Повесть о взаимоотношениях длиною в жизнь.

Как-то мы собрались ехать на конюшню в Стрельну, совершенствоваться в фехтовании в седле. В то время, мы ездили туда под патронажем Александра Твердохлебовича Неврозова, поборника правды, «робингуда» и помоечного репортера.

За неделю до того, мой друг Серега публично клялся в том, что он собирается делать операцию по перемене пола, и что я должен, как близкий друг, ассистировать врачу-хирургу.

И вот встречаемся на остановке трамвая. С ним очаровательная хрупкая девушка, как оказалось, только что после операции аппендицита.

Первый взгляд решает все. Я усадил ее в седло, но дальнейшее было уже предопределено. Мы закончили конные упражнения, выпили на природе, поехали ко мне на «Пионерскую», что-то еще пили, я читал свои стихи … шпаги, свечи, камзолы, но все уже было предопределено первым взглядом.

Но наши взгляды очень не понравились кандидату в больные на перемену пола, скандал, дуэль на шпагах, мордобой и, наконец, мы с Машей в постели, ко взаимному удовольствию.

Ее звали Мария Николаевна Чернова и, как она сказала, в ее роду был, плененный в шведской войне с Петром Великим, фельдмаршал Шлиппенбах, мама полька, а папа татарин и капитан 2 ранга в Полярном. Она, в то время, заканчивала учебу в медицинском училище и готовилась стать медицинской сестрой. У нее была одно-яйцевая сестра-близнец каратистка Галя, которая в то время училась на стюардессу, и диабет. Активная выпивка помогала ей повышать давление и бороться с недугом. Состояния «бодуна» у нее не бывало. Жила она в квартире с сестрой, тетей и бабушкой.

Хотя она и не испытывала оргазм, но секс с ней был всегда изобретательный, силовой, с различной сменой позиций и очень напоминал спортивные соревнования по гимнастике – кто кого. Она была младше меня на одиннадцать лет и по гороскопу «телец», как и моя первая жена.

Я, в то время, был инженер-конструктор после развода, платил большие алименты, а моя Маша выкуривала сигарет гораздо больше, чем я зарабатывал реальных денег в СПКБ, где я тогда работал.

Она имела какие-то экстремальные отношения с бандитами-рэкетирами, но ночевать, не смотря на это, приезжала ко мне.

Шел май. Я уехал на «шабашку», красить пионерлагерь «Красный маньяк» в Лемболово. Когда я приехал домой помыться, она навестила меня и сказала, что потеряла какие-то баксы, и на нее наезжают друзья-бандиты.

А когда «шабашка» закончилась, она приехала ко мне, подстригла меня и невзначай сказала, что выходит замуж.

Я сказал: «Поздравляю!» и проводил ее домой. Было горько, но я не подал вида. Я к тому времени сам был готов сделать ей предложение, если бы она бросила курить. Я платил алименты, а она выкуривала значительно больше, чем я тогда зарабатывал. Так мы и расстались, но у нас стало традицией раз в полгода встречаться, проводить вместе день и снова разбегаться на полгода. Замужество ее было по расчету и долго не продлилось.

Думаю, нам было хорошо и интересно друг с другом, но для совместной семейной жизни мы были не предназначены.

Машка любила изобретательный нестандартный секс. То ей хотелось испытать, что чувствует женщина в лапах викинга, и я залезал на нее в кольчуге на голое тело. У нее после этого на коже оставались отпечатки от колец кольчуги, как у селедки. То мы занимались камасутрой на шведской стенке или связывали друг друга с элементами садо-мазо, с использованием острых кинжалов или шпаг. Иногда играли в гейш и самураев в шелковых вьетнамских халатах.

С ней и ее сестрой Галей мы устраивали у меня на Гороховой костюмированные вечера, переходящие в ночи и, то она, то сестра оставались у меня ночевать. Выпивали мы то в средневековых кольчугах, то в шелковых вьетнамских халатах, которые я привез из командировки, то военно-морских или петровских мундирах и старинных дамских платьях. С ними было весело и интересно, но всегда нам было ясно, что эти встречи одноразовые.

Галька увлекалась восточными единоборствами и долго работала вышибалой-охранницей в дорогом кабаке «Плаза», на стрелке Васильевского острова. Теперь, она учится в институте физкультуры, и занялась фехтованием.

В жизни Маша стала сестрой реанимации, сначала в Мариинской больнице на Литейном проспекте, а потом в Областной больнице, на проспекте Луначарского, рядом с МСЧ-122. Там Маша спасает жизнь людям.

