Соотношение норм права и текстов нормативных актов

Основным источником (формой) права нашей страны являются нор­мативные акты, в текстах (разделах, частях, статьях) которых излагают­ся правовые нормы.

При подготовке и принятии нормативных актов обязательно учиты­ваются специфические признаки правовых норм (общий характер, не-персонифицированность, обращенность в будущее и др.) и их структура (каждое правило должно иметь обозначение условий применения и ох­раняться государством от нарушения). Однако норма права не тождест­венна статье закона, а структура последней не совпадает со структурой правовой нормы. Это определяется рядом обстоятельств.

В одной статье нормативного акта (и даже в одном нормативном ак­те) не могут быть выражены в полном объеме все элементы, из которых состоит правовая норма. При подготовке, принятии и издании норма­тивного акта правовой материал по правилам законодательной техники группируется таким образом, чтобы акт был компактен, а его предписа­ния легко воспринимаемы. Поэтому при подготовке проекта закона или иного нормативного акта его текст делится на разделы, статьи, части статей; в кодексах - на главы, разделы или на общую и особенную час­ти. В начале многих нормативных актов обозначаются положения, имеющие отношение ко всем последующим разделам, связанные со многими или со всеми нормами данной отрасли права. Объединение близких по своим предписаниям норм или их частей в одну статью или раздел нормативного акта позволяет избежать повторений и длиннот. Изложение одной правовой нормы в разных нормативных актах иногда

¹ Так, положение ст. 23 Уголовного кодекса РФ относится ко всем нормам Особенной части Уголовного кодекса и ее отсутствие в Общей части Кодекса потребовало бы включения в каждую статью Особенной части формулировки: "лицо, совершившее данное преступление в состоянии опьянения, подлежит уголовной ответственности".

обусловлено различием компетенции органов, определяющих разные части правовой нормы¹. В разных статьях нормативных актов, а то и в разных кодексах содержатся материально-правовые и процессуальные нормы. В результате элементы одной нормы обычно размещаются в разных статьях нормативных актов, и, наоборот, одна статья может со­держать части нескольких норм.

Частицы, элементы правовых норм находят выражение в статьях, пунктах, параграфах текстов нормативных актов в виде определений общего характера, обладающих рядом признаков норм. Как отмечено, те из них, которые представляют собой логически завершенные, обяза­тельные для соблюдения положения, называются нормативными предпи­саниями. Некоторые нормативные предписания по содержанию и логи­ческой структуре ("если - то - иначе") близки к правовой норме, но и они не могут применяться без учета общих и других положений законо­дательства, в соединении с которыми они только и могут образовать норму; другие правовые предписания логически строятся по форме: "если - то"; есть и такие, что не имеют другой структуры, кроме грам­матической².

Формулировка многих правовых предписаний строго зависит от со­держания выражаемых ими правовых норм; таковы, как отмечено, управомочивающие, обязывающие, запрещающие нормы права. Послед­ние (запрещающие) нередко вообще как бы выносятся за рамки ряда норм и целых отраслей права, в пределах которых находятся охраняе­мые ими диспозиции, и формулируются как перечни деяний, которые запрещено совершать (составы преступлений и других правонаруше­ний), и санкций, соответствующих качествам и тяжести этих деяний (уголовные кодексы, кодексы об административных правонарушениях, положение о материальной ответственности рабочих и служащих и др.). При помощи этих санкций, как отмечено, охраняются обширные ком­плексы различных отраслей права; таковы также положения Граждан­ско-процессуального кодекса, регулирующие исполнительное производ­ство: как санкция они связаны с рядом норм гражданского, трудового, семейного, административного, уголовного права; общий характер (по отношению ко всему гражданскому праву) имеет предписание о возме­щении убытков. Существование в законодательстве правовых предписа­ний, выражающих общие для многих норм санкции, облегчает деятель­ность законодателя - при дальнейшем развитии права учитывается, что

Это неизбежно, например, при издании бланкетных норм; так, админист­ративная ответственность за нарушение ветеринарно-санитарных правил опре­делена Кодексом РФ об административных правонарушениях, сами же эти пра­вила устанавливаются местными органами власти и управления.

