Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Приключение с «орлом» на бремсберге
Говорят: «На ловца и зверь бежит». Так и на меня– разные происшествия. И не только зверь, но и «орел». А что такое в шахте «орел», стоит рассказать. Мы вдвоем с Машкой Сагандыковой обслуживали оба бункера. Однажды была сильная пурга, и железная дорога не успевала вывозить уголь, поэтому порожняк подавали на участок с большими перебоями. Незадолго до конца смены Машка в ожидании порожняка пошла вверх по бремсбергу* с Иваном Штампом и Володькой Йорданом разгрузить «козу» крепежного леса. Я, вооружившись лопатой, прочищала подъездные пути к бункерам и прислушивалась с нетерпением, когда же наконец подадут порожняк. Бункер вот-вот наполнится, и придется останавливать транспортер. Вот наверху слышен грохот. Наконец-то!
Но что это? Вместо ровного перестука колес – какой-то гул, переходящий в громоподобный грохот. Боже мой! Это – «орел»! Порожняк не успели прицепить к тросу лебедки, и он мчится с нарастающей скоростью вниз по бремсбергу, а навстречу ему, вверх, идут Машка, Йордан и Штамп. На этом отрезке бремсберга между нижним и верхним бункерами в бортах нет ниш, и бремсберг недостаточно широк, чтобы разминуться с порожняком. Их гибель неизбежна… Неизбежна? Нет! Надо задержать порожняк. Как? Свести с рельс, «забурить» весь состав... Но как? Как? Несколько секунд – и будет поздно... Стрелку! Нужно сделать стрелку под верхний бункер. Состав на такой скорости, разумеется, не свернет под бункер, но опрокинется. Люди будут спасены. Люди... А я?! Ведь стрелочного перевода нет. Надо подбежать, наклониться, перенести рукой «перо»... Успею ли отскочить в сторону? Это теперь я рассуждаю. Тогда рассуждать было некогда. Весь план действий сверкнул, как вспышка магния. В следующее мгновение я уже перенесла «перо» стрелки и отскочила, как кузнечик. Тр-р-р-рах! – «гром пошел по пеклу»... Я еще увидела, как вагоны подскочили в воздух, весь состав вздыбился горбом, ударившись в кровлю... Дальше ничего не было видно: меня что-то подбросило, аккумулятор погас... и мое сознание тоже. Очнулась я на руках у Штампа. Он старался меня усадить на кучу угля, повторяя: – Жива! Жива! Рядом ухмылялся Володька Йордан, мотая головой: – Молодец, Фрося! Возле вагонов стоял горный мастер Ионов, лебедчица Оля Бабухивская и коногон Колька Пянзин, а Машка Сагандыкова отчаянно сквернословила, обрушивая на бедного коногона весь арсенал бранных слов – казахских, русских и лагерных.
Сгоряча я не только встала на ноги, но и помогала ликвидировать аварию. Требовалось не только поставить на рельсы вагоны, но и разобрать весь завал: крепление было буквально разметано, кровля рухнула. Лишь когда я почувствовала, что штаны полны крови и в сапогах хлюпает (я упала на железные рештаки и распорола бок), я попросила мастера отпустить меня на перевязку. Но он начал скулить, что некого поставить на сектор, а бункер необходимо отгрузить к смене. И я осталась, завязав шейным платком распоротый бок, и проработала еще полтора часа. Затем пошла в первое лаготделение, в санчасть, где мне наложили 12 швов. Но рана уже инфицировалась, почти все швы разошлись, и пришлось несколько дней полежать в бараке. Нет худа без добра! В зону лагпункта «Нагорный» навестить меня приезжал парторг нашей шахты Борис Иванович Рогожкин. Увидав, что у меня нет постели, распорядился, чтобы мне выписали одеяло, а заодно телогрейку и шапку. Таким образом, я встретила зиму «во всеоружии». Иван Губа
Говорить о шахте и не вспомнить Ивана Михайловича Байдина – невозможно. Не только потому, что он был моим первым начальником, просто его всегда считали эталоном начальника. Он был настоящий шахтер, а это лучшая похвала в устах подчиненных, к тому же невольников. Замечательный тип шахтера-самородка – неграмотного, но знающего свое дело так, как ни один университет не научит. – Байдин этого бы не допустил! – Будь тут Иван Михайлович, до этого бы не дошло... – Вот вернется Байдин!.. Да что за чудо морское этот Байдин? Наконец он вернулся из отпуска. Ладно, посмотрим. Я его сразу узнала (по описанию). Сидел он на бревне – худой, высокий, с отвисшей губой. Его так и звали – Иван Губа – и утверждали, что ветер по штольне дует не от вентилятора, а от его губы. Подхожу. – Вы Иван Михайлович, наш начальник? – Я. – А я – Керсновская. Работаю под насыпкой в смене Ионова. Есть неполадки, которые своими силами ликвидировать не могу. А помощи взять неоткуда.
