Формирование дальневосточного социума

Черты сложного дальневосточного социума складывались под влиянием собранных вместе социальных общностей: местной, аборигенной и пришлых.

В конце XVI – начале XVII вв. общая численность проживающих по всей Сибири народов составляла 200 тыс. человек, а на территории Приамурья и Приморья к середине XVII в. достигала 30 тыс. человек. Аборигены Сибири и Дальнего Востока представляли разные языковые семьи и этнические группы. Начиная с XVII в. общественная жизнь коренных народов постепенно менялась под влиянием русских переселенцев, а на формирование дальневосточного социума наложили свой отпечаток различные формы колонизации Дальнего Востока (военная, казачья, крестьянская и криминальная), которая активизировалась после подписания Айгунского (1858 г.) и Пекинского (1860 г.) договоров между Россией и Китаем. К началу 60-х гг. XIX в. на территории русского Дальнего Востока проживали 352,5 тыс. человек – в Забайкальской области, 13,9 тыс. человек – в Амурской области, 35,1 тыс. человек – в Приморской области.

Первыми, кто колонизировал Дальний Восток, были военнослужащие, появившиеся на Амуре и Сахалине еще до заключения Айгунского договора. Солдаты Восточно-Сибирского линейного батальона, а также третьего Сибирского батальона сравнительно небольшой численностью несли воинскую службу на постах и в гарнизонах. Власти предприняли попытку задержать демобилизованных в крае с помощью льгот, определенных законом 1893 г., полагая, что в случае войны запасные будут нужны. Однако этот источник заселения края себя не оправдал. В 1906 г. здесь осталось лишь три сотни демобилизованных.

В числе первых, кто стал обживать русские земли на востоке, стали казаки. Первый сплав конной сотни забайкальских казаков был осуществлен в 1855 г., в результате которого была основана первая казачья станица Сучи на одном из островов вблизи Мариинского поста. В 1856 г. появились новые посты по Амуру, а годом позже начались систематические переселения казаков. На первых порах эти переселения считались добровольными. По сотням Забайкальского войска были разосланы объявления, приглашавшие к переселению на Амур. Власти предлагали казакам подобрать удоб­ные места для жительства и земледелия, снабдить лесом для по­стройки домов и заготовки дров, обещали переселенцам двухлетнюю льготу по службе, а также каждому по 15 рублей на обзаведение и прови­антское довольствие (муку, крупу, мясо, соль) в течение двух лет.

Несмотря на то, что в первые годы казачьего переселения нашлось много желающих отправиться в неве­данные края, плохая организация этого дела значительно поубавила охотников до путешествий. Однако царское правительство стремилось в кратчайшие сроки заполнить пустующие земли людьми, поэтому переселение стало принимать прину­дительный характер.

К переселению назначались те, кто проживал в селениях гра­жданского ведомства и имел недостаток в пахотных, сенокосных землях, в лесе и т. д. Таких казаков недоставало, поэтому переселен­цы стали определяться разверсткой по жребию. Допускалась замена вытянувшего жребий казака другим, если последний был согласен, женат и имел крепкое здоровье. Поэтому для холостяков обязатель­ным условием являлось вступление в брак. Данное требование не было случайным, поскольку власти считали женщин стабилизирую­щим фактором в переселенческом процессе. Возможностью замены широко пользовались богатые казаки. В результате первыми переселенцами стали малоимущие, желающие поправить свое положение за счет обещанных льгот. Во всей переселенческой истории дальневосточного края этот период принудительного казачьего заселения (1855–1862 гг.) был, пожалуй, самым трудным и неудачным.

Переселение показало, что колонизационное де­ло не может быть успешным при отсутствии собственной инициати­вы переселенцев. Дальнейшее заселение Дальнего Востока носило уже добровольный характер. Самым массовым во второй половине XIX в. стало крестьянское переселение, что было обусловлено отменой крепостного права, крестьянским малоземельем в центре страны, большими площадями свободных земель и угодий на юге Дальнего Востока, отсутствием здесь помещичьего землевладения. В 1850 – 1916 гг. на Дальний Восток прибыло 488,7 тыс. крестьян.

