что такая позиция представляется вполне справедливой, если принять во внимание последовательное развитие законодательства и судебной практики в направлении либерализации норм о форме сделок и встречном удовлетворении[376]. Итак, неимущественная обязанность может лишь осложнять структуру обычного положительного обязательства, что особенно распространено в лицензионных договорах.

 

Пассивные обязательства

Еще одной весьма актуальной в последнее время является проблема так называемых «отрицательных» или иначе «пассивных» обязательствах.

О.С. Иоффе не одобрял воплощение в научном понятии обязательства альтернативы: совершение действия или воздержание от него. Он считал ее неточной, ибо должник, по его мнению, всегда обязывается либо только к активным действиям, либо также к воздержанию от определенных действий, но непременно сопутствующему активной деятельности, а не заменяющему ее[377]. В.С. Толстой, определяя обязательство, писал, что в его содержание заключаются одна или несколько обязанностей с правомочиями совершить соответствующие положительные действия[378]. Собственно именно это является наиболее надежным отличительным признаком, с помощью которых обязательственные правоотношения отграничиваются от абсолютных. Причем следует отметить, что исполнение обязательств осуществляется совершением активных, положительных действий.

М.М. Агарков не исключал возможности существования «отрицательных» обязательств, хотя и отмечал, что обязательства с положительным содержанием имеют по сравнению с обязательствами с отрицательным содержанием гораздо большее значение. Требование положительных действий, считал ученый, никогда не является основным содержанием абсолютного права. Оно может появиться у субъекта абсолютного права лишь в результате нарушения абсолютного права кем-либо из обязанных лиц. Наоборот, содержание обязательственного правоотношения может заключаться как в праве требовать от должника совершения какого-либо действия, так и в праве требовать воздержания от совершения определенного действия. Чаще всего обязательственное правоотношение имеет содержанием именно действие, а не воздержание от действия[379].

Представляется, что к столь широкому толкованию содержания объекта обязательства подталкивает некоторых авторов неопределенность самого понятия «имущество». Так, Н.Д. Егоров полагает, что и воздержание от совершения действий может иметь такую потребительскую стоимость, за которую кредитор готов платить деньги. При этом в качестве примера приводятся имеющие место в США соглашения между участниками судебного спора и адвокатскими фирмами, согласно которым последние за вознаграждение обязуются не защищать в суде другую сторону. По его словам, такие соглашения применяются и в нашей стране[380]. Нам такой вывод представляется необоснованным. Во-первых, по нашему законодательству подобного рода соглашения следует квалифицировать как ничтожные сделки в соответствии со ст. 22, п.3 ст. 49 ГК РФ. Во-вторых, трудно представить оборот воздержания от совершения каких-либо действий.

Однако в ст. 307 ГК РФ по традиции воспроизведено определение, которое допускает в виде обязанности должника «воздержание» от совершения действий. Исходя из этого, многими авторами допускается факт существования таких обязательств. Так, Е.А. Суханов утверждает: «В развитом товарообмене предметом обязательства может быть и воздержание от конкретных действий. Например, сторонами договора комиссии может быть установлено обязательство услугополучателя-комитента не заключать комиссионных сделок по реализации на данной территории таких же товаров с другими услугодателями-комиссионерами (п.2 ст. 990 ГК РФ), а на участника подрядного договора специальным соглашением может быть возложена обязанность неразглашения полученной от контрагента информации о новых решениях и технических знаниях (ст.727 ГК РФ). Наиболее широко обязательства в виде воздержания от действий применяются при создании и использовании объектов исключительных прав («интеллектуальной» и «промышленной собственности»)[381].

Представляется, что, хотя ст. 307 ГК РФ и указывает на возможность включения в содержание обязательства обязанности воздерживаться от совершения действий, воздержание не является самостоятельной обязанностью должника, оно лишь дополняет обязанности по совершению положительных действий. В качестве примера можно привести изложенную в ст. 857 ГК РФ обязанность кредитной организации не разглашать сведения, составляющие банковскую тайну.

Высказанные нами ранее аргументы о природе обязательственных правоотношений и права требования как разновидности субъективных прав не позволяют разделить точку зрения о возможности существования обязательств с «отрицательным» содержанием.

Заметим, что Н.Д. Егоров, как отмечалось, допускающий существование отрицательных обязательств, пишет справедливые слова: «Поскольку любое обязательство опосредует перемещение материальных благ в той или иной форме, оно не может быть сведено к пассивному поведению должника. Для перемещения материальных благ должник обязан совершить какие-то активные действия. При этом он может быть обязан к воздержанию от определенных действий, сопровождающему активные действия, но не заменяющему их»[382]. М.А. Рожкова указывает на следующее: обязательства, где участники принимают на себя обязанности лишь пассивного характера, в большинстве своем будут проистекать из ограничения право/дееспособности лиц, что в силу ст. 22 ГК РФ недопустимо (как известно, сделки, направленные на ограничение правоспособности и дееспособности, ничтожны, за исключением случаев, когда такие сделки допускаются законом). Те исключения из общего правила, которые могут иметь место, не должны растушевывать такой сущностной признак обязательства, как «активность» поведения его участников[383].