² Некоторые части статей нормативных актов (особенно "отсылочные") во­обще не образуют правовых предписаний (например: "те же действия, совер­шенные повторно, влекут..." и т.д.).

новые нормы права (диспозиции) включаются в комплекс норм, уже охраняемый определенной санкцией.

Важное место среди нормативных предписаний занимают обобщения условий действия и применения правовых норм. Таковы содержащиеся в законах и других нормативных актах общие положения о субъектах права, их видах и правовых статусах, об условиях действия нормативно-правовых актов, порядке их реализации, о процедурах решения юриди­ческих споров, о правовом режиме различных имуществ и др. Норма­тивные предписания такого уровня в процессе реализации права осуще­ствляются через правовые нормы, регулирующие поведение отдельных лиц; вместе с тем они имеют самостоятельное значение в системе средств правового воздействия. Особенное значение среди нормативных предписании имеют законодательные определения основных прав и сво­бод граждан. Обычно они излагаются в конституциях или в специаль­ных нормативно-правовых актах (Декларация прав человека и гражда­нина, Билль о правах). После второй мировой войны ряд основных прав и свобод закреплен в международных документах¹, положения которых признаны обязательными в Российской Федерации.

Нормы права и статьи законов не всегда тождественны по той при­чине, что тексту нормативного акта, как и любому литературному про­изведению, нередко свойственны образность, ориентация на массовое правосознание, обращенность к общественному мнению. Так, для наше­го уголовного законодательства традиционные условные, как бы непра­вильные, формулировки: "преступление (хищение, вымогательство, убийство, клевета, хулиганство, разбой, мошенничество, получение или дача взятки, заведомо ложный донос и т.д.) наказывается...", хотя на самом деле наказывается не преступление, а преступник (вор, убийца, взяточник, хулиган, мошенник, клеветник и т.п.). В законодательстве используются условные термины; например, "молодой специалист" мо­жет оказаться по возрасту далеко не молодым работником, осваиваю­щим новую для него специальность и потому имеющим право на неко­торые льготы. В ряде статей нормативных актов для смыслового усиле­ния должное описывается как сущее: "Неустранимые сомнения в ви­новности лица толкуются в пользу обвиняемого"; "Депутату обеспечи­ваются условия для беспрепятственного и эффективного осуществления его прав и обязанностей". В тех же целях (для смыслового усиления, образного выражения непререкаемости закона) запрещенное порой ха­рактеризуется как вообще невозможное: "Никто не может быть произ­вольно лишен жизни"; "Собственность не может использоваться в це­лях, противоречащих интересам общества, правам других граждан".

¹ Всеобщая Декларация прав человека (1948), Международный пакт об эко­номических, социальных и культурных правах и Международный пакт о граж­данских и политических правах (1966).

Одним из наследий времен, когда законодательство было формой пропаганды, является наличие в текстах законов идеологических и по­литических сентенций, имеющих программный, но не юридический ха­рактер. Стремление придать текстам законов непременно политическое звучание приводило к тому, что эти тексты неправильно выражали пра­вовые нормы. Так, если в законах говорится об обжаловании в суд "незаконных действий" должностных лиц и государственных органов (вариант: "действий, нарушающих права и свободы граждан"), получа­ется так, что суд может принимать жалобы только на действия, неза­конность которых где-то и кем-то уже установлена (зачем тогда вообще обращаться в суд?), а жалобы на законные действия принимать вообще не должен, хотя бы жалобщик и считал свои права нарушенными. В другом нормативном акте определялся порядок возмещения ущерба, причиненного гражданину "незаконными действиями органов следствия, дознания, суда"; выходило, что ущерб, причиненный законными, но ошибочными действиями этих органов (официальным признанием пе­чальной неизбежности таких ошибок является хотя бы существование обширных институтов обжалования актов этих органов), возмещению не подлежит.