Два года сестры-близнецы ездили со мной на средневековый, рыцарский фестиваль в Выборг. В первой поездке на полдороги сломался мой «Москвич-2141». Мы чинили его на трассе и доехали до замка с большим трудом, за восемь часов, с многочисленными остановками на починку.

Машка пошила себе средневековое платье и гуляла по Выборгу, как настоящая баронесса, а Галька щеголяла в одной из моих кольчуг или одевалась пажом-оруженосцем.

Выборгский замок, на период средневекового фестиваля, представляет собой место огромной исторической пьянки, где приехавшие со всех концов страны люди, увлекающиеся средневековой реконструкцией воюют, сражаются в поединках, пьянствуют, заводят знакомства, торгуют изделиями под старину: оружием, доспехами, «фенечками», предметами одежды и посудой. Завершается фестиваль ночным пиром и прощанием участников. На утро в воскресенье, а это день ВМФ, все похмеляются и разъезжаются по домам и своим городам.

У Маши случился в Выборге роман с моим другом, и наши регулярные встречи надолго прервались. Теперь она замужем за вдовцом с ребенком. Надеюсь, она счастлива, хотя, по-моему, курение заменяет ей все остальные отношения.

 

ТРИ РАЗА ПОДРЯД.

Когда я вернулся на работу в «Северное ПКБ», меня сразу же послали в командировку в Москву, подписывать Рекламные Паспорта и Паспорта Экспортного облика, дающие разрешение Минобороны на работу в интересах инозаказчика.

Первая подпись была Начальника Управления кораблестроения ВМФ Анатолия Федоровича Шлемова, которого я хорошо знал по заключительным испытаниям ТРКР «Петр Великий» на севере, как главный инженер ЗАО «Абсолют» и ответственный сдатчик комплексов вооружения.

Я пришел в управление кораблестроения и обратился к старшему офицеру отдела надводных кораблей, в то время недавно назначенному, капитану второго ранга Дмитрию Геннадьевичу Гаранину, отрекомендовавшись представителем «Северного ПКБ», а в недавнем прошлом главным инженером «Абсолюта».

На столе у Гаранина стоял календарь с рекламой «Абсолюта», и в то время «Абсолют» нес гарантию на ремонт вооружения крейсера, по договору с Балтийским заводом.

Дима Гаранин только что пришел с доклада высшему руководству о состоянии дел на «Петре» и имел печальный вид.

Он сказал мне: «Андрей Валентинович! Меня только что отимели два адмирала за три находящиеся не в строю изделия на ТРКР «Петр Великий», а я еще не совсем в курсе вопросов. За «Кристалл», за космическую связь и за изделие Р-792. Скажите мне хоть, что это такое!»

«Дмитрий Геннадьевич!» сказал я, «Это три разных названия одного и того же изделия, и оттоптали Вас три раза за одно и то же!»

Видимо большое морское московское руководство, обладающее большой властью, компетентностью в технических вопросах не отличалось.

В настоящее время Дима Гаранин стал начальником надводного отдела управления кораблестроения и капитаном первого ранга.

Встречаться и работать с ним всегда приятно.

СЕРЕГА И ТЕЛЕФОН.

Это самый короткий рассказ.

Серега уронил телефон в унитаз!

Внезапный раздался звонок.

Телефон пропах и промок.

Телефон понырял немного.

Хорошо, что упал не Серега!

 

ТОФ.

Первый раз мы полетели с Серегой на Дальний Восток на Тихоокеанский флот три года назад. Нам в нагрузку дали механика Мишу Сиротенко, у которого были там родственники.

Вылетали после обеда из Пулково и пришли с утра на работу, в надежде, что нам дадут машину из бюро до аэропорта. Потом все утро разыскивали Сиротенко, который ушел из дома от жены, но не пришел на работу, а он, оказывается, пошел еще прощаться с подругой.

Машину нам, конечно, не дали, и мы добирались сами с остановками, по мере удаления от СПКБ и приближения к аэропорту.

В общем, вылетели. У всех с собой было.

Лететь нам было четырнадцать часов, включая двухчасовую посадку в Красноярске. Там взяли еще и, в конце концов, рано-рано утром, почти перед рассветом, сели во Владивостоке.

Мишу сразу из аэропорта забрали, встречающие родственники, и больше мы его до отлета обратно не видели.

Серегу тоже встречал родственник его жены Светы – Коля, местный авторитет по незаконной добыче крабов. Он попытался завезти нас в какую-нибудь гостиницу, но во всех, по случаю проведения всероссийского кинофестиваля, мест не было. Тогда он отвез нас в однокомнатную квартиру своего сына, который в ней в настоящее время не жил и где нас ждала его жена Галя за накрытым столом, накрытым местными рыбо-море-деликатесами.