– Покажи! – и он встал, причем еще больше стал похож на складной аршин, который растянули. Шагал Байдин ужасно быстро, как, впрочем, и все, что он делал. Показываю: – Вот здесь бункер просел. Течка находится не над вагоном, а сбоку, поэтому много угля сыплется мимо и приходится догружать вручную. А здесь поставили подпорку, да так, что мешает действовать сектором: того и гляди, руку поломает. Под нижним бункером неполадки исправили, а такой пустяк, как сигнал, не наладили. Надо удлинить сигнальный трос метров на восемь. Даю сигнал «вперед» и бегу сломя шею, чтобы успеть «дать бука» на стрелке. Не успею, значит, вагон «забурится», а пока добегу, чтобы дать «стоп», уже все вагоны с рельсов сошли! Посмотрел молча. Повернулся – и зашагал прочь. На следующий день все неполадки были ликвидированы. Да, правду говорили ребята, Байдин во все вникает. И еще говорили: «С Байдиным не страшно, он из беды выручит!» Большей похвалы для шахтера не бывает. Очень скоро я своими глазами увидела, что это так. Случай с Сережкой Казаковым
Самая скучная работа в шахте – это отгрузка пустой породы. Наши мощные пласты в пять и даже в семь с половиной метров не нуждаются в подрыве кровли, так что с пустой породой, или, как принято ее называть, просто породой, встречаемся мы редко, и обычно ее запихивают в забутовку – за доски, которыми обшиты рамы (крепление проходческой, то есть подготовительной выработки), а в очистных забоях, лавах и камерах породу оставляют в отработанных забоях – завалах. Но попадаются диабазовые дайки – «интрузии» (это магма, которая еще в расплавленном виде была втиснута в уголь) или замещения, когда в угле – целые пласты песчаника. Их приходится бурить, взрывать, а вагонов для отгрузки породы на-горб не дают, ее просто с транспортера отбрасывают прямо в штрек. Когда штрек загроможден до отказа, назначается уборочный день. В план шахты это не входит, и диспетчер очень неохотно дает вагоны. В план участка это тоже не идет, и работа по породе не оплачивается. Начальству и вольнягам не выплачивают денег, а нам, заключенным, урезают питание. К тому же порода раза в три тяжелее угля, края у нее острые и скользит она плохо. Одним словом, отгрузка породы – сущее наказание для всех. Мы отгружаем породу. Машка подгоняет по одному вагону порожняк. Я на секторе их гружу. До чего же трудно «вытряхнуть» сектор! Порода не скользит, за все цепляется, застревает. Вдвоем, пыхтя и надрываясь, откатываем груженый вагон, формируем партии по четыре вагона. Машка бежит к лебедке и спускает партию, а я мчусь вниз, чтобы отцепить и выкатить вагоны на штольню, загнать и прицепить порожняк. Даю сигнал подъема и мчусь вверх по бремсбергу, чтобы на стрелке принять партию порожняка. Затем вдвоем с Машкой загоняем порожняк в тупик, за бункер. И все начинается сначала. Тяжелый, непосильный труд! Теперь мне просто не верится, что, голодная и всегда усталая, я могла 17 раз за смену бегом подниматься по бремсбергу длиной в полкилометра. Но вот получилась заминка. Наверху, на первом пласту, в штреке, по транспортеру порода ссыпалась в бункер, а мы были на втором пласту, в штольне, где проложены рельсовые пути. На «головке» транспортера, сбрасывающего породу в бункер, стоял моторист – совсем еще мальчишка, Сережка Казаков. Порода хуже скользит, чем уголь, и Сережка проталкивал ее шестом.
