Возникновение общинно-родового строя 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Возникновение общинно-родового строя



 

Крупные сдвиги в развитии производительных сил повлекли за собой не менее крупные изменения в органи­зации общества. Возросшая техническая вооруженность человека в его борьбе с природой сделала возможным существование относительно постоянных хозяйственных коллективов. Но в то же время она требовала эффектив­ного использования преемственности и дальнейшего совершенствования усложнившихся орудий и навыков труда. Первобытному стаду с его аморфной не­устойчивой структурой эта задача была не под силу, по­этому стадо неизбежно должно было уступить место более прочной форме общественной организации.

Ряд обстоятельств определял характер этой организа­ции. Во-первых, при крайне низком уровне развития раннепалеолитического общества, в условиях которого нача­ла складываться новая организация, едва ли не единствен­но реальной основой для упрочения социальных связей были стихийно возникшие узы естественного кровного родства. Во-вторых, можно думать, что при неупорядо­ченности полового общения, и, следовательно, отсутствии понятия отцовства отношения родства должны были устанавливаться только между потомками одной матери, т. е. строиться по материнской, женской линии. Наконец, в-третьих, наиболее стабильной частью кол­лективов того времени были женщины, игравшие важную роль во всех областях хозяйственной жизни и исключительную роль в заботе о детях, поддержании огня, ведении домашнего хозяйства. В силу этих обстоятельств первой упорядочен­ной формой организации общества, непосредственно сменившей первобытное человеческое стадо, вероятно, был коллектив родственников, связанный общим происхож­дением по материнской линии, то есть материнский род.

Половые отношения

 

Половые отношения - одна из основных линий борьбы биологических и социальных начал в первобытном человеческом стаде.

Каким же образом половые отношениябыли организо­ваны в зоологическом объединении предков человека? Известную аналогию можно увидеть во взаимоотношени­ях приматов, обитающих в настоящее время. Одни виды ныне живущих обезьян, такие как шимпанзе и горилла, живут парными семьями, другие — гаремными семьями, состоящими из одного-двух десятков особей во главе с крупным, сильным самцом. Кроме вожака в гаремную семью входят молодые самцы, но обычно они не участву­ют в размножении из-за невозможности выдержать со­перничество с вожаком. Когда несколько семей объеди­няются в стадо, каждая из них сохраняет известную обо­собленность, не исключающую, однако, драк из-за самок. Можно предполагать, что сходные порядки существовали и в стадах предков человека. Во всяком случае, и здесь гаремная или любая другая семья была антагонистична стадному сообществу.

Поэтому ряд ученых считают, что первобытное человеческое стадо(начальная форма общественной организации) могло возникнуть лишь в результате растворения в нем зоологических семей и взаимной терпимости взрослых самцов - в установлении нерегламентированных половых отно­шений, или промискуитета (ргоmiscuus — общедоступный). Сторонники этой гипотезы опираются не только на логику, но и на некоторые этнографические дан­ные, а именно — на известные многим отсталым племе­нам промискуитетные оргиастические праздники, в которых видят последствия первоначальной свободы обще­ния полов.

Однако существует и другая точка зрения, в соответствии с которой, первобытное человеческое стадо унаследовало от предшествовавших ему животных объединений гаремную семью со свойственной ей зоологической регламентацией половой жизни. Если это так, то стадо должно было со­стоять из нескольких гаремных объединений, время от времени изменяющих состав вследствие смерти их глав, драк из-за женщин и т.д. Такие объединения были менее устойчивыми, чем само первобытное стадо.

В настоящее время нет достаточных данных для того чтобы с уверенностью судить о взаимоотношениях полов в первобытном человеческом стаде. Несомненно, что половой промискуитет и тем более гаремная или подобная ей организация не могли не быть посто­янным источником внутренних конфликтов, осложнявших производственную жизнь и объединение формировав­шегося общества. Поэтому родовой строй с его формами брачной организации возник не сразу, это был длительный период, на протяжении которого человеческое стадо еще только подходило к выработке брачных институтов.