Различие между нормами права и статьями законов и в том, что в тексте нормативного акта могут содержаться не только нормативно-правовые предписания, но и индивидуальные распоряжения, а также обоснования нормативного акта, фактически утверждения, программные положения, призывы, декларации, правила общежития, морально-политические нормы и принципы, не связанные непосредственно с ме­ханизмом правового регулирования. Право же состоит из норм, выра­женных через правовые предписания. Это различие способно порождать противоречия между правом и текстом закона, которые могут ослож­няться и обостряться в связи с тем, что в массовом (обыденном) созна­нии исторически сложилось преобладание преимущественно моральных критериев и норм, а также бытуют порой негативные оценки юридиче­ских категорий как сугубо "формальных", а то и "бюрократических". Эти оценки и критерии могут вести к тому, что при обращении к зако­ну часть общественного правосознания признает в нем "своим" и при­мет только те положения, которые не являются собственно юридиче­скими, а представляют собой описание в тексте закона социальных ценностей, изложение программных положений, выражение обществен­но-политических, нравственных, идеологических принципов и норм. На практике это противоречие, если в структуре закона собственно юриди­ческие предписания не обособлены от морально-политических и иных положений, может вести к досадным недоразумениям и трагическим разочарованиям ("в законе сказано так, а суд решил как-то иначе").

Существуют, наверное, еще и другие различия и противоречия меж­ду законом и действующим правом. Если такие противоречия своевре-

менно не осознаются и не преодолеваются, авторитету закона причиня­ется ущерб: коль скоро не все содержание вступившего в силу закона оказывается действующим правом, он воспринимается как нечто декла­ративное, что-то обещающее, но на практике ничего не дающее. Важ­ной задачей правоведения является разработка механизма перевода тех положений закона, которые носят самый общий, абстрактный характер, в нормативные предписания, через которые эти законоположения во­площаются в систему правовых норм, регулирующих поведение членов

общества.

С тревогой отмечалось, однако, что в правоведении обнаружились недостаток нормативного мышления, недостаточное умение нормативно выражать мысли и намерения в проектах законов¹. Привычка ученых-юристов мыслить в основном политическими, идеологическими, социо­логическими категориями нередко влияет на качество подготовки про­ектов нормативных актов, где предписание должного порой заменяется описанием существующего, точное определение прав и обязанностей подменяется рассуждениями об их социально-политическом значении, запреты и санкции за правонарушения если и упоминаются, то в самой неопределенной, расплывчатой форме.

Особенно сложной для современного отечественного правоведения стала проблема соотношения правовых норм и статей (текстов) Консти­туции. То обстоятельство, что не все положения Конституции являются правом (имеют юридическое содержание), общеизвестно и официально признано Конституционным Судом Российской Федерации².

В теории права сложились три основных мнения о юридической природе конституционных норм.

Одни теоретики вообще не считают Конституцию правом, ссылаясь на то, что содержащиеся в ней правила невозможно осуществить в при­нудительном порядке³. Другие правоведы считают правовыми нормами все вообще тексты, содержащиеся в конституциях⁴.

¹ Советское государство и право. 1987. № 9. С. 23.

² Так, в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации "По делу о проверке конституционности ряда положений Устава (Основного закона) Тамбовской области" от 10 декабря 1997 г. говорится: "Юридическое содержание использованного в Уставе области понятия финансового, валютного, кредитного регулирования отличается от конституционного содержания этого понятия" (Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. № 51. Ст. 5877).

³ См., напр.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Учебное пособие (по изданию 1910-1912 гг.). Т. 1. Вып. 1. М., 1995. С. 202, 251.

⁴ О взглядах О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского на ст. 1 Конституции СССР 1936 г. см. выше, § 3.

