Распространение современной модели дипломатии в Европе в условиях системы равновесия сил

 

В XVI в. идея равновесия постепенно выходит за пределы Италии и приобретает популярность в Европе. Опасения европейских правителей в отношении мощи двух соперников – Карла V и Франциска I – навели на мысль о необходимости уравновесить потенциальных противников совместными усилиями.

В 1584 г. лидер гугенотов Филипп Дюплесси-Морнэ со всей определенностью высказался о балансе сил между Францией и Испанией. Он предсказал образование англичанами, голландцами, датчанами, венецианцами, швейцарскими кантонами и даже турками альянса с французами, направленного против Испании.

Томмазо Кампанелла в «Политических речах, адресованных правителям Италии» утверждал, что австрийские Габсбурги и Оттоманская империя прекрасно уравновешивают друг друга.

Такие термины как «равновесие сил», «система сдержек и противовесов», стали весьма употребительны в политической литературе XVII в. и уже не нуждались в дополнительном толковании.

Более того, в этот период наметилась тенденция не только описывать состояние равновесия сил между европейскими государствами, но и считать достижение такого равновесия весьма желательным, обязательным и даже главнейшим фактором всей политической жизни.

Джованни Ботеро, один из самых проницательных дипломатов и мыслителей начала XVII в., доверил одной из своих реляций, датированных 1605 г. размышления о системе равновесия между государствами, как о принципе, соответствующем на вполне естественном порядке вещей и основанном на здравом смысле.

В середине XVII столетия был подписан франко-датский договор, впервые зафиксировавший намерение сторон сохранять в районе Балтийского и Северного морей «испытанное и полезное равновесие, которое до сего времени служило основой мира и общественного спокойствия».

В это же время возникает идея создания внутри общей системы равновесия малых региональных систем. Выдающийся английский государственный деятель сэр Томас Оувебэри в своих «Заметках о Французском государстве Генриха IV» рассуждал о необходимости формирования как западноевропейской системы равновесия, включающей Францию, Испанию и Англию, так и восточно-европейской с Московией, Польшей, Швецией и Данией и центрально-европейской, включающей германские государства[4]. Усиление Франции побудило европейскую дипломатию говорить о необходимости противодействовать ее мощи. Агрессивная политика Людовика XIV привела к идее создания антифранцузской коалиции. Утверждалось, что без создания коалиции, способной стать противовесом Франции, агрессивные действия и нарушение договоров способны разрушить всю международную систему торговли и превратить человеческое сообщество в дремучий лес[5].

Весьма оригинальным был взгляд Англии на европейское равновесие. В конце XVI в. весьма популярным на Альбионе становится образное сравнение Франции и Испании с основанием весов, тогда как стрелкой этих весов является Англия.

Тем не менее, вплоть до последних десятилетий XVII в. роль Англии в европейских делах была незначительной. Возвышению этой страны препятствовали внутренние противоречия, слабость армии, отсутствие четкого внешнеполитического курса. Революция 1688 – 1689 гг. в корне изменила ее отношения с Европой, после чего Англия все более стала превращаться в центр сопротивления Франции. Как писал по горячим следам в 1689 г. один из английских публицистов, «Англия может быть арбитром всей Европы, и будет способствовать сохранению мира между всеми христианскими правителями»[6]. Идея о том, что Англия относительно неуязвима и в некотором смысле пребывает как бы над европейской схваткой, пустила глубокие корни.

Идея баланса носила целиком и полностью материалистический характер. В ее основание была положена весьма точная оценка силового потенциала каждого из государств. При этом, как правило, моральные аспекты политики и справедливость притязаний тех или иных государств игнорировались совершенно. Возрастающее значение баланса сил в международных отношениях, по образному выражению испанского исследователя Карлоса Гарсия, явилось «красноречивым доказательством победы древнего и всемогущего идола, называемого государственным интересом»[7].

Наряду с идеей баланса сил утверждалась концепция государственного суверенитета и равенства государств. В наиболее полной форме она была изложена в трудах Г. Гроция, сформулировавших правовую основу дипломатии Нового времени.

В конечном итоге процесс секуляризации привел к становлению концепции светского суверенитета правителя, более не подчиненного верховной власти римского папы. Все более усиливающееся стремление формулировать политику в терминах баланса сил тоже свидетельствовало о значительном сдвиге в сторону секуляризации политики.