 

Брак и семья

 

Вопрос о начальных формах семьи и брака в настоящее время решается неоднозначно. Многие исследователи считают, что первой истори­ческой формой общественного регулирования отношений между полами был экзогамный дуально-родовой группо­вой брак, при котором все члены одного рода имели пра­во вступать в брак со всеми членами дру­гого определенного рода. Иначе говоря, предполагается, что эта древнейшая форма брака заключала в себе, во-пер­вых, запрещение брака с сородичами, во-вторых, требова­ние взаимобрачия двух определенных родов (направленная экзогония), в-третьих, требование супружеской общ­ности. Универсальность и глубокая древность дуально-родовой экзогонии доказывается огромным этнографичес­ким материалом и в настоящее время общепризнанна. Что же касается супружеской общности, то есть группового бра­ка, то ее реконструкция основывается на анализе, во-первых, ряда сохранившихся брачно-семейных институтов и форм, во-вторых, так называемой классификационной си­стемы родства.

К числу таких институтов относятся, прежде всего, брачные классы австралийцев. Так, у австралийцев Запад­ной Виктории племя разделено на две половины — Бело­го и Черного Какаду. Внутри каждой из них брачные связи строго запрещены, в то же время мужчины одной по­ловины с самого рождения считаются мужьями женщин другой половины, и наоборот. Такая же или чаще более сложная система четырех или восьми брачных классов имеется и в других австралийских племенах. Система брачных классов не означает, что все мужчины и женщины соответствующих классов фактически состоят в групповом браке, но они берут из предназначенного им класса мужа или жену и в определенных случаях, например, на некоторые праздники, вправе вступать в связь с другими мужчинами или женщинами. У австралийцев зафиксиро­ван и другой пережиток группового брака — институт «пирауру», дающий как мужчинам, так и женщинам право иметь наряду с основными несколько дополнительных жен или мужей. Сходные брачные обы­чаи засвидетельствованы и у некоторых других племен, например, симангов Малакки. Н.Н. Миклухо-Маклай так писал: «Девушка, прожив несколько дней или несколько недель с одним мужчиной, переходит добровольно и с согласия мужа к другому, с которым живет лишь некото­рое, короткое время. Таким образом, она обходит всех муж­чин группы, после чего возвращается к своему первому супругу, но не остается у него, а продолжает вступать в новые временные браки, которые зависят от случаяи же­лания». Также спорадически, в зависимости от случая и желания, общаются со своими женами и мужчины.

Другое основание для исторической реконструкции группового брака — классификационная система родства, в разных вариантах сохранившаяся почти у всех отстав­ших в своем развитии народов мира. Эта система, в противоположность описанным, различает не отдельных ин­дивидуальных родственников, а их группы или классы. Так, австралийская аборигенка называет матерью не толь­ко родную мать, но и всех женщин ее брачного класса, мужем не только своего действительного мужа, но и всех мужчин его брачного класса, сыном не только собствен­ного сына, но и всех сыновей женщин своего брачного класса. Естественно полагать, что такая система возникла не в индивидуальной, а в групповой семье, члены кото­рой не делали различия между собственным ребенком и ребенком любого из своих сородичей. Это, конечно, объяс­нялось не тем, что люди не знали своих ближайших кров­ных родственников, а тем, что во внимание принималось не биологическое индивидуальное, а социальное группо­вое родство. Подобный порядок нельзя не поставить в связь с некоторыми сохранившимися у отсталых племен обычаями детского цикла, например, отмеченным у буш­менов обычаем, по которому новорожденного первое время должна была вскармливать не мать, а другие жен­щины.

Будучи крупным шагом вперед по сравнению с пер­воначальной неупорядоченностью половых отношений, дуально-родовой групповой брак все же еще оставался очень несовершенной формой социального регулирования. Экзогамиявынесла брачные отношения за пределы рода, но оставила место для соперничества, столкновений на почве ревности между принадлежащими к одному роду групповыми мужьями или женами членов другого рода. Поэтому должны были возникать все новые и новые запреты, направленные на сужение брачного круга. По-види­мому, именно так появилось запрещение браков между лицами разных возрастных категорий, пережитки которо­го частью удержались до нашего времени в виде широко распространенных обычаев избегания между зятьями и тещами, невестками и тестями.

