Единство норм литературного произношения

Таким образом, нормы русского литературного произношения – это устойчивое и динамически развивающееся явление; они опираются на законы функционирования фонологической системы языка и на общественно выработанные и традиционно принятые правила, которые подвергаются изменениям в процессе развития устной литературной речи в результате влияния на эту речь различных факторов языкового развития. Эти изменения первоначально носят характер колебания норм, но если такие изменения не противоречат фонологической системе и приобретают широкое распространение, они приводят к возникновению вариантов литературной нормы, а затем – и, возможно, к укоренению новой нормы произношения.

Необходимость единства норм литературного произношения обусловливает обучение этим нормам в школе, культивирование их средствами массовой информации – через печать, радио и телевидение, через кино и театр. Все это создает условия для распространения норм русского литературного произношения в широких массах народа. В наши дни проблема правильности русской речи, соблюдения норм литературного произношения значительно обострилась в связи с тем, что по ряду объективных и субъективных причин нарушение орфоэпических норм стало проявляться в публичной речи политиков, дикторов радио и телевидения, в выступлениях на митингах, собраниях и т.д. Подобные нарушения расшатывают основы устной русской литературной речи и отражают снижение общего культурного уровня носителей русского языка.

Надо иметь в виду, что полного единства русского литературного произношения никогда не было: крупные культурные центры дореволюционной России всегда имели определенные особенности, местные отличия в литературном произношении, связанные прежде всего с влиянием на произношение в этих центрах окружающих их местных диалектов или влиянием письменности («выговор по письму»). И в наши дни такие отличия сохраняются, но вместе с тем возникают, так сказать, и «национальные» отклонения от норм русского литературного произношения (произношение, например, татар, владеющих русским языком, отличается от русского произношения представителей других народов России, также усвоивших русский язык как торой после родного) и отклонения от норм в русской речи иностранцев, овладевших в достаточной степени русским языкам как средством общения. Эти обстоятельства заставляют с еще большим вниманием относиться к литературным нормам, к их соблюдению, культивированию и к привитию этих норм всем говорящим на русском языке.

Основные орфоэпические правила современного русского литературного языка обычно рассматриваются в курсе «Современный русский язык», поэтому останавливаться на этом повторно нецелесообразно. Отметим лишь, что они охватывают произношение безударных гласных звуков, произношение согласных звуков, произношение согласных перед гласными, произношение некоторых сочетаний согласных, произношение звуков в некоторых грамматических формах.

 

Орфоэпические варианты

 

Прочитайте. Выпишите в тетрадь (с примерами), какие варианты произносительных норм существуют в современном русском литературном языке.

 

К орфоэпии относится вариантность звуковой реализации одних и тех же фонем и вариантность фонемного состава одних и тех же морфем при отсутствии позиционных различий. Так, одни произносят в[и^э]сна́, другие – в[э^и]сна́: разница в характере звуков, фонема (с точки зрения Московской фонологической школы) одна и та же; одни произносят бу́ло[ч’]ная, другие – бу́ло[ш]ная, одни – умы́л[сə], другие - умы́л[с’ъ]: разница в фонемном составе корня (було<ч>- или було<ш>-) и постфикса (-с<а> или -с’<а>). На письме такие варианты обычно не отражаются: весна, булочная, умылся. Однако варьирование фонемного состава корня может обозначаться на письме: бриллиант и брильянт, калоши и галоши, кринка и крынка, матрас и матрац, ноль и нуль.

Орфоэпия отмечает место ударения в слове: кла́дбище и кладби́ще, тво́рог и творо́г, и́скристый и искри́стый; в отдельной словоформе: ко́су и косу́, вкусны́ и вку́сны, ткала́ и тка́ла; на разных лексических единицах, входящих в одно фонетическое слово: на́ руки и на ру́ки, не́ дали и не да́ли; наличие или отсутствие побочного ударения: межплане́тный и межплане́тный.