Мы некоторое время за ним посидели, а потом нам постелили на двоих двух-спальный диван и уложили отдыхать.

Ночью, а вернее днем, по владивостокскому времени, мне снился кошмар, переходящий в явь. Мне снилось, что из-за того, что Серега опоздал в аэропорт в Петербурге, мы вернулись на такси к нему, в Пушкин, там выпили и заночевали, чтобы назавтра поменять билеты и улететь.

Проснулся я от стука в дверь квартиры, в полной уверенности, что мы в Пушкине. Храпящий рядом предводитель подтверждал эту ошибочную мысль. Но стук и грохот не прекращались.

Тут я вспомнил, что мы в чужой квартире на другом краю света и осторожно подошел к двери. Оттуда шел мат-перемат, и вопли о том, что их заливает нашим дерьмом. Я извинился через дверь и пообещал разобраться.

У нас взорвался унитаз. Из него перло. Чтобы как-то приостановить процесс, я кинулся на кухню в поисках ведра или черпака.

Первым, что попалось под руку, был чайник «Тефаль», и я стал быстро-быстро вычерпывать им из того, откуда перло, и переливать это в ванну. Когда процесс на некоторое время замедлился, я пошел будить храпящего химического полковника, чтобы сдать ему вахту по борьбе за живучесть.

Оттаскав его за нос, я добился подъема и сделал доклад ситуации. Все-таки родственники, а, таким образом, и унитаз были, как бы, его.

Серега закурил, пошел и перекрыл какой-то клапан. Процесс окончательно прервался.

На кухне еще было. Мы поели-попили и, не найдя ключей и закрыв дверь с помощью кухонного ножа, отжав защелку, поехали представляться в техническое управление тихоокеанского флота. Не зная толком туда дорогу, мы доехали на японской иномарке на такси за смешную для Питера цену в пятьдесят рублей.

Принимал нас Сан Саныч Торопов - замечательный, спокойный человек и капитан второго ранга. Серегу он знал еще по прошлому году, поэтому сразу предложил ему поправиться из сейфа, а потом пройти на корабли, тем более, что они стояли в получасах ходьбы от технического управления, прямо в городе, что мы и проделали под его чутким руководством.

Осмотрев два эсминца и побеседовав с командирами кораблей и боевых частей, мы рассмотрели документы и собрались убыть. Но Сан Саныч настоятельно предложил осмотреть еще и большой десантный корабль «Вилков», хотя он был проекта Невского ПКБ.

Все было просто. Там было назначено подведение итогов.

Нас встретил командир, извинился, что вынужден убыть, чтобы сдать на гауптвахту провинившихся матросов, вызвал матерого механика, командира БЧ-5 и поручил ему проведение мероприятия, председательствовал на котором Сан Саныч. Вестовой доставил в каюту командира поднос с горой тушенки, корабельными котлетами и совещание началось.

Расстались мы через два часа с чувством глубокого удовлетворения и взаимоуважения, договорившись встретиться завтра в техническом управлении для оформления документов.

По телефону мы связались с родственником Колей, и тот встретил нас на японском джипе, перевез с вещами из квартиры с взбесившимся унитазом и разместил в гостинице «Приморье» рядом с вокзалом.

Мы немного выпили у меня, Серега ушел к себе в номер, а через десять минут явился с большой компании гостиничных девушек по заказу на выбор. Мы взяли по одной на час.

Девушка мне попалась очень славная, и я, не желая так быстро с ней расставаться, продлил заказ еще на второй срок.

Утром я проснулся и обнаружил, что любовь за деньги хороша только ночью. Денег осталось только на то, чтобы питаться одним хлебом, причем за гостиницу было заплачено только до вечера, хотя, в крайнем случае, мы могли пойти и на корабль. Каюту нам бы дали.

Посетив предводителя, я обнаружил у него аналогичную ситуацию: не запертый номер и голая жопа, торчащая из-под одеяла, при полном отсутствии финансирования. Пришлось еще идти ему за джин-тоником на вокзал.

Серега, в бытность офицером 1 ЦНИИ МО, позволил военным ученым поставить над собой научный эксперимент и отсидел в барокамере под давлением сорок суток в компании с такими же героями - «белками и стрелками». За это им дали немного денег и по ордену «Мужества».

С тех пор, Серегу по утрам колбасит хроническая дистония – резкое падение давления, которую он лечит джин-тоником.

Одевшись по-парадному, в пиджаки и галстуки, мы поехали в техническое управление. Там я распечатал с дискеты документы, а Серега, собрав всю волю в кулак, их с трудом подписал, потому что дистония к нему опять подкралась.