Постепенно первоначальный групповой брак, охватывающий всех членов двух взаимобрачных родов, сузился до группового брака только между лицами, принадлежав­шими к одному поколению этих родов — так называемом кросс-кузенного (перекрестно-двоюродного) брака. Он назван так потому, что при этой форме брака мужчины женились на дочерях братьев своих матерей, т. е. на дво­юродных сестрах.

В дальнейшем брачный круг продолжал сужаться за счет ограничения группового кросс-кузенного брака. В обы­чаях многих племен может быть прослежен последова­тельный процесс запрещения браков сначала между пере­крестно-двоюродными, затем перекрестно-троюродными братьями и сестрами. Система брачных запретов все более усложнялась, практическое осуществление груп­пового брака делалось все более затруднительным, эпизо­дическое сожительство отдельными парами становилось менее эпизодическим. Материалы этнографии австралий­цев, бушменов, огнеземельцев и других наиболее отста­лых охотничье-собирательных племен позволяют считать, что уже в эпоху ранней родовой общины постепенно сло­жился парный, или синдиасмический брак.

Хотя в парном браке соединялась только одна опре­деленная пара, он продолжал оставаться непрочным, лег­ко расторжимым и относительно недолговечным. Отно­сительной была и сама его парность, так как он еще долго переплетался с разнообразными остатками групповых брачных отношений. Часто супруги, вступавшие в пар­ный брак, продолжали иметь дополнительных жен и мужей. У многих народов известны обычаи полиандрии — многомужества, соро­рата — брака с несколькими сестрами одно­временно, а в дальнейшем развитии с сестрой умершей жены и левирата — сожитель­ства с женой старшего или младшего брата. Наконец, парному браку вообще долго сопутство­вало терпимое, а подчас и поощрительное отношение к добрачным и внебрачным половым связям.

Однако главной отличительной чертой парного брака была не его неустойчивость, а то, что основанная на нем парная семья хотя и обладала некоторыми хозяйственны­ми функциями, однако не составляла обособленной, про­тивостоящей родовой общине экономической ячейки. Муж и жена на протяжении всей жизни оставались связанными каждый со своим родом, не имели общей собственности, дети принадлежали только матери и ее роду.

Таким, в общих чертах, представляется развитие брачно-семейных форм в ранней родовой общине. Как отме­чал Энгельс, его закономерность заключалась «в непре­рывном суживании того круга, который первоначально охватывает все племя и внутри которого господствует общ­ность брачных связей между обоими полами». Это суживание все более исключало отношения брачного соперни­чества между сородичами и в то же время не вело к воз­никновению семей, как экономически обособленных внутриродовых единиц. Как групповой, так и сменивший его парный брак отвечали экономическим интересам ро­диной общины, были органическим проявлением ее внутренней спайки.

 

Общественные отношения

 

К тому времени, когда этнография впервые занялась изучением ранней родовой общины, последняя повсемест­но претерпела радикальные изменения, связанные с из­менением географической и особенно исторической сре­ды, влиянием соседних обществ, европейской колониза­ции и т. п. Первоначальный род по большей части дефор­мировался и видоизменился. Но науке удалось восстановить главное: тот неизменный коллективизм, который был присущ отношениям между членами родовой общины. Охота облавой или загоном, ловля рыбы запорами или сетями, организованное собирательство, сооружение жи­лищ и лодок — все это требовало совместных усилий кол­лектива, а общий труд порождал общинную собственность на средства и продукты производства.

