День двадцать второй. Адские брокколи, первый прогул и поразительные новости.

По идее, после всего произошедшего я должен чувствовать себя как-то по-особенному. По идее. Но то, что происходило со мной сейчас, никак нельзя было назвать чем-то особенным. Склонившись над своим верным фаянсовым другом и извергая все содержимое своего желудка в его белые недра, я проклинал одновременно мамину гребаную диету, свою ненависть к этой диете и всю ту еду, которая вообще продается в магазинах. Честно говоря, увидев все, что из меня вышло, я просто не верил, что в меня может столько вместиться. Нет, ну ладно там первые полчаса, это я еще могу понять. Но когда уже третий час подряд меня рвет, а объемы те же, я уже начинал думать, что в животе у меня черная дыра. Мама сказала что-то вроде "Пусть все выйдет" и бросила меня здесь умирать от отвращения ко всему сущему, потому что это самое "все сущее" на данный момент заключалось в той дряни, которую я сблёвывал в несчастный унитаз. Я уже не знаю, что я ненавижу больше блевотины.
И, как всегда вовремя, у меня в кармане заорал телефон.
Можно даже не смотреть на экран, чтобы понять, что это Уэй. Просто потому, что больше я никому не нужен.
- Да, - прохрипел я в трубку и удивился акустике нашего туалета. Хоть записывай хитяры о смысле жизни и бренности бытия.
- Фрэнки, я не понял, ты где? - возмущенно спросил Джи.
- Не поверишь, но я дома, - ядовито процедил я, сдерживая очередные рвотные порывы.
- Ты что, тошнишь там? – искренне удивился Уэй. Какой он у меня догадливый.
- С чего ты взял? – ещё более саркастично переспросил я.
- Это я так плохо целуюсь или ты просто что-то не то съел? – видимо, разговаривать вопросами скоро войдёт у нас в привычку.
- Это всё ма… - я не смог даже договорить, потому что брокколи (а это были именно они, судя по виду) решили, что больше не могут ждать своего транспорта и должны дойти до пункта назначения пешком и как можно быстрее. Меня вывернуло наизнанку, и - хвала всем существующим богам – я успел отшвырнуть телефон, из которого Уэй вопил что-то про «за тобой пришли, они нашли нас, нам нужно скрыться из страны». Такой шутник, блять.
- Я снова здесь, - пробормотал я в трубку, когда распрощался с брокколи. Странное дело, но Джерард, послушно выслушав все мои неблагопристойные «буээ», всё ещё остался на том конце ментального мобильного провода.
- Ты живой? – и вот в его голосе я услышал долгожданную обеспокоенность. Только убедившись в том, что мне действительно хуёво, этот парень заволновался. Меня всегда это удивляло в нём.
- Пока да, но не уверен, что доживу до завтра.
- Я приеду, - (воу-воу, парень, полегче), - прямо сейчас.
- Эээ, нет, - заглючил я, - увидишь меня в таком виде – тебя самого стошнит.
- Ну тебе же там так одиноко, - развратно прошептал в трубку Джерард чересчур пошлым голосом.
- Иди в ад, - буркнул я, но поймал себя на том, что всё-таки не смог не улыбнуться. Наши отношения? Какие отношения, так, неведомая хрень, которая нравится нам обоим просто из-за того, что она неведомая и из-за того, что хрень. Нормальные люди определяются, что между ними происходит, а у нас всё шиворот-навыворот. А может, оно и к лучшему.
Да, Фрэнки, нашёл самое удачное место и время для рассуждений о высоком.
- Ты чего там завис? Мне правда, может, приехать?
- Если к четвёртому уроку не припрусь, приезжай, - неожиданно даже для себя согласился я.
- А у тебя ещё остались те милые печеньки с динозавриками? – пролепетал Джи. Мать моя в конверсах, а я ведь реально подумал, что он хочет приехать из самых чистых побуждений. Наивный.
- Нет, но у нас есть целая коробка печенек в виде уток, - ухмыльнулся я. Один-один.
- Я оторву им головы.
