Гарантии неприкосновенности частной жизни при производстве по уголовным делам

 

В современных условиях поиска наиболее рациональных путей реформирования организации и деятельности российской правоохранительной системы с целью обеспечения надлежащей защиты личности от преступных посягательств, ее прав и свобод как высшей ценности общества и государства, с особой остротой встает вопрос о действенном механизме реализации в уголовном судопроизводстве международно-правовых и конституционных принципов вообще и принципа неприкосновенности частной жизни, в частности.

«Совершенствование процедур защиты прав и свобод индивида – важнейшая и неотложная задача Российского государства. Размытость, неопределенность, противоречивость, а то и полное отсутствие юридических правил, обеспечивающих защиту прав граждан, – свидетельство тяжелой правовой ситуации, сложившейся в обществе. Юридические механизмы, действовавшие в бывшем Союзе, разрушены, новые еще не сформированы, а те, которые действуют, крайне несовершенны. В таких условиях права человека и гражданина, сформированные в Конституции РФ, не имеют процессуально-правовой опоры. А это грозит как и в прежние времена, превратить этим права в чистую декларацию, оторванную от реалий».

Как отмечается в Концепции судебной реформы в Российской Федерации, подавляющее большинство предлагаемых нововведений в уголовном судопроизводстве направлено именно на обеспечение прав личности. Основной причиной существенного возрастания прав и законных интересов личности в нашем государстве является стремление России к мировым стандартам. В Конституции Российской Федерации прямо указывается, что в России не только признаются, но и гарантируются права и свободы человека и гражданина, согласно общепризнанным принципам и нормам международного права (ст. 17).

Акцент совершенно правильно делается именно на обеспечении прав. Без надлежащего обеспечения они могут остаться просто декларацией, каких, к сожалению, в нашем государстве и без этого достаточно. По некоторым оценкам, существующее состояние обеспечения прав личности в нынешнем уголовном процессе вообще не позволяет считать государство правовым вследствие несоответствия тому, что он должен собой представлять. В правовом государстве, каковым провозгласило себя Россия в Конституции (ст. 2), и уголовному процессу полагается быть процессом именно правового государства, где права человека, как и он сам, являются высшей ценностью общества и государства и должны быть обеспечены действительно на высшем уровне с достаточной для этого степенью надежности.

Проблема обеспечения прав человека, установления надежного механизма их реализации находила свое отражение в трудах многих ученых-юристов. Исследование данной проблемы повлекло введение в юридический оборот такой категории как «гарантии» прав человека, что объясняется самой этимологией слова «гарантия» – ручательство, порука в чем-нибудь, обеспечение. Означенная категория, имеющая исключительно научное происхождение, не использовалась и не используется в отечественных отраслевых и международных нормативных актах о правах человека, что породило разнообразные подходы к ее пониманию – от полного отрицания подобного элемента в праве до детального изучения, определения структуры, классификации, обоснования как необходимого признака любой правовой нормы. Как отмечал Георг Еллинек, «существенным признаком понятия права является таким образом не принуждение, а гарантия, одним из видов которой служит принуждение».

Рассмотрение правовых гарантий осуществляется двумя путями: общетеоретическим – как средства реализации правовой нормы, и применительно к правам человека – как механизма реализации естественных прав и свобод человека.

Следуя первым путем нетрудно заметить, что анализируется в основном юридический механизм. Исходным моментом здесь является то, что уже присутствует юридически значимое, санкционированное государством установление, которое требует претворения в жизнь.

Основополагающим же началом второго подхода служит то, что права человека есть нравственно-юридическая категория, они присутствуют независимо от государства, носят универсальный характер, поэтому уже само их закрепление в нормативном материале является одним из видов их гарантированности. Так, в частности, Б.С. Эбзеев отмечал: «Личные конституционные права советских граждан, образующие институт личной свободы, иногда называют личными гарантиями…». Как отмечает Г.Б. Романовский, «при этом как бы выделяют три ступени гарантированности. Низшая ступень – фактическое закрепление, средняя ступень – установление механизма обеспечения на законодательном уровне, создание правовой обусловленности, высшая – прибавляется безотказный процесс исполнения правового предписания». Согласно этой концепции права человека являются низшим пределом правового пространства, в случае пересечения которого государство скатывается к тоталитарному режиму, к тирании. «Особенности прав человека в том, что «область их жизни» находится на пограничной зоне с правом, на подступах к праву. Они часто конституируются, но реально правовым механизмом не обеспечены. Их закрепление в правовой системе какого-либо государства сразу же возводит непосредственно социальные притязания человека на уровень охраняемых этим государством интересов. Поэтому в чистом виде права человека в любой национальной правовой системе не существуют, хотя по своим первичным социально-политическим характеристикам (как общие предпосылки нормального существования личности) они, конечно, сохраняют свою «реликтовую природу».

