Рыцарство в период своего расцвета

В XI и первой половине XII в. рыцарство распространилось по всей Европе, но более всего – на землях между реками Сеной и Маасом, истинном центре феодального мира, его самом совершенном порождении. Вплоть до этого оно медленно искало свой путь и блуждало в хитросплетениях феодальной системы и в зависимых связях, являвшихся характерным отличием того исторического периода. В XIII в. о рыцарстве начнут постепенно забывать, и к началу XV в. оно станет не более чем ритуалом, обычным посвящением и даже меньше того. Правление первых Капетингов во Франции станет его золотым веком.

Очевидно, что именно в этот период расцвета и следует изучать институт рыцарства, следить за примечательной жизнью этого воинского братства. Для этого последовательно рассмотрим:

I. Доступ в рыцарские ряды.

II. Обучение рыцаря.

III. Посвящение в рыцари.

IV. Рыцарский идеал.

V. Утрата рыцарского звания.

I. ДОСТУП В РЫЦАРСКИЕ РЯДЫ

Человек, интересующийся рыцарством, первым делом спрашивает: «Кто может стать рыцарем?» Ответить на этот вопрос не столь легко, как кажется. Для внесения большей ясности поочередно рассмотрим:

а) Доступ в рыцарские ряды в теории.

б) Доступ в рыцарские ряды в реальности.

а) Доступ в рыцарские ряды в теории

Теоретически и, по крайней мере, до своего расцвета, который, как мы сказали выше, пришелся на период с XI по XII в., рыцарство было открыто для всех. Так, очень часто рыцари выходили из среды воинов, окружавших правителей феодального мира. Также можно утверждать, что любого свободного человека, чье участие вдруг потребовалось в сражении (и не важно, что он не солдат, главным являлась его физическая способность наносить сильные удары), могли сделать рыцарем только за то, что действовал храбро. Иногда в рыцарское достоинство возводили и перед боем, чтобы побудить воина сражаться более яростно. Например, в 1302 г. фламандские сеньоры, перед битвой Золотых шпор,^[3] где они одолели французов под командованием Робера д’Артуа, посвятят в рыцари многих бюргеров (которые, сказать по правде, были достаточно состоятельными, чтобы приобрести себе не только полное снаряжение всадника, но и доспехи для лошади), ибо конницы для решительной атаки в тот момент фламандцам не хватало. Кроме того, мы уже это отметили, и физически сильный крестьянин, однажды призванный с оружием на службу к своему сеньору, который пожелал увеличить свой небольшой отряд, мог запросто, доказав свою отвагу, получить рыцарское звание, если этот сеньор, каким бы мелким он ни был, сам уже стал рыцарем.

Для свободного человека цель казалась достижимой. Но для серва? Гюстав Коэн в своей очень неоднозначной «Истории рыцарства в средневековой Франции» утверждал, что условие свободы было единственным, без исключения, требованием для любого кандидата при посвящении в рыцарство. Серв, как считал автор исследования, словно цепью привязанный к земле, не обладал необходимой для рыцаря мобильностью, который из‑за своего призвания большую часть жизни проводил в седле. Нам же кажется, что Коэн позабыл о той прагматичности, которая присутствовала в институте рыцарства. Ничто не мешало сеньору, являвшемуся рыцарем, освободить серва, прежде чем повести его сражаться, а затем, если этот неподготовленный боец отлично проявил себя в схватке, возвести его в рыцари. Впрочем, песни о деяниях приводят несколько случаев посвящения сервов в рыцари. В «Жираре Руссильонском» (XII в.) мы находим горькую жалобу, поддерживающую эту же точку зрения: «Да не будет вознагражден тот, кто сына вилана сделал рыцарем». И если слово вилан в данном случае обозначает только крестьянина, не уточняя, был ли он сервом или нет (что представляется весьма сомнительным), то разве в «Амике и Амели» (XIII в.) не видим мы двух сервов, посвященных в рыцарство за то, что остались верными Амику, угасающему от проказы, а ведь этот недуг наводил ужас на людей Средневековья. В «Большеногой Берте» (вторая половина XIII в.) разве рыцарство не пожаловано фокусникам и жонглерам – людям низкого происхождения?

Итак, надо признать, что прежде чем власти озаботились сокращением доступа в рыцарские ряды, они теоретически оставались открытыми для всех.

