Развитие отечественной букваристики в хvii веке.

Большинство последующих отечественных букварей вплоть до конца ХVII века в целом строились в структуре, которая использовалась в книгах для обучения грамоте Иваном Федоровым. Разработанная Иваном Федоровым методическая система обучения грамоте оказалась весьма практичной и определяла характер всего начального образования в России на протяжении 150 лет. Очевидно, и по этой причине некоторые историки посчитали, что «в целом в ХVII веке в начальном обучении не произошло каких-либо значительных перемен. Обучение грамоте традиционно осуществлялось в семье, у домашнего учителя, в училище или индивидуально у «мастера грамоты», при монастырях и церквях» [175, с. 159].Безусловно, формы массового начального обучения в течение ХVII века не претерпели значительных изменений, однако в содержании начального обучения все же происходили перемены, и они были связаны не только с дальнейшим обогащением технологических основ отечественной букваристики методическими принципами, но и существенным изменением целеполагания в обучении грамоте.

В первую очередь перемены обнаруживаются в изданных Московским печатным двором Часовнике (1643 г.) и учебной Псалтыри (1645 г.). С точки зрения истории отечественной букваристики, да и в целом русской учебной книги их выход знаменовал собой событие огромного значения: впервые в состав этих учебников включается специальная статья «Наказание ко учителям, како учити детей грамоте и како детям учитися божественному писанию и разумению». По своему содержанию статья представляет собой развернутые методические рекомендации, в которых даются указания не только чему, но и как учить детей грамоте. Эта особенность обнаруживается уже в цели, сформулированной составителями «Наказания…»: «Учителем, иже учат младых отрочат грамоте, како им подобает искусство имети в словесех и в речех и в пословицах, чтобы учеником их было в научение, и во извещение разума…».

Принципиально важным в таком целеполагании является то, что грамота воспринимается уже в совершенно новом ключе. Если в официальной церковной литературе она понималась как мудрость, полученная через божественную благодать и направленная на постижение божества, то в «Наказании…» - как средство «извещения разума» отрокам. Эта чисто светская, «внешняя» цель образования явно отражает позицию русских еретиков, сформулированную еще в «Написании о грамоте» (ХVI век). В частности, грамота объявлялась ими порождением человеческого ума и одновременно «путем к изяществу», она дает «умного вольное разумение и разлучение добродетели и злобы».[31] Следовательно, в отечественной букваристике явно наметился переход от средневекового образа мышления и соответствующих ему традиций обучения к сознанию нового времени и методике обучения грамоте как прикладной нерелигиозной отрасли знаний.

Собственно в таком качестве и предстает обучение грамоте в «Наказании…». Так, его составители четко регламентируют последовательность обучения, указывая, что учить «подобает убо… младых детей первое убо в начале буквам, сиречь азбуке, потом же часовники и псалтыри». При этом рекомендуется «паче всего» «наказати и изучити учеником: азбука чисто и прямо по существу, како которое слово речию зовется, и не спешно». Особые требования предъявляются и самому учителю: «А и самим бы вам знати же естество словес и силу их разумети, и где говорится дебело и тоностно, и где с пригибением уст, и где с раздвижением, и где просто…». Достаточно определенно формулируется и результат такого обучения: «И учеником будет крепость в языце, и в смысле – разум, и в речении языка – чистость». Как видим, основные задачи обучения осмысленны как теоретически, так и с точки зрения практического решения. Для развития методики обучения грамоте как функциональной системы «Наказание…» может расцениваться как начало формирования одного из компонентов подсистемы технологических основ методики – ее программного обеспечения, от которого непосредственно зависела и устойчивость всего начального образования.

Подтверждает данный вывод букварь, написанный неизвестным автором в конце ХVII века, в который также была включена методическая статья «Преднаказания детей»[32]. В целом она касалась рекомендаций по использованию традиционного буквослагательного метода обучения чтению. Но примечательным в ней было то, что автор предпринял осознанную попытку усилить в обучении функцию звукового анализа. С этой целью он рекомендовал, например, между названиями букв и слитным произнесением слога делать маленькую паузу, очевидно, чтобы облегчить ученикам восприятие звучащего слога: «… сице, первое сложи два письмена, гласное с согласным, и рци буки аз; также сотвори препятие гласом, или отдохновение, и рци слог ба; паки и на два писмена совокупи, сице веди аз, и паки соделай препинание гласа, также рцы ва; сице и триписьменные слоги слагай, слово люди аз, и стани, также рцы слог сла; паки слагай веди люди ю, и отдохнув, рцы слог влю. По сем глаголи все речение купно: славлю, тако и прочая посему учи». Кроме этого, методист рекомендует освободить буквы гласных звуков от их названия и сообщать ученикам их чистый звук: «Подобает коеждо писмя глаголати, яко оно глас свой творит, и яко же глас его есть, сице и звати тое по гласу его…».