На сегодняшний момент в теории права сложилась классификация гарантий, в соответствии с которой они подразделяются на общие и специальные. При этом к общим гарантиям относят политические (режим демократии, гласности в стране, стабильность гражданского общества, политическая свобода населения, разделение властей), экономические (определенный уровень благосостояния в обществе, сложившиеся производственные отношения), свобода предпринимательства и использования собственного труда), идеологические (мировоззрение личности и общества на понимание добра и зла, уровень культуры, воспитания, совокупность представлений на то или иное общественно значимое явление). Под специальными гарантиями понимают юридические способы и средства, обеспечивающие конкретные условия и порядок реализации правовой нормы, поэтому в теории права их обычно называют «собственно гарантии реализации».

Между тем, права личности реализуются в конкретных общественных отношениях, складывающихся в сфере нормативного регулирования различных отраслей права. Поэтому исследование гарантий обеспечения прав личности осуществлялось в юридической науке не только на теоретико-правовом, но и на сугубо отраслевых уровнях. Так, в науке уголовного процесса исследование обеспечения прав личности в уголовном судопроизводстве естественно связывалось с проблемой специально-отраслевых, уголовно-процессуальных гарантий.

По поводу определения понятия «уголовно-процессуальная гарантия» как юридического термина, его свойств и содержания высказаны различные взгляды в разное время. Поэтому предстоит разобраться с ним прежде чем перейти к рассмотрению вопросов гарантированности неприкосновенности частной жизни при производстве предварительного расследования.

Как представляется, наиболее правильное суждение по данному вопросу высказано М.С. Строговичем: «Процессуальными гарантиями являются те установленные законом средства, при помощи которых участвующие в уголовном процессе граждане могут защищать свои права и интересы»». Именно в таком понимании – как средства обеспечения прав личности, средства прежде всего против осуждения невиновного и применения необоснованного, произвольного процессуального принуждения – понятие процессуальных гарантий используется в теории уголовного процесса зарубежных стран.

Позднее М.С. Строгович скорректировал свою позицию и стал рассматривать процессуальные гарантии как установленные законом средства, обеспечивающие правильное осуществление по каждому уголовному делу задач правосудия, среди которых в качестве особого вида выделяются гарантии прав участвующих в уголовном процессе лиц, являющиеся составной частью гарантий правосудия и поэтому не вступающие с ними ни в какие противоречия. Процессуальные гарантии – это прежде всего гарантии правосудия, гарантии достижения судом и органами предварительного расследования, стоящих перед ними целей, гарантии осуществления задач уголовного судопроизводства. В таком качестве, по мнению М.С. Строговича, можно говорить о процессуальных гарантиях в широком смысле. Они включают в себя и гарантии прав и интересов участвующих в уголовном судопроизводстве лиц, в том числе гарантии для тех, которые привлекаются к уголовной ответственности; иначе – процессуальные гарантии в узком смысле.

Однако ученый не избежал нареканий за свое представление о процессуальных гарантиях. Критикуя М.С. Строговича за двойственный подход к решению проблемы последних, В.И. Каминская, исходившая из безусловного приоритета интересов государства, писала: «… помимо воли автора из его слов напрашивается мысль о противопоставлении гарантий правосудия гарантиям личности». По ее мнению, государство и граждане всегда имеют в уголовном процессе общий интерес и речь может идти только об уголовно-процессуальных гарантиях правосудия. Выделение же из них особой группы – гарантий личности – не находит ни теоретического ни практического оправдания. Другими авторами гарантии прав личности фактически отождествлялись с гарантиями установления истины по уголовному делу, то есть опять-таки по существу с гарантиями правосудия в целом.

Однако с ними трудно согласиться, а потому, в вопросе об уголовно-процессуальных гарантиях наиболее правы те авторы, которые обратили внимание на то, что связь между гарантиями правосудия и гарантиями прав личности не является идеальной и их отождествлять просто неуместно. Поскольку в уголовном судопроизводстве между государственными и личными интересами есть расхождения и даже конфликты, для обеспечения интересов личности в необходимых случаях предусматриваются специальные гарантии, польза от которых для интересов государства неочевидна.