В переселенческом движении на Дальний Восток во второй половине XIX – начале ХХ вв. выделяют, как правило, три этапа: 1861–1881 гг. (сухопутное переселение); 1882–1900 гг. (переселение морским путем) и 1901–1917 гг. (переселение по Транссибирской железнодорожной магистрали). По закону от 26 марта 1861 г. переселенцам отводился в бесплатное пользование участок земли до 100 десятин (109 га) на каждое семейство, они навсегда освобождались от подушной подати и на 10 лет – от рекрутской повинности; за плату (3 руб. за десятину) поселенцы могли дополнительно приобретать землю в частную собственность; в крае была введена беспошлинная торговля (режим порто-франко) и т. д. Эти меры усилили миграционную подвижность населения страны, способствовали притоку на дальневосточную окраину крестьян, казаков, рабочих, предприимчивых людей всех сословий. В начале ХХ в. были установлены новые правила переселения, согласно которым переселенцы с 1 января 1901г. вместо 100-десятинного семейного надела получали на каждую душу мужского пола бесплатно не свыше 15 десятин земли, при этом сохранялось право неограниченной покупки земли по очень низкой стоимости (3 рубля за десятину). Все это привело к тому, что дальневосточное крестьянство стало собственником значительных земельных угодий. Быстрому росту населения Дальнего Востока способствовала Столыпинская переселенческая политика. В 1908-1917 гг. вслед за крестьянским населением на Дальний Восток поехали рабочие из центральных губерний России: Симбирской, Пензенской, Тамбовской, Смоленской, Калужской и др. Только в 1911–1915 гг. на Дальний Восток проследовало на заработки 194,3 тыс. чел.

Колонизация Дальнего Востока на первом этапе имела ряд отличий от колонизации других территорий. Они влияли на формирование дальневосточного социума, на специфику зарождения и развития общественных процессов и явлений внутри него. Среди отличительных черт колонизации восточных земель можно выделить нижеследующие.

Во-первых, заселяемая территория была по существу необжитой. Коренные народы Дальнего Востока были весьма немногочисленными, а так как они занимались в основном рыбной ловлей и охотой, то не противились сельскохозяйственной колонизации.

Во-вторых, заселение края началось в середине XIX в. и по времени было наиболее поздним среди других проводимых Россией колонизаций, таких, например, как освоение Приуралья, Сибири, Кавказа, Новороссии, Бесарабии. Накопленный опыт давал представление о целях и задачах государства в политике колонизации, а также о формах и методах их достижения.

В-третьих, влияние внешнеполитического фактора на всю дальневосточную политику России было превалирующим над всеми другими. Процесс русского заселения восточной территории находился под постоянной угрозой его опережения другими государствами, поэтому скорейшее заселение пустующих земель стало стратегической целью царского правительства.

В-четвертых, необходимые ускоренные темпы заселения заставляли проводить переселенческий процесс на неподготовленные территории, где уже на месте решались возникающие проблемы.

В-пятых, в аграрной России колонизация по преимуществу являлась крестьянской, но в ней приняли участие и другие социальные слои: казаки, военнослужащие и ссыльные. Решая свои задачи, возникающие на различных этапах переселения, государство привлекало тот или иной состав переселенцев к заселению территории, которые перемещались на отличных друг от друга основаниях, двумя различными способами: добровольным и принудительным. Помимо выходцев из России в дальневосточный регион были допущены и представители соседних азиатских стран.

Дальний Восток являлся для России прежде всего военным форпостом на берегах Тихого океана. Большая военная составляющая присутствовала на протяжении всей истории освоения этого региона, что наложило свой отпечаток и на более поздние формы колонизации, и на складывание дальневосточного социума в целом. Прежде всего значительная концентрация войск на территории влияла на половую диспропорцию состава населения.