Интенсивное развитие содержания обучения грамоте происходило и в самих букварях. Анализ новых букварей, среди которых впервые появляются и собственно московские буквари, показывает, что они представляли собой оригинальные методические системы, существенно обогащавшие систему методических принципов, заложенную Иваном Федоровым. Более того, необходимо признать, что в некоторых букварях и азбуках предпринимались попытки реализовать идеи, которые сохраняют свою актуальность и сегодня.

Уже в букваре напечатанном в типографии Виленского Святодуховского братства в г. Евье в 1618 году (полное название «Букварь языка словенска, писаний чтения учитися хотящим в полезное руковождение»)[33] обнаруживается целый ряд любопытных деталей. В целом евьевский букварь состоит из 52 страниц и в его структуре, кроме принятых сведений об алфавите под рубрикой «Буква али письмена», слогах, грамматике и т. п., дается материал для обучения словообразованию, а также отдельный раздел «Число», в котором приводятся примеры написания цифр с помощью букв кириллицы.

Существенные дополнения внесены в раздел, посвященный слогам. Принципиальное отличие заключается в том, что в букваре дается не только более полная система различных типов слогов, но и их классификация. Так, раздел начинают «слози двописменныи от согласных начинаемыи» (ба, ва, га …), затем следуют «слози двописменныи от гласных начинаемыи» (аб, ев, иг …), далее «слози триписменныи» (ала, гла …). Отдельно выделены рубрики «Во исправление языка отрочата слози необычныи» (бва, бве, гзи …), «слози знаменательныи триписменныи» (тма, мна, здо …) и «слози сливаемые» (рай, май, гай). Завершают слоговую систему «слози четверописменныи» (есль, яждь …), «слози пятиписменныи» (часть, десять …) и даже «слози шестиписменныи» (скорбь, твердь …). Как видно, порядок расположения типов слогов в целом учитывает возрастание уровня их сложности, что создает предпосылки для формирования у начинающего чтеца полной системы действий, обеспечивающей чтение любых по сложности слов. Но самое главное в такой системе, на наш взгляд, другое. Впервые в отечественной букваристике характеристика слогов опирается на принцип звукового анализа: в частности, противопоставления слогов, начинающихся с согласных и гласных звуков. Безусловно, в методике обучения грамоте это был колоссальный шаг вперед, поскольку значительно повышал уровень осознанности учащихся в обучении.

Кроме того, в евьевском букваре был расширен и уточнен раздел первоначальных сведений по грамматике. Он разделен на две рубрики: «Парадигмата» знакомит с пятью склонениями «имени» в старасловянском языке (четыре для имени существительного и одно для имени прилагательного); «Спрягание» - с таблицей спряжения глагола «быть» во всех формах, с причастием и деепричастием.

Продолжили развитие отечественной букваристики буквари Спиридона Соболя[34], а также московские буквари Василия Бурцова (1634-1657 гг.)[35].

 

Так, в могилевском букваре («Букварь языка славеньска» 1619 г.) Спиридона Соболя грамматический материал под рубрикой «В исправлении языка отрочате, слози словес под титлами» рассматривается в новой практической плоскости: примеры «имени» (существительных и прилагательных) иллюстрируют часто употребляемые слова и производные от них с общим корнем в единственном и множественном числе (учитель, ученик, ученица и т. п.). Другими словами, в качестве материала для чтения используются гнезда однокоренных слов и их форм. С точки зрения специфики задач обучения синтетическому чтению, этот способ группировки дидактического материала приобретает особую ценность, так как он явно стимулирует в чтении целых слов процессы смыслообразования, то есть реализует принцип освоение смыслового чтения. В кутеинском букваре («Букварь сиречь начала учения детям начинающим извикати» 1631 г.) впервые даются первоначальные сведения и о стихосложении, а это уже реальный шаг в сторону принципа развития речи. Безусловно, движение в этом направлении значительно повышало, в первую очередь, творческий потенциал обучения и его развивающие возможности.