б) Доступ в рыцарские ряды в реальности

В действительности следует констатировать, что церемонии посвящения сервов или даже свободных людей, не являвшихся еще воинами, были исключением. Повторим, что чаще всего новый рыцарь происходил из класса воинов, который образовался в феодальном обществе, когда германские завоеватели поселились на захваченных у Римской империи территориях. Появление этого класса, как уже отмечалось, было обусловлено обстоятельствами, но, помимо этого, оно отвечало одной из характерных черт германцев, которую мы не смогли бы определить иначе как товарищество (compagnonnage). Эта черта долгое время была свойственна прусской, а затем и немецкой армиям, и она отражена в знаменитой песне Уланда (1787–1862) «У меня был друг». Каждый вождь племени древних германцев, чтобы удовлетворить свою жажду власти, а также для личной безопасности или просто стремясь казаться могущественнее, окружал себя отрядом из самых лучших бойцов. Эти дружинники сплачивались вокруг него скорее из братских чувств, закрепленных на полях сражений, нежели соблазнившись возможностью богатой добычи. Когда германцы завоевали всю Западную Европу, они сохранили этот обычай, и он прижился во всем мире – верная и отважная гвардия стала более чем когда‑либо необходимой.

Естественно, что первые рыцари будут искать тех, кто стал бы им равными, пройдя посвящение, именно среди этих избранных воинов. И будут делать это с весьма большим рвением, потому что эти телохранители, употребим именно такой термин, почти всегда принадлежали если не к могущественным и знатным семьям, то, по крайней мере, к старинным воинским родам. Отметим еще, что из этой дружины также около XIII в. выделится дворянство, сотворенное властями, а вскоре древнее и свободное рыцарство растворится в нем и исчезнет.

Таким образом, в период наивысшего расцвета рыцарство пополняло свои ряды почти исключительно за счет воинов, которые, от короля до мелкого феодального сеньора, окружали каждого правителя в обществе эпохи феодализма, а в сам класс воинов попали благодаря исходу сражений и количеству убитых врагов. Таким образом, рыцарь, живший примерно в начале 1000 г., восседавший на боевом коне, со своим отличительным флажком на копье (веком позже этот флажок превратится в его герб) часто являлся, несмотря на всю свою гордость и могущество, внуком какого‑либо простолюдина, который в рукопашной схватке, едва переводя дух, ради наибольшей славы своего сюзерена проложил дорогу к победе сильными ударами секиры или палицы.

II. ОБУЧЕНИЕ РЫЦАРЯ

Ясно, что обычно рыцарского звания добивались, лишь предварительно получив знания. Хотя средневековое военное искусство было довольно примитивным, но и оно требовало определенных технических навыков (верховая езда, владение мечом, палицей и копьем и т. д.), не считая менее воинских, но однако необходимых настоящему рыцарю знаний, например, на охоте (особенно столь важной тогда ее разновидности, как соколиная); кроме того, рыцарь должен был хорошо ориентироваться в феодальном обществе.

Сын человека, принадлежавшего к воинскому классу, постигал эту науку либо подле своего родителя, державшего от своего сюзерена землю, либо – в основном это были младшие сыновья – при дворе самого сюзерена. А поскольку предпочтительнее служить самому Богу, чем одному из Его святых, то и наследников воинского класса каждый раз, когда предоставлялась возможность, предпочитали отправить к верховному правителю, к императору или королю, чтобы получить необходимое рыцарю образование.

Стремление приобрести могущественного покровителя было вызвано как политической, так и экономической необходимостью. Политической – это само собой очевидно; экономической – надо вспомнить, что снаряжать рыцаря было в финансовом отношении тяжким бременем. Постепенно полуобнаженный воин из германских лесов стал закованным в железные латы рыцарем. Боевое снаряжение всадника (cavaliers) или рыцаря (chevalier) (эти слова означают одно и то же) помимо лошади состояло из меча, копья, щита и шпор, шлема, лат для воина и лошади. Лишь немногие воины могли обеспечить подобное снаряжение полудюжине своих сыновей. Об этом должен был позаботиться богатый крестный отец. Он же помимо обычного возможного вознаграждения оставшихся на его службе «крестников» давал им прекрасные земельные наделы, откуда они, в свою очередь, отправляли своих чад осваивать суровое рыцарское искусство к сыну их сеньора, отныне ставшего господином и сюзереном.