В коллективной собственности находилась, прежде всего, земля, промысловая территория со всеми имевши­мися в ее пределах объектами охоты, рыболовства и соби­рательства, сырьем для производства орудий и утвари. Как правило, общества охотников и рыболовов не знали иной формы собственности на землю, кроме общей собственности всей группы сородичей. Широко засвиде­тельствовано также коллективное владение охотничьими загонами и рыболовными запорами, лодками и сетями, жилищами и огнем. Отдельным лицам принадлежали только индивидуально изготовленные ими ручные ору­дия труда — копья, луки, топоры, равно как и раз­личные бытовые предметы. Существование личной соб­ственности на индивидуальные орудия соответствовало производственным нуждам и интересам коллектива, так как их наиболее эффективное использование было возмож­но лишь в том случае, если они соответствовали индивидуальным особенностям владельца. Но и эти орудия про­изводства обычно использовались в коллективе всегда для удовлетворения нужд коллектива, поэтому личная собственность на них как бы растворялась в коллективной собственности сородичей. У австралийцев, огнеземельцев, бушменов известны обычаи, разрешавшие брать без спро­са принадлежащие сородичу предметы и в то же время обязывавшие заботиться о них, как о своих собственных. Иными словами, личная собственность члена родовой об­щины была лишь его отношением к вещи, а обществен­ные отношения между людьми определялись безраздель­ным господством коллективной родовой собственности. Аналогичным образом род был верховным собствен­ником не только продуктов коллективной охоты или рыб­ной ловли, но и любой индивидуальной добычи. Древ­нейшим принципом распределения пищи, отмеченным у аборигенов Австралии и других, примитивных охотничье-рыболовческих племен, был ее раздел между присутствующими, причем даже самый удачливый охотник получал не больше других сородичей. У племен Юго-Восточной Австралии человек, убивший кенгуру, не имел на него никаких особых прав, и при раз­деле ему доставалось едва ли не самая худшая часть мяса. Сходные обычаи описаны у австралийских племен чепара, нарранга, нариньери, вотьобалук, карамунди. У огне­земельцев вся жизнь была буквально пронизана принци­пом коллективизма: Дарвин во время своего путешествия на корабле «Бигль» был свидетелем случая, когда группа островитян, получив в подарок кусок холста, разодрала его на равные части, чтобы каждый мог получить свою долю.

Коллективизм в потреблении был не просто автома­тическим результатом коллективного производства, а не­обходимым условием выживания при низкой производи­тельности труда и частой нехватке пищи. Род регулиро­вал потребление в интересах всех сородичей. Но вместе с тем потребление было не просто уравнительным, а так называемым равнообеспечивающим. Это означает, что при распределении учитывались не только различия в потреб­лении по полу и возрасту, но и высшие интересы коллектива в целом. В тяжелой борьбе с природой, которую постоянно вели родовые общины, их судьба нередко зависела от выносливости взрослых мужчин-охотников, и в случае необходимости, при чрезвычайных обстоятельствах охотники могли получить последние куски пищи.

Коллективная трудовая деятельность членов родовой общины была простой кооперацией, не знавшей каких-либо форм общественного разделения труда. Она заключалась совместных трудовых затратах для выполнения более или менее однородных работ и не могла приобретать различные конкретные формы. Так, при загонной охоте объединялись трудовые усилия отдельных индивидуумов по отношению к одному и тому же предмету труда, а в про­цессе собирательства эти усилия параллельно применялись к различным, но однородным объектам. Конечно, даже такую простую кооперацию не следует понимать со­всем упрощенно: при загонной охоте выделялись опыт­ные организаторы, загонщики, новички, помогавшие раз­делывать и нести добычу, и т. д. Постепенное усложне­ние производственных навыков, чем дальше, тем больше требовало хозяйственной специализации. Поэтому суще­ствовавшее уже в первобытном человеческом стаде есте­ственное разделение труда по полу и возрасту получило теперь дальнейшее развитие. Мужчина стал преимуще­ственно охотником, а позднее и рыболовом, женщина — собирательницей и хранительницей домашнего очага, дети и старики помогали трудоспособным сородичам. Стари­ки, кроме того, обычно были хранителями коллективного опыта и активно участвовали в изготовлении орудий тру­да. Эта специализация, способствовавшая росту произво­дительности труда, вела к более или менее четко выра­женному половозрастному делению, которое наложило глубокий отпечаток на всю общественную жизнь родовой общины.

Основными половозрастными группами в ранней ро­довой общине были группы детей, взрослых женщин и взрослых мужчин. Подразделению общества на эти груп­пировки придавалось большое значение, причем очень важным считался возрастной рубеж, переход которого со­провождался торжественными обрядами, известными под названием инициации.