Аналогичные суждения о ст. 1 и других статьях Конституции СССР 1977 г. ("обязанность считать, что СССР - социалистическое общенародное государст­во") высказывал B.C. Основин, оговаривая, однако, что в данной группе норм

Третье направление в изучении конституционных норм признает, что ряд положений (текстов) Конституции носит программный или деклара­тивный характер, торжественно провозглашая цели и задачи государст­ва, основные принципы его организации и деятельности, его зависи­мость от народа, а также некоторые нравственные нормы. Признание, что наряду с правовыми нормами в Конституции содержатся неюриди­ческие положения, не только никак не умаляет, вопреки опасениям от­дельных авторов, авторитет Конституции (декларативные положения традиционно содержатся в конституциях всех стран континентальной Европы), но и дает возможность вывести на первый план проблему реализации тех конституционных положений, которые имеют юридиче­ский характер, но не могут быть воплощены в действующее право без дополнительного правового нормотворчества.

Проблема заключается в том, что ряд положений, содержащихся в Конституции, не достигли того уровня конкретизации, при котором бы­ло бы можно говорить о существовании правовых норм, способных од­нотипно воплощаться в общественные отношения. Как отмечено, в за­конах и иных нормативных актах нет ничего собственно юридического, кроме формулировок прав, обязанностей, условий их возникновения, а также запретов и санкций за их нарушение. Вся проблема реализации

"следует выделить нормы, основной функцией которых является провозглаше­ние долга граждан по отношению к явлениям, которые невозможно детально подвергнуть правовому регулированию" (Основин B.C. Особенности конститу­ционных норм // Советское государство и право. 1979. № 4. С. 17). Этой ого­воркой признается, что некоторые конституционные нормы носят не юридиче­ский, а моральный характер. К сожалению, ряд авторов, комментирующих на­званную и последующие Конституции нашей страны, утверждает, что все во­обще конституционные нормы, включая программные, идеологические, нравст­венные положения и даже "своеобразные сгустки знаний о государственно-правовых явлениях" (к последним отнесена все та же ст. 1 теперь уже Консти­туции Российской Федерации 1993 г.) носят юридический характер (см.: Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения. М., 1997. С. 91 и др.).

¹ Отмечая особенности образа мышления английских юристов, Р. Давид пи­шет: "Юрист континентальной Европы видит в праве принципы социального порядка. Он оценивает право в свете этих принципов; он говорит о принципах политической свободы, социальных правах, святости собственности и догово­ров, а практикам оставляет заботу о проведении этих принципов в жизнь.

Английский же юрист - своего рода наследник практиков, как правило, с недоверием относится к тому, что считает пустыми словами: что стоит какое-либо правовое положение или принцип, если на практике не существует спосо­бов для его осуществления?...Англичане не воспринимают европейских право­вых норм: они им кажутся часто просто общими принципами, выражающими какие-то пожелания морального порядка или устанавливающими скорее поли­тическую программу, а не нормы права" (Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 301, 330).

30-6343

 

закона начинается с разработки правовых норм как моделей правоот­ношений, способных регулировать поведение людей и организаций по­средством собственно юридических связей (взаимных прав и обязанно­стей). Для претворения общих положений закона в реально осуществи­мое право необходимо учесть такое предъявляемое к правовым нормам требование, которое именуется "формальной определенностью". Суть дела в том, что право может успешно функционировать лишь при усло­вии бесспорности* недвусмысленности, а также доказуемости условий возникновения прав и обязанностей (возникло правоотношение или не возникло?), точности определения содержания правоотношения (что именно необходимо делать или не делать для выполнения обязанности; каковы гарантированные возможности поведения управомоченного?), ясности запретов (чего нельзя делать?) и санкций за их нарушение. Лишь при выполнении этих условий тексты законов образуют норма­тивные предписания, складывающиеся в нормы права. Без этого сужде­ния о прямом действии Конституции (и любого закона) остаются прак­тически неосуществимыми.