Орфоэпия рассматривает социально значимые произносительные варианты, т.е. те, которые типичны для разных групп людей, говорящих на литературном языке, а также стилистические варианты, сознательно выбираемые в различных социальных ситуациях. Такие варианты могут характеризовать «младшую» и «старшую» нормы (новое произношение постепенно вытесняет старое, но на определенном этапе развития литературного языка обе нормы сосуществуют; например, для некоторых сочетаний согласных традиционно произношение мягкого согласного перед мягким: [зۥвۥ]ерь, е[сۥлۥ]и, по новой норме первый согласный – твердый: [звۥ]]ерь, е[слۥ]и; общенародную и профессиональную сферу употребления (добы́ча и до́быча, и́скра и искра́); мужскую и женскую речь (например, удлинение согласных в мужской эмоциональной речи и удлинение гласных в женской); территориальные разновидности литературного языка (например, более открытый [а] на юге России по сравнению с севером).

Орфоэпические варианты могут принадлежать разным стилям. Так, для высокого стиля характерно эканье: б[э^и]ру́, вз[э^и]ла́, произношение безударного [о]: н[о]ктю́рн, п[о]эти́ческий, твердого заднеязычного перед окончанием именительного падежа единственного числа имен прилагательных: гро́м[къ]й, стро́[гъ]й, ти́х[ъй]. В нейтральном стиле произносится б[и^э]ру́, вз[и^э]ла́, н[^]ктю́рн, п[ъ]эти́ческий, гро́м[кۥи]й, стро́[гۥи]й, ти́[хۥи]й. В разговорной речи наблюдается выпадение гласных и согласных: проволока – про́во[лк]а, некоторые – не́[кт]орые, вообще – в[а]бще́, тысяча – ты́[шۥшۥ]а, пятьдесят – п[ии]ся́т.

Допуская несколько вариантов, орфоэпия указывает, какое место каждый из них занимает в литературном произношении. В силу своей социальной значимости орфоэпические варианты могут использоваться, например, в сценической речи для социальной характеристики персонажей.

В выработке литературных норм особая роль принадлежит московскому говору. Уже в ХVII в. Сложились основные закономерности современного русского литературного языка. В основу этого языка лег говор Москвы, принадлежащий к среднерусским говорам, в которых сглажены наиболее резкие диалектные черты северного и южного наречий. Старомосковское произношение и сейчас составляет основу орфоэпических норм, несколько изменившихся в ХХ в.

 

2.6.Звук и смысл. Звуковой символизм. Звуковая организация поэтического текста (звуковые повторы, звукопись).

 

Внимательно прочитайте. Письменно отметьте этапы образования лексического значения, как оно связано со звуком – выразителем лексического значения; запишите, что такое звуковой символизм, звукопись, звуковой повтор.

 

Как же возникло важное и нужное свойство звуков речи – их содержательность? Чтобы проследить за этим процессом, нужно углубиться к самым истокам языка.

Обратите внимание – звуки природы не звучат сами по себе, они сопровождают какие-то явления: извержение вулкана или бег воды по камням, сверкание молнии или трепетание листьев на ветру. А явления природы небезразличны даже современному человеку, не говоря уже о животных, начавших в далекие времена свой сложный путь превращения в человека. Этот «предчеловек» был почти полностью зависим от природы. Одни ее проявления угрожали его жизни, были опасными, страшными; другие, напротив, были безопасными, приятными, успокаивающими. Что интересно, опасные, устрашающие явления природы сопровождаются, как правило, звуками одного акустического типа, а безопасные – прямо противоположного. Извержение вулкана сопровождается низкими, сильными, немелодичными (грохочущими, шумными) звуками. Рычание и рев хищных зверей, раскаты грома, грохот горного обвала, шум урагана и шторма – все это звуки того же акустического типа. А с другой стороны, пение птиц, журчание ручья, звон капели, крики мелких животных – звуки другого рода: высокие, негромкие, мелодичные. Быстрые действия и движения сопровождаются краткими, резкими звуками, медленные – протяжными, плавными.

Эта связь «явление – звук» реализуется многократно. Как же должна реагировать высшая нервная деятельность любого существа на воздействие этих двух постоянно связанных факторов? Несомненно, должна ответить образованием условного рефлекса. По Павлову. Рефлекс выработан у нас великим экспериментатором – природой: на звуки мы реагируем, как на явления, этими звуками сопровождаемые. Причем на разные звуки – как на разные явления. На низкие, шумные и громкие звуки – как на опасные, страшные, тревожные явления; на высокие, негромкие, мелодичные звуки – как на приятные, безопасные явления. Вот где была заложена первоначальная возможность наделить звук значением: в восприятии животного и человека устанавливаются связи между типами звучания и типами предметов, явлений и действий.