Однако, как мы уже видели, отпрыск воинского класса, оставаясь подле отца, мог преодолеть все этапы, которые, начиная с детства, вели его к рыцарству, и закончить свое обучение, получив из родительских рук рыцарское снаряжение. В конечном счете, нет оснований утверждать, что это полностью семейное образование было частым явлением, за исключением, может быть, королевских детей. Этапы классического образования были такими:

а) Первое оружие;

б) Оруженосцы;

в) Рыцарское совершеннолетие.

а) Первое оружие

Во фьефе, полученном либо напрямую от императора или короля, либо от их вассала, воин оставлял каждого из своих сыновей до семи лет на попечение женщин дома. После наступления этого возраста мальчики сопровождали отца в большинстве его поездок, за исключением войны, которая, впрочем, почти всегда уводила воина далеко от вотчины; так же постепенно дети получали элементарные навыки верховой езды, охоты и обращения с оружием. Они уже, встав на цыпочки, помогали облачиться отцу в тяжелые железные доспехи, когда сюзерен требовал его присутствия. Вместе с ним сыновья чистили лошадей. И вскоре они учились подбрасывать к небу, со своего детского кулачка, ослепленного солнцем сокола.

Первое семейное обучение длилось около пяти лет. Как только одному из сыновей исполнялось двенадцать лет, отец принимался искать ему покровителя. Образно говоря, с низших ступеней иерархической лестницы воинского класса поступали неизменные просьбы, между тем как с верхних ступеней доносился один и тот же клич. Бедный подвассал доверял отпрысков своему непосредственному сюзерену. Тот же отправлял своих чад к барону, владевшему всей долиной. Этот влиятельный сеньор, в свою очередь, отдавал своих сыновей крупному феодалу, управляющему по наследству какой‑нибудь богатой провинцией. Наконец, высокородный герцог или граф мог позволить себе отправить детей ко двору императора или короля. Иногда благодаря удаче, ловкости или заслуге простой держатель небольшого лена размером в арпан^[4]мог увидеть, как его сына призывали непосредственно к суверену.

Кроме того, вокруг каждого средневекового правителя существовала настоящая рыцарская школа, требовавшая серьезных издержек, из которой он в виде компенсации получал себе верную клиентуру. В действительности очень сильными оставались связи, соединявшие питомцев (nutrici), ставших взрослыми, с их прежним покровителем, даже если полученное ими образование было очень суровым, а таковым оно являлось весьма часто.

б) Оруженосцы

Итак, подросток, желавший стать рыцарем – в повседневной жизни их называли дамуазо (damoiseau), если он происходил из знатного семейства, или пажом (varlet или valet), если принадлежал к бедному и менее знатному роду, – добрался до замка того, кто согласился дать ему образование. Там, иногда весьма далеко от отчего дома, ему предстояло вести достаточно суровый образ жизни. В общем, его роль подобна положению ординарца в европейских армиях вплоть до 1914 г. В исполняемых им обязанностях и работе так или иначе отражались все стороны феодальной жизни:

1) камердинер;

2) конюх;

3) стольник;

4) ловчий;

5) оруженосец.

1. Дамуазо был обязан будить своего хозяина, помогать ему умываться (средневековые люди были чистоплотными; и паж в данном случае таскал воду) и одеваться (если средневековому барону приходилось облачаться в доспехи, а такое случалось очень часто, то это было трудным делом). Такая обязанность, со временем ставшая почетной, сделается желанной для представителей самых древних семей в европейских королевствах; во Франции ее будет исполнять великий камергер.

2. После хозяина, следовало заняться лошадьми. Юный паж их чистил, надевал сбрую вне зависимости от того, принадлежали они сеньору, рыцарям и дамам из его окружения или являлись его собственностью, ибо у него тоже был свой конь – первый повод для гордости. Также пажу вменялось в обязанность объезжать молодых лошадей. Этот труд, исполняемый сыновьями высокородных сеньоров, в дальнейшем тоже обретет декоративный характер; во Франции человека, занимавшего эту должность, назовут «маршалом» (слово, первоначальный смысл которого звучит как «человек, заботящийся о лошадях», станет обозначать военачальника, что весьма логично, поскольку армия в ту эпоху состояла преимущественно из конницы).

3. К столу своего хозяина дамуазо подавали хлеб, вино, нарезанные ими мясо и дичь. Уже в то время эту обязанность исполняли дети из знатных семей, и постепенно она «облагородилась». После того как она стала почетной, выполнять ее стремились самые высокородные сеньоры при дворе европейских монархов. Во Франции эту функцию разделили меж собой великий хлебодар, великий кравчий, великий виночерпий и т. д.