Заметные изменения обнаруживаются и в первых московских букварях Василия Бурцова. При оформлении букварей Василий Бурцов использовал несколько кириллических шрифтов (в том числе и полууставный шрифт) и не только черного, но и красного цвета, множество больших и малых гравюр-иллюстраций, заставок и различных концовок. Например, в букваре 1635 года впервые появляется небольшая гравюра под названием «Училище», на которой изображены учитель и сидящие за столом ученики. Использование в этом же букваре двухцветных шрифтов позволило специально выделять отдельные существенные части учебного материала. Многие тексты начинаются с буквы черного цвета, а остальная часть оформлена красным. Все эти элементы создавали особый характер книги как первого учебника, рассчитанного на детское восприятие.

Особо следует остановиться на своеобразии их содержания.

Первый букварь Василия Бурцова с общим названием «Начальное учение человеком хотящим разумети божественнаго писания» (1634 год издания) в целом еще повторяет структуру и содержание известных букварей Ивана Федорова. Он начинается традиционной азбукой с прямым порядком букв, обратным и вразбивку. Далее следуют двух и трехбуквенные слоги и слова. За ними даются названия букв, а также буквы в числовом значении, надстроечные знаки («просодия верхняя») и знаки препинания. Затем предлагаются традиционные статьи по грамматике, примеры сокращений и акростих. Кроме этого, в него добавлены названия букв, «верхняя и нижняя просодия»; текстовая часть расширена тремя выдержками их Ветхого Завета, а сам букварь завершается послесловием, как это было принято в московских старопечатных книгах.

Но вот московский букварь 1637 года издания уже отличается самостоятельной и оригинальной хрестоматийной частью. В букваре дается два варианта предисловия: обычное в таких случаях начало «Предисловие вькратце первоучебней сей малей книжице азбуце» и специальное обращение к «младым детям» впервые в стихотворной форме:

Сия зримая малая книжица

По реченному алфавитица

Напечатанная бысць по царскому велению

Вам младым детем к научению…

Практически полностью пересмотрен подход к подбору текстов букваря. Впервые не были использованы молитвы, а большинство текстов взято из Библии, причем отобраны в основном поучительные и интересные для детей тексты (притчи, наставления как, например, «Товия своему сыну» и др.). На наш взгляд, важным в таком подходе является то, что предлагаемые в букваре библейские тексты не применялись при богослужении и потому были не обязательными для заучивания, как этого требовали молитвы. А значит, Василий Бурцов предпринял попытку освободить обучение грамоте от «зубрешки» и сделать его содержательным для самого ученика. Иначе говоря, при отборе текстовой части букваря был применен принцип занимательности чтения, направленный на формирование у ребенка положительного отношения и к обучению, и к книге в целом.

Правда, следует признать, что в букваре 1657 года издания Василий Бурцов снова возвращается к текстам молитв. В хрестоматийную часть букваря были включены более строгие с точки зрения православно-христианских догм тексты – это Катехизис Стефана Зизания из «Науки по чтению и разумению письма словенского», символ веры, заповеди, молитвы и др. По всей видимости, это была вынужденная редакция, связанная с проводившейся в это время церковной реформой Никона. Тем не менее, начиная с Василия Бурцова, отечественные буквари постепенно приобретают собственно светское содержание, приближаясь и по своему оформлению к специфике детской книги. Особенно отчетливо эти изменения обнаруживаются в букваре Симеона Полоцкого (1679 г.) и несколько позже в букварях Кариона Истомина (1694 и 1696 гг.).

Как известно, букварь Симеона Полоцкого был подготовлен к семилетию Петра Алексеевича и открывался стихотворным «Предисловием к юношам учитися хотящим». По своему содержанию оно является настоящим гимном чтению, в котором Полоцкий уподобляет книгу «зерцалу души» и самому человеку:

Яко зерцало зрящему являет,

каково лице его прибывает…

Подобно книги елма ся читают,

лице совести светло проявляют.

Завершается вводная часть букваря молебном «Чин благословения отроков во училище учитися священным писаниям идущим», которым было принято начинать учение. Далее следует учебная часть, по своей структуре совпадающая с букварями Бурцова. Ее завершают «Приветства» от детей родителям и благодетелям. Хотя они и посвящены религиозным праздникам, но в целом отличаются светским назначением – «да навыкают отроки благочинному нраву приветствования».

