Творимость окказионального слова

Творимость — это один из наиболее специфически речевых признаков окказионального слова. Творимость окказионализма противопоставлена воспроизводимости канонических слов, притом под воспроизводимостью канонического слова понимается его функциональная повторяемость в готовом виде.

Каноническое слово системой своих форм и значений принадле­жит языку, каждый раз реализуя их в конкретных актах речи. В этом проявляется одно из важнейших свойств канонического слова как единицы языка — свойство воспроизводимости, т.е. свой­ство быть постоянным, исторически закрепленным языковым знаком «кусочка действительности» (или «кусочков действитель­ности»), свойство повторяться как «одна и та же» единица в раз­личных текстах, свойство извлекаться из арсенала языковых средств в качестве готовой к использованию единицы.

Окказиональное же слово как чисто речевое явление не при­надлежит языку: оно не воспроизводится, а творится, заново создается всякий раз для каждого конкретного случая его употреб­ления. Для канонического слова конкретный акт его употребле­ния — это лишь один из случаев речевой реализации этого слова. Для окказионализма же каждый конкретный акт его употребления является единственным случаем его речевой реализации. Свойство воспроизводимости — важнейший отличительный признак канони­ческого слова; свойство творимости — важнейший отличительный признак окказионального слова.

Некоторые исследователи[182] полагают, что воспроизводимость характерна не только для канонических, но и для окказиональных слов, поскольку последние могут извлекаться из памяти, произноситься вслух как воспоминание прочитанного или услышанного, фиксироваться повторно на бумаге, быть предметом анализа и т.п.

Но есть принципиальная разница между подлинной воспроиз­водимостью канонических слов и мнимой воспроизводимостью окказионализмов, которую мы называем повторяемостью. Окка­зиональные слова, в отличие от канонических, не воспроизводятся, а повторяются, намеренно «цитируются» с какой-либо целью, например, при чтении наизусть какого-либо произведения, содер­жащего окказионализмы. С чисто лингвистической точки зрения нет принципиальной разницы между повторным употреблением окказионализма в связном тексте и повторным прочтением какой-либо книги (текст которой является речевым произведением). Чисто речевые единицы — от окказионализма до связного текста неограниченного объема — не воспроизводятся, а творятся или же повторяются, «цитируются».

Типичным случаем проявления повторяемости окказионализмов является использование их в качестве объекта анализа в мета­языке лингвистики — в языке «второго порядка», т.е. в таком языке, на котором говорят о языке же (о языке-объекте). Напри­мер, в тексте известной книги Г.О. Винокура «Маяковский—нова­тор языка» имеется много окказионализмов Маяковского. Но все они — не факты языковой воспроизводимости, а факты повторяе­мости, «цитирования», простого извлечения из поэтического текста для лингвистического анализа.

Цитирование чисто речевых отрезков (например, отрывков из какого-либо художественного произведения или даже широко известных окказионализмов) может осуществляться в контексте не обязательно лингвистического, но и иного, например, художест­венного метаязыка. Ср.: Да, это был пианист (С.В. Рахмани­нов.— А. Л.) сверхчеловеческой силы и энергии, Франц Лист нашего времени, «но только с русскою душой...» (Никулин Л. «Федор Шаляпин»).

В приведенном примере речевой отрезок «но только с русскою душой»—это фрагмент известного стихотворения Лермонтова, который следует рассматривать не как факт воспроизводимости, а как факт его повторяемости.

Всякий текст, в котором окказионализм анализируется и «ви­дится» как окказионализм, представляет собой метаязык по отно­шению к языку-объекту (или речи), в котором (или в которой) возник этот окказионализм [183]. Возможно одновременное или неод­новременное возникновение одного и того же окказионализма у разных авторов. Значит, разными носителями языка независимо друг от друга может заполняться соответствующая пустая клетка синтагмо-парадигматической решетки.

Может на первый взгляд показаться, что, с одной стороны, отмеченная нами одноразовость и, с другой стороны, творимость — один и тот же признак окказионализмов. Но это разные признаки, хотя они и очень тесно взаимосвязаны. Одноразовость—это функ­циональный признак, показывающий способ употребления окказио­нализма в речи.

Творимость же как понятие указывает, что жизнь слова начи­нается с его рождения в речи. В таком расширенном понимании свойство творимости присуще всем словам, ибо каждое из них когда-то впервые возникло. Собственно, благодаря творимости слов, благодаря актам (или процессам) производства слов и су­ществует словообразование как раздел науки о языке, изучающий образование и строение всех производных слов данного языка. Это —диахронический или, скорее, исторический аспект свойства творимости слов.