4. Для хозяйского удовольствия на охоте паж должен был приготовить рогатины, которыми убивали загнанное животное, и острые тесаки для разделки туши. Кроме того, он был обязан дрессировать и заботиться об охотничьих собаках и соколах, этих хищных птицах, чей стремительный полет предвосхищал выстрел современных охотников. Конечно, паж сопровождал своего сеньора во время любимого занятия, указывая ему путь. И здесь мы видим такую же эволюцию. При всех дворах Европы появятся обер‑егермейстеры, выполнявшие исключительно почетные функции.

5. Но, в конце концов, это были лишь светские познания, которые станут украшением настоящего рыцаря, но не воспитают в нем основных качеств, являющихся неотъемлемой принадлежностью воина. Ведь, прежде всего, питомец прибывал к своему покровителю, чтобы пройти обучение военному искусству: суровое испытание, в завершение которого, если он его выдержит, перед ним откроется дверь в восхитительный мир – не забудем, что пока имеем дело с ребенком, – рыцарства.

Военное образование подростка проходило в три этапа: сначала он содержал в порядке вооружение хозяина. Он следил за состоянием лат, которые могла покрыть ржавчина, и кольчуги, крепление колечек которой не должно было ослабнуть. Он не давал затупиться копьям и мечам. Занимаясь этим, подросток наверняка не упускал возможности попробовать свои силы в обращении с тяжелым оружием, подражая своему хозяину и красуясь перед другими пажами.

Впрочем, именно в обращении с тяжелым вооружением питомец начинал по‑настоящему постигать азы техники боя. Под наблюдением одного из старших товарищей или старого слуги подростки приобщались к искусству боя на палках. В общем дворе на участке, специально для них отведенном, они все свободное время вступали в жесткие схватки, из которых подчас выходили сильно помятыми. Случалось так, что иногда один из пажей оставался на месте мертвым.

Наконец, дамуазо следовал за своим хозяином на войну, однако он не должен был участвовать в бою. Это ему запрещал неписаный закон рыцарства: кто еще не является рыцарем, тот не имеет права выступать против воина, носящего это звание. Обязанность дамуазо была менее славной. В тылу он держал для своего хозяина, занятого в рукопашной, в резерве одно или два копья и один или два щита. Поэтому и появится термин, которым постепенно станут именовать пажей, достигших определенного возраста и обученных вести бой: слова «armiger» (носитель оружия), а также «scutifer» или «scutarius» (носящий щит) постепенно превратились в «ecuyer» (оруженосец). Оруженосец, отныне мы называем его так, приносил запасные оружие и щиты на место сражения вместе с теми, которыми хозяин уже пользовался. Одновременно он приводил туда и боевого хозяйского коня, оседланного лишь незадолго до начала битвы, чтобы, сначала пустив его шагом, всадник мог перейти на галоп и ринуться на плотную шеренгу противника. Оруженосцу же для личной защиты, если в этом возникнет необходимость, оставалась только большая узловатая палка.

Тем не менее, оруженосец, все обучение которого должно было сделать из него воина, мог присутствовать при яростных схватках рыцарей не только в качестве зрителя. Если личным оружием ему служила только палка, то в своем распоряжении он имел находящееся в запасе вооружение своего хозяина. Оруженосец бросался в бой для того, чтобы оказать помощь своим или же поучаствовать в завершающем этапе сражения, за которым неизменно следовал триумф. Его участие со временем станет чуть ли не обязательным, и достаточно быстро оруженосцу, если он сражался, было разрешено иметь то же вооружение, что и у рыцаря (лишь шпоры, тогда являвшиеся знаком отличия рыцарей, оставались для него запрещенными). Нет никакого сомнения, что это недозволенное, но предполагаемое участие оруженосца в завершении этих своеобразных встреч, какими были тогда сражения, часто служило доказательством (сегодня мы бы сказали, что оно являлось пройденным тестом) того, что его обучение наконец закончилось.