В разных племенах обряды инициациибыли различны, но, по суще­ству, они всегда заключались в приобщении подростков к хозяйственной, общественной и идеологической жизни взрослых членов общины. У аборигенов Австралии под­ростка учили владеть охотничьим и боевым оружием, вос­питывали в нем выносливость, выдержку, дисциплину, посвящали его в обычаи, обряды и верования племени. Инициируемого испытывали посредством ряда мучитель­ных процедур — голодовки, нанесения ран, прижигания огнем, вырывания волос, выбивания зубов и т. д. У буш­менов и огнеземельцев 13—14-летние подростки в тече­ние 1—2 лет должны были отказываться от некоторых ви­дов пищи, выполнять тяжелые работы, воспитывать в себе терпение, покорность и прилежание. Инициация девушки также состояли в ее подготовке к деятельности полноцен­ного и полноправного члена коллектива. Одной из состав­ных частей инициации была подготовка к брачной жизни: посвящаемым сообщали связанные с этим обычаи и про­изводили над их половыми органами различные опера­ции — мужское и женское обрезание, искусственную деф­лорацию девушек и др. Особенно широкое обрезание име­ло место у мужчин, традиции которого сохранились до настоящего времени в предписаниях иудаизма и ислама. Довольно четким было подразделение на группы взрослых мужчин и женщин, подчас приводившее к их своеобразному обособлению. У некоторых племен мужчины и женщины располагались на стоянках отдельными стойбищами, готовили разную пищу, имели свои тайные обряды и верования, а иногда даже свои тайные «языки». Мужские орудия труда считались собственностью муж­чин, женские — собственностью женщин. У других пле­мен, как, например, австралийцев и андаманцев, обособ­ленно жили лишь холостяки и девушки, но в мифах со­хранилось воспоминание о том времени, когда все мужчины и женщины жили раздельно. Возможно, что к этим же порядкам восходят многие из широко распространен­ных у самых различных племен и народов мужских и женских праздников.

Наличие в ранней родовой общине естественного половозрастного деления не создавало отношений господ­ства и подчинения. Мужчины и женщины специализировались в разных, но в равной степени общественно полез­ных сферах трудовой деятельности, поэтому не могло быть общественного неравенства в положении полов. В частно­сти, необходимо подчеркнуть, что выдающаяся роль жен­ского труда в хозяйственной жизни общины, вместе с матрилинейной, материнской организацией самого рода, уже и самую раннюю пору развития родового строя создавала женщине очень высокое общественное положение. Аборигенки Австралии даже в послеколонизационных условиях разрушения традиционного образа жизни долгое время удерживали многочисленные остатки своего полно­правия. Они обладали имущественными и наследствен­ными правами, участвовали в обсуждении общественных вопросов и совершении общественных церемоний, вместе с мужчинами были хранителями древних обычаев. У от­дельных племен охотников и рыболовов индийского племени сери на о. Тибурон у побережья Мексики, сохранился порядок, по которому главой рода была женщина, а вождь-мужчина избирался только для предводительства на войне. Некоторые исследователи счита­ют, что в условиях ненарушенного материнского рода та­кой порядок должен существовать повсеместно.

Не было каких-нибудь привилегированных, господ­ствующих возрастных категорий. Правда, некоторые ис­следователи, основываясь главным образом на данных этнографии аборигенов Австралии, у которых отчетливо выделялась влиятельная прослойка стариков — храните­лей опыта и руководителей общины, предполагают, что уже в раннем родовом обществе существовала так назы­ваемая геронтократия. Но в данном случае факты австраловедения вряд ли приложимы к подлинной первобытности. Первобытный че­ловек жил в иной, несравненно более суровой природной среде и, как показывают данные палеоантропологии, ред­ко доживал до сорока лет. Скорее можно думать, что в раннем родовом обществе действовали пережиточные со­хранившиеся впоследствии у самых различных племен умерщвления («добровольной смерти») утративших трудоспособность престарелых сородичей. От них избавля­лись так же, как от больных, ослабевших от голода, ма­леньких детей, которых нельзя прокормить. Первобытная родовая община была общиной равных, но в условиях жестокой борьбы за существование этими равными были лишь полноценные члены производственного коллектива.

 

Организация власти

 

С возникновением дуальной экзогамиипервобытное общество получило прочную социальную структуру. На смену аморфному человеческому стаду пришла четко очер­ченная и устойчивая родовая община. Вместе с тем первобытное общество получило и более сложную структуру: два дуально-экзогамных рода составили зародыш новой социальной общности — племени.

