Борьба с пьянством или 50 частей бутерброда.

На швартовных испытаниях ТРКР «Петр Великий» работа была грязная, нервная и очень срочная. Расслабляться было некогда.

В этих условиях пьянство категорически не поощрялось, а регулярное употребление не возбранялось, как борьба с распираторными заболеваниями, снятие стрессов и стимуляция энергетики производственного процесса.

Выглядело это примерно так: перед обедом разводился литр шила, собиралось совещание, на котором доставался и резался на пятьдесят частей дежурный бутерброд. После принятия совместного решения коллектив дружно следовал в столовую.

В случае, если доставался второй бутерброд, это считалось провокацией к пьянству.

 

ЛЕТО В СЕВЕРОМОРСКЕ.

Испытания ТРКР «Петр Великий» летом на Севере скандально прервались из-за отсутствия государственного финансирования.

И грозные адмиралы решили собрать совещание и на нем на всех наорать и всех запугать. Может что-то на халяву и отломится.

Но, времена были уже не те. Все были нищими и сидели на картотеке, а в долг никто никому давно не верил.

Но, совещание есть совещание. Мы с директором полетели в Североморск, как я думал, на три дня.

На совещании все поорали, разобрались в простой истине: «Утром деньги, вечером стулья!» и приняли решение разлететься, а на крейсере для координации оставить заложников: Гену Старшинова – ответственного сдатчика заказа и главного строителя крейсера от Балтийского завода, меня – ответственного сдатчика почти всего оружия от ЗАО «Абсолют» и начальника Управления Кораблестроения ВМФ контр-адмирала Николая Ивановича Толстых – чтоб знал.

А лето на Севере выдалось как никогда! Жара, как в тропиках, при большущей влажности.

Слабая половина населения с детьми эмигрировала на юг, а оставшиеся служить Родине начали справлять свои профессиональные праздники.

С утра мы встречались на борту, проводили оперативку и связь с Питером и Москвой, а потом я шел в Радиотехническое Управление Северного флота к контр-адмиралу Дриголе Владимиру Кирилловичу, которому мы, параллельно со сдачей крейсера, починяли остальной надводный флот по линии его Управления СФ.

А в Управлении, и не только, каждый день был праздник. То есть, он был не везде, но в каком-то из отделов обязательно.

А Владимир Кириллович, как настоящий адмирал говорил: «Если пьянку нельзя предотвратить, то ее нужно возглавить!», что и успешно выполнял, привлекая меня в качестве почетного гостя Управления.

Иногда, для поправки здоровья, торжества перемещались в баню, что не снижало накала и усердия в проведении торжеств, при наличии отсутствия жен и детей.

А апофеозом северной феерии стал ДЕНЬ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА, когда вся столица Краснознаменного Северного флота целую неделю буквально стояла на ушах. Потом все постепенно затихло, так как часть участников убыла в отпуск.

Так, поехав на совещание на три дня, я остался в Североморске на три месяца. Хорошо хоть, что лето было очень жаркое.

 

ПАЛЕЦ В «ГРАНИТЕ».

В сентябре на продолжение испытаний пришли какие-то деньги, и испытания продолжились.

Пора было готовить к испытаниям главный комплекс «Гранит».

Ко мне прибыла бригада завода им. Кулакова, и у нас произошло ЧП, несчастный случай.

Как в анекдоте: «Дай, покажу тебе, как не надо делать!»

Кулаковец сидел в шахте и починял разъем.

А в это время, в посту предстартовой автоматики «беркутянин» (сдатчик изделия «Беркут») занимался обучением личного состава - дрессировал на пульте управления командира дивизиона и объяснял ему назначение кнопок, которые, в тот момент, нельзя было нажимать.

А, тот, заслушавшись этой его песни, нажал.

В результате направляющей защемило всмятку большой палец левой ноги, паяющего в шахте разъем представителя завода им. Кулакова.

Хорошо, что с журналами техники безопасности было все в порядке, а так подсудное дело уже маячило на горизонте, причем в отношении руководства, а не непосредственных виновников несчастного случая.

Спасибо, в то время, начальнику УРАВ СФ Георгию Константиновичу Еремееву. Помог и с организацией первой помощи, и с госпиталем.

А потом, раненого кулаковца просто поселили в посту, и он там жил, и обеспечивал поддержание технической готовности при приостановке испытаний, а еду ему носили.

В общем, до суда не дошло, хотя парень стал инвалидом.