в) Рыцарское совершеннолетие

Нужно ли уточнять, что это обучение на практике не было столь тяжким, как мы описали выше в общих чертах? Каждый крупный феодальный сеньор окружал себя большим числом питомцев, которые делили между собой обязанности. Постепенно они стали заниматься лишь тем, что соответствовало их вкусам и склонностям. Но, несмотря на то что равенство являлось одной из характерных черт института рыцарства – рыцари были равными среди лучших, – можно, однако, предположить, что сын крупного феодала должен был встретить при дворе своего суверена куда более теплый прием, нежели отпрыск бедного подвассала, к которому часто относились как к не получающему жалованья слуге. Но если этот «бедный родственник» желал отыграться, то мог сделать это на поле сражения, где смелость и страх стирают всякие отличия в происхождении.

Такое неравенство, которого невозможно было избежать, и различие в возрасте, необходимое для гражданского совершеннолетия, объясняют столь заметную разницу в продолжительности обучения. У германцев, отдаленных предков рыцарей, ребенок получал оружие – знак одновременно гражданского и военного совершеннолетия – в двенадцать лет (у салических франков) и в пятнадцать (у рипуарских франков). По правде говоря, совершеннолетним молодой германец становился, когда достигал расцвета физической силы и воины племени решали, что он способен носить оружие. Однако под влиянием римского права возраст гражданского совершеннолетия медленно увеличивался. Начиная с XIII в. в Западной Европе, за исключением некоторых провинций, он колебался между двадцатью и двадцатью одним годом.

Возраст рыцарского совершеннолетия прошел такую же эволюцию. Если песни о деяниях, никогда не чуравшиеся чудес, сообщали о посвящении в рыцари дамуазо, едва достигших двенадцати лет, то вероятно, что возраст принимаемых в рыцари питомцев в большинстве случаев колебался между четырнадцатью и двадцатью годами. В XI в. для выходцев из богатых семей он будет равняться пятнадцати годам (другие же должны были ожидать распоряжения своего покровителя и поэтому могли оставаться оруженосцами всю свою жизнь, правда, за исключением тех, кто мог сам приобрести рыцарское снаряжение) и двадцати или двадцати одному году для всех уже с конца XIII в.

Таким образом, обучение дамуазо продолжалось, вероятно, примерно от трех до девяти лет. Но, по правде говоря, когда возраст рыцарского совершеннолетия остановится на двадцатилетнем рубеже оруженосца, образование практически утратит всю свою суровость, и в XV в. питомцем сеньора станет молодой дворянин, обучающийся уму‑разуму далеко от родительского дома и старающийся перенять подле одного из знатных людей великосветский тон.

III. ПОСВЯЩЕНИЕ В РЫЦАРСТВО

В истории рыцарства, столь богатой на белые пятна и поэтому часто такой обманчивой, без сомнения, нет более трудного вопроса – за исключением, правда, тайны, окружающей происхождение этого института, – как тот, что же нужно считать посвящением в рыцари, то есть переходом из оруженосцев в рыцари. Прежде всего, ритуал, сопровождавший церемонию посвящения, постоянно изменялся. Можно даже утверждать, что он никогда не был четко определен. Место, обстоятельства, настроение совершающего церемонию и посвящаемого, финансовое состояние, семейные узы, жажда власти, разделявшая государей и их вассалов, общество, наконец, все способствовало тому, что, например, у двух церемоний посвящения, совершённых в одном и том же месте и одним и тем же рыцарем, но с разницей в несколько месяцев, сильно отличался распорядок их проведения.

И даже тексты, позволяющие нам увидеть, что представлял собой ритуал вступления в рыцарство, следует использовать с осторожностью. Церемониалы, упорядочивавшие этот ритуал, представляли собой лишь некие отголоски реальной действительности. В столь прагматическое время, каковым являлось Средневековье, законотворчество не предшествовало обычаям в стремлении породить новые законы, но лишь вынуждало официально признавать те, которые были уже повсеместно принятыми. Отсюда такой разрыв во времени. В эпоху заката рыцарства мы видим обратную тенденцию, когда некоторые церемониалы крайне усложнят ритуалы, дополнят их лишними действиями и обременят искусственно созданной символикой. Так, из акта посвящения в рыцари ритуалы превратились в раздражающую тягостную пантомиму, которая, без сомнения, имела мало общего с реальностью. Что же касается песен о деяниях, которые больше рассказывают о посвящении в это звание, то известно, что они повествуют о давно прошедших событиях, не заботясь, конечно, об исторической правде. В целом они приписывают своим персонажам нравы и обычаи времени сотворения самих песен, не давая узнать, в какой момент их творческий порыв восстановил истинные краски прошлого, не дополнив их при этом некоторыми оттенками настоящего.