- А кто говорил о птицах? – это я от него понабрался или природный «человек-анекдот» и «генератор космических шуток» во мне проснулся? Только бы не скатиться в раздел шуточек из сериалов с закадровым смехом. Джи пропустил «шутку дня» мимо ушей и, как всегда, перевёл тему.
- Мне так много нужно тебе рассказать, – (интрига блять), - не поверишь, что сегодня произошло, - в голосе Уэя я уловил странные нотки. Обычно он так разговаривает, когда придумывает очередную подлянку. Но что на этот раз-то?
... – Мам, к нам Джерард зайдёт, ты не против? – крикнул я, и голос мой усилился туалетным кафелем.
- Фрэнки, нам надо поговорить.
Опа. Вот это поворот. Вот это неожиданность. Что-то мне вот это «надо поговорить» не нравится. Совсем не нравится.
- Мам, только без чтения нотаций, ладно? Я и так при смерти, - попытка – не пытка, нужно хотя бы попробовать отмазаться от серьёзного разговора, даже тему которого я не могу определить. Ладно если я бы там избил батальон бедных африканских детей-негров и спалил на костре десяток беременных лесбиянок-инвалидов, но что я сейчас-то блять сделал? Я даже предположить не могу, за что мама собралась меня чистить.
- От простой блевни ты не помрёшь, а вот твоя успеваемость… - (так, понятно, мама вытащила из закромов своего разума старую шарманку, заведённую классе в четвёртом, и решила тряхнуть стариной), - да и не только успеваемость…
- Может ты не будешь орать, а просто зайдёшь ко мне? – любезно предложил я голосом охрипшего престарелого моржа. Мама в мгновение ока оказалась рядом со мной, живописно извергающим целый букет овощей в не очень приглядном виде.
- Я, конечно, могу подождать, пока из тебя выйдет вся гадость…
- …которую ты мне скормила…
- … которую ты нажрал, - (мама – просто эдакая современная богиня добра и милосердия, образцовая мать, да), - но тогда ты сбежишь к себе в комнату, совьёшь своё гнездо и оградишься звуковым барьером из своей мозгодробительной музыки. Поэтому слушай сейчас, пока я не забыла всё, что хотела тебе сказать.
Ну, приступим, как я понял. Мама продолжала:
- Меня всё это начало настораживать уже давно. Когда нормальные парни дрались за девчонок, - (блять, мама, я был о тебе лучшего мнения!), - ты сидел с этой старой побитой гитарой и ни с кем не разговаривал. Когда ты перекрасил волосы, я начала волноваться. Я молчу про накрашенные ногти. Или ты думал, что я не замечу? – (честно говоря, мне было просто похуй, но раз такое дело, сделаю унылую рожу, чтобы мама подумала, что я огорчён), - А теперь это. Этот странный парень. Он, конечно, очень похож на тебя… Но… - мама замялась. Ну даже если мама начала смущаться, значит, всё очень плохо и сейчас будет отожжено что-то совсем уж космическое. – Фрэнк, ты что, гей?
Я подавился собственной блевнёй. Сказать по правде, ощущения не очень.
Что? Что она сказала? Не гей ли я?
- Мам, а ещё я наркоман, инопланетянин, фанат настольного тенниса, я коллекционирую плюшевых единорогов и увлекаюсь историей коммунизма, - смог выдавить из себя я в перерывах между «буээ».
- Я серьёзно.
- Я тоже.
- Фрэнк!
- Мам, что бы ты там себе не придумала, я не гей.
Я говорил и сам не верил своим словам. Я ведь не гей! Да, но вчера обжимался с парнем. Чёрт, чёрт, чёрт. Тупо. Глупо. По-идиотски. Но, даже если мне и нравятся мальчики так же, как и девочки, не думаю, что маме стоит об этом знать.
- Не давай мне больше поводов так думать, ладно? – улыбнулась она. Я выдавил из себя жалкое подобие улыбки в ответ.
- Окей.