Разница лишь в том, что, как правило, в обязательстве обязанность имеет активный характер, то есть достижение результата осуществляется активными действиями должника. Хотя легальное определение обязательства допускает возможность существования «отрицательных» обязательств, в которых должник должен бездействовать, но смысла в регулировании таких отношений нет. Обязательства исполняются, что ипредполагает активные действия. В.А. Белов добавил в поддержку противников исключительно отрицательных обязательств еще один весомый аргумент: невозможно достичь определенности в описании действия, являющегося предметом воздержания (запрета). Он указывает, что единственный способ достигнуть определенности – предъявить требование о прекращении совершения конкретного действия, длящегося в определенный момент времени, но это уже не требование о воздержании.[384] На самом деле, устанавливая договором запрет, можно и ограничить правоспособность должника-гражданина, что согласно норме ст. 22 ГК РФ влечет ничтожность такого соглашения. Представляется, что возможно существование относительных правовых отношений, где будет воздержание от совершения действий обязанным субъектом, но они не будут являться обязательственными. Соответственно, нормы обязательственного права к ним применяться не должны.

Проблему отрицательных обязательств предлагается решить путем обращения внимания не на субъектный, а объектный состав обязательства. В отличие от услуги воздержание от совершения действий в качестве самостоятельного объекта гражданских прав не закреплено (ст. 128 ГК РФ), поэтому его нельзя рассматривать в качестве объекта обязательства, в том числе встречного предоставления, даже если оно имеет экономическую ценность для того или иного участника общественных отношений. Воздержание от совершения действий следует расценивать только как дополнительный, усложняющий элемент объекта обязательства. Если в качестве «пассивного» должника выступает гражданин, то соглашение об исключительно отрицательном обязательстве следует квалифицировать как ничтожное (ст. 22 ГК РФ). В связи с этим обосновано предложение о дополнении пункта 1 статьи 307 ГК РФ предложением следующего содержания: «Ничтожно соглашение об установлении исключительно лишь воздержания от совершения действий одним лицом в пользу другого лица».

Соответственно обязанности пассивного типа лишь осложняют структуру обязательства, имея вспомогательный к основным, активным обязанностям характер. Таких случаев, например, обязанность страховщика не разглашать полученные им в результате своей профессиональной деятельности сведения о контрагентах, их состоянии здоровья, имущественном положении (ст. 946 ГК РФ)[385], запрет распространения банковской тайны (ст. 857 ГК РФ), обязанность правообладателя в лицензионном договоре воздерживаться от передачи исключительных прав другим лицам, кроме пользователя (ст.1235 ГК РФ).

Таким образом, можно сделать ряд выводов. Обязательственное правоотношение является идеальной системой, отражением фактического отношения товарного обмена, участники которого могут нуждаться как в материальных, так и нематериальных благах и готовые заплатить (рассчитаться) за них. Исходя из этого, следует констатировать условность деления для целей правового регулирования благ на материальные и нематериальные, построенного только на формальном признаке – наличии или отсутствии материальной оболочки. Учитывая, что экономическое назначение обязательства состоит в юридическом оформлении товарного оборота, под имуществом как объектом обязательства следует понимать любое благо, наделенное законом свойством оборотоспособности и имеющее для субъекта такую ценность, за которую он готов предоставить в качестве встречного предоставление деньги или иное благо, имеющее или могущее иметь рыночную стоимость, выраженную в деньгах.

При этом очевидно, что взаимное обязательство неизбежно имеет два объекта исполнения, которые по отношению друг к другу выступают в качестве встречного предоставления. Из этого следует, что имущественный характер должен иметь не только «основной» объект обязательства, но и встречное предоставление. Предлагается для квалификации взаимного обязательства за основу брать цель не денежного кредитора, который получает денежный эквивалент (плату), а его контрагента, поскольку денежная оплата является всеобщим мерилом, эквивалентом, цель другого контрагента. Собственно по такой логике сформулирована ст. 1211 ГК РФ, в которой дан перечень договоров, где указывается сторона, осуществляющая исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Таковыми, например, будут: продавец – в договоре купли-продажи, арендодатель – в договоре аренды, подрядчик – в договоре подряда, перевозчик – в договоре перевозки и т.д. Как видим, в законе указывается на должника, чья обязанность призвана обеспечить имущественный интерес кредитора. Если в качестве встречного исполнения по договору выступают не деньги, то его следует квалифицировать как договор мены либо как смешанный договор, содержащий условия двух взаимообусловленных сделок (например, договор аренды с неденежной арендной платой (п.2 ст. 614 ГК РФ)).