Закономерностью первичного освоения территорий является численное преобладание мужчин над женщинами в местах вселения даже в том случае, если в населении страны их доля намного ниже, чем доля женщин. Это численное мужское превосходство объясняет­ся рядом причин. Во-первых, у крестьян миграционная подвиж­ность низкая, особенно у женщин. Так, сибирские крестьянки за всю жизнь далее соседнего села не выезжали. Поэтому решиться на переселение могли лишь те крестьянские семьи, в которых преобла­дали мужчины. Во-вторых, на новых местах основными видами тру­довой деятельности засельщиков были раскорчевка тайги, распиловка леса, подъем и распашка целины, строительные работы. Осилить эти виды труда могли в основном представители сильного пола. В-третьих, среди переселенцев наделялись землей мужчины, поэтому в более благоприятном положении оказывались семьи с их преобла­данием.

Однако влияние вышеперечисленных причин мужского преобладания в заселяемых регионах на Дальнем Востоке было ослаблено достаточно грамотной переселенческой политикой правительства по недопущению дефицита женщин на территории. Льготы по проезду стимулировали семьи с преобладанием женщин, а льготы по водворению – с преобладанием мужчин. Правительство пыталось достичь в данном вопросе золотой середины. Министерство государственных имуществ выступило против переселения одиноких мужчин, что поощряло желание мужчин-рабочих и демобилизованных вызывать из европейской части России своих жен с целью закрепления на Дальнем Востоке. Помимо поддержки семей, в которых было больше женщин, царскими властями осуществлялась покупка девушек у аборигенов Сибири для выдачи их замуж за поселенцев. Поощрялись старожилы, чьи дочери выходили замуж за ссыльных.

В результате предпринятых правительством мер удалось избежать сильного полового дисбаланса переселенцев. В большей степени диспропорция полового состава населения была связана с ростом городского населения Дальнего Востока, где его доля в общей численности проживающих на территории была всегда выше по сравнению с европейской частью России. Активный рост городов начинается с самого начала колонизации территории. В период 1890–1900 гг. все население Дальнего Востока возросло с 195,1 тыс. до 462,1 тыс. человек, в 1900–1916 гг. с 462,1 до 988,3. В то же время городское население региона увеличилось по этим же периодам: с 40,7 до 115,7 и с 115,7 до 304,8 тыс. человек. Таким образом, доля горожан в массе дальневосточного населения возросла за период 1890–1900 гг. с 20,9 % до 25 %, а за 1900–1916 гг. с 25 % до 30,8 %. Проживание значительной части населения территории в городах и быстрые темпы роста последних (за 1890–1900 гг. население всего региона увеличилось в 2,4 раза, городское – в 2,8; за 1900–1916 гг. – в 2,1 и 2,6 раза соответственно) сильно влияло на демографическую картину востока России.

Однако именно городское население Дальнего Востока отличалось большей нехваткой женщин в своей структуре. В 1897 г. доля женщин среди жителей Николаевска составила 22,6 %, Хабаровска – 21, 6%, Владивостока – 15,6 %. Такая демографическая ситуация городов края была в значительной степени обусловлена концентрацией в них сухопутных войск и флота. Во Владивостоке в 1886 г. количество чиновников, офицеров и рядовых по сухопутному и морскому ведомствам было 3715 мужчин, что составляло в населении города приблизительно 29 %, а в Хабаровске в 1884 г. на военной службе было занято 1364 мужчины, около 28 % жителей. Ситуация в городах усугублялась тем, что прибывавшие на Дальний Восток мигранты рабочих специальностей в основном приезжали в одиночку. Так, например, только 1 % рабочих, приехавших на Дальний Восток в 1913 г., имел семью. Находили же свое применение рабочие также именно в городах. Таким образом, соотношение полов в городском населении края все больше страдало перекосом в сторону преобладания мужчин над женщинами.