Потом Серега связался с Колей, и выяснилось, что с ним хотят познакомиться дальние родственники его жены Светы, проживающие на хуторе на озере Ханко за четыреста километров от Владивостока, а Коля готов нас туда доставить. На другом берегу озера Ханко сидели китайцы.

Проблема с отсутствием денег и проживанием решилась сама собой. На выходные в пятницу нас увозят, а в понедельник, на рассвете мы улетаем.

Сходили и подписали свои документы у местного механического адмирала, поставили печати, а когда вышли из управления, за углом нас уже ждал бандит Коля на джипе, забравший наши сумки из гостиницы.

Коля стремился уехать из Владика как можно раньше, чтобы вырваться до образования пробок, поэтому мы поехали в гараж, бросили там наши вещи и забрали самое необходимое: водку, жену Халю и колину собаку-телохранителя Чапу.

Чапа был мелкий, лохматый, очень сообразительный и энергичный песик, который понимал и вникал в любую ситуацию и даже иногда принимал за Колю правильные решения.

Перед стартом из гаража, Коля протер наше сознание самогонкой собственного изготовления, и мы понеслись по трассе. За два с половиной часа мы проехали двести километров до Уссурийска, где и сделали первую остановку. Места за окном джипа были очень живописны, как в фильмах про индейцев – плавные прерии с сопками и рощицами. Не хватало только бизонов. В этих местах воевали знаменитые дальневосточные партизаны.

За Уссурийском пошли совсем дикие места. Часто стали попадаться брошенные военные городки и колхозные поселки.

Потом вдоль дороги появились поля, засеянные какими-то злаками. Когда мы остановились за небольшим делом, из канавы вылез бородатый мужик в камуфляже и с «калашниковым» и наблюдал за нами, пока мы струились. Коля объяснил нам, что это поля канопли, и они охраняются.

Наконец приехали к цели назначения в небольшой поселок. Вдоль озера шла железная дорога, за дорогой обычная трасса, а потом домишки в ряд по обеим сторонам.

Нас встречали щуплый шустрый дедуля, его жена старушка и здоровенный мужик - их племянник Коля. Коля был зачат в нетрезвом виде и оказался добродушным дауном, скорбным на разум, но пригодным в хозяйстве, как домашняя скотина.

Встречали радушно и с некоторым удивлением. Видимо, мужиков в костюмах и галстуках тут отродясь не видали. Пригласили во двор усадьбы, и тут на нас с цепи бросился огромный зверь. Нечто среднее между собакой и некрупным львом. Всем своим видом он показывал, что употребит нас в пищу и закуска в галстуках ему очень нравится.

И тут вмешался маленький Чапа. Он бесстрашно подошел к страшному зверю, которому был по колено, и что-то ему коротко тявкнул. Видимо, представил нас как своих. После чего, огромный псина перестал рассматривать нас, как потенциальную еду. Этого зверя звали Рэм, хотя скорее ему подошло бы прозвище Рэмбо - настолько он был мощен и атлетически сложен.

Нас пригласили за стол отпраздновать встречу, и бандит Коля, наконец-то выбравшись из-за руля, быстренько оторвался по-полной, потом поругался с женой Халей, вскочил в джип и умчался куда-то в сопки в жопу пьяный.

А Халя, в его отсутствие, начала недвусмысленно поглядывать на нас с Серегой. Серега устал, а мне было неловко.

Застолье во дворе закончилось после того, как дедушка заснул в салате, а нас отвели ночевать в дом с вполне приличной комнатой с двумя диванами и даже телефоном.

Ночью мы несколько раз вставали сбросить давление, но опасались отходить от крыльца, чтобы нами не поужинал Рэмбо, который был спущен с цепи и крейсировал по усадьбе.

Утром, проснувшись от криков местной живности, мы обнаружили под журнальным столиком полутора литровую пластиковую бутылку с брагой, с удовольствием причастились и вышли на двор на встречу с солнцем.

Чтобы не ходить по усадьбе и поселку как пугала в пиджаках и галстуках, нас приодели, в соответствии с представлениями местных жителей, в треники и камуфляж.

Перед продолжением празднования за завтраком, мы с Серегой решили сходить искупаться в озере Ханка в сопровождении дауна Коли. Почему-то подумалось, что название озеру дали в честь, произрастающей в его окрестностях, конопли.

Вдали, на горизонте, в солнечной дымке виделся китайский берег.

Пока мы окунулись для бодрости в довольно прохладную водичку, в чем мать родила, Коля закинул удочку, но ничего не поймал.

Посидели и посмотрели на берег китайский. Настроение было солнечное и философское. С трудом верилось, что мы находимся у черта на рогах, на другом конце необъятной Родины.