 

КРЕЙСЕР НА КРЮЧКЕ.

В испытаниях ТРКР «Калинин» я участвовал, работая в СПКБ и представляя 52 отдел. У меня было БЧ-2, БЧ-3 и БЧ-6.

И по линии БЧ-3 тогда произошла курьезная авария.

Командиром БЧ-3, уже на севере пришел очень самоуверенный офицер, сын адмирала и тут же начал наводить свои порядки, мотивируя это тем, что он теперь и навсегда ответственный за все.

А ответственность, не подкрепленная знаниями, обычно приводит к печальным результатам. Что и произошло в нашем случае.

На дверь ракетно-торпедного отсека он повесил список людей, имеющих право там находиться, не включив туда тех, кто знал, как работает эта техника. В том числе и тех, кто мог вовремя дать по рукам, в случае неправильных действий личного состава.

И, перед выходом, они открыли бортовую крышку и развернули ракето-торпедную установку, занимаясь техническим обслуживанием.

Это похоже на то, как делалось на парусном флоте, только вместо одной пушки, из порта - бортового закрытия - торчит ракето-торпедная установка, развернутая на угол стрельбы.

И открыто, как раз то бортовое закрытие, которое к причалу.

Надо сказать, что на севере довольно большие приливы и отливы.

В тот момент был как раз отлив, и ракето-торпедная установка ложится срезом на причал, что абсолютно не замечают, копошащиеся внутри отсека, моряки.

И крейсер повисает на ракето-торпедной установке, зацепившейся за причал, как шинель на крючке. Некоторое время он висел молча, а потом затрещало, и у крейсера появился крен.

А потом крючок – ракето-торпедная установка – все-таки не выдержал.

Уж больно крейсер был здоровенный, тяжелый, ракетный и атомный.

Стреляли мы на испытаниях другим бортом, а установку правого борта пришлось менять.

Заодно, при выгрузке на ремонт, утопили опорный подшипник.

А все потому, что для облегчения, сделали ракето-торпедную установку из алюминиевого сплава.

Может, был бы обычный стальной торпедный аппарат, и крейсер бы себе висел на нем и висел.

 

РУЧКОЙ В ЛОБ.

В те старые добрые времена, когда мы ловили ночами корюшку на Балтийском заводе, к нам из СПКБ присылали на стажировку специалистов и начальников секторов. Чтоб приобщались к путине и рыбной культуре.

И однажды прибыли два задумчивых начальника сектора.

Кто не знает, ловля рыбы на ружье пауком имеет много специфических сторон и свою технику безопасности.

Расскажу поподробнее.

На стенке или плавсредстве устанавливается ружье. Это сбитые в блок доски, на котором крепиться ручная лебедка, блок и трос с пауком.

Паук – это обруч, на котором крепиться конус сетки. На конусе сетки крепится кастрюля – место, откуда в поддон высыпается пойманная корюшка.

Один крутит лебедку.

Второй подтягивает поднятую кастрюлю к поддону и высыпает корюшку.

Третий собирает корюшку и перекладывает ее в «хлебницу», для транспортировки в хранилище.

Так вот, на место третьего мы поставили стажеров: Юрия Ивановича и Юрия Николаевича.

Но, в работе третьего есть одна хитрость. После того, как рыба высыпана в поддон, паука забрасывают за следующим уловом и ручки лебедки находятся в свободном холостом вращении под действием тонущей снасти.

И, пока паук не утонул, нагибаться за рыбой в зону вращения ручек не стоит. Стажерам это все было объяснено.

Но, то ли усердие к работе их слишком обуревало, то ли оттого, что во лбу уже стояло по стакану, но ручкой в лоб они получали по очереди и с удручающей периодичностью.

В то время, пока один из Юр отдыхал после очередного нокдауна, другой успевал, раз пять азартно произвести положенный цикл работ.

После чего, от счастья и обретенного улова, отправлялся в свой очередной нокдаун.

В общем, Юры работали в режиме «ваньки-встаньки», но, при этом, были вполне взаимозаменяемы.

Рыбы было много, и на общем улове и производительности ловящей артели приключения Юр не отражались.

Домой они пошли с рыбой и стаканами во лбах, украшенных трудовыми шишками.

 

КАПИТАН НЕМО.

У меня есть друг, замечательный человек – Владимир Николаевич Игнатович – пожилой ребенок. Для друзей – просто Котя.

Мы с ним провели вместе немало прекрасных часов, дней и минут на Балтийском заводе, на испытаниях крейсеров, на ловле корюшки и вообще.