Еще одним фактором, нарушающим равновесие полов на Дальнем Востоке, была иностранная иммиграция, в особенности китайская и японская. Граждане иностранных государств, в подавляющем числе азиатских (Китай, Корея, Япония), осуществляли заселение и освоение востока России одновременно с российскими подданными. В дореволюционный период количество постоянно находящихся на Российском Дальнем Востоке китайцев доходило до 150000 человек и до 110000 прибывало ежегодно на сезонные работы. В отдельные годы поток китайских и корейских иммигрантов достигал 200–250 тыс. человек. За период с 1875 по 1902 гг. японское население края выросло с 50 до 3531 человека. Во Владивостоке и Хабаровске выходцы из Азии занимали целые слободы. Однако если корейцы переселялись семьями и соотношение между ними мужчин и женщин в 1910 г. было относительно нормальным (на 100 мужчин 85 женщин), то половое соотношение среди китайских граждан в том же году было 3 женщины на 100 мужчин. Японская иммиграция в этом вопросе занимала среднюю позицию: по таможенным сведениям за 1906 г., когда японцы после русско-японской войны стали возвращаться в Дальневосточный край, границу пересекли 6299 человек, из которых было 5311 мужчин и 988 женщин, а в 1907 г. – 4064 человека, в составе 3864 мужчин и 200 женщин, т. е. доля женщин в миграционном потоке не превышала 20 %.

Особенности миграций из той или иной страны объясняются целями, с которыми приезжали иностранцы. Корейцы перебирались из своей страны из-за нужды и голода в ней с намерением прочно и навсегда обосноваться на новой родине. Они принимали российское подданство, осваивали язык и обычаи русского населения, крестились. Многие из корейцев женились на русских женщинах. Китайские же иммигранты в основном представляли собой сезонных рабочих, временно проживающих на территории региона без жен, оставшихся на родине, и бродячий элемент (старатели, звероловы, искатели женьшеня), не имевший жен. Доля же тех, кто стремился вести оседлый образ жизни и имел семьи, была крайне мала, так как китайскими властями было запрещено тем китайцам, кто временно проживает на российской территории, жениться на инородках. Японская иммиграция в своем большинстве также состояла из лиц, приезжавших в Россию на заработки. Они нашли себе применение в торговле, занимались ремеслами.

Иммигранты ухудшали демографическую ситуацию с точки зрения соотношения полов больше в городах, чем сельской местности. Корейцы, у которых половая пропорция была соблюдена, в основном занимались земледельчеством (80 % мигрантов), поэтому обосновывались они в уже существующих или только создаваемых селах. Приток корейцев в сельское хозяйство произошел в 1909 г., когда приамурский генерал-губернатор Унтербергер запретил их нанимать в золотодобывающую отрасль, в которой было занято более половины из тех, кто не работал на селе. Китайская иммиграция была многочисленной. Ей была заселена и приисковая тайга, и деревни, в которых китайцы работали торговцами, ремесленниками, батраками, и города, где они обслуживали работы железнодорожного, военного и морского ведомств. Особенно большое скопление населения этой национальности наблюдалось во Владивостоке. Японцы в основном селились в городах, где была возможность заниматься квалифицированным трудом.

Что касается криминальной колонизации Дальнего Востока, то вопреки укоренившемуся стереотипу криминального элемента здесь в конце XIX – начале XX вв. было немного, поэтому никакой заметной роли в обживании восточного региона он не сыграл. Исключение составил только остров Сахалин, который в 1869 г. принял из тюрем Забайкалья 800 каторжан и с этого момента стал считаться всероссийской каторгой. В 1880–1899 гг. на остров прибыло 34,5 тыс. каторжан. Ссыльные заложили на Сахалине основы хозяйственного развития, так как содержали сами себя. После отбытия срока каторжане становились ссыльнопоселенцами и стремились покинуть остров. Многие из них переводились в крестьянское звание и оседали на нижнем Амуре, в Южно-Уссурийском крае.

Второй этап заселения и освоения Дальнего Востока начинается в 20-е гг. ХХ в. К началу 1920-х гг. население Дальнего Востока состояло из трех групп: малочисленных народностей Севера (3 % от всего населения Даль­него Востока), переселившихся из центральных областей России (87 %) и иммигрантов соседних государств (10 %). По материалам специальной переписи коренных народностей на обследованной территории Нижнего Амура насчитывалось более 10 тыс. чел., или 26,6 % всего проживающего на этой территории населения. В 1920-е гг. для решения проблем малочисленных народов был организован Комитет народов Севера, созданы национальные округа, национальные районы, сельсоветы. Их население получило полно­ценную автономию. Эти национальные образования в 1933 г. были ликви­дированы, стали административными.