Я.О. Мотовиловкер правильно видел суть проблемы соотношения гарантий интересов личности и правосудия в том, что ведущие уголовный процесс государственные органы не могут стремиться к обеспечению справедливого наказания виновного любой ценой, абстрагируясь от общеправовых принципов демократизма и гуманизма.

Так, в частности, УПК РФ разрешает лицам, осуществляющим производство по уголовному делу, при производстве обыска вскрывать любые помещения, если владелец отказывается добровольно их открыть, но при этом он обязывает не допускать не вызываемого необходимостью повреждения имущества при производстве обыска и выемки, а также принимать меры к тому, чтобы не были оглашены выявленные обстоятельства частной жизни лица, в помещении которого был произведен обыск, его личная и семейная тайна, а также обстоятельства частной жизни других лиц (ч. 6, 7 ст. 182). Исключительно в интересах личности установлен запрет производить следственный эксперимент, если возможна опасность для здоровья участвующих в нем лиц (ст. 181). В указанных и подобных случаях средства обеспечения интересов личности предназначены персонально для нее, хотя с позиций сугубо прагматических для раскрытия преступлений они считаются не нужными.

Таким образом, в связи с анализом гарантий прав личности и гарантий интересов государства в уголовном процессе, важно отметить, что сопоставление указанных видов гарантий, определяемое необходимостью выявить их подлинное соотношение и степень согласования с конституционными и международно-правовыми требованиями, не должно рассматриваться как противопоставление личности государству. Личность и правовое государство не противоположные, враждующие стороны, хотя пределы государственной власти, опирающейся на возможность принуждения и возможность правового вмешательства в частную жизнь граждан для достижения целей борьбы с преступностью, в отношении личности должны быть строго и недвусмысленно определены. Признавая приоритет прав личности по отношению к интересам государства, следует ясно понимать, что без государства, без установленных и обеспечиваемых государством юридических процедур эти права не могут быть реализованы. Сильное государство, признающее во взаимоотношениях с личностью ее приоритет на основе верховенства права, способное при необходимости эффективно защитить демократию всеми законными средствами, является гарантом демократического правового положения личности.

Как уже отмечалось, действующая Конституция Российской Федерации в 1993 году впервые провозгласила, что в России – демократическом правовом государстве – человек, его права и свободы являются высшей ценностью (ст. 2). «Правовое государство, – подчеркивается в Документе Копенгагенского Совещания по человеческому измерению СБСЕ (1990 г.), – означает справедливость, основанную на признании и полном принятии высшей ценности человеческой личности».

И здесь И.Л. Петрухин совершенно верно отмечает, что изменение характера взаимоотношений государства и личности приводит к формированию одной из основных черт правового государства, которая может быть раскрыта в совокупности следующих условий: не только граждане несут ответственность перед государством, но и государство отвечает перед гражданами за обеспечение свободы, неприкосновенности личности и личной жизни, за соблюдение всех прав граждан; исключен произвол власти в отношении граждан; обеспечена правовая защита личности.

Гарантии прав личности особенно необходимы как средства защиты от такого произвола, чтобы позволить гражданину и в уголовном процессе оставаться личностью, а также исключить возможность существования обвинительного уклона и как следствие судебно-следственных ошибок в отношении гражданина.

Следует отметить, что в юридической науке нет единого мнения не только по вопросу о направленности и назначении уголовно-процессуальных гарантий. Так сторонники выделения гарантий прав личности в уголовном судопроизводстве весьма по-разному видят их сущность и содержание. В частности, Э.Ф. Куцова в результате исследования указанных гарантий процессе установила, что ими являются конкретно права и обязанности участников процесса. Другие авторы к ним относят также правовые нормы, принципы уголовного процесса, процессуальную форму и даже собственно уголовный процесс.

Поскольку спор о содержании уголовно-процессуальных гарантий не является самоцелью данной работы, а лишь средством исследования механизма обеспечения неприкосновенности частной жизни в уголовном судопроизводстве, то остановимся на том, что каждая из приведенных выше точек зрения в большей или меньшей степени несет в себе рациональной зерно. Все названное в качестве гарантий по-своему служит или содействует обеспечению прав личности. Поэтому остановимся на мнении Т.Н. Добровольской, которая утверждает, что уголовно-процес-суальные гарантии прав участников уголовного судопроизводства – «это установленные нормами уголовно-процессуального закона различные по своему конкретному содержанию средства, в совокупности своей обеспечивающие участвующим в деле лицам возможность реализовать предоставленные им права».