Таким образом, невозможно, а точнее, бесполезно описывать в этой работе все варианты проведения церемонии посвящения в рыцари, совершенные в различных местностях. Мы лишь проследим в общих чертах за превращением древнего обычая вручения оружия в ритуал посвящения и покажем, как оно происходило со всей своей суровой простотой в XI–XII вв., когда рыцарство находилось в расцвете. Что касается последующей эволюции этого древнего ритуала, то он превратится в некий вид вычурной церемонии, являющейся одним из признаков заката института рыцарства, который начнется в XIV–XV вв.

В ритуале посвящения в рыцари можно выделить три главные составляющие:

а) основные жесты при посвящении;

б) посвящающий и посвящаемый в рыцари;

в) место и время проведения церемонии.

а) Основные жесты при посвящении

Очевидно, что старинный германский обычай вручения оружия, постепенно пронизанный духом христианства, незаметно превратился в то, что стали называть церемонией посвящения в рыцари. Хотя трудно уточнить, на каком именно этапе эта процедура окончательно стала почти священным обрядом. Нет сомнения, что первые посвящения по своей форме были лишь мирскими церемониями, однако своим настроем они уже отмечали подчинение идеала воина христианской вере. Будущий рыцарь был целиком пропитан религиозным чувством.

Долгое время посвящение сводилось лишь только к передаче предметов вооружения, а именно меча, копья, шпор, кольчуги, шлема и щита, необходимых для всадника, воина, который всегда являлся кандидатом в рыцари. Вскоре вручение меча – человек, совершающий церемонию, опоясывал будущего рыцаря перевязью с мечом – и шпор стали двумя ключевыми моментами этой процедуры, которая могла сопровождаться некоторыми наставлениями от посвящающего: быть верным и бесстрашным, защищать Церковь и слабых и т. д. – это полностью зависело от вдохновения проводившего церемонию.

Позже, хотя и неизвестно точно когда – либо IX, либо X век – вручение оружия, весьма похожее на германский ритуал, дополнилось еще одним жестом, истинный смысл которого до сих пор остается спорным, – ударом (colée). Если верить нескольким иконографическим документам, которые находятся в нашем распоряжении и проливают свет на процедуру посвящения, оруженосец, получавший рыцарское оружие, находился перед проводившим церемонию, сложив руки, иногда на коленях, чаще стоя, преклонив голову. Посвящающий опоясывал новообращенного перевязью с мечом и надевал шпоры, затем со всей силы наносил удар кулаком или ладонью (paume) по основанию шеи нового рыцаря (от данного слова произошло «paumée», подобно «colée»).^[5]

Откуда появился этот жест, получивший столь большое значение, что даже сам ритуал получил название от слова «посвящение» (adoubement), которое, будучи германского происхождения, переводится как «ударить»? При внимательном изучении этого вопроса исследователи дают ему пять возможных объяснений. Для одних термин «colée» – лишь форма договоренности. Он просто‑напросто выражает согласие между уже имеющим звание рыцаря и новичком. Другие полагают, что в этом следует видеть некий ритуал напоминания: сила полученного удара заставит рыцаря на протяжении всей жизни помнить о данных им обещаниях. И верно, ведь еще недавно землемеры в деревнях поступали точно так же, зовя на помощь ребенка, обязанность которого состояла в том, чтобы держать один из концов их цепи. Наряду с платой он получал сильную оплеуху: таким образом мальчик навсегда запомнит земельные границы своей общины. Некоторые полагают, что «paumée» не что иное, как последнее испытание силой: кто не выдержит удара, тот недостоин быть рыцарем (по меньшей мере, физически). Некоторые историки, в свою очередь, считают возможным усмотреть в этом подлинный акт посвящения, возможно символизировавший пережиток старинного обмена кровью. Этим жестом рыцарь, проводящий церемонию, передавал свое звание в душу и тело посвящаемого. Наконец, один ученый, не лишенный воображения, а именно Гриоль, полагал, что этот удар символизировал собой отсечение головы, перемена которой подчеркивала изменение статуса и жизни оруженосца, ставшего рыцарем.

Что бы ни означал этот ритуал (отметим, что в Англии его не было), но, лишившись своего смысла, он, существуя и поныне, донес нам все то, что сохранилось от духа и самого института рыцарства. Он превратился в ритуал поцелуя при вручении награды и прикосновения плоской стороны клинка к плечу посвящаемого в современных, лишенных выразительности церемониях вручения почетных орденов.