Отдельно необходимо остановиться на своеобразии «Лицевого букваря» Кариона Истомина 1694 г. (в букваре упоминается и дата – март 7199/1692 г.). С точки зрения художественного оформления, даже по современным меркам, он считается подлинным произведением искусства.[36] Букварь по своим размерам значительно больше своих предшественников (формат «в лист»), иллюстрации и текст гравированы на каждом листе только с одной стороны. Впервые при оформлении букваря была применена технология гравировки на меди, которую выполнил гравер Оружейной палаты Леонтий Бунин. Все рисунки в букваре представляют собой высокохудожественные изображения людей, животных, птиц, орудий труда и предметов быта. Благодаря этому букварь стал необычайно выразительным и интересным как учебная книга, адресованная для семилетних детей. Но самым важным в этой связи является то, что рисунки, использованные в букваре, выполняют не только функции украшения или занимательности. Впервые в отечественной букваристике именно в Лицевом букваре иллюстрация начинает применяться как специальное средство обучения и в достаточно широком диапазоне.

Основное учебное содержание в Лицевом букваре Кариона Истомина расположено на 38 листах, но каждый лист книги посвящен отдельной букве алфавита. В дальнейшем такая побуквенная группировка учебного материала станет использоваться в подавляющем большинстве букварей вплоть до настоящего времени. Каждый лист букваря, по сути, представляет собой однотипную систему учебных иллюстраций, которая в целом включает различные начертания буквы, дополнительные рисунки и текстовые иллюстрации, как правило, в виде нравоучительных стихов. Вообще необходимо отметить и необычайную насыщенность букваря поэтическими текстами, начиная с первого выходного листа, написанного почти целиком стихами, и заканчивая тремя молитвами также в стихах.

Собственно свое название «Лицевой букварь» книга получила благодаря специальным «лицевым» изображениям букв: вверху страницы помещены люди, стоящие с различными предметами и в различных позах, напоминающим форму той или иной буквы. Костюмы на людях, как и сами персонажи, чаще всего условно античные, иногда старорусские или западноевропейские (буквы «иже», «рцы», «слово», «еры»). Например, буква «еры» изображает человека с курительной трубкой; «кси» - фигуру змея с двумя человеческими туловищами; «ижица» - Юдифь с отрубленной головой Олоферна. Рядом с «лицевым» изображением буквы размещены ее инициалы в виде устава, принятого в московских старопечатных книгах, и славянской скорописи. Кроме вариантов кириллицы, буквы сопровождаются соответствующими греческими и латинскими начертаниями.

Даже беглый анализ данного содержания букваря показывает, что в методическом плане изучение каждой буквы начиналось с формирования у школьника целостных представлений о графическом образе буквы и, причем, в двух плоскостях: 1) в сопоставлении нескольких кириллических вариантов; 2) в противопоставлении кириллицы с греческой, латинской и польской графикой. Весьма ценным при таком подходе, на наш взгляд, является и то, что формирование графического образа букв осуществляется с помощью «лицевых» иллюстраций, позволяющих ребенку запоминать форму буквы по аналогии с предметами окружающей действительности, легко представляемых в воображении. Таким образом, перед нами особый вид иллюстрации, важнейшая функция которого – формирование у ребенка, в том числе и с опорой на его жизненный опыт, целостных представлений об образе букв.

Принципиально новую обучающую функцию выполняют и помещенные под буквами предметные иллюстрации-рисунки. Обычно каждая буква в букваре сопровождается около десятком изображений самых разнообразных предметов: животных, растений, предметов обихода, оружия, одежды, церковной утвари и т. п. Знаменательным в этой связи является то, что предметы подобраны с учетом первой буквы и, следовательно, ее звуковых значений в словах, называющих предметы. Например, буква В («веди») иллюстрируется рисунками вепря, ворона, винограда, ведра и др.; буква К – кипариса, кита, колокола, ключа, кувшина, кукушки, коровы и др. Таким образом, впервые внимание ученика сосредотачивается не только на графике и названиях букв, но и с помощью специальных иллюстраций на их связи с отдельными звуками, которые буквы могут обозначать в словах. Это давало возможность ученику «абстрагировать» звуки, то есть связывать звуки речи с определенными буквами.

Завершается каждая страница стихами, в которых упоминаются изображенные на рисунках предметы. Например, буква К сопровождается стихотворением:

Како кто хочет видом си познати,

В первых вещей сих будет то писати.

Киты суть в морях, кипарис на суши.

Юный отверзай в разум твоя уши.

В колесницу сядь, копием борися,

Конем проезжай, ключем отоприся.

Корабли в воде, а в дому корова,

И кокош в требу и людем здорова.

Отложи присно тщеты недосуги,

Колокол слушай, твори в небе други.

