II. Христианство и класс воинов

Утвердившись с конца III в. в Риме, христианство постепенно завоевало всю Европу. В середине II в. христианство достигает Лиона. Св. Дионисий был замучен рядом с р. Сеной (согласно преданию, на Монмартрском холме) примерно в 280 г. Великие проповедники несколькими годами позже пересекают долину Рейна. Наконец, с Константином Великим, обратившимся в новую веру около 323 г., христианство стало законной, а благодаря Феодосию Великому – уже официальной религией.

Но кроме этого, начиная со времени смерти Аврелиана (275 г.) франки и аламанны пересекли Рейн и проникли в Галлию. Приверженцы Одина‑Вотана «спускались» к солнечным берегам Средиземного моря, в то время как группы населения с берегов этого моря, последователи Иисуса, «поднимались» к северным туманам и лесам.

Чем закончилась их встреча? После периода гонений вожди германских племен стали находить общий язык с приверженцами религии единого Бога – религии, чья поступь была мягка и вкрадчива, но которую ничто не могло заставить отступить. Вскоре они приняли крещение. Крещение Хлодвига в конце V в. напоминало обращение в христианство Константина Великого в 323 г. За полтора века «благая весть», провозглашенная Христом, завоевала почти всю Западную Европу. Однако на востоке Европы эта победа долгое время была непрочной, пока наконец Карл Великий не закрепил ее в IX в.

В германских или германизированных районах (довольно обширных) христианское вероучение и проводившая его Церковь, к тому времени уже получившие государственный статус, вскоре столкнулись с доселе малознакомым им противником: человеком, для которого война была смыслом жизни. Конечно, у Рима были свои легионеры и центурионы. Но, когда христианство покорило Рим и полуостров, легионы были армией, которой надлежало поддерживать порядок, заботиться о внутреннем спокойствии и охранять границы империи (также армия являлась политическим инструментом в руках людей, мечтавших о пурпурном одеянии цезаря). Церковь, сумевшая отдать должное цезарю, смогла поддержать эту императорскую полицию, чьей единственной заботой было сохранять порядок и мир. Но она не смогла таким же образом отнестись к воину, воевавшему только ради грабежа и наживы, жившему исключительно для того, чтобы быть воином.

Ведь христиане еще очень хорошо помнили слова, сказанные Иисусом св. Петру в саду на Елеонской горе: «Вложи меч свой в ножны; ибо все, кто поднимет меч, от него погибнет». И между тем какое сражение могло быть более законным, чем вышеназванное? От св. Максимилиана, отказавшегося в 295 г. исполнить, как сын ветерана, свой воинский долг по отношению к императору, заявив: «Я христианин и не могу творить зло», до св. Жана‑Батиста Мари Вианней, кюре из Ар, который в 1810 г. дезертировал, вместо того чтобы присоединиться к своему полку, задействованному в Испании, Церковь не прекращала ненавидеть войну. Однако когда христианская вера утвердилась в цивилизованном мире той эпохи, Церковь увидела, как ее, в свою очередь, беспрерывно атакуют прибывавшие из степей варвары или сарацины, вдвойне опасные из‑за своего более высокого технического прогресса и агрессивной веры. И ей понадобилось выработать доктрину справедливой войны. В 314 г. церковный Собор в Арле постановил, что государство вправе рассчитывать на оказание ему «militia» (воинской службы). Но только во времена крестовых походов, когда Церковь впервые создала армию с авангардом проповедников, законная война была окончательно принята Отцами Церкви. В начале XII в. св. Бернар Клервоский ответил рыцарям ордена тамплиеров: «Они могут сражаться в битвах Господа; воины Христа, они могут сражаться, будучи в полной безопасности. Пусть они убивают врагов или погибают сами, им не нужно бояться. Принять смерть ради Христа или покарать его врагов, в этом состоит одна слава, а не преступное деяние. Воин Христа носит меч не просто так, а для наказания злых и во славу добрым».

Таким образом, войны, разрешенные Церковью, были в теории немногочисленными: только те, что велись для защиты христианской веры. В эпоху Средневековья таковыми являлись прежде всего оборонительные и наступательные войны – а именно крестовые походы – против сарацин, этих нехристей. Но наряду с этими войнами, которых можно было бы назвать «славными», Церкви приходилось признавать боевые действия, имевшие только оборонительный характер (от которых, впрочем, зависело само существование христианских королевств). Наконец, она должна была терпеть и другие вооруженные конфликты, правда, за исключением тех случаев, когда у нее находилась своя военная сила, чтобы их прекратить. Надо признать, что Церковь не только закрывала на них глаза, но еще со слишком увлекавшимся политикой Папой или по‑мирски честолюбивыми епископами в них участвовала или наблюдала за их ходом. Церковь оказалась не чужда земного.

Что бы ни происходило на этом длинном, порой тернистом пути, пролегавшем сквозь междоусобные конфликты, заливавшие кровью средневековый мир, Церковь все же старалась, не без успеха, погасить воинственную ярость, донесенную германскими племенами до берегов Средиземноморья. К обычным средствам, которые каноническое право предоставило в ее распоряжение (отлучение от Церкви, интердикт и т. д.), она добавит исключительные меры, в некотором роде «специализированные»: Божий мир (X век; всеобщий запрет частных войн; эту меру ожидал полный провал), Божье перемирие (XI век; временное ограничение тех же самых вооруженных столкновений – с субботы по понедельник, потом продленное до четверга и пятницы, канун Рождества, перед любыми постами, большими праздниками и ярмарочными днями – результат был тоже мало ощутимый) и, наконец, нападение на зло в его корне – создание рыцарства.