После завтрака с легким опохмелом, дедушкой была намечена экскурсия по усадьбе. Нас водили и представляли котам, курам, коровам, уткам, свиньям, знакомили с маисовым полем, дырявой баней. Рембо уже воспринимал нас, как часть общего коллектива, и перестал, с повышенным аппетитом, обращать на нас внимание.

Везде, и на озеро, и по плантации нас сопровождал Чапа, который, похоже, взял над нами шефство.

Пошатались по усадьбе, потом Халя дала нам денег и послала в магазин за водкой к обеду. Появился больной Коля и прилег отдохнуть у Хали на груди. Верный Чапа лег в ногах хозяина.

Тут соседи принесли весть, что на днях в поселке умерла бабка и, которую надо сегодня похоронить. Но гроб нести некому, так как в тот день будут хоронить еще какого-то деда. Надо помочь!

Очнувшийся от похмельного синдрома, Коля развил бурную деятельность. Гроб было решено вынести и отвезти на кладбище на другой конец поселка в разложенном багажном отделении джипа.

Выносить будут оба Коли, и мы с Серегой, по такому торжественному случаю, облачившиеся в галстуки и пиджаки.

Вынесли благополучно, и кортеж из двух похоронных процессий растянулся через всю деревню. По дороге на нас с Серегой, или на наши галстуки, лаяли все, сопровождавшие процессию, собаки.

Опустили гроб, и все собрались за накрытым прямо на кладбище столом.

Прощание с покойными прошло в теплой дружеской обстановке.

Незаметно наступил вечер, плавно перешедший в ночь. Коля с Халей переругались, и Коля опять умчался в ночь на джипе. Это нас очень беспокоило, так как через день нам на рассвете было взлетать на Родину. Как резерв у нас был поезд из поселка до Владивостока, но выезжать на нем надо было, очень заблаговременно, так как шел он почти целый день.

Но все обошлось. Утром хмурый Коля появился, отлежался, и днем мы стремительно стартовали на джипе в компании Хали и Чапы.

Прибыли в город поздно из-за пробок на въезде в город. По дороге затарились продуктами, и Халя накрыла прощальный ужин, после которого спать до самолета времени уже практически не оставалось.

На рассвете Колин сын отвез нас с вещами в аэропорт, где мы воссоединились с Мишей, которого привезли родственники. То, что он фактически не участвовал в работе комиссии, ему пришлось в полете отрабатывать коньяком.

В полете, открыв сумку, я обнаружил, что в ней уже как неделю умерла колбаса, которую я покупал еще в Петербурге. Лучше сумку было не открывать.

Со мной рядом в самолете сидел молодой парень. Мы сразу налили ему коньяка, и он вписался в нашу компанию. Оказывается, он летел в Петербург жениться. После того, как мы разговорились, он, как фокусник из рукава, начал доставать из своей спортивной сумки маленькие фляжки с эксклюзивным сибирским бальзамом.

Сорок градусов, настоянного на своем, лечебно-травяном отваре. Его, в лечебных целях, наверное, надо было капать по две капли на ведро! А мы лакали его вперемежку с коньяком обычными рюмками.

Назад мы летели еще шестнадцать часов, с посадкой в Красноярске, но долетели все.

После смеси коньяка с сибирским бальзамом меня колбасило, бросало попеременно в горячий и холодный пот и трясло почти целую неделю.

Но мы вернулись, и в аэропорту Пулково Серегу встречала, влюбленная в него Светка, в миниюбке, с горящими глазами.

О второй поездке на Дальний Восток будет отдельный рассказ.

 

ТОФ (ПРОДОЛЖЕНИЕ).

 

Через год состоялась вторая экспедиция по продлению межремонтных сроков надводных кораблей на Тихоокеанский флот.

В этот раз мы взяли с собой электрика Мишу Качарова, который правильно именовался Эманвелем Семеновичем и был сложной помесью армяна с эстонкой и уже бывал с нами в командировках по продлению МРС.

В качестве большой нагрузки нам навязали, для посещения могил предков, сестер Ли: Лену Лабзину из 11 отдела и Аллу Бухарину из 54 отдела. Мы звали ее Лабзина-2. В студенческие годы они вышли замуж в Ленинграде, но еще одна их сестра осталась во Владивостоке.

Подготовка к командировке была начата сестрами задолго до ее начала. Тщательно выбиралась гостиница, заказывались билеты, выражалось горячее желание лично осмотреть боевые корабли, подключались родственники.

Особенно была активна Лабзина-1.

Для нас с Серегой эти командировки были делом давно отработанным, а Эманвель Семенович всегда выполнял наши указания и не встревал.

Долетели мы без особых приключений, слегка выпивая в самолете, и с обычной промежуточной посадкой в Красноярске.