В действующей Конституции Российской Федерации содержатся по­ложения, для реализации которых требуется принятие дополнительных законов. Таково, в частности, право гражданина на замену военной службы альтернативной гражданской службой в случаях, предусмотрен­ных ч. 3 ст. 59 Конституции. Поскольку соответствующий федеральный закон, предусмотренный той же статьей, еще не принят, названное пра­во осуществить невозможно; поэтому Конституция в данном случае имеет прямое действие лишь по отношению к органам законодательной власти, которым надлежит принять соответствующий закон, а также органам правосудия, оправдывающим тех, кто отказывается от военной службы по основаниям, указанным в ст. 59 Конституции.

В юридической литературе давно и неоднократно отмечалась неосу­ществимость ряда конституциональных положений без принятия норма­тивных актов, детализирующих эти положения до той степени абстракт­ности, которая способна воплотиться в конкретных правоотношениях¹. Однако правоведение, насколько известно, еще не пыталось определить, что собой представляют с позиций теории права конституционные по­ложения, которые, по замыслу законодателя, направлены на правовое регулирование, но не могут быть реализованы в правовой системе, так как они еще не получили в текущем законодательстве развития и кон­кретизации, необходимой для их практического воплощения в общест­венных отношениях и правопорядке. Бытующие наименования их

См.: Халфина P.O. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 56-57; Михалева Н.А. Социалистическая конституция (проблемы теории). М., 1981. С. 127 и след.; Стумбина Э.Я., Кузнецов А.В., Эглитис В.В. Механизм реализа­ции конституции (государственно-правовой аспект). Рига, 1984.

"нормами-принципами, 'в известном или определенном смысле специ­фическими нормами особого рода" лишь подтверждают, что правовые нормы в соответствующих текстах законов еще не воплощены.

В теоретическом плане эта проблема усложняется тем, что в по­следние годы в учебной и научной литературе распространилось проти­вопоставление права и закона, основанное на предположении, что право (мера свободы) всегда хорошо и справедливо, а закон (текст норматив­ного акта) нередко бывает несправедливым и плохим. Однако неосуще­ствимость ч. 3 ст. 59 Конституции Российской Федерации являет яркий пример прямо противоположного соотношения, когда хорошему и спра­ведливому закону не только не соответствует осуществимое право, но и в общественной жизни из-за этого возникают правовые конфликты и аномалии.

Разумеется, лучше всего было бы, если бы каждый закон с самого начала был законом прямого действия, состоял из правовых предписа­ний, не требующих развития и конкретизации в других нормативно-правовых актах. Тогда перед правоведением практически могла бы и не возникнуть проблема различий и противоречий между нашими правом и законом. Такие различия, однако, объективны и проявляются в ряде противоречий, недостаточное внимание к которым может существенно препятствовать претворению закона в жизнь.

К ним относится прежде всего противоречие между абстрактностью отдельных предписаний закона, лаконично определяющего основные принципы правового регулирования определенной сферы общественной жизни, и конкретностью этой сферы, многообразием и индивидуальной неповторимостью составляющих ее жизненных ситуаций и отношений. Данное противоречие нередко требует такой конкретизации общих по­ложений закона в подзаконном нормотворчестве, которое, не сужая сферу действия закона и вполне соответствуя его принципам, содержало бы "формально-определенные нормы", отражающие типические черты соответствующих ситуаций и отношений и определяющие (в общей форме) достаточно конкретные способы их регулирования юридически­ми средствами в полном соответствии с целями закона. Нерешенность этого противоречия делает закон практически неосуществимым (при чрезмерной абстрактности содержащихся в нем положений), либо огра­ничивает сферу его действия (при чересчур детальном, дробном регули­ровании соответствующих отношений подзаконными актами), либо мо­жет даже вести к искажению целей и смысла закона (при подмене за­кона лавиной ведомственных инструкций, противоречащих замыслу законодателя).