Совершенно очевидно, что указанные направления развития международной системы в период перехода от Средневековья к Новому времени, создали предпосылки для распространения современной модели дипломатической службы. Речь идет о процессе, который был следствием секуляризации государственных институтов и утверждения новой системы международных отношений, причем оба этих фактора были теснейшим образом взаимосвязаны.

Новая дипломатия эпохи Возрождения, по меткому выражению английского исследователя Г. Мэттингли, стала функциональным выражением государства нового типа. Добавим, что в то же время она стала и функциональным выражением международной системы нового типа.

Политика равновесия, с одной стороны, стимулировала появление организованной и постоянной дипломатической службы, а с другой стороны, именно эффективная дипломатия сделала возможным осуществление этой политики.

Новая модель дипломатической службы, в научной литературе получившая название «итальянской модели», обладала следующими характерными чертами:

 

· создание государственных внешнеполитических канцелярий

· формирование класса оплачиваемых из государственной казны чиновников, профессионально занимающихся обеспечением внешнеполитической деятельности государства

· распространение системы взаимных постоянных дипломатических представительств

· появление особого типа дипломатической корреспонденции и дипломатических архивов

Возникшую дипломатическую систему представляется возможным охарактеризовать как одно из проявлений «глобализации» ante litteram. Возникнув в конкретном месте (государства Апеннинского полуострова) и в конкретное время (эпоха Ренессанса), с течением времени она распространилась на остальные страны мира. С распространением в Европе идеи равновесия сил, европейская дипломатия все более охотно следует «итальянской модели».

Первым государством, вступившим на этот путь, стала Франция. Еще при Франциске I., в начале XVI столетия, во Франции появился институт постоянных представителей. Однако это были лишь элементы новой дипломатической системы. Только кардинал Ришелье, первый министр Франции при Людовике XIII, полностью осознал важность итальянской модели для успешного развития внешней политики своей страны. Творчески развивая идеи равновесия, в качестве осевой линии международных отношений он ввел понятие европейского равновесия. В его представлении европейская система состояла из суверенных государств, отношения между которыми строились на постоянной основе. Как отмечает французский исследователь М. Кармона, «Ришелье, поставив отношения между государствами на секулярную основу, превратил идею европейского равновесия в определяющий принцип международных отношений»[8]. Ришелье отвергал иную точку зрения, в соответствии с которой политика основывалась на династических началах. Он полагал, что «raison d’état» (интересы государства) – выше интересов короны, аристократии и народа. Искусство управления, по его мнению, предполагало соответствие политики этим интересам, независимо от этических и религиозных соображений.

Будучи самым настоящим теоретиком светской дипломатии, Ришелье настаивал на сохранении постоянного характера отношений между суверенными государствами, образующими общее политическое пространство. Для обеспечения непрерывности и преемственности этих отношений, писал Ришелье в своем «Политическом завещании» (1638), необходимо «вести переговоры беспрестанно, открыто, повсеместно и не прерывать их даже в том случае, если они не дают немедленного результата и нет полной уверенности в достижении поставленной цели в будущем». Ришелье убедительно доказывал необходимость превращения дипломатии «ad hoc» в постоянную дипломатию. Понятно, что концепция переговорного процесса, предложенная Ришелье, не могла реализоваться без посла-резидента.

Великий французский кардинал-политик рассматривал дипломатию как средство установления и поддержания доверительных отношений. Будучи идеологически нейтральными, во всех своих проявлениях эти отношения должны были держаться на «честном подходе» к партнеру. Как религиозную заповедь призывал кардинал соблюдать принцип «pacta sunt servanda». Своих послов он увещевал никогда не превышать полномочий, взвешивать каждое слово и научиться хорошо владеть пером.

Необходимость неусыпного контроля над внешней политикой и над деятельностью послов убедила его в целесообразности сосредоточить руководство внешней политикой в едином министерстве. Таким образом, в 1626 г. в Европе появилось первое Министерство иностранных дел. Руководство новым внешнеполитическим ведомством Ришелье фактически сосредоточил в своих руках. При министерстве был учрежден архив, для которого впоследствии в Версале было выстроено специальное здание защищенное от пожара.