Но древний человек тоже произносил звуки. Распространялись ли и на них рефлекторные связи? А почему же нет? Ведь это тоже звуки. Среди них были, конечно, низкие и высокие, громкие и тихие, мелодичные и шумные. А поскольку акустические характеристики уже обладали определенной содержательностью, то «отприродная» содержательность и становится значимостью звукового сигнала. Здесь пробивается первый росток значения. Ведь звук теперь не обязательно должен связываться со звучащим предметом. Произнесенный звук имеет собственную содержательность, и это позволяет указать данным звукам на любой предмет, независимо от того, звучит сам предмет или нет.

С первым ростком значения возникают и две основные силы, определяющие жизнь носителя, выразителя значения – знака. Одна из этих сил – тенденция к мотивированности, другая– тенденция к произвольности. Тенденция к мотивированности – порождение природы, тенденция к произвольности – порождение разума. Мотивированность старается сохранить связь знака с предметом, с материей, стремится сохранить знак таким, чтобы его форма соответствовала его содержанию. Для знака это важно, потому что улучшает условия его функционирования. Но степень мотивированности знака имеет пределы – нельзя, чтобы мотивировка стала слишком жесткой. Потому что слишком жесткая, абсолютная мотивировка намертво свяжет знак с предметом и не оставит ему свободы для изменения, для развития. А поскольку знак и все множество знаков, вся знаковая система должна все же развиваться, начинает действовать тенденция к произвольности, которая стремится оторвать знак от конкретного предмета, дать ему свободу изменяться, развиваться.

Вначале «естественная» мотивированность почти полностью властвует над знаком, тогда как тенденция к произвольности едва начинает проявляться. Но это еще не языковое значение. Это еще только общая содержательность тех звуков, которые едва начинают превращаться в звуки речи. Это содержательность тембра, голоса, интонации, ритма. Но с течением времени в процессе развития и «человеческой» организации звуковых сигналов, звуковых знаков, начинают формироваться и по-настоящему языковые типы значений. Постепенно все более четко формируются звуки речи, и они начинают вбирать в себя, начинают оформлять в себе все более конкретные, все более специфические значимости звучания в соответствии с акустическими характеристиками каждого отдельного звука речи. Скажем, гласные оказываются более мелодичными и потому в общем более приятными, чем согласные. Шумные согласные вроде Х, Ш, Ж оказываются более «страшными», чем звонкие, такие, как Б,Д,Г, взрывные (К,Г, Б,П) – более «быстрыми», чем фрикативные (Ф, Ш,С) и т.д.

К тому же эти значимости поддерживаются еще и произносительной мотивировкой, которая оказалась сходной с акустической. Например, громкие звуки уже по своим акустическим свойствам приобретают значимость «сильные, агрессивные», а тут еще и артикуляция помогает: их произношение требует более энергичной работы речевого аппарата, и это добавляет им «силы». Взрывные, такие, как Б, Г, К, или дрожащие звуки, такие, как Р, требуют быстрой работы органов речи, и это поддерживает уже существующую у них значимость «взрывной, дрожащий» - значит, «быстрый, активный».

Так возникает и постепенно закрепляется в языке фонетическая значимость. Она еще не соотносится с предметом или понятием, а имеет довольно расплывчатый характер. Такую содержательность можно описать только с помощью признаков: «страшное» звучание, «нежное» звучание, «быстрое» звучание и т.п. Именно такой фонетико-признаковой значимостью, вероятнее всего, обладали первоначальные комплексы звуков, которые еще нельзя назвать словами. Следы этого этапа развития языка сохранились, пожалуй, только в междометиях и экспрессивных выкриках вроде Ах!, Ух!, Ой!, Ха! и т.п.

Звуковые комплексы с первоначальной фонетико-признаковой значимостью постепенно, в результате постоянного употребления, оформляются все более четко. И все более определенно за ними закрепляется «свое» значение. Звуковые комплексы становятся словами привычного нам типа: прыгать, прыжок, скакать, топать, топот, хватать и т.д.