… Почему она так подумала? Из-за того случая, когда Джерард забрался ко мне в постель? Из-за того, что я всегда с ним? Или просто потому, что ей не нравится мой образ жизни? Я не знаю, что и думать. Не знаю, как быть. Убеждать её в том, что я натурален просто ради того, чтобы она не волновалась? Но ведь нихера я не натурален. Глупо было бы сидеть и лить крокодильи слёзы по поводу того, что «О, Господи, я целовался с парнем, пойду вскроюсь лопатой». Того, что было, уже не изменить, и лучше как-то принять это, чем стараться всё закрыть, завуалировать, замазать какими-нибудь дурацкими воспоминаниями. Если это не пройдёт, маме просто придётся смириться, а если пройдёт – смириться придётся Джерарду. Одно из двух, и на кону я. Нельзя назвать это совсем уже «влип», но вот «попал» так точно.
К обеду мне стало легче. Блевня вся вышла, и я просто валялся на кровати, безумно уставший и убитый всей этой фигнёй. Одновременно хотелось спать, было жарко, дрожали руки, а во рту оставался мерзкий привкус брокколи. Я больше никогда не буду есть эту грёбаную траву! А если я попаду в ад, меня будут насильно кормить только брокколи.
- Фрэээнки!
Твою мать блять сука нахуй.
Или «это же Уэй».
- Для кого дверь вообще придумали? – возмутился я, наблюдая за тем, как Джерард пролезал в моё окно.
- Адреналинчик в заднице заиграл, - улыбнулся Джи, и глаза его блеснули лукавым огоньком. – Как ты?
- А ты не видишь? – саркастично переспросил я, всем своим видом изображая несчастного и обездоленного.
- Тогда я буду облучать тебя своей энергией добра, - во все тридцать два лыбился неизвестно отчего довольный Уэй, плюхнувшись на мою кровать. Меня тряхнуло, и я понял, что во мне ещё что-то осталось. Твою мать, я уже просто физически устал блевать. Увидев, как я позеленел, Джерард тут же начал пулемётной очередью рассыпаться в извинениях. Минуты две. Чисто символически.
- Ты что, не рад меня видеть? – удивился он, глядя на мою кислую рожу.
- Думаю, тебя не рады видеть мои внутренности, - скривился я, снова резко скрючиваясь – боль пронзила живот так, что я не мог глаза открыть. Но вдруг я почувствовал руку Джи у себя на боку – или он испугался, что я свалюсь (к чему я был, кстати, очень близок), или ему просто захотелось меня коснуться.
- Эй, осторожно, - буркнул он, и я понял, что всё-таки первое. А жаль.
- Если бы я свалился, из меня бы вышли даже кишки, - прохрипел я.
- Я тебя держу, - Джи меня обнял сзади, уткнувшись носом мне в затылок. – если упадём, то вместе.
- Да, и ты выдавишь из меня всё, что осталось, - улыбнулся я, дотрагиваясь до его руки. Мне нравилось играть с этим, нравилось то, что мама не в курсе, что никто не в курсе. Нравилось, что Джи так близко, и при этом не настолько близко, чтобы раздражать. Просто нравилось.
- Фрэнки, у меня новости, - внезапно возбуждённо выпалил Джерард. Так, судя по тону, сейчас будет что-то или очень плохое, или очень хорошее. Но, зная Уэя и его удивительную способность примагничивать к себе всякую поебень, путём нехитрых умозаключений я пришёл к выводу, что всё очень плохо.
- Ну давай, - прохрипел я. Уэй ненадолго замолчал, а руки его напряглись – я почувствовал это под своими пальцами. Куда-то улетучилась его жизнерадостность.
- Эмм, я не знаю, как это выразить… - начал мямлить Джи, - но… Короче, случилось кое-что нехорошее. Я не буду тебе говорить о том, какая Лианна всё-таки сука, потому что ты мне всё равно не поверишь, но то, что сегодня было…
- Ну не томи уже, - мне всё это совсем не нравилось.
- Короче, из-за Лианны Майки исключили из школы. – выдохнул наконец Джи мне в шею.
А вот этого я не ожидал.