В аэропорту нас встречали родственники сестер и капитан второго ранга Олег из технического управления ТОФа. На японском микроавтобусе.

С местами в гостиницах во Владивостоке было как обычно плохо. Планируемая сначала гостиница «Версаль» была занята и нам пришлось поселиться в гостинице «Владивосток» в двухместных номерах: я с Серегой, сестры Ли вдвоем, а Мише достался одноместный номер.

Гостиница «Владивосток» располагалась на скале, над заливом и с верхних этажей открывался великолепный вид на океан и остров Русский.

А если спуститься вниз по длинной ржавой лестнице, с множеством пролетов, то можно было попасть прямо на пляж из бетонных блоков. Раньше там располагался старый морвокзал.

Мишу оставили акклиматизироваться, сестер Ли отпустили к родственникам, а сами сели в микроавтобус к Олегу и поехали представляться по поводу прибытия в техническое управление.

В техническом управлении нас с Серегой встретил старый знакомый - Сан Саныч Торопов. Договорились завтра идти на корабли, а пока Олег отвез нас в местный китайский ресторан на ужин.

Не понравилось! Дорого! В Питере гораздо дешевле и качественней.

На следующий день мы всем стадом пошли в район Владивостокской базы на противолодочные корабли.

Сестры Ли рвались в бой на обследование кораблей. Почему-то они не догадывались, что на кораблях ВМФ гальюны для женщин не предусмотрены. Да и вообще опыт показывает, что чем меньше наша комиссия лезет во флотские дела и отрывает людей от отдыха и службы, тем с большим уважением к нам относятся.

Мы с Серегой это понимали, сестры Ли - нет!

В результате на кораблях Лабзина-1 стала доводить командиров всякими, не имеющими отношения к делу продления МРС, вопросами о личном составе, скользящих соединениях и прочей ерунде.

Командиры, не имея возможности послать неугомонную женщину, терпеливо отвечали и объясняли.

Убив на собеседование, вместо положенных нами двадцати минут на корабль, мы торчали по часу с лишним на каждом БПК.

В конце концов, отсутствие гальюна с вывеской «Ж» стало сказываться на любопытных организмах, и, счастливые общением с бравыми военно-морскими офицерами, женщины вместе с нами покинули базу флота.

На этом закончился осмотр дивизии ПЛО, а Сан Саныч предложил на следующий день поехать в ТЕХАС (поселок Тихоокеанский) для осмотра крейсера «Варяг» на предмет продления МРС. Там же, в ТЕХАСе стоял и законсервированный ТРКР «Адмирал Лазарев».

Вечером общительный предводитель опять привел в номер женщин, но общаться с ними и со мной в одном номере не захотел. Курил, курил с ней, а потом свалил куда-то. Мне его присутствие не мешало и, по окончании времени сеанса, я отпустил подругу и лег спать.

Несколько раз за ночь ко мне стучались и задавали разные вопросы.

Когда я проснулся утром, Сереги рядом не было.

Через некоторое время он явился в жопу пьяный, полностью без денег, с начатой бутылкой шампанского и банкой красной икры и завалился спать.

За ночь он где-то прос-л пятнадцать тысяч!

Я был в бешенстве и готов был просто набить ему рожу за это свинство, но он только храпел в ответ. Ничего поправить уже было нельзя!

Причем, прос-я все свои деньги, эта скотина прекрасно знала, что я его не брошу! Он всю ночь гулял в ресторане, потом снял баню на два сеанса до самого утра. Хотя, девушка Марина ему попалась славная, медсестра, по совместительству подрабатывающая в гостинице.

Через некоторое время позвонил из технического управления Сан Саныч с сообщением, что есть машина, которая готова отвезти нас в ТЕХАС.

Я дал ему послушать, как храпит Серега. Сан Саныч все понял и отключился. В ТЕХАС мы не попали.

Благодаря Сереге, мы второй раз остались без денег на краю света!

Была пятница, и за нами приехал бандит Коля, чтобы отвезти на озеро Ханка. Я не поехал, так как не мог спокойно воспринимать Серегу, после этой его гнусной выходки, и остался в номере один.

Тогда же, он сгноил два мешка крабов, о чем я написал в рассказе «Серега и крабы».

В воскресенье его привезли такого же невменяемого, как и увозили. Причем он умудрился рассказать родственникам своей жены, как он отдыхает в гостинице в обществе женщин и сколько за это платит.

Даже, всего повидавший, бандит Коля на прощальном ужине сказал: «Ну, и мудак!». Я полностью был с ним согласен.

Билетов на один рейс в Петербург нам не досталось, поэтому мы отправили сестер Ли и Михаила раньше, а сами остались оформлять документы в техническом управлении.