Для повышения эффективности правового регулирования немалое значение имеют совершенствование законодательства, его систематиза­ция, изложение правовых норм общепонятным языком, широкое приме­нение правил законодательной техники. Правовой нормой трудно руко­водствоваться, если ее элементы размещены в большом числе норма-

тивных актов, часть изданий которых не всем доступна, а последующие изменения не всегда общеизвестны. Политические и моральные сентен­ции уместны не в тексте нормативных актов, а если без них почему-либо трудно обойтись, - в преамбулах. Законодатель должен стремиться к точному выражению своих мыслей и намерений в тексте законов без иносказаний и двусмысленностей; если закон не является законом пря­мого действия, а содержит обещания принять дополнительные норма­тивные акты о порядке реализации тех или иных правоположений -обещанные акты должны быть оперативно подготовлены и приняты, дабы законодательство не содержало неосуществимых положений. Серьезные преграды на пути реализации права создают противоречия в текстах нормативных актов, дающие основания логически конструиро­вать разные по содержанию правовые нормы, относящиеся к одному и тому же случаю, отношению. Особенно опасны для практики правового регулирования противоречия между содержанием законов и подзакон­ных актов, если последним отдается предпочтение государственными органами и должностными лицами, применяющими правовые нормы.

Во всех странах, где нормативные акты являются основным источ­ником права, существует проблема соотношения "буквы" и "духа" за­кона, обусловленная тем, что, во-первых, мысль законодателя не всегда достаточно точно выражена в тексте нормативных актов, во-вторых, тем, что текст со временем почти неизбежно устаревает и содержащие­ся в нем термины, определения, понятия становятся узки или, напротив, широки для обозначения новых явлений общественной жизни. Поэтому процесс применения и другие формы реализации правовых норм носят в известной мере творческий характер: во-первых, в процессе изучения текстов нормативных актов логически конструируется правовая норма с ее тремя элементами (кто, когда, при каких условиях к чему обязан, на что имеет право, какие меры государственного принуждения применя­ются в случае нарушения правовой нормы); во-вторых, в процессе кон­струирования правовой нормы определяется, какие именно положения, содержащиеся в тексте нормативного акта, имеют юридическое значе­ние; в-третьих, может оказаться, что норма права не получила в тексте закона точного выражения и изложения ("порядок обжалования неза­конных актов", "молодой специалист", "никто не может быть произ­вольно лишен жизни" и т.п.) и потому текст нормативного акта подле­жит не буквальному, а ограничительному или распространительному толкованию.

Глава XX. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ЮРИДИЧЕСКОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

§ 1. СОДЕРЖАНИЕ (ОБЪЕМ) ПОНЯТИЯ "ЮРИДИЧЕСКАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ"

Юридической ответственностью называется применение мер государ­ственного принуждения к правонарушителям для восстановления нару­шенного правопорядка и (или) наказания лица, совершившего правона­рушение.

Юридическая ответственность за правонарушения - самая острая те­ма правовой науки. Без налаженной системы юридической ответствен­ности право становится бессильным и ненадежным, не оправдывающим возлагаемых на него социальных ожиданий. Правовые нормы, а равно проистекающие из них права и обязанности членов общества превра­щаются в благие пожелания, если власть не способна организовать вос­становление нарушенных прав, принуждение к исполнению обязанно­стей, наказание нарушителей правовых запретов. С другой стороны, государственное принуждение, с помощью которого охраняются право и правопорядок, более всего затрагивает личность, ее интересы, права и свободы. Если оно применяется для защиты несправедливого права, вне права или вопреки праву, проблема социального взаимодействия права и государственного принуждения становится особенно острой.

Обостренное восприятие обществом, его моральным и правовым сознанием проблем связи права и государственного принуждения обу­словлено и тем, что на протяжении многих веков человеческой истории принуждение нередко применялось произвольно, по усмотрению власть имущих, а сами меры государственного принуждения часто были несо­размерно правонарушению предельно жестоки. Произвол, жестокость или слабость власти всегда были наиболее заметны в той сфере общест­венных отношений, где применяются меры наказания за совершение преступлений. Именно поэтому при массовых опросах населения об основных действующих кодексах и законах чаще других называется уголовный кодекс, хотя жизнь подавляющего большинства опрошенных граждан никак не связана ни с преступлениями, ни с наказаниями.

