Эклектизм: кризис идентичности человекоцентрированных терапевтов

 

Роберт Хаттерер

 

 

ВВЕДЕНИЕ

 

 

Развитие человекоцентрированного подхода во многом опре­деляется тем, насколько уверенно чувствуют себя работаю­щие в его рамках психотерапевты и насколько они ощущают свою профессиональную идентичность. Поэтому завершаю­щую главу сборника я начну с выражения обеспокоенности по поводу сложившейся в настоящее время ситуации. Речь идет о том, что терапевты, прошедшие подготовку по человекоцентрированным тренинговым программам и сами себя называющие «человекоцентрированными» терапевтами, нередко продолжают поиски своей идентичности и стремятся к успеху в своей профессиональной деятельности, осваивая более эклектичную манеру проведения терапии, интегрируя и используя психотерапевтические техники, заимствованные из других подходов, в ущерб принципам человекоцентрированной психотерапии. Некоторые из них даже критически относятся к традиционному человекоцентрированному под­ходу или же приходят к заключению, что «необходимые и до­статочные» условия (Rogers, 1957) не работают в терапевти­ческой практике.

Я склонен рассматривать обращение к эклектическому подходу как проявление кризиса идентичности терапевта. Этот кризис обусловлен двумя взаимосвязанными обстоятельствами: с одной стороны, выраженным антидогматиз­мом роджерианского подхода, а с другой — давлением, оказы­ваемым профессиональным окружением, в котором терапевт вынужден работать. Эти два обстоятельства создают пробле­мы для развития отчетливой, собственно человекоцентрированной профессиональной идентичности. Моя цель состоит в том, чтобы рассмотреть эти факторы, полагая, что подобное исследование обеспечит более глубокий уровень понимания нашего подхода.

 

ДИЛЕММА ВНУТРИ ПОДХОДА

Давайте внимательно рассмотрим два только что установ­ленных фактора, и прежде всего ту дилемму, которая сущест­вует в пределах самого человекоцентрированного подхода. Она имеет два полюса. Один полюс может быть назван «антидогматизм». Он предполагает стремление освободить теоретическое мышление от ригидных понятий, позитивное отношение к непосредственному опыту и отстаивание каж­дым терапевтом личного, индивидуального стиля работы как бесспорной ценности. Противоположный полюс — это приверженность тем ценностям, которые составляют суть человекоцентрированного подхода.

Напряжение, существующее между этими полюсами, для самого Карла Роджерса являлось источником творческих импульсов. Для него оно было приемлемым, и это неудивительно, если учесть его общую терпимость к противоре­чиям. Тем не менее, многих других психотерапевтов, ощущаю­щих свою близость к человекоцентрированному подходу или желающих приобщиться к нему, это напряжение приводит в замешательство.

 

Антидогматизм

 

В рамках человекоцентрированного подхода решительно отстаивается открытость терапевта новым инсайтам. Эта по­зиция может быть (а подчас и бывает) неверно понята как разрешение делать все что угодно. Однако при таком пони­мании базисные принципы человекоцентрированного под­хода, скорее всего, будут утрачены. Требование к терапевту, чтобы он был привержен основным принципам данного подхода и одновременно оставался антидогматичным, может стать источником затруднений.

Роджерс был антидогматичен. В традиции человекоцентрированной терапии эта антидогматичная установка явля­ется центральной, и Роджерс всегда подчеркивал ее значе­ние самым решительным образом. Об этом свидетельствуют его многочисленные упоминания о той опасности, которая заключается в превращении человекоцентрированной пси­хотерапии в догму, в ригидную и самодостаточную школу, которая, вместо того, чтобы развиваться, занимается защи­той собственных позиций.

Антидогматизм Роджерса проявлялся также в его откры­тости по отношению к другим психотерапевтическим шко­лам. Он подчеркивал, например, что использование техник других терапевтических школ может являться еще одним коммуникативным каналом для человекоцентрированного подхода (Rogers, 1957). Когда Роджерса спрашивали, в чем проявляется этот принцип, он отвечал, что скорее поможет психологу или психотерапевту, предпочитающему директив­ные или контролирующие формы терапии, прояснить его собственные цели и смыслы, нежели станет убеждать его в истинности человекоцентрированной позиции.

Эта антидогматическая установка выражена также в принципе скептицизма: развивая свой собственный психо­терапевтический стиль, следует доверять не тому или иному авторитету, а собственному опыту. Таким образом, Роджерс выступает также и против тех, кто слепо следует за ним, подражает ему, игнорируя тем самым собственные силы, собственный потенциал.

