Незримая черта между сильными и слабыми мира сего

 

Мигель был поденщиком – одним из бесчисленных нелегальных иммигрантов-мексиканцев, которые подвизаются то садовниками, то малярами, то уборщиками и так далее. Ранним утром в Лос-Анджелесе поденщики толпятся на углах рядом со станциями метро, а проезжающие местные жители останавливают машины и предлагают работу. Как-то раз Мигель взялся за работу по саду, а хозяйка после целого дня тяжелого труда не заплатила ему ни цента. Мигель рассказал о своем жестоком разочаровании на практическом семинаре, и участники решили изобразить эту сцену из жизни Мигеля. В семинаре использовались методы “театра угнетенных”, призванного помочь относительно привилегированной публике соотнестись с эмоциональной реальностью жертв угнетения.

После того, как Мигель или кто-то еще рассказывает свою историю, доброволец из числа зрителей воспроизводит сцену. Ситуацию с Мигелем разыграла женщина, предложившая в конце свой выход из положения. “Она продемонстрировала, что идет к заказчице, говорит ей, что ее поступок бесчестен, и взывает к ее разуму”, – сказал мне Брент Блэр, продюсер мероприятия. Однако для Мигеля подобный вариант был немыслим – в отличие от женщины среднего класса с американским гражданством, иммигрант-поденщик и подумать не мог ни о чем подобном. Стоя в углу сцены, Мигель молча наблюдал за инсценировкой. “В итоге он не мог собраться с силами, чтобы повернуться к залу и обсудить увиденное с присутствующими, – он плакал, – говорит Блэр. – Мигель признался, что не осознавал, насколько его притесняют, пока не увидел историю своей жизни, рассказанную кем-то другим”. Контраст между тем, как женщина донесла положение Мигеля до зрителей, и его собственной реальностью высветил, что значит быть невидимым, неслышимым, неощутимым. Нечеловеком, которого эксплуатируют.

Когда этот метод срабатывает, люди, подобно Мигелю, воспринимают свою историю иначе, видя ее со стороны, глазами окружающих. Когда зрители выходят на сцену и превращаются в актеров, разыгрывающих эти сцены, они в идеале отождествляются с реальностью угнетенного человека, “сопереживая” ему в полном смысле этого слова, то есть испытывая те же страдания и ту же боль. “Передавая эмоциональное переживание, вы можете ощутить его всем сердцем, умом и нащупать новые варианты выхода из ситуации”, – рассказывает Блэр, руководитель магистратуры по специальности “Прикладное театральное искусство” Университета Южной Каролины. Он использует эти техники, чтобы помочь людям из обездоленных слоев, и на его счету, среди прочего, постановки с участием жертв изнасилования в Руанде и членов банд Лос-Анджелеса. Таким образом, Блэр подошел вплотную к едва заметной и при других обстоятельствах незримой линии, которая разделяет людей по признаку социального статуса и наличия/отсутствия власти: сильные имеют склонность не замечать бессильных, а это убивает эмпатию.

Блэр вспоминает случай на одной международной конференции, где он увидел себя глазами более могущественного человека. Генеральный директор огромной компании по производству безалкогольных напитков, известный тем, что постоянно урезал своим работникам зарплату, рассказывал в своем выступлении о том, как его компания заботится о здоровье детей. После лекции Блэр задал ему заведомо провокационный вопрос: “Как вы можете говорить о здоровье детей, урезая зарплаты их родителям?” Директор пропустил вопрос мимо ушей и тут же перешел к следующему. Блэр почувствовал себя недочеловеком.