Одновременно с тем, как «colée» вошло в церемониал рыцарского посвящения, в этом обряде уже начали весьма заметно проявляться черты, свидетельствовавшие о том, что он является неким христианским ритуалом. Тогда почти в одно и то же время сопутствовать процедуре стали два жеста: благословление меча и возложение его на алтарь. Второе, кажется, было более специфическим ритуалом при вступлении в рыцарство, нежели благословление оружия, к которому мог прибегнуть любой воин во времена, когда всякую вещь (дом, урожай, даже лошадей и свору собак) охотно благословляли. Что же касается смысла этих обязательных процедур, то он очевиден: рыцарь имел право использовать данное оружие только для христианского дела.

Несколько позднее (можно предположить, что около XI в.) христианизацию и сакрализацию церемониала вступления в рыцарство дополнит причащение рыцаря, происходившее перед вручением оружия. Но лишь к XII в. этот ритуал обрел свою законченную форму. Рассмотрим же его.

Как правило, церемониал посвящения в рыцари состоял из четырех частей:

1. Исповедь и ночное бдение над оружием.

2. Причащение.

3. Вручение оружия и жест «colée».

4. Празднество.

1. Поздно вечером накануне дня, назначенного для посвящения, молодой оруженосец исповедовался и проводил ночь, молясь в церкви или часовне. На алтаре находился его будущий меч. Это было бдение над оружием. Эту ночь он иногда проводил в обществе других кандидатов в рыцари, ибо процедура посвящения очень часто представляла собой настоящий массовый «выпуск учеников». Иногда, в зависимости от оруженосцев, бдение слегка утрачивало религиозный характер. В таком случае она становилась продолжительной вечеринкой, проводимой среди веселых товарищей, весьма близкой к той, которая сегодня объединила бы новобранцев, готовых присоединиться к своему полку, или в мирное время напоминала последний вечер выпускников военного училища Сен‑Сир перед их распределением по гарнизонам.

2. Утром оруженосца причащали телом Христовым, акт чрезвычайной важности во время, когда причастия были весьма редкими (из уважения к святым дарам Людовик Святой, например, причащался не более двух или трех раз в год и только после длительной подготовки).

3. На главном дворе замка на площади перед крыльцом резиденции сеньора, рядом с построенным войском, оруженосец представал перед человеком, который должен был посвятить его в рыцари. Священник благословлял меч. Посвящающий застегивал на поясе нового рыцаря перевязь с мечом, а затем надевал на его ноги шпоры, которые у наиболее состоятельных были золотыми. Помощники, или вторые «крестные», завершали облачение рыцаря, надев на него кольчугу и шлем, а на шею ему вешали щит. Во время того, как оруженосец получал рыцарское вооружение, он по настоянию священника или человека, проводившего церемонию, клялся уважать законы рыцарства и произносил какую‑нибудь молитву вроде той, что мы находим в церемониале, датированном 1293–1295 гг., у епископа Гильома Дюрана, которую Марк Блок прекрасно перевел и прокомментировал: «О, пресвятой Господь, Отец всемогущий, Ты позволил на земле использовать меч, чтобы обуздать злобу дурных людей и отстоять справедливость, для защиты народа пожелал создать орден рыцарства, склонив его сердце к добру; сделай же так, чтобы Твой слуга, находящийся здесь, не применял никогда этот или иной меч с целью нанести несправедливую обиду человеку, но чтобы он всегда служил для защиты справедливости и права».

После завершения размеренной процедуры снаряжения и произнесения благочестивой молитвы проводящий церемонию ударял посвящаемого в основание шеи кулаком или ладонью, окончательно превращая оруженосца в рыцаря, который отныне мог гордиться своими новыми правами и должен был подчиняться всем рыцарским обязанностям.

4. За церемонией посвящения, особенно когда она совершалась над всем выпуском питомцев, следовали празднества, которые могли продлиться несколько дней. Они начинались сразу же по окончании посвящения с демонстрации ловкости новых рыцарей. Новопосвященный доказывал свою ловкость, одним прыжком вскочив на своего коня, стараясь не коснуться ногой стремени (что являлось настоящим достижением, учитывая тяжесть оборонительного и наступательного вооружения), получив ясеневое копье с наконечником из стали, сражаясь с квинтинами – так называли насаженные на столб, покрытые крепким щитом чучела, внешне напоминавшие воинов. Настоящим искусством в этой забаве было пронзить чучело копьем с первого удара. Иногда квинтины насаживались на ось. Они свободно вращались вокруг своей оси, обе их руки заканчивались тяжелыми дубинками, и если удар не поражал их щит в самую середину, то неудачник получал по затылку или спине сильнейший удар, который иногда калечил его или же часто, к его стыду, выбивал из седла.