После гражданской войны Дальний Восток оказался в более благоприятном положении, чем западные районы страны. С 1930 г. после оправдания научного прогноза на северо-востоке началась добыча золота. Экономика развивалась с опорой на внешний ры­нок, что требовало расширения ресурсных отраслей.

К этому времени относится самый высокий показатель прироста насе­ления по южной зоне, когда за период 1926–1939 гг. оно увеличилось на 76 %, а население всего Дальнего Востока – на 70 %. Значительный приток населения сохранился до начала войны. В то же время число сельских жи­телей несколько уменьшилось за счет выселения иностранцев с Дальнего Востока. В некоторых приграничных районах преобладали выходцы из соседних стран. В 1937 г. все иностранные граждане были выселены с Дальнего Востока. Всего было выселено около 200 тыс. чел., в том числе в Казахстан направлено около 120 тыс., в Узбекистан – около 80 тыс. чел. В промышленных переселениях участвовали не только выходцы из сельской местности, но и промышленные рабочие, прибывавшие по общественным призывам. В 1938 г. прибывшие по общественным призывам составили 16 тыс. чел.

В 1930-е гг. имело место массовое принудительное переселение и использование труда заключенных, в том числе репрессированных. Ими основаны многие прииски, поселки Севера. По спецпереписи 1937 г. на Дальнем Востоке числилось 28 % от общего числа учтен­ных - 544 тыс. чел. Наряду с осужденными и следственными заключенны­ми в это число вошли личный состав чекистских управлений, состоящая на казарменном положении военизированная охрана и т. д. 35 % из этого числа были несовершеннолетними. Основная доля заключенных (57,8 %, или 314,4 тыс. чел.) размещалась в Хабаровской области, Ольском, Северо-Эвенском, Среднеканском округах и районах Крайнего Севера. Меньше всего спецконтингента было на Камчатке и Сахалине.

После войны возобновилось сельскохозяйственное переселение. За послевоенные 1946–1950 гг. на Дальний Восток прибыло 36,4 тыс. се­мей. Обратная миграция в этот период была минимальная. В после­дующем значимость таких переселений снижается. Миграция в сельские районы составляет более трети от общего ежегодного прироста сельского населения (в 1920–1930-е годы около 70 %). В приоритетности районов вселе­ния наблюдались некоторые изменения в послевоенный период. Общий прирост шел в основном за счет притока населения на Сахалин. За пять послевоенных лет сюда переселилось около 300 тыс. чел. Развитие произ­водительных сил Дальнего Востока значительно увеличило дефицит трудо­вых ресурсов в регионе. Общая потребность народного хозяйства в рабочей силе с 1951 по 1965 г. составила 2 млн. чел.

С 1953 г. начинается новый период в формировании населения север­ных районов Дальнего Востока, что связано со значительным уменьшением числа заключенных. На промышленные предприятия, строительство, транспорт рабочие привлекались с помощью оргнабора. Только в 1959 г. завезено около 50 тыс. таких рабочих, в основном для сезонных работ, на Камчатку, Сахалин. Значительная часть рабочих и служащих уезжала, проработав 1–2 года, из прибывших оставались 10–15 %. Среди таких рабочих нередко встречались случайные лица, не имеющие навыков работы в тех отраслях, где они требовались. В течение 1956–1965 гг. за счет оргнабора было сформировано 56 % численности трудовых ресурсов Магаданской области, 38 % – Камчатской области и 15 % – Сахалинской.

В 1950-е гг. почти во все районы Дальнего Востока продолжали переселяться семьи колхозников. За это десятилетие в сельское хозяйство пере­селилось 64,4 тыс. семей. Несмотря на это численность сельского населе­ния возросла ненамного. Это связано с тем, что переселенцы не прижива­лись в сельских районах, а замещали население, уходящее из сел в города. К этому времени приурочен наиболее интенсивный рост городского насе­ления. За период с 1951 по 1955 г. прирост населения Дальнего Востока был максимальным по сравнению со следующими пятилетками (от 20 до 70 % по отдельным территориям).