Политику кардинала Ришелье продолжил его преемник кардинал Мазарино. Придавая огромное значение дипломатии, Мазарино тоже настаивал на «максимальной гибкости» в ходе переговоров и советовал никогда не прерывать их.

К концу XVII в. дипломатическая служба Франции, активно участвующая в европейской системе равновесия, становится самой мощной и разветвленной в Европе. Послы французского короля возглавляют постоянные представительства в Риме, Венеции, Константинополе, Вене, Гааге, Лондоне, Мадриде, Лиссабоне, Мюнхене, Копенгагене и Берне. В других экономических и политических центрах мира за развитием событий пристально следят французские министры-резиденты. Вскоре получает распространение обычай назначать послами не только представителей знати, но и вообще «талантливых людей», обладающих юридическим образованием. Молодых претенденты на получение места в системе дипломатической службы направляют на обучение в Школу публичного права при Страсбургском университете.

Во второй половине XVII в. французское внешнеполитическое ведомство окончательно освобождается от ведения дел внутриполитического характера. В министерстве был создан Политический департамент, разработана эффективная система делопроизводства и дипломатической корреспонденции. Формируется особый шифровальный департамент, основывавший свою работу на основе новейших математических теорий. Департамент был обязан не только обеспечить секретность переписки, но и пресекать проникновение в каналы связи агентов других государств. Финансовый департамент министерства надзирал за дипломатическими привилегиями и осуществлял слежку за иностранцами на основе движения их денежных средств.

В период правления Людовика XIV во Франции был разработан торговый кодекс (1673), впервые определивший обязанности консулов. В это же время был начат систематический сбор дипломатических документов и создан государственный политический архив. В 1712 г. была учреждена первая дипломатическая академия.

К 1787 г. Франция имела за рубежом двенадцать послов, двадцать посланников, трех министров-резидентов, многочисленных секретарей. Наличие такого сильного аппарата придавало французской дипломатии огромный общеевропейский престиж.

Кстати, именно во Франции в правление преемника Ришелье кардинала Мазарино впервые пост посла заняла женщина, Рене дю Бек, вдова маршала де Гебриаль.

К концу столетия, окончательно вытеснив латынь из научного и дипломатического обихода, французский язык становится дипломатическим языком Европы, а французская дипломатическая модель внимательно изучается остальными странами.

Расцвет теории баланса сил пришелся на XVIII век и продолжался вплоть до Французской революции. В послереволюционное время уже никогда не писали так много о балансе сил, как об основной составляющей международных отношений.

Дипломатические конгрессы в Утрехте 1713 г. были вдохновлены принципом равновесия, зафиксировав его в договоре знаменитой формулой iustum potentiae aequilibrium. Обогащенная искусной техникой сдержек и противовесов, эта формула на протяжении всего XVIII в. оставалась основным принципом международных отношений и дипломатии. В череде последовавших затем мирных договоров вплоть до начала XIX в. баланс сил постоянно выступал в качестве инструмента достижения мира.

В 1720 г. один английский публицист восторженно отзывался об этом дипломатическом принципе: «Полагаю, что право народов не знает иной более истинной, имеющей огромным значением для дела процветания гражданского общества, доктрины, которая досталась бы человечеству такой дорогой ценой, как доктрина баланса сил»[9].

Теория равновесия сил держалась на том глубоком убеждении, что государства и правители не могут не испытывать ревности и зависти в отношении мощи других государств. На исходе XVII столетия общим местом в рассуждениях о равновесии сил было: «В случае если какой-то правитель начинает слишком возвышаться над всеми, правильной политикой других правителей будет создание альянса, имеющего цель сбить с него спесь, или, по крайней мере, воспрепятствовать его дальнейшему усилению»[10].

Если в XVII в. необходимость создания коалиций объяснялась агрессивностью намерений того, против кого она была направлена, то в первых десятилетиях XVIII в. получило распространение убеждение, что любая концентрация сил в рамках одного государства сама по себе опасна и должна быть предотвращена, даже если правитель этого государства и не проявляет агрессивных намерений. В этом контексте соблюдение баланса сил превратилось в глазах многих политиков в высокий моральный принцип, независимо от его практической целесообразности. Поэтому стремление к балансу сил стало не просто фактическим правом монарха, но и его моральным долгом. «Никто не может противиться балансу сил», - писал известный немецкий правовед того времени[11].