В техническом управлении бумаги оформили, подписали их у механического адмирала и утвердили у заместителя командующего флотом по эксплуатации и вооружению, который долго читал нам лекцию, каким, по его мнению, должно быть продление межремонтных сроков и нормативных сроков службы надводных кораблей.

На следующий день, во второй половине дня мы должны были улететь.

После адмирала, мы зашли в химическое управление, где замом адмирала служил Серегин однокашник капитан первого ранга Игорь Евстратов, с которым мы пообедали и освоили бутылку за встречу.

Уже когда мы направлялись в гостиницу, мимо нас проехал на ГАЗике и тормознул сам химический адмирал Саша Попов. Он пообещал дать нам свой ГАЗик на завтра от управления до аэропорта.

В день отъезда мы выписались с вещами из гостиницы и поехали в техническое управление прощаться. Там тепло посидели с Сан Санычем, Олегом и их начальником, а потом с бутылкой пошли в управление РХБЗО к химическому адмиралу Попову.

Обсудив с адмиралом проблемы продления МРС, боевой подготовки и состояние Тихоокеанского флота, мы убыли на его ГАЗике в аэропорт.

По дороге мы остановились у магазина и пополнили запасы продуктов, чтобы не скучно было ожидать рейс в аэропорту.

При посадке в самолет на досмотре у меня попытались отобрать воспламенимый дезодорант, но когда Серега рассказал таможне, какие важные перцы из комиссии летят домой, и скольким кораблям мы разрешили плавать дальше на Тихоокеанском флоте и по всем остальным флотам Родины, от нас отстали и извинились.

В этот раз мы летели бизнес-классом, и в воздухе нас должны были не только кормить, но и поить на халяву. До Новосибирска мы летели самолетом Дальневосточной авиакомпании с веселой и любезной стюардессой. Сначала, она нам приносила по рюмке, а потом, чтобы избавиться от хлопот, отдала нам всю бутылку.

В Новосибирске мы два часа сидели, в ожидании своего рейса, в комфортабельном ВИП-зале аэропорта Толмачево. Попили пива, и я вспомнил, как летал в Новосибирск много лет тому назад к Татьяне.

В Питер прилетели уже глубокой ночью, и я поехал к Сереге в Пушкин ночевать до утра. Его встречали на машине приятели Светки.

Нас привезли как раз к закрытию ее кафе. Они положили меня в комнате за шкафом на место курсанта Андрея.

Не спалось, и рано утром я на первой электричке поехал домой.

Чтобы спасти Серегу из финансовой пропасти, в которую он рухнул, нам удалось переоформить гостиничные документы на проживание (Халя дала нам бухгалтерские бланки строгой отчетности), так что мы еще удачно выкрутились из этой командировки.

 

МАРУКОВ.

Однажды, во время строительства ТРКР «Калинин» я потерял предписание на право посещения Балтийского завода и вкладыш, для прохода на корабль. Заявил я об этом только через месяц, так как меня срочно отправили в совхоз.

На разборки этой ситуации меня вызвал начальник службы режима Балтийского завода, с характерной для чекистов того времени, фамилией Шмонов.

Воспитательная работа с потенциальным врагом Родины проводилась в течении полутора часов. Мы оба вспотели. Он от усилий выявить во мне «врага Родины», а я от страха, что этот мудак может из этой ситуации раздуть.

По его убеждению, пользуясь моими потерянными документами, стада империалистических шпионов ежедневно весь месяц посещают с экскурсиями секретный крейсер и воруют с него гайки.

Сбоку от Шмонова в кабинете начальника режимно-секретной службы Балтийского завода сидел подвижный, интеллигентного вида живчик, в блестящих очках типа пенсне, который всем своим видом демонстрировал желание услышать команду «Фас!».

Типа: «Дайте мне этого нарушителя режима, я его съем!!!»

Так я впервые увидел Александра Ивановича Марукова.

Потом он сам занял место начальника режимно-секретной службы ОАО «Балтийский завод», а я к тому времени стал главным инженером ЗАО «Абсолют», которое являлось главным сдатчиком систем оружия и вооружения на испытаниях ТРКР «Петр Великий».

Режимно-секретный отдел Балтийского завода выполнял свои функции и по Договору с ЗАО «Абсолют» в интересах нашего предприятия. Открывали по моим служебным письмам нашим исполнителям форму допуска, оформляли пропуска и вкладыши на заказ, а я возил им зарплату в конвертах, каждый месяц.