Первоначальные племенане представляли собой од­ного целого. Связи между входящими в них родовыми общинами ограничивались взаимобрачием и, вероятно, некоторыми более или менее эпизодическими предприятия­ми — охотничьими облавами, обменными сделками, брачными и иными церемониями. Но постепенно связи креп­ли и усложнялись. Поддерживаемый взаимными брака­ми контакт порождал все более регулярное хозяйственное сотрудничество, обмен культурными ценностями, языковое взаимовлияние. Этот процесс прослеживается архео­логически: ко времени мезолита возникают локальные варианты культуры, объединяющие группы стоянок и сви­детельствующие о постепенной консолидации родовых общин в более широкие коллективы — племена. Однако, как показывают этнографические данные, племена пока еще оставались главным образом этническими общностями. Иными слова­ми, племена имели свое имя, свою территорию, свой диа­лект, свои культурно-бытовые особенности, но у них, как правило, еще не было племенного самоуправления, совета, вождя и других признаков развитого племенного строя. Дляраннего этапа родоплеменной организации характер­на незначительная, хотя и постепенно возрастающая, роль племени и очень большая, доминирующая роль рода.

Род управлялся на основе принципов первобытнообщинной демократии. Его высшим органом было собра­ние всех взрослых сородичей, сообща решавших основ­ные вопросы хозяйственной, общественной и идеологи­ческой жизни. При этом, естественно, особенным автори­тетом пользовались зрелые, умудренные опытом люди, из среды которых выбирались главари — наиболее влия­тельные женщины и мужчины. Главари руководили про­изводственной деятельностью сородичей, совершали об­щественные церемонии, улаживали споры, предводитель­ствовали во время военных столкновений. Хотя их власть основывалась только на личном авторитете, уважении, которое питали сородичи к их выдающимся качествам, опытности, знаниям, она была вполне реальной властью. Если бы кто-нибудь рискнул воспротивиться пользующемуся популярностью вождю, ему пришлось бы иметь дело с большинством туземцев, в том числе со многими из своих собственных друзей. Это и понятно: власть гла­варя всегда служила интересам всего рода и, по существу, была лишь конкретным, повседневным воплощением вла­сти самого рода.

Главари были хранителями и блюстителями родовых норм, то есть обязательных правил поведения сородичей. Эти нормы — правила взаимопомощи, взаимозащиты, экзо­гамии и т. п. — отвечали жизненно важным интересам коллектива и, как правило, неукоснительно соблюдались. Кроме того, применяясь из поколения в поколение, они приобрели силу привычки, стали обычаями. При нарушениях норм родового общежитияприменялись меры обществен­ного воздействия — не только убеждения, но и принуж­дения. Серьезные проступки влекли за собой различные наказания: побои, увечье, а в особо тяжких случаях даже смерть или, что по существу было тем же самым, изгна­ние из рода. Так, у аборигенов Австралии, ведда, сеноев, человек, нарушивший правила экзогамии, должен был оставить сородичей или умереть. Но как ни суровы были родовые нормы, как ни безжалостно подчиняли они инте­ресы отдельной личности интересам коллектива, они ни­когда не давали каких-либо преимуществ одним сороди­чам перед другими.

Организация властив родовой общине в принципе отличалась от возникшего позднее аппарата классового принуждения — государства, а родовые нормы — от воз­веденной в закон воли господствующего класса — права.

Духовная культура

 

'Завершение процесса сапиентации и возникновение общинно-родового строя способствовали развитию не только социальной, но и духовной жизни первобытного человечества. Эпоха ранней родовой общины отмечена заметными успехами в развитии языка, начатков рациональных знаний, искусства.