А Владимир Николаевич еще и яхтсмен.

И вот однажды он в коллективе близких друзей решил выйти на яхте в море. Точнее в залив до дамбы и обратно.

В основной состав экипажа были приглашены: Владимир Николаевич – молочный брат по соске Владимира Николаевича (Коти) и Владислав Алексеевич. А также всякий молодняк, предназначенный для того, чтобы вычерпывать воду и бегать за водкой.

Плавание проходило нормально. Основной состав совещался на корме, а молодежь наслаждалась окружающими морскими пейзажами.

И вот, когда яхта уже взяла курс в родную гавань в Шкиперском протоке, в трюме обнаружилось поступление воды.

Была налажена борьба за живучесть, которая скоро надоела, так как родной берег был уже близко.

Благополучно пришвартовались и послали в магазин, продолжая праздновать возвращение.

И тут яхта, внезапно для участников совещания на корме, сделала «БУЛЬ», захватив с собой на дно личные вещи, остатки водки, ключи от квартир, белье, обувь и сумки с продуктами. Все, что на ней было, кроме отважных мореплавателей, успевших в панике десантироваться на берег.

Над водой торчала только половина мачты пришвартованной яхты.

В этот момент из магазина принесли водки, и мокрые и взбудораженные приключением мореплаватели смогли отпраздновать свое спасение.

Торжества и просушка продолжались на квартире у Коти, проживающего неподалеку, куда и позвонил директор яхт-клуба, чтобы узнать насчет жертв кораблекрушения.

Так как в судовую роль было записано людей меньше, чем было фактически, выяснилось, что после кораблекрушения людей стало больше.

Это радовало всех, в том числе и директора яхт-клуба.

А яхта утонула потому, что забыли заткнуть трубу для забора воды охлаждения демонтированного двигателя.

Коте объявили выговор по яхт-клубу с поражением в правах мореплавания на месяц, а яхту достали краном через два дня.

Фотография торчащей из воды мачты с сопроводительной статьей попала даже в какой-то журнал.

А я мечтаю следующий раз оказаться в таком замечательном экипаже на этой яхте.

Котю, иногда, как капитана подводной яхты, мы называем «Капитан Немо».

 

ХИТРЫЙ ГЛЕЙХМАН.

В студенческие годы я прошел с ломом и лопатой Мурманск и его окрестности в составе строительного отряда ЛКИ - «Искатель».

Мы строили разные промышленные объекты, но чаще всего, все-таки копали траншеи под кабель.

А копание траншей на Кольском полуострове, это я скажу вам не сахар и не сгущенка. Сначала идет спрессованный годами «культурный» слой – всякая помойка – сантиметров тридцать. За ним мостовая из разных валунов, подогнанных друг к другу и притертых давлением прошедшего по ним ледника. Причем камушки размером от картофелины до легкового автомобиля и больше. Причем, определить примерный размер обнаруженного сокровища, можно только обкопав его по периметру.

И, только пробившись через мостовую валунов, ты добирался, наконец, до песочка, выгребать который из траншеи одно удовольствие.

Вкалывали мы часов по двенадцать, и, обычно по прошествии восьми часов, наступал стресс, сопровождаемый мрачными мыслями типа: «Вот здесь я и сдохну с ломом и лопатой!», «Зачем я сюда приехал!», «В этой траншее меня закопают!», и в этот момент важно было сделать перерыв и убить в себе черные мысли полубутылкой яблочного вина из Молдавии – «Яблучне», как сейчас помню, по рубль шестьдесят копеек за ноль семь.

После этого копать можно было еще двенадцать часов, но уже без черных мыслей.

Почему-то, всякие медалисты и отличники, обычно, оказывались самыми большими сачками, и честно трудиться не хотели.

В связи с этим, старшему по объекту приходилось придумывать и применять к ним различные карательно-воспитательные мероприятия.

Чаще всего их посылали к нам на перевоспитание копанием траншей.

Один такой золотой медалист мог пол дня стоять, любуясь на валун, который нужно выковырять из траншеи, задумчиво изобретая очередной «бином Ньютона» и при полном отсутствии продвижения вперед. Но, при этом, в обед жрал за троих. Видимо, ковыряние в мозгах отнимало у него очень много энергии. Хотя, любой валун доставался, даже в одиночку, с помощью двух ломов и представления о теоретической механике в течении двадцати минут.