И, наконец, антидогматическая установка неизменно прослеживается в позиции Роджерса как исследователя терапии, объективно значимой для клиента. Занимая беспри­страстную позицию, он не стремился защищать человекоцентрированную систему мышления. В интересах объективности он даже был готов подвергнуть человекоцентрированную теорию риску саморазрушения. По его словам, значение психотерапевтических исследований заключается «в том, что растущая масса объективно верифицируемых знаний о психотерапии вызовет постепенное отмирание психотера­певтических "школ", включая и эту [человекоцентрирован­ную школу]»; и: «На базе этого [исследования] должна воз­никнуть более эффективная и непрерывно изменяющаяся психотерапия, которая не будет иметь ни особого ярлыка, ни даже потребности в нем» (Rogers, 1961, р. 268).

Подчеркиваемая Роджерсом необходимость развития исследований в области психотерапии основывалась на его убеждении в том, что «со временем в этих исследованиях все меньше и меньше внимания будет уделяться догматическим и исключительно теоретическим формулировкам» (Rogers, 1961, р. 268).

 

Приверженность

С другой стороны, главное внимание Роджерса было на­правлено на все более детальную и дифференцированную проработку своего собственного подхода, расширение сферы его применения, прояснение центральных понятий и защиту их от неправильного понимания.

В этом стремлении Роджерс обнаруживает привержен­ность базисной философии, к которой он относился как к открытию. Он не абсолютизировал свой подход и не считал его совершенным. Его размышления о природе человече­ских отношений, природе эмпатии всегда были направлены на еще-не-познанное, как будто он мог яснее видеть то, что сам инициировал в качестве нового опыта. Увлеченность Роджерса собственным подходом была результатом его радикально нового видения. Она была обусловлена не столь­ко эффективностью его терапевтического, явно передового подхода, сколько новаторским, революционным потенциа­лом этого подхода, сформированным в рамках его видения нового человека (Rogers. 1980).

Свобода, право на которую Роджерс, исходя из своей антидогматической установки, признавал за всеми, означала для него следование его видению, приверженность этому видению. И сам он придерживался своих взглядов с той же последовательностью, с какой проявлял свою антидогмати­ческую установку.

Эта другая сторона позиции Роджерса обнаруживается в той требовательности, которую он проявлял к себе, когда демонстрировал свое терапевтическое мастерство. Все, когда-либо видевшие Роджерса в работе или просматривав­шие видеозаписи его демонстрационных бесед, имели воз­можность наблюдать, что как терапевт он обладал не только высоким уровнем мастерства, но и высоким уровнем само­дисциплины. Таким образом, Роджерс являл собой превос­ходный и бесспорный образец человекоцентрированного терапевта, уникальный по силе своего влияния.

Приверженность Роджерса своим взглядам выражена так­же в его достижениях в области теории психотерапии. Вновь и вновь он стремился к тому, чтобы все более отчетливо и ясно определять и формулировать свои теоретические позиции по отношению к позициям других психологов и психотерапевтов (Б. Скиннера, X. Кохута, М. Эриксона и Р. Мэя).

Эта приверженность Роджерса проявляется также в той отчаянной настойчивости, с которой он защищал свое пони­мание эмпатии от его неверных трактовок. Именно эмпатия, по-видимому, помогла Роджерсу убедиться в том, что его антидогматическая установка и проистекающее из нее вели­кодушие могут быть настоящим бременем. Роджерс не был доволен термином «отражение переживаний» и каждый раз, когда слышал его, проявлял неприязнь к такому пониманию эмпатии (Rogers, 1986). Он предвидел, какой урон нанесут человекоцентрированному подходу «некритичные и не за­дающиеся вопросами "последователи"» (Rogers, 1961, р. 15), не всегда уместно использующие человекоцентрированные понятия в своем миссионерском энтузиазме переубедить других. «Временами мне трудно было понять — отмечал он,— кто причиняет мне большую боль — мои "друзья" или мои враги» (Rogers, 1961, р. 15).

Тем не менее, обе движущие силы — приверженность основополагающим принципам человекоцентрированного подхода и философии человеческих отношений, а также антидогматическая установка — были решающими для распро­странения данного подхода. Возникшее напряжение между независимостью и приверженностью привело, однако, к кри­зису, так как этот факт был воспринят многими психотерапев­тами несбалансированным и неотрефлексированным образом.