Вслед за этими первыми упражнениями новоиспеченных рыцарей начинался турнир, сопровождаемый обильным пиршеством и трюками акробатов. Поздно ночью собравшиеся долго и стрепетом слушали песни о деяниях.

б) Посвящающий и посвящаемый в рыцари

Кто мог проводить церемонию посвящения оруженосца в рыцари? Мы уже сказали: любой рыцарь был вправе возвести оруженосца в рыцарское звание. Такое правило, хотя с ним боролись власти, просуществует дольше, чем само рыцарство. Однако оно будет ограничено если не юридически, то на практике. Движимый вполне понятным стремлением питомец всегда искал себе в покровители богатого и могущественного человека. В этом стремлении есть нечто от выбора крестных для крещения в современную эпоху. Как это свойственно человеческой натуре – выбирать себе в родственники самых состоятельных и высокопоставленных персон, которые позже смогут оказать материальную поддержку своему крестнику – при этом особо не заботясь о христианской сути крещения (или посвящения в рыцари), тогда как крестный отец должен был бы оказать лишь одну относившуюся к области веры помощь, если возникла на то потребность.

Церемонии посвящения также часто являлись исключительным правом, которым обладали, конечно кроме отца посвящаемого, высокородные сеньоры. Более того, ритуал «colée» часто проходил на полях сражений, и военачальники – которые, впрочем, почти всегда были могущественными сеньорами, – часто сами проводили церемонию посвящения в рыцарство.

Выбор государей на роль посвящающего в рыцари должен был укрепить их во мнении не соглашаться с открытым доступом в рыцарские ряды: раз каждый оруженосец мечтал иметь «крестным отцом» суверена, значит, лишь одни правители могли посвящать в рыцари надлежащим образом. И хотя императорам и королям так и не удалось закрепить за собой исключительное право посвящать в рыцари (Франциск I был произведен в рыцари Байаром^[6] после битвы при Мариньяно в 1515 г. – дата, которая может означать закат рыцарства), тем не менее подобная политика привела к тому, что ни один претендент не мог стать рыцарем без согласия правителя.

Мы не будем возвращаться к вопросу кто мог стать рыцарем. Он рассмотрен нами в параграфе о доступе в рыцарские ряды. Повторим лишь, что в принципе вплоть до XII в. любой христианин мужского пола в Западной Европе мог быть посвящен в рыцари, какое бы социальное положение он ни занимал, но в реальности рыцари почти всегда происходили из воинского сословия. Поэтому вспомним, что нужно делать различие между воинами, державшими участок земли (fieffés, или chasés), и простыми бойцами. Если в ордене рыцарства они занимали равное положение, то первым постепенно удастся сделать так, чтобы их потомки сохранили привилегии занимаемого ими положения (земля «облагородит» их), в то время как сыновья вторых, не владевшие землей, очень часто исчезали в неизвестности.

в) Место и время проведения ритуала

Где проводили церемонию? Как мы уже сказали, в мирное время на главном дворе замка на площади перед крыльцом княжеской резиденции, на главной городской площади или густой траве луга. Иногда, чтобы придать церемонии больший блеск, воздвигали помост, покрытый дорогим ковром. Так простой люд, в то время бывший более жадным, чем нынче, до публичных зрелищ, мог ничего не пропустить в спектакле, за которым, как он знал, часто следовали милостыни от человека, проводящего церемонию, и посвящаемых в рыцари. Наконец, эти действа происходили и в церквях, без всякого сомнения по просьбе оруженосца, чья набожность была глубже, чем у остальных кандидатов в рыцари.

Во время войны местом для посвящения, как можно догадаться, обычно служило поле боя. Тогда церемония сводилась к вручению освященного, если среди бойцов находился капеллан, что не было исключением, меча и удару по шее или плечу. Согласно песням о деяниях, представляется бесспорным тот факт, что в таких военных посвящениях, воскресивших всю былую чистоту первых церемоний, предпочтение отдавалось средневековым солдатам, чьей передаваемой по наследству обязанностью было воевать.