Такой текстовой материал непосредственно связан с изучаемой буквой: он иллюстрирует употребление конкретной буквы в печатном слове и в контексте предложения, стимулируя попутно расширение лексикона учащихся. Таким образом, вокруг каждой буквы создавалась учебная тема, максимально полно демонстрирующая букву в ее различных связях и звуковых значениях.

По существу, в Лицевом букваре были применены новые методические принципы наглядного обучения: «…Воплощая принципы наглядного обучения, разработанные выдающимся чешским педагогом Яном Амосом Коменским, Карион Истомин попытался создать букварь, в котором занимательные и ясные для понимания рисунки, сопровождаемые стихами, помогали лучше усвоить азбуку».[37] Оценивая методическую систему Кариона Истомина, С. П. Редозубов заметил: «Правда, буквосложение оставалось, многое было для учащихся непонятно, но все же в качестве меры, заставлявшей учащихся прилежно изучать грамоту, применялась, как видим, не только розга, но и рисунки, и целый ряд методических приемов, облегчавших учащимся усвоение грамоты».[38] Тем не менее, эти очевидные достоинства методической системы сразу же в отечественной букваристике не закрепились. Даже сам Карион Истомин во втором своем букваре 1696 года фактически возвращается к традиционному построению учебников.

Второй букварь Карион Истомин создавал непосредственно для малолетнего царевича Алексия. По своему содержанию учебник перекликается с букварем Симеона Полоцкого (1679 г.): учебная часть включает азбуку, написания букв, двухбуквенные и трехбуквенные слоги, трехбуквенные слова, сокращения, надстроечные знаки, знаки препинания и цифры. Карион Истомин заимствует также несколько молитв и «Приветства». Однако в целом букварь принципиально отличается значительно большим количеством использованных стихотворений. Это стихотворения, посвященные праздникам Пасхи, Рождества, Успения и собственно царевичу Алексею. После поучений Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста дается стихотворение «О учении приветство». На наш взгляд, именно с букварей Кариона Истомина в отечественной букваристике начинается традиция обучения первоначальному чтению и на поэтических текстах.

Таким образом, к концу ХVII века в отечественной букваристике разрабатывается целый ряд оригинальных учебных книг – букварей, которые знаменовали собой появление в методике обучения грамоте первых методических систем, опиравшихся на собственные методические принципы обучения первоначальному чтению (письму) традиционным буквослагательным методом. Начиная с первой методической системы обучения грамоте Ивана Федорова, в структуре технологических законов обучения грамоте постепенно закрепляются методические принципы, которые по своему значению выходили далеко за пределы требований буквослагательного метода.

Среди них наиболее существенными для дальнейшего развития отечественной букваристики должны выделяться:

· принцип функциональности знаний азбуки;

· принципа постепенного повышения сложности и объема учебного материала;

· принцип аналогий;

· принцип чтения с ориентировкой на букву гласного;

· принцип ориентировки в слоговой структуре слова;

· принцип общего способа чтения слогов;

· принцип пропедевтики обучения языку;

· принцип применения адаптированных текстов;

· принцип эффекта «чтения наизусть»;

· принцип звукового анализа;

· принцип освоение смыслового чтения;

· принцип развития речи в обучении грамоте;

· принцип занимательности чтения;

· принципы наглядного обучения грамоте.

Наконец, необходимо отметить и традицию обучения первоначальному чтению на поэтических текстах.

Безусловно, обнаруженные методические принципы в методике обучения грамоте не осознавались до конца, они не имели своего теоретического (научного) обоснования, и поэтому были неустойчивы. Как показал исторический анализ, порой сами авторы отказывались от них. По существу, они выступали в виде отдельных методических идей, и понадобились многие годы, а то и столетия, чтобы эти методические идеи были по достоинству оценены и по праву заняли свое место в теории методики обучения грамоте.

В целом становление методики обучения грамоте в ХVI-ХVII вв. проходило в рамках традиционных целеполагания и буквослагательного метода обучения. (См. Рис. 3). Под воздействия фактора книгопечатания в отечественной букваристике создаются разнообразные буквари с оригинальными методическими системами, в следствие чего объект методики становится вариативным. Его качественное изменение привело к образованию достаточно сложного аппарата методических принципов, которые выступили в роли технологических основ управления объектом методики - методически продуманной структуры организации и содержания обучения грамоте. Кроме того, постоянно возраставшая сложность обучения грамоте потребовала профессионально подготовленных исполнителей – «мастеров грамоты».