"Из всех видов права, - писал Пашуканис, - именно уголовное пра­во обладает способностью самым непосредственным и грубым образом задевать отдельную личность. Поэтому оно всегда вызывало к себе наи­более жгучий, и притом практический, интерес. Закон и кара за его нарушение вообще тесно ассоциируются друг с другом, и, таким обра-

зом, уголовное право как бы берет на себя роль представителя права вообще, является частью, заменяющей целое"¹.

Круг норм и общественных отношений, образующих содержание, сферу юридической ответственности, сложился исторически. Современ­ные принципы ответственности стали возникать в сознании общества и в действующем праве в период низвержения феодального строя (XVII -XVIII вв.). В процессе становления гражданского общества и борьбы с феодальным режимом утверждались основные положения современной теории права и практики законотворчества относительно принципов применения мер принуждения за совершение правонарушений. В поле зрения передовых мыслителей, обосновывавших свободу, равенство и безопасность личности, были прежде всего уголовное право и процесс, определяющие наиболее строгие меры принуждения и порядок их при­менения.

Основным и главным принципиальным положением, сложившимся в борьбе против феодального произвола и инквизиционного процесса, является то, что принуждение как способ, средство охраны права не должно нарушать само право, а может осуществляться только на основе и в пределах права. Одним из воплощений этого принципиального по­ложения стала известная формула nullum crimen, milla poena, sine lege (без закона нет ни преступления, ни наказания). Это означает, что пра­вонарушением признается только и исключительно деяние, которое до его совершения было запрещено законом, вступившим в силу и дове­денным до всеобщего сведения. Одновременно (в том же или ином за­коне) должно быть совершенно точно определен предел наказания, применяемого за это (этот вид) правонарушение.

Оговорим особо, что признание этого принципа с необходимостью возвело в ранг закона так называемую "догму права" при осуществле­нии ответственности. При любом понимании права - нормативном, со­циологическом, естественно-правовом, психологическом - норма права, как она выражена в тексте закона, является альфой и омегой ответст­венности за правонарушение. Ни признаки правонарушения, как они описаны в законе, ни санкции, определяющие меры принуждения за него, не подлежат расширительному или распространительному толко­ванию либо (тем более) применяются по аналогии. Кроме того, закону, определяющему санкции за какое-либо деяние либо отягчающему от­ветственность за него, не должна придаваться обратная сила, ибо член гражданского общества, наказываемый за поступок, который в момент совершения не был запрещен либо наказывался менее строго, с полным

¹ Пашуканис Е.Б. Избранные произведения по теории права и государства. М., 1980. С. 160.

основанием заявляет: "Знал бы, что запрещено или что карается столь строго, - поступил бы иначе".

Другим достижением политико-правовой теории и законодательства об ответственности стало стремление урегулировать правом деятель­ность государственных органов, применяющих принуждение, подчинить эту деятельность специальному контролю и проверке.

Во-первых, законодательство об ответственности имеет обществен­ное значение лишь в той мере, в какой оно реализуется. Если правоох­ранительные органы проявляют бессилие в борьбе с правонарушениями либо попустительствуют правонарушителям, в обществе складывается безотрадное впечатление, что многие запреты можно безнаказанно на­рушать, а для защиты своих прав целесообразнее прибегать к самообо­роне, самосуду и к самоуправству, чем обращаться в официально суще­ствующие правоохранительные органы.