Должно быть, он допустил неосторожность: влез сам в бункер, чтобы подшурудить породу, оступился и свалился вниз, а следом за ним рухнула и порода. Как его сразу не задавило? Наверное, породу заклинило сводом и лишь часть ее тяжести давила на беднягу. Он задыхался, хрипел, звал на помощь. А с транспортера продолжала сыпаться порода. Секунда. Две. Десять… Может быть, минута – и свод рухнет! Мы растерялись. В бункере погибает человек, а мы не можем ему помочь. Не знаю, откуда взялся Байдин, но мне показалось, что это само собой,– он должен был появиться в такую минуту. – Моторист в бункере! – крикнула Машка. – Его завалило породой! – добавила я. Жаль, что некому было со стороны посмотреть и оценить, что это значит – настоящий начальник. Ни малейшего намека на суету. Ни одного лишнего слова. Ни одного неуверенного жеста. Все предельно точно, коротко, ясно. Кажется, он даже не распоряжался, а каким-то телепатическим путем управлял нами. Машка подкатывала порожняк, Байдин, держа рычаг сектора, артистически действовал им, загружая вагоны. Я откатывала груженые (а ведь это две тонны!). Был ли это результат умения Байдина или случайность, но порода, нависшая над Сережкой, не сдвинулась с места. Оставив сектор открытым, Байдин нырнул через течку в бункер. Мы замерли. И вот его ноги, бесконечно длинные ноги, «складной аршин», появились в щели течки. – Тащите... – услышали мы приглушенный шепот. Мы вцепились, я – в левую, Машка – в правую ногу, и изо всех сил, но без рывков, по возможности плавно, потащили их из течки. Сначала – ноги, затем – Байдин и наконец Сережка Казаков. И вовремя. С грохотом рухнула порода. Бункер задрожал. Я едва успела захлопнуть сектор. Никогда не забуду я эту картину: длинная, нескладная фигура и вдруг – меланхолически-томная поза, в какой обычно снимаются поэты. С выражением предельной усталости привалился он к сектору бункера. С пальцев капает кровь: оборваны ногти. Перед ним на рельсах лежит Сережка – истерзанный, окровавленный, посиневший от асфиксии. Его голова – на коленях у Машки Сагандыковой. Он еще не может отдышаться, но уже пытается что-то сказать. С окровавленных губ чуть слышно срывается: – Иван... Ми-михайлович... спасибо... А тот – тихо, будто про себя, и так грустно-грустно:
– А у меня… девять душ детей и жена больная... Не пришлось выпить за здоровье Байдина...
Несколько лет спустя случай свел меня с Сережкой Казаковым. Дело было в столовой ДИТРа – единственном большом здании в старом городе, в котором находились библиотека, столовая и прочее; там же показывали кино. Сначала в этом здоровенном круглолицем парне с копной огненно-рыжих волос я не узнала мальчишку-моториста, которого вытащил из бункера Байдин. – Фрося, неужели не помнишь? Тогда, на тринадцатой... Он подсел к моему столу. – Выпьем за встречу, по-шахтерски! – Учти, Сергей, хоть я и шахтер, но по-шахтерски ни пить, ни материться так и не научилась. – Даже «за наши славные дела»? – Только компоту. – Да что ты, в самом деле! Впрочем, я знаю тост, от которого отказаться никак нельзя: так выпьем за нашего старого начальника, за Байдина, за Ивана Губу, справедливого шахтера! За здоровье Ивана Михайловича! – Да ведь Байдина уже в живых нет, прошлым летом умер. Говорят – почки... Казаков, как подшибленный, опустился на стул, изменившись в лице. – Байдин?.. Байдин умер? Я... из Игарки. Там освободился, работал... В первый отпуск приехал, чтобы поблагодарить. Ведь у него куча детей и больная жена, а он жизнью рисковал, спасая... Кого? Заключенного! Мальчишку, который по собственной вине в бункер свалился! Он бы за меня и не отвечал. Ну, горного мастера бы пропесочили, а ему бы ничего... Так ведь он в бункер влез! Меня из-под зависших глыб откопал, ухватил за челюсть и вытащил! Вытащил, понимаешь? Разве такое можно забыть?! Нет! Забыть этого нельзя. Он и меня вытащил! Не за челюсть. И не из-под породы. Ради меня жизнью он не рисковал. Но то, что он сделал, я никогда, никогда не забуду!
|
||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2017-01-19; просмотров: 119; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.205.116.187 (0.036 с.) |