Еще сравнительно недавно считалось, что языки наименее развитых групп человечества обладают очень незначительным, едва ли не в несколько сотен слов, лексическим запасом и совсем лишены общих понятий. Однако последующее изучение показало, что лексикон даже самых отсталых племен, например австралийцев, насчитывает не менее 10 тыс. слов, то есть больше, чем содержится и карманном словаре любого европейского языка. Выяснилось также, что, хотя эти языки действительно тяготеют к конкретным детализированным, единичным определениям, в них имеются и обобщающие понятия. Так, у австралийцев есть обозначения не только для различных пород деревьев, но и для дерева вообще; не только для различных видов рыб или змей, но и для рыб и змей вообще. Однако таких видовых обозначений мало, они упот­ребляются нечасто и, что особенно показательно, не идут дальше классификации среднего уровня. Есть обозначе­ния для дерева, кустарника, травы, но нет обозначения для растения; есть обозначения для рыбы или змеи, но нет обозначения для животного. Другая особенность наи­более примитивных языков — неразвитость синтаксичес­ких форм. Она, впрочем, не имеет большого значения как показатель культурного уровня: в устной речи даже са­мых развитых народов, в отличие от их письменного языка, фразы также обычно состоят из очень небольшого числа слов.

Развитие языка шло параллельно увеличению объема информации и, в свою очередь, способствовало ее аккумуляции и передаче. Источником знания первобытного человека была, его трудовая деятельность, в ходе которой накапливался опыт, сопоставлялись причины и следствия явлений, обобщались и систематизировались наблюдения. Естественно, что условия жизни в первую очередь требо­вали накопления знаний об окружающей природе. На при­мере аборигенов Австралии и бушменов видно, что члены ранней родовой общины обладали, солидным запасом сведений об особенностях и богатствах своей родины, сведений в области прикладной географии, ботаники, зоологии, минералогии, метеорологии и других природоведческих знаний. Чтобы поддерживать свое существование, они должны были в со­вершенстве знать топографию своей кормовой территории, полезные и вредные свойства растений, пути передвиже­ния и повадки животных, особенности различных мине­ралов, видов древесины и других материалов для поде­лок, уметь предугадывать погоду и читать следы. Необходимо было также умение в любое время свободно ориентироваться на местности, что требовало хорошего знания звездного неба.

Значительное развитие получили и такие практичес­кие отрасли знания, как медицина, фармакология. Человек овладел простейшими рациональными приемами залечивания переломов, вывихов и ран, удале­ния больных зубов и других несложных хирургических операций, лечения змеиных укусов, нарывов, простуды и других заболеваний. Начиная с мезолита, стали известны трепанация черепа, ампутация поврежденных конечностей, отчетливо прослеживаемые на некоторых остеологических материалах. В первобытной медицине широко применялись как физические (массаж, компрессы, паровая баня, кровопусканье, промывание кишечника), так и лекарственные средства растительного, минерального и животного происхождения. Об этом свидетельствует, в частности, сравнительно хорошо изученная народная медицицина аборигенов Австралии. Они умели пользоваться шинами при переломах костей, останавливать кровотечение с помощью паутины, золы, жира игуаны, высасывать кровь и прижигать ранку при змеином укусе, лечить простуду паровой баней, болезни желудка — касторовым маслом, эвкалиптовой смолой, луковицей орхидеи. По некоторым сведениям, австралийцам были известны противозачаточные средства. Уже на заре медицины было осознано значение психотерапии: у тех же австралийцев лечение часто завершалось приказанием встать и идти работать.

Несравненно более ограниченными оставались обобщенные понятия. У аборигенов Австралии имелось только три, у бушменов — четыре обозначений числовых понятий. Чтобы сказать «пять», австралиец говорил «три» и «два»; всякое число свыше 10 выражалось понятием «много». Сама абстрактность численных представлений была относительной: многие исследователи отмечали, что примитивные народы представляют себе не числа вообще, а лишь числа определенных предметов. Счет был порожден реальными жизненными потребностями и долго существовал только в жизненной фактике первобытных людей. В связи с этим интересно отметить, что распространенное представление, будто простейшие арифметические действия — сложение и вычита­ние — предшествовали более сложным — делению и умножению, по-видимому, неверно. В конце XIX в. немецкий

этнограф Карл Штейнен обнаружил начатки деления, связанные с разделом сородичами добычи.