В связи с этим, для того чтобы наиболее полно осветить гарантии неприкосновенности частной жизни в уголовном судопроизводстве необходимо выяснить, что понимается под понятием «обеспечение» реализации данного права. И здесь следует присоединиться к мнению В.С. Шадрина, который считает, обеспечение прав личности носит комплексный характер и охватывает все формы благоприятствования участникам уголовного процесса в осуществлении прав, включая:

• информирование лица об обладании правами и их разъяснение;
• создание необходимых условий для полноценной реализации прав;
• охрану прав от нарушений;
• защиту прав;
• восстановление нарушенных прав.

УПК Российской Федерации содержит норму, предписывающую суду, прокурору, следователю, дознавателю разъяснить участникам процесса их права и обеспечить возможность их осуществления (ч. 1 ст. 11). Понятно, что если лицу не сообщено о принадлежащих ему правах и они не разъяснены, то вряд ли можно говорить об их обеспечении. Без знания содержания своих прав их субъект не в состоянии ими распорядиться. Не зря своевременное информирование гражданина, вовлекаемого в уголовный процесс в качестве того или иного участника, о принадлежащих ему правах обычно рассматривается как одна из гарантий прав личности, а разъяснение прав – в качестве составной части или элемента их обеспечения.

Обеспечение возможности удовлетворения прав предполагает создание условий для реализации в полном объеме любых процессуальных прав. Не случайно УПК Российской Федерации в ч. 1 ст. 11 выделяет разъяснение участвующим в производстве по делу лицам их процессуальных прав и обеспечение возможности осуществления этих прав в элемент уголовно-процессуального принципа «охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве»:

«Суд, прокурор, следователь, дознаватель обязаны разъяснить подозреваемому, обвиняемому, потерпевшему, гражданскому истцу, гражданскому ответчику, а также другим участникам уголовного судопроизводства их права, обязанности и ответственность и обеспечить возможность осуществления этих прав».

Охрана прав личности заключается в предупреждении любого возможного нарушения, контроле за их соблюдением и готовности реагировать на возможное нарушение, иными словами – в поддержании состояния беспрепятственного осуществления.

Защита в данном случае является деятельностью, осуществляемой при посягательстве на права, их ограничении или возникновении реальной угрозы их нарушения. Применительно к конкретной ситуации или в отношении определенного участника процесса состояние защиты может быть выражено словом «отстаивание». Удачно заметил по поводу прав личности Н.И. Матузов: «Охраняются они постоянно, а защищаются только тогда, когда нарушаются».

О восстановлении нарушенных прав, в свою очередь, уместно говорить, например, когда органами, осуществляющими уголовно-процессуальную деятельность, принимаются меры к возмещению ущерба, понесенного гражданину в результате уголовного преследования (ст. 133 УПК РФ).

Восстановление прав является формой обеспечения не только процессуальных, но и материальных, в том числе основных прав личности – на свободу и личную неприкосновенность, тайну частной жизни, имущественных прав и др. О возмещении ущерба лицам в случае нарушения неприкосновенности частной жизни поясним далее.

Вместе с тем выделение указанных форм обеспечения прав личности весьма условно и носит преимущественно теоретический характер. Так, даже сам В.С. Шадрин признает что «между рассматриваемыми понятиями нет непреодолимой преграды. Они соприкасаются между собой по многим параметрам». В связи с этим зачастую весьма трудно четко выделить, отграничить друг от друга отражение вышеперечисленных форм обеспечения права на неприкосновенность частной жизни в действующем законодательстве.

Ученые-юристы подходят к решению вопроса о содержании гарантий неприкосновенности частной жизни в уголовном судопроизводстве следующим образом.

Обобщающее общеправовое определение гарантий права на неприкосновенность частной жизни, с которым можно по существу согласиться, сформулировал Б.Г. Романовским. Под указанными гарантиями им понимается «юридически значимый механизм обеспечения рассматриваемого права, неукоснительно реализуемый на основе конституционного закрепления как на законодательном, так и на правоприменительном уровне».