Способность сильных мира сего отмахиваться от неудобных людей (и неудобной правды), попросту не обращая на них никакого внимания, попала в поле зрения социальных психологов, которые заметили связь между властью, которой мы обладаем, и количеством внимания, которое уделяем тем или иным людям[151]. По вполне понятным причинам мы фокусируемся на тех, кто наиболее ценен для нас. Если вы бедны, то зависите от хороших взаимоотношений с друзьями и родными, к которым вам, возможно, придется обратиться за помощью, – скажем, в ситуации, когда будет нужен кто-нибудь для присмотра за вашим четырехлетним ребенком, пока вы на работе. Те, у кого не так много за душой, “вынуждены полагаться на других”, говорит Дэчер Келтнер, психолог Калифорнийского университета в Беркли. Таким образом, бедняки проявляют особенную чуткость к окружающим и их нуждам.

Богачи же могут нанять помощников, няню на целый день или даже взять гувернантку по программе Au - Pair. Келтнер считает, что богатые люди позволяют себе меньшую чуткость к нуждам других людей и меньшее внимание к их бедам. В рамках его исследования это пренебрежение обнаружилось в ходе пятиминутной серии знакомств[152]. Среди студентов одного американского колледжа более богатые проявляли меньшую заинтересованность в собеседнике, сокращая до минимума визуальный контакт, движения и смех, а также чаще выказывали знаки безразличия – смотрели на часы, рисовали всякие закорючки или ерзали на стуле. Студенты из обеспеченных семей держались холодно и отстраненно, тогда как выходцы из небогатой среды проявляли энтузиазм, вели себя более радушно и участливо.

В одном голландском исследовании незнакомцы делились друг с другом трагическими эпизодами своей жизни, начиная со смерти дорогого человека или развода и заканчивая потерей любимого, его изменой или детскими травмами, например, унижением в школе[153]. И здесь более властный участник пары проявлял больше безразличия, хуже чувствовал боль другого человека, выражал меньше эмпатии, не говоря уж о сопереживании.

Группа Келтнера обнаружила подобную разницу в восприятии, сравнив руководство организации с нижестоящими сотрудниками на предмет умения считывать эмоции по выражению лица[154]. Влиятельный человек, как правило, меньше фокусирует взгляд на своем визави, склонен прерывать собеседника и завладевать беседой – все это свидетельствует о недостаточно развитом внимании. А вот люди, чей социальный статус ниже, как правило, показывают более высокие результаты в тестах на эмпатическую точность – речь идет о считывании эмоций других по их лицам, даже по движению мышц вокруг глаз. По всем параметрам они больше фокусируются на других, чем люди с высоким социальным статусом.

Понять, каким образом связаны внимание и власть, можно по одному очень простому критерию: сколько времени уходит у человека А на то, чтобы ответить на электронное письмо от человека Б? Чем дольше человек не отвечает на письмо, тем более высокой социальной властью он обладает. Если проследить, насколько быстро отвечают на письма в той или иной организации, можно точно понять ее иерархическую структуру. Начальник не отвечает на письма часами и даже сутками, а те, кто находится в основании пирамиды, реагируют в течение нескольких минут.

Для анализа таких данных существует алгоритм под названием “автоматизированное определение социальной иерархии”, разработанного в Колумбийском университете[155]. Когда его применили к архиву электронной почты в корпорации Enron еще до ее краха, он точно определил роли топ-менеджеров и их подчиненных на основании одного-единственного критерия – как быстро они отвечают на электронные письма. Разведслужбы применяют тот же подход в отношении подозреваемых террористических группировок, собирая мозаику внутренней иерархии, чтобы вычислить главарей.

Власть и статус очень тесно взаимосвязаны и варьируют в зависимости от собеседника. Когда студенты из обеспеченных семей представляют разговор с человеком выше их по положению, они начинают лучше читать эмоции по мимике.

Количество внимания, уделяемого нами другим, судя по всему, определяется нашим местом на социальной лестнице: мы ведем себя более чутко, когда чувствуем свой подчиненный статус, и менее отзывчиво, если ставим себя выше собеседника. Подытожим: чем больше вы проявляете участия по отношению к кому-то, тем больше вы уделяете ему внимания, а чем больше вы уделяете внимания, тем больше вы проявляете участия. Внимание идет рука об руку с любовью.

 

Часть IV

Более широкий контекст

 

Глава 12