Александр Иванович, и его заместитель Юрий Васильевич Быков, стали частыми гостями в моем кабинете рядом с камерой хранения Балтийского завода на Косой линии. На праздники, обычно, мне случалось быть приглашенным за стол сотрудницами его отдела. Приходил я всегда с подарками: шампанским и конфетами. Это обеспечивало надежную, быструю и бесперебойную работу по оформлению моих режимных документов в течении всего календарного года.

Такие дружеские отношения стоили многого! Даже то, что Александр Иванович, в присутствии ВОХРов, публично здоровался со мной на проходной Балтийского завода, обеспечивало мне статус неприкасаемого при проносе и провозе, что было очень важно при оперативности ситуации на строительстве крейсера. Я просто не мог быстро найти Сашу, чтобы быстро и правильно оформить все документы.

Сначала я и не старался часто его беспокоить. Мой кабинет, с буфетом для совещаний, находился на Косой, вне территории Балтийского завода.

Но буфет в кабинете главного инженера для оперативных мероприятий пустым быть не имел права!

Пока там не было туалета и умывальника, как и положено кабинету главного инженера «Абсолюта», там не было даже воды для разбавления шила. А его, родимого, у меня на заводе было в оперативном подчинении, каждый месяц, до полутонны. Для этого у меня была целая папка с ведомостями, разработанными и утвержденными мною и напечатанными на основании всех тех ста двадцати Договоров на сто восемьдесят изделий спецтехники ТРКР «Петр Великий».

Чтобы зря не беспокоить Сашу, способ был такой: я шел внутрь территории завода, чтобы пополнить запасы воды для чая и умывания, демонстрируя пустые пластиковые двухлитровые бутылки. Назад, с тем же мешком я шел, имея вверху сумки, одну двухлитровую бутылки с водой, а остальные бутылки были с чистым корабельным шилом спецтехники.

Когда бдительный ВОХР проверял мой самовынос, откушав из верхней бутылки, то морщился, отведав чистой туалетной воды из-под крана. Авторитет Александра Ивановича, как ангел хранитель, веял надо мной, мешая стрелку выпить из каждой бутылки.

В результате, мой оффис на Косой линии был укомплектован, подогревающими и стимулирующими трудовую деятельность, напитками, которые были крайне необходимы для проведения неформальных мероприятий.

Впоследствии, для нужд посетителей предприятия «Абсолют», я построил рядом со своим кабинетом, перегородив коридор камеры хранения, собственный туалет с умывальником. И в этом благородном деле мне так же помог Александр Иванович Маруков.

Я со временем заметил в нем одну особенность. Будучи недоступен чужим людям, он всегда с радостью и безвозмездно помогал своим знакомым и друзьям, которых у него было не меряно во всех мыслимых и немыслимых областях. Никогда Саша, при этом, не нарушал свой долг.

Просто, он мог себе позволить знакомить между собой многочисленных знакомых своих знакомых и получал от этого искреннее удовольствие.

С его помощью, я, за счет крейсера, отхромировал две свои кольчуги из гроверов, проносил и выносил мечи на закалку в пятый цех, а если надо и шило.

Однажды, когда Саши не было под рукой, мне срочно нужно было вынести закаленный меч. Я вошел, закалил, а потом, вставив себе меч в штанину, и изображая покалеченного цеховым оборудованием, хромая и матерясь, вышел через проходную, под сочувственные взгляды ВОХРов, якобы продвигаясь в санчасть.

Директор по безопасности Андрей Юрьевич Зайцев, нормальный мужик, при временном объединении Балтийского завода и Северных верфей, перешел на Северные верфи.

А на завод пришел Богданов. И съел Сашу Марукова. Во-первых, потому, что Саша был прапорщик спецназа в отставке и секретчик без высшего образования, а во-вторых, потому, что у этого Богданова была своя история.

Когда мы сдавали крейсер «Калинин», одновременно с нашим приходом в Североморск, погибала новая подлодка «Комсомолец».

Крейсер «Киров», тогда еще живой, помчался к ней на помощь.

Так вот, этот Богданов служил на «Комсомольце» особистом, и когда надо было спасать людей, он предпочел спасать свою закрытую документацию и себя. Такой вот особисты особый народ.

Это я узнал гораздо позже, уже на Северном флоте, в поселке Полярный, от тех, кто знал о гибели «Комсомольца» не по рассказам и газетам.

Сам он, впрочем, был благополучно спасен, и, после этого купания в Норвежском море, был в награду назначен директором по безопасности ОАО «Балтийский завод», а Саша Маруков был начальником РСС.

За ним на завод потянулись другие «северные олени», каждому из которых находилось место в структуре.

Некоторые из них были приличными людьми, некоторые не очень.

Первым сожрали подчиненного Саши Юрия Ивановича Быкова – начальника 1 отдела и зама. Юре пришлось уйти из режимной структуры строителем на химовоз.