Конкретизируя свое определение, ученый указывает, что законодательство Российской Федерации в указанной сфере «должно содержать: установление ответственности за нарушение права на неприкосновенность частной жизни, судебный контроль деятельности государственных органов, в том числе право на судебное обжалование действий и решений, нарушающих данное право и право на конституционное обжалование как гарантию от законодательного произвола, а также соблюдение тайны частной жизни, ставшей известной при взаимодействии личности с публичными органами, организациями, предприятиями, учреждениями по поводу предоставленных ему прав».

И.Л. Петрухин под гарантией частной жизни понимает недопустимость слежки за человеком, прослушивания личных разговоров, неприкосновенность жилища и др.

С точки зрения В.П. Кашепова право на частную жизнь гарантируется такими конституционными и иными правовыми установлениями, как неприкосновенность жилища, возможность беспрепятственного общения с другими людьми посредством почты, телеграфа, телефонной и электронной связи; право распоряжаться семейным бюджетом, частной собственностью и денежными вкладами, тайна которых гарантируется законом.

М.В. Баглай и Б.Н. Габричидзе полагают, что «институт неприкосновенности частной жизни включает много разнообразных гарантий, которые содержаться в различных статьях Конституции, а специально – в ст. 23 и 24». Раскрывая данное утверждение ученые далее указывают:

«а) Устанавливается право человека на личную и семейную тайну, на защиту своей чести и доброго имени. Ни от кого нельзя требовать сведений, касающихся происхождения или деловой активности родственников, интимных связей, источников финансового состояния семьи и т.д. Если честь и доброе имя человека подвергаются унижению или оскорблению, он вправе потребовать через суд наказания или компенсации за моральный ущерб, что предусматривается Уголовным кодексом. Если клеветнические и порочащие человека сведения публикуются в печати, суд вправе обязать тот же печатный орган опубликовать опровержение этих сведений.

б) Каждый имеет право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых телеграфных и иных сообщений. Поэтому запрещаются перлюстрация (вскрытие) писем и других почтовых отправлений, подслушивание телефонных переговоров. Уголовный кодекс квалифицирует нарушение тайны переписки, телефонных переговоров и телеграфных сообщений граждан как уголовное преступление (ст. 135). Обыск, выемка, наложение ареста на корреспонденцию, и выемка ее в почтово-телеграфных учреждениях могут производится только на основаниях и в порядке, установленных Уголовно-процессуальным кодексом. Строго регламентирован законом и порядок прослушивания телефонных разговоров. Все эти ограничения права на тайну допускаются на основании судебного решения, что призвано исключить произвол и злоупотребления должностных лиц правозащитных органов.

в) Сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его согласия не допускаются. Эта норма как бы ограничивает установленное Конституцией право каждого свободно искать и распространять информацию (ч. 4 ст. 29), но на самом деле противоречия между ними нет. Ключевым элементом всей конструкции служит согласие или несогласие лица на распространение информации о нем».

По мнению В.М. Савицкого и А.М. Ларина, «к гарантиям неприкосновенности частной жизни в уголовном судопроизводстве, предусмотренным уголовно-процессуальным законодательством, относятся: неприкосновенность жилища, тайна переписки, телефонных переговоров, телеграфных сообщений, закрытое судебное разбирательство в целях неразглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле и других лиц, недопустимость разглашения данных предварительного следствия, меры к неразглашению выявленных при обыске и выемке обстоятельств интимной жизни лица, занимающего данное помещение или других лиц».

Как видно, приведенные выше воззрения, за малым исключением, характеризует определенное единство. Придерживаясь в целом указанных подходов к решению вопроса о содержании уголовно-процессуальных гарантий неприкосновенности частной жизни, считаем необходимым отметить, что они отличаются некоторой бессистемностью.

Обобщая и систематизируя означенные точки зрения, можно утверждать, что гарантии неприкосновенности частной жизни охватывают следующие законодательно установленные средства ее обеспечения:

• прямой запрет посягательства на составляющие неприкосновенность частной жизни конституционные права более частного характера (прав на личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени; права на тайну переписки, телефонных переговоров, телеграфных и иных сообщений; недопустимость сбора, хранения, использования и распространения информации о частной жизни лица; права на неприкосновенность жилища (ст. 23-25 Конституции РФ), за исключением случаев прямо предусмотренных законом;
• исчерпывающий перечень случаев, в которых допускается непосредственное вторжение в сферу частной жизни при производстве по уголовному делу;
• условия, основания и порядок (процедура), допускающие ограничение сферы частной жизни в указанных случаях лишь в минимальных, обусловленных исключительно необходимостью установления данных, имеющих значение для дела, пределах;
• судебный контроль за предусмотренными законом действиями, ограничивающими право на неприкосновенность частной жизни;
• ответственность процессуальных органов, должностных и иных лиц за нарушение прав, составляющих право на неприкосновенность частной жизни;
• возможность и порядок восстановления указанных прав в случае их нарушения и возмещения причиненного таким образом вреда пострадавшему лицу.