От мечтательной задумчивости отличники хорошо лечились с помощью «комсомольской» совковой лопаты на разгрузке самосвала с бетоном, стоя в нем по колено.

Но одного умника я запомнил. Звали его - Леня Глейхман и породы он был самой характерно-французской.

Когда все носили по четыре – шесть кирпичей, он брал только два, мотивируя это тем, что так передвигаться легче и быстрее. У него на все был заранее приготовлен научно обоснованный ответ. В любой ситуации, когда нужно было трудиться, он предпочитал работу языком.

И мне пришлось стать для него примером. Я запряг его в носилки, нагрузил в них килограмм восемьдесят кирпичей и рванул вверх по лесам на стенку, которую мы возводили.

Трап на леса у нас был под сорок пять градусов с поворотом и, для экономии, без перил.

И тут, уже на самом верху я почувствовал, что на другом конце носилок с кирпичами Глейхмана нет.

На моем последнем рывке на стену он отцепился от носилок и рухнул на спину с высоты почти три метра на стройплощадку, заваленную кирпичами, бетоном и прочими строй материалами, спиной вперед. И выбрал место для падения – чистый песочек.

И еще хитрому Глейхману повезло, что сверху ему не прилетело восемьдесят килограммов кирпичей, так как в своем последнем рывке, я успел втянуть носилки на верхний ярус лесов.

Везет дуракам и сачкам французской породы!

Трудности со временем забываются, и хоть нас и грабили комсомольские вожаки, но романтику кольских стройотрядов я вспоминаю с гордостью и удовольствием.

КРАСНОФЛОТСКИЙ РЕЙД.

ТРКР «Калинин» вышел из Кронштадта на ходовые испытания и встал на якорь на Краснофлотском рейде. Были ноябрьские праздники и военные и мало-мальски большие начальники свалили на берег по домам. А нас – опергруппу СПКБ - оставили на борту, чтоб не было проблем с возвращением.

Но, зато нас посетил наш генеральный конструктор – дедушка-академик Юхнин Владимир Евгеньевич. После его визита, поздравлений и напутственного слова перед испытаниями нас, наконец-то, по его прямому указанию главному конструктору, стали водить в корабельную баню. Потому что, опергруппа – это мозг корабля. А мозг должен быть трезв (с утра), свеж и чист. До этого, главный конструктор о таких мелочах не задумывался, хотя сам мылся регулярно в корабельной сауне с прочим руководством заказа.

И тут на борт поднялась какая-то контра и говорят: «Кто тут из Северного бюро? У вас, у какого-то еврея, дом упал!»

Ни хрена себе, с праздником!

Мы стали сразу смотреть на Эдика Дрессена, а он все возмущался: «Не может быть! Не может быть! Я недавно новую квартиру получил!»

В результате, неопознанным поначалу, евреем оказался наш замечательный друг – Котя Игнатович – пожилой ребенок и пламенный хладоноситель.

Его срочно сняли с борта и отправили принудительно переселяться в новую квартиру, взамен аварийной.

При переезде пропала важная порнографическая документация.

А мы в праздник 7 ноября впервые посмотрели комедию «Собачье сердце».

Особенно мне запомнилось, что над фамилией-именем-отчеством героя – Полиграфа Полиграфовича Шарикова, больше всех смеялся наш главный конструктор – Вилиор (что означает, Владимир Ильич Ленин и Октябрьская революция) Александрович Перевалов.

Лично мне это показалось странным.

А еще в книгу СПКБ личный состав записал вопрос: «В штурманской рубке под вешалкой для шинелей размещена паровая грелка. И она парит. И шинели, висящие на ней, от этого мокреют и потеют».

На что один наш орел, по фамилии Кобец (Пестрый кобчик – это мелкий стервятник) написал ответ: «Подрежьте шинель по-месту!»

А как-то, глубокой ночью, нам позвонил наш главный конструктор, чтоб мы быстро шли в баню, домываться после руководства.

И Вова Чикризов – маленький Чик – так спешил, так торопился выполнить указание главного конструктора о помывке (или, может быть, помойке), что, преодолевая вприпрыжку дверь в главном коридоре, врубился лысиной в верхний комингс, о чем и получил на память зарубку.

Кровь мы остановили и, помывка состоялась.

Впоследствии Вова занял большие посты в руководстве КБ Балтийского завода и стал именоваться Владимиром Гелиевичем Чикризовым.

КОМАНДИРОВКА ЗА КЛЮКВОЙ.