Во-вторых, давно замечено, что в сфере, где применяется государст­венное принуждение, общество и личность нередко сталкиваются с ря­дом тревожных явлений. Государственные органы и должностные лица, расследующие дела о правонарушениях, уполномоченные привлекать к ответственности и решать дела о применении и реализации санкций, наделены властными полномочиями, необоснованное и незаконное ис­пользование которых может причинить существенный урон правам и свободам личности. Специфика деятельности правоохранительных орга­нов, обязанных пресекать правонарушения, порой придает расследова­нию уголовных и иных дел обвинительный уклон. Стремясь показать свое рвение, недобросовестные работники правоохранительных органов способны искусственно создавать доказательства, вплоть до понуждения подозреваемого признать себя виновным в правонарушении, которого тот, возможно, не совершал. Необходимая для борьбы с правонаруше­ниями тайна дознания и следствия может обернуться отсутствием глас­ности, попустительством произволу в добывании доказательств и запу­гиванием лиц, вовлеченных в процесс расследования. Стремление воз­можно быстрее обосновать обвинение и закончить дело в срок порой ведет к осуждению невиновных. Немалый вред законному и обоснован­ному осуществлению юридической ответственности может причинить давление дезориентированного общественного мнения, административ­ная ретивость высокопоставленных должностных лиц, а то и просто коррумпированных работников правоохранительных органов.

Ни общество, ни личность не могут обойтись без защиты от право­нарушителей, а тем самым без деятельности специального аппарата, охраняющего право от нарушений. Но при осуществлении юридической ответственности сталкиваются две неравносильные стороны: лицо, об­виняемое (подозреваемое) в совершении правонарушения, и организация

должностных лиц, облеченных властью и полномочиями применять принуждение от имени государства. По указанным причинам это при­нуждение может быть применено произвольно, в противоречии с дейст­вительными обстоятельствами дела, с нарушением закона. Для преду­преждения и пресечения необоснованных и незаконных актов и реше­ний об ответственности практика, законодательство и теория эпохи ста­новления гражданского общества определили два средства.

Во-первых, лицо, обвиняемое (подозреваемое, упрекаемое) в право­нарушении, по закону наделяется комплексом прав, дающих ему воз­можность участвовать в исследовании обстоятельств дела, оспаривать квалификацию правонарушения, сам факт его совершения, представлять доказательства, пользоваться услугами адвоката, добиваться с помощью юридических средств освобождения от ответственности либо ее смягче­ния. Комплекс этих прав называется "право на защиту". Это право при­звано в какой-то мере уравновесить фактически неравное положение сторон в отношениях ответственности (с одной стороны - лицо, обви­няемое в совершении правонарушении, с другой - облеченные властны­ми полномочиями сотрудники правоохранительных органов, наделенные правом применять принуждение). В отношениях штрафной, карательной ответственности (уголовной, административной, дисциплинарной) ис­пользование права на защиту дает возможность предупредить, пресечь или хотя бы как-то парализовать обвинительный и обличительный ук­лон, часто присущий должностным лицам и государственным органам, расследующим и (или) решающим дела о соответствующих правонару­шениях. В отношениях правовосстановительной (гражданско-правовой и др.) ответственности право на защиту в равной мере принадлежит сто­ронам гражданского процесса и состоит в равной возможности сторон доказывать или опровергать факт причинения вреда или нарушения до­говора, обосновывать и оспаривать размер спорного возмещения и т.п. Реализация права на защиту придает юридической ответственности (особенно на стадии подготовки решения по делу о правонарушении) состязательный характер. Первостепенная задача состязательности не только особенная защита прав лица, оказавшегося во власти правоохра­нительных органов, но и достижение истины по делу о правонарушении. Еще русский юрист XVIII в., профессор Московского университета С.Е. Десницкий справедливо замечал: "Во многих государствах опытом дознано, что без споров в суде справедливости доходить иного средства другого никакого нет"¹. Состязательность процесса исследования и ре-

¹ Десницкий С.Е. Представление о учреждении законодательной, судитель-ной и наказательной власти в Российской империи // Избранные произведения русских мыслителей второй половины XVIII в. Т. I. M., 1952. С. 305.

шения дела о правонарушении - не во всем совершенная, но пока един­ственная предпосылка обоснованности решения дела, учитывающего все наличные доказательства и обстоятельства совершенного правонаруше­ния.