Не оспариваемая практически никем из ученых-юристов первая группы уголовно-процессуальных гарантий приводит нас к выводу о существовании в конституционном регулировании указанных прав личности следующей закономерности: все они служат гарантией права на неприкосновенность частной жизни, поскольку нарушение любого из них неизбежно влечет или ставит под угрозу нарушения данное право. Указанная закономерность и является связующей нитью, объединяющей рассмотренные нами права под эгидой права на частную жизнь. В связи с этим необходимо отметить, что Конституция Российской Федерации и уголовно-процессуальное законодательство устанавливают правообразующие (организационные) и функциональные гарантии принципа неприкосновенности частной жизни. Первые обеспечивают само существование данного принципа, его наличие в правовой системе вообще, как такового, или, говоря иными словами – действие принципа в статике. Это, прежде всего гарантии конституционного уровня нормативного закрепления, гарантии неприкосновенности частной жизни, охватываемые первой из выделенных групп. Остальные же гарантии обеспечивают реализацию указанного принципа в процессе осуществления уголовно-процессуальной деятельности и возникающих в связи с этим судопроизводственных правоотношениях или, иначе говоря, – действие принципа неприкосновенности частной жизни в динамике.

К случаям, допускающим непосредственное ограничение неприкосновенности частной жизни, по мысли отечественного законодателя, относится производство таких следственных действий, как осмотр жилища, обыск и выемка в жилище (ст.12 УПК РФ); обыск, наложение ареста на почтовые и телеграфные отправления и их выемка в учреждениях связи, контроль и запись телефонных и иных переговоров (ч. 2 ст. 13 УПК РФ). Однако, по нашему мнению, данный перечень не является исчерпывающим и требует некоторой корректировки. Неприкосновенность частной жизни в определенных условиях может подвергаться непосредственному ограничению также и при производстве некоторых других, не указанных выше процессуальных действий: личного обыска, освидетельствования, следственного эксперимента, наложения ареста на имущество, экспертизы.

В качестве условия, допускающего ограничение права на неприкосновенность частной жизни граждан, на котором акцентирует внимание правоприменителя УПК Российской Федерации, выступает наличие соответствующего волеизъявление лица, получение на то его согласия в случаях производства осмотра, обыска и выемки в их жилище, личного обыска, контроля и записи переговоров, освидетельствования, экспертизы (ст. 12; ч.5 ст.177; ч. 1 ст. 179; ч. 2 ст. 183; ч. 1 ст. 184; ч.2 ст. 186; ч. ст. 195 УПК РФ).

Помимо этого, непременным условием осуществления уголовно-процессуальной деятельности, в том числе направленной на ограничение неприкосновенности частной жизни, УПК Российской Федерации называет предупреждение участников уголовного судопроизводства о недопустимости разглашения без соответствующего разрешения ставших им известными данных предварительного расследования, о чем у них отбирается подписка с предупреждением об ответственности в соответствии со статьей 310 Уголовного кодекса Российской Федерации (ч. 2 ст. 161). Примечательно то, что УПК Российской Федерации предписывает прокурору, следователю и дознавателю осуществлять указанное предупреждение во всех без исключения, а не только «в необходимых случаях», как это было закреплено в УПК РСФСР (ч. 2 ст. 139).

Кроме того, в отличие от УПК РСФСР УПК Российской Федерации содержит положение, согласно которому данные предварительного расследования могут быть преданы гласности, только если это не связано с нарушением прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства, а также не допускается разглашение данных о частной жизни участников уголовного судопроизводства без их согласия (ч. 3 ст. 161).

Такой подход законодателя к сохранению тайны личной и семейной жизни, отраженный в УПК Российской Федерации по сравнению с УПК РСФСР в гораздо более полной мере соответствует требованию ч. 1 ст.24 Конституции Российской Федерации о недопустимости сбора и распространения информации о частной жизни лица без его согласия.