Подобное отношение к дипломатической теории только усиливало пробивавшую себе дорогу тенденцию оправдывать любую войну, которая могла быть расценена как направленная на защиту или восстановление баланса сил.

С течением времени идеалистическая мотивация уступила место трезвому материальному расчету. Век Разума был уверен в том, что военные действия теперь ведутся с гораздо меньшим личным энтузиазмом и страстью, чем это было раньше. В этой атмосфере, основанная на рационализме, расчете и маневрировании, идея баланса сил, весьма далекая от стремления к окончательной и безусловной победе, находила горячий отклик.

К тому же эта идея питалась верой во всемогущество естественных наук. Заветной целью социальных наук стало создание такой науки о человеческом обществе, которая могла бы все охватить и все объяснить так же, как открытые Ньютоном законы физики и астрономии объясняли окружающий материальный мир. Казалось возможным свести международные отношения к набору правил и принципов, руководствуясь которыми государственные мужи смогут достичь желанных целей[12].

 

Влюбленный в математику Каунитц выдвинул идею применения в дипломатии «геометрического метода» расчета союзов и коалиций[13].

Обширная литература того времени относится к межгосударственным отношениям по аналогии с неким бесстрастным инженерным устройством, обеспечивающим функционирование мировой политики. Прусский правитель Фридрих II любил сравнивать международные отношения с часовым механизмом[14].

Однако самым популярным стало сопоставление баланса сил с моделью солнечной системы по Ньютону. Так, один английский правовед писал по этому поводу: «Баланс сил для Европы является тем, чем гравитация и притяжение стали для Вселенной. Равновесие нельзя обнаружить глазом или потрогать, однако оно реально существует и так же, как стрелка весов, чувствителен ко всяким изменениям»[15].

Во многих исследованиях той эпохи содержится вывод о необходимости создания науки о дипломатии и международных отношениях, сведенной к общим закономерностям. При этом предполагалось, что по мере взросления человечества в принятии внешнеполитических решений личностные и случайные факторы неизбежно будут играть все менее существенную роль.

Теоретики призывали правителей постоянно следить за поддержанием баланса сил. Правители, со своей стороны, пользовались предлогом соблюдения баланса сил, чтобы нарушать заключенные ими ранее соглашения.

В 1744 г. в Берлине вышла в свет книга Л. Кале «Европейский баланс как правило мира и войны». В ней он утверждал, что к каждому правителю может быть выдвинуто справедливое требование пожертвовать часть по праву ему принадлежащей территории в пользу системы государств как единого целого для того, чтобы поддержать баланс сил[16].

В XVIII в. баланс сил в Европе сопровождался появлением новых и чрезвычайно судьбоносных факторов международной жизни. Это, во-первых, появление обширных колониальных владений, прежде всего, в Америке. Во-вторых, это становление России в качестве великой державы и вхождение ее в европейскую дипломатическую систему.

Все большее внимание уделялось проблемам колониальной торговли. Так, английские экономисты вопреки историческим фактам взялись утверждать, что «баланс сил был порожден торговлей, и будет и в будущем поддерживаться между торговыми странами так долго, как долго они будут успешно торговать и хранить свою свободу»[17].

 

 

Примерно, за сто лет достаточно простой баланс сил был заменен более сложным, включающим полдюжины великих и средних держав и находящимся под сильным влиянием событий, происходящих по другую сторону Атлантики. Все это поощряло дальнейшее развитие теории баланса сил.

С середины XVII в. Вестфальская система, основанная на идее нового баланса сил, стала, со всеми изменениями, которые в нее были внесены временем, нормой европейской политики. В новой системе международных отношений уже не папа и не император Священной Римской империи определяли политику государств. Решающее значение приобрели договоры, юридические статьи которых становятся источником светского международного права. В плюралистичном мире ведение международных дел приобрело первоочередной характер. Недаром исследователи истории дипломатии считают Вестфальский конгресс 1648 г. той вехой, с которой начинается отсчет современной европейской дипломатической системы. В документах конгресса был окончательно закреплен институт постоянных представительств, обозначены основные иммунитеты и привилегии дипломатических агентов. К началу XVIII в. в Европе появляется многочисленный дипломатический корпус.