Организованный набор и сельскохозяйственное переселение в этот период – основные формы обеспечения народного хозяйства Дальнего Вос­тока рабочей силой. В формировании населения преимущественной была ориентация на механический прирост, хотя соотношение его с естествен­ным менялось в пользу последнего. Показатели естественного прироста были выше, чем по стране, на 25 %. Население Дальнего Востока по экономическим условиям оказалось в приоритетном положении, что стимули­ровало закрепление кадров в этих районах.

Третий период начинается в 1960-е гг. В это время происходит дальнейшее освоение природ­ных ресурсов Дальнего Востока. Темпы роста отраслей специализации начинают сдерживать­ся отставанием обслуживающих производств, проявляется диспропорция и неравномерность в развитии промышленности. Отмечено снижение при­роста населения. Повышенными темпами росла численность населения северной части – до 50 % (на юге не более 25 %). Численность населения Сахалинской области к 1970 г. сократилась. Снижается значение организо­ванных форм переселения, игравших в 1930–1950-е гг. основную роль, воз­растает стихийная миграция и переезд по вызовам предприятий. Они со­ставляли половину всех переселений.

Валовой оборот миграции за 1959–1972 гг. почти в 28 раз превысил меха­нический прирост. По числу прибывших на 100 чел. среднегодового роста населения Магаданская и Камчатская области в 2–2,5 раза превосходят показатели для Дальнего Востока в целом, т. е. там, где обустройство и прибытие одного мигранта обходится дороже, идет больший приток населения. Поток мигрантов усилился за счет внутрирегиональ­ного обмена. В миграционном при­росте населения северо-востока первое место в Камчатской области зани­мают выходцы из Хабаровского и Приморского краев.

Рост населения отмечается на отдельных территориях, в городах. В то же время вопросы дефицита трудовых ресурсов продолжают решаться путем привлечения их из других районов. Характерным примером является строительство БАМа. Основную часть приехавших составили выходцы из РСФСР, Украины. В первые годы строительства ведущую роль играл общественный призыв: до половины мигрантов приехали по призыву. К 1980 г. их поток составил только 15 %, а в 1984 г. 93,5 % рабочих приходилось на вольный наем. Основную часть притока мигрантов составляли выходцы из Восточной Сибири и Дальнего Востока. В период строительства БАМа среднегодовые темпы прироста населения на этой территории достигли 3,2 %. В г. Тынде около половины населения составляла молодежь (16–29 лет), число лиц в возрасте 20–24 лет увеличи­лось в Тындинском районе в 22 раза, а 25–29 лет – в 31 раз.

В последующие годы доля молодежи в общем составе трудовых ресурсов зоны БАМа существенно снизилась. Причина тому – издержки об­щественного призыва – ориентация молодежи на временную работу. В период строительства мероприятия по закреплению молодежи на БАМе прак­тически не проводились. Поэтому большая часть ее, отработав положенный срок, вернулась обратно. Люди уехали учиться, переселились в города. Недостатком общественного призыва явилось также отсутствие строитель­ных профессий у трети прибывших.

БАМ стал местом применения всех способов привлечения и перемещения трудовых ресурсов. Здесь использовались индивидуальные пригла­шения работников, трудовые договоры в рамках оргнабора, направления на работу молодых специалистов, обучение на курсах, перевод работников в связи с передислокацией предприятия (строительно-монтажные поезда). Такие передвижные участки формируются заранее из работников, имею­щих подготовку по определенной профессии и достаточно продолжитель­ный срок работы в данной области производства. Но этот вид использова­ния рабочей силы годен только на период строительства. Молодые семьи покидали стройку, где отсутствовали инфраструктура, соответствующая возрасту, традиционные виды приложения женского труда. В конце строи­тельства набирались преимущественно люди старших возрастов, прочно осевшие по месту выезда и прибывшие на БАМ лишь заработать деньги. Не принимались меры, способствующие закреплению населения, прибывшего на стройку. Строительство БАМа было последней попыткой масштабного освоения дальневосточных территорий.