Тем не менее, отсутствие согласия участника уголовного судопроизводства на ограничение неприкосновенности его частной жизни в связи с производимым расследованием во многих случаях не является непреодолимой преградой для осуществления соответствующих действий прокурором, следователем и дознавателем. Иное затруднило и даже сделало бы вовсе невозможным установление значимых для дела обстоятельств. Поэтому в случае отсутствия согласия или вероятности отказа в даче такового соответствующим лицом уголовно-процессуальный закон предусматривает превентивный (предварительный) и последующий судебный контроль за законностью и обоснованностью деятельности, ограничивающей конституционные права граждан, составляющие неприкосновенность частной жизни. Такой контроль, по мысли законодателя, призван обеспечить минимальное вторжение в данную сферу, обусловленное лишь необходимостью установления значимых для расследования уголовного дела обстоятельств. Полномочия судьи по осуществлению соответствующего контроля закреплены в п. 4-9, 11 ч. 2 ст. 29 УПК Российской Федерации:

«Статья 29. Полномочия суда

2. Только суд, в том числе в ходе досудебного производства, правомочен принимать решения:…

4) о производства осмотра жилища при отсутствии согласия проживающих в нем лиц;

5) о производстве обыска и (или) выемки в жилище;

6) о производстве личного обыска, за исключением случаев, предусмотренных статьей 93 настоящего Кодекса;

7) о производстве выемки предметов и документов, содержащих информацию о вкладах в банках и иных кредитных организациях;

8) о наложении ареста на корреспонденцию и выемке ее в учреждениях связи;

9) о наложении ареста на имущество, включая денежные средства физических и юридических лиц, находящиеся на счетах и во вкладах или на хранении в банках и иных кредитных организациях;…

11) о контроле и записи переговоров…»

Производство ряда следственных действий на основании судебного решения выделено в УПК Российской Федерации в одно из основных правил производства следственных действий (ч. 2 ст. 164). Кроме того, совокупность других положений УПК Российской Федерации, специально предусматривает судебное решение в качестве обязательного основания производства перечисленных выше процессуальных действий (ч. 1 ст. 115; ч. 5 ст. 177; ч. 3 ст. 182; ч. 2, 4 ст. 183; ч. 1 ст. 184; ч. 2 ст. 185; ч. 1 ст. 186).

Общий порядок осуществления предварительного (превентивного) судебного контроля за законностью и обоснованностью действий, вторгающихся в сферу частной жизни закреплен в ч. 1. 4 ст. 165 УПК Российской Федерации:

«Статья 165. Судебный порядок получения разрешения на производство следственного действия

1. Следователь в случаях, предусмотренных пунктами 4-9 и 11 части второй статьи 29 настоящего Кодекса, с согласия прокурора возбуждает перед судом ходатайство о производстве следственного действия, о чем выносит постановление.

2. Ходатайство о производстве следственного действия подлежит рассмотрению единолично судьей районного суда или военного суда соответствующего уровня по месту производства предварительного следствия или производства следственного действия не позднее 24 часов с момента поступления указанного ходатайства.

3. В судебном заседании вправе участвовать прокурор и следователь.

4. Рассмотрев указанное ходатайство, судья выносит постановление о разрешении производства следственного действия или об отказе в его производстве с указанием мотивов отказа…»

Уже УПК РСФСР в последней своей редакции закрепил судебное решение в качестве основания производства такого следственного действия, как контроль и запись переговоров (ст. 174-1). Однако положений, устанавливающих и регламентирующих судебный контроль за законностью и обоснованностью ограничения прав граждан на тайну почтовых, телеграфных и иных сообщений и на неприкосновенность жилища уголовно-процессуальный закон РСФСР не содержал. В качестве юридического основания ограничения указанных прав УПК РСФСР предусматривал санкцию прокурора (ч. 3 ст.12; ч. 3 ст. 168; ч. 1 ст. 174), нарушая при этом требования ст. 23, 25 Конституции Российской Федерации. Между тем, никаких специальных оговорок относительно данной коллизии законодательство не содержало в отличие, например, от порядка разрешения противоречия Конституции Российской Федерации и УПК РСФСР в части юридических оснований ареста, заключения под стражу и срока задержания, специально предусмотренных в п. 6 Раздела второго Конституции Российской Федерации «Заключительные и переходные положения».