В еще более зачаточном состоянии, нежели счет, находились измерение расстояния и исчисление времени. Большие расстояния приблизительно измерялись днями пути, меньшие — полетом стрелы или копья, еще мень­шие — длиной конкретных предметов, чаще всего различ­ных частей человеческого тела: ступни, локтя, пальца, ног­тя. Отсюда пережиточно сохранившиеся во многих языках названия древних мер длины: русские — локоть и пядь, английские — фут и дюйм, немецкое — элле. Время долго исчислялось лишь сравнительно большими отрез­ками, связанными либо с положением небесных тел (день, месяц), либо с природно-хозяйственными сезонами. Чис­ло и длительность таких сезонов определялись особенно­стями экологии и хозяйственной жизни каждого племе­ни. Например, огнеземельцы-яганы делили год на восемь сезонов («обвисания кожи» — голодовки, «появления пти­чьих яиц» и т. д.), а соседние она на пять летних и шесть зимних сезонов.

Даже у наиболее отсталых племен имелась сравни­тельно развитая система передачи на расстояние звуковых или зрительных сигналов. Так, яганы передавали сообщения клубами дыма, разжигая и быстро гася огонь. Один клуб дыма означал болезнь или несчастный случай, два — важную неожиданность, три — смерть, четыре — находку выброшенного на берег кита и приглашение всех соседей на празднество. Письменности еще не было, хотя у аборигенов Австралии появились зачатки пиктографии, т. е. рисуноч­ного письма, нанесения примитивных изображений для запоминания и передачи мысли. В пиктографии область рациональных знаний смыкается с другой областью ду­ховной культуры — искусством, различные виды которого широко прослеживаются на самых ранних этапах раз­вития родовой общины.

По вопросу о том, когда и как появилось искусство, до сих пор ведутся многочисленные споры. Так, существует мнение, что позднепалеолитические изображения возникли в результате длительного поэтапного процесса, начало которого прослеживается уже в чашевидных углублениях и охряных пятнах и полосах на каменных плитках из мустьерского грота Ля Ферраси во Франции. Согласно другому мнению, эти находки говорят лишь о появлении зачатков отвлеченного мышления, а изобразительная деятельность возникает только в «готовом» человеческом обществе, т. е. на рубеже позднего палеолита. Одни специалисты связывают рождение изобразительного искусства с использованием случайно предоставленных природой возможностей, например, подправкой резцом или краской напоминающих животных камней, наплывов, пятен на стенах пещер; другие — с постепенным замещением макетом-скульптурой, барельефом, рисунком натуральных останков зверя, которые использовались для имитации охотничьей схватки.

Образцы изобразительного искусства эпохи ранней родовой общины известны по многочисленным археологи­ческим памятникам (рис. 3.2). Это круглая структура и рельеф, представленные, преимущественно уже упоминавшимися, женскими фигурками ориньяко-солютрейских стоянок и мадленскими головами животных. Одновременно возникают графические и живописные изображения животных, реже растений и людей, развивающиеся от примитивных оди­ночных контуров Ориньяка к замечательным своей выразительностью фрескам Мадлена и многофигурным охот­ничьим и бытовым композициям средиземноморского мезолита (рис. 3.3).

 

Рис. 3.2. Голова из мамонтовой кости, Моравия Рис. 3.3. Рисунок оленя, Нио, Франция

 

Возникновение других видов искусства прослеживается этнографически. В устном творчестве раньше всего развились предания о происхождении людей и их обычаев, подвигах предков, возникновении мира и различных явлений природы. Вскоре сюда добавились рассказы и сказки. В музыке вокальная или песенная форма, по-видимому, предшествовала инструментальной. По крайней мере, огнеземельцам и ведда, имевшим несложные охотничьи и другие песни, не было известно ни одного музыкального инструмента. Но вообще музыкальные инструменты появились рано. Эти ударные приспособления из двух кусков дерева или натянутого куска кожи, простейшие щипковые инструменты, прототипом которых, вероятно, были тетива лука, различные трещотки, гуделки, трубы, флейты. Последние, видимо, представлены и ар­хеологически — трубчатыми костями с боковыми отвер­стиями, найденными в памятниках позднего палеолита. К числу древнейших видов первобытного искусства отно­сятся танцы, засвидетельствованные одним из мадленских рисунков. Как правило, первобытные танцы коллективные и изобразительны: это имитация, часто с п



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-12-30; просмотров: 1567; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 34.226.141.207 (0.052 с.)