Творимость же окказионального слова, противопоставляемая воспроизводимости канонических слов, понимается более узко — как такое его свойство, когда слово впервые создается каждый раз для каждого отдельного акта его речевого употребления. Меж­ду тем как каноническое слово, однажды возникнув, затем в по­следующей своей исторической языковой жизни воспроизводится в актах речи, берется как готовая и для всех этих конкретных актов употребления тождественная самой себе общеупотребитель­ная единица языка.

Само по себе возникновение слова равновероятно и независимо по отношению к тому, каким в дальнейшем станет «новорожденное слово» — окказиональным или каноническим: в принципе оно может быть и тем, и другим; это зависит как от внеязыковых при­чин и обстоятельств (от конкретно-исторических условий речевого употребления возникшего слова, от степени его семантической и социальной актуальности), так и от собственно языковых при­чин (от наличия или отсутствия уже существующего к нему в язы­ке синонима, от степени продуктивности или регулярности обра­зующей морфемы и т.п.). Дальнейшую судьбу слова предопреде­ляет не отдельный человек, создавший это слово, а язык, весь коллектив носителей данного языка.

 

Словообразовательная производность

Как известно, производным в словообразовании называется такое слово, которое с синхронной точки зрения является вторич­ным (выводным, мотивированным) по отношению к другому слову. Производные слова противопоставлены непроизводным и выделя­ются в соотношении с ними. Ср.: рыба — рыбный, рука — наруч­ный, белый — белеть, синий — синь, лазать — лаз, рыть — ров и т. д. Здесь в каждой паре второе слово является производным по отношению к первому непроизводному.

Производное слово состоит, как минимум, из двух морфем — корневой (являющейся обязательной составной частью вообще всякого слова) и какой-либо одной аффиксальной словообразующей морфемы (включая сюда и нулевую).

Окказиональное слово по самой своей сути обязательно должно быть производным словом, поскольку окказиональное слово представляет собой результат относительно свободной комбинации по крайней мере двух словообразующих морфем, что неизбежно ведет к производности окказионального слова. Факты речи — всегда творческие, а творчество окказиональных слов — это сво­бодная комбинация единиц на морфемном уровне.

Именно поэтому фонема как «точечная», односторонняя (одно­мерная) единица в принципе вообще не может быть окказиональ­ной, поскольку она, будучи элементарной единицей, не может являться результатом комбинаций других, более простых единиц. По той же самой причине и морфема (во всяком случае однофо­немная) не может выступать в речи в окказиональном статусе. Правда, многофонемная морфема в окказиональном виде может выступать в том случае, когда она сознательно фонологически искажается, т.е. произвольно деформируется как звуковая кон­стантность, и своей искаженностью каламбурно напоминает дру­гую морфему, создавая тем самым игру значений и намеков.

В фельетоне «Трясса» («Правда», 15 ноября 1971 г.) предме­том сатиры стали плохие, ухабистые дороги:

На трассе

Колдобин и выбоин масса,—

Ее называют не трасса,

А трясса!

Здесь корневая морфема трасс- посредством фонологической деформации переделывается в окказиональную морфему т ряс с-, которая ассоциируется с канонической корневой морфемой тряс- (ср. целую серию канонических слов с этой морфемой: тряс­ти, тряска, тряский, трясина, трясун, трясучка, трясучий).

Творчество окказиональных морфем в окказиональном слово­образовании непродуктивно и не подводится ни под какие более или менее определенные правила или образцы. Каноническому же словообразованию творчество морфем вообще чуждо. Появ­ление новых морфем (корней и аффиксов) в языке является следствием или заимствования, или длительных исторических про­цессов — опрощения, переразложения, т.е. процессов, не относя­щихся к словообразованию <…>.

 

Окказиональность [184] слова как лексическая форма выражения противоречия между языком и речью

Окказионализмы проявляются на всех уровнях структуры языка, наиболее часто и заметно — в словообразовании.

Поскольку целью и конечным результатом словообразовательного процесса вообще и его отдельных актов в частности является слово как лексическая единица, постольку окказиональное слово (всегда являющееся производным) может и должно быть предметом не только словообразовательной, но и лекси­ческой характеристики. С точки зрения лексикологической, указанное противо­речие, свойственное окказионализму, проявляется в самых различных направ­лениях, в общем соответствующих признакам отличия окказионализма от обыч­ного слова.

Каждая единица языка имеет свое соответствие в речи, свою конкретную речевую реализацию: фонема своим представителем в речи имеет аллофон, морфема — морф (или алломорф), предложение — фразу. Термин же «слово» как единица языка обыкновенно не находит своего специального терминологи­ческого речевого соответствия и именуется тем же самым термином — «слово»[185]. Например, слово стол как единица языка имеет определенное языковое значе­ние. Речевые реализации значения этого слова (т.е. его номинативные и иные функции в конкретно-речевых актах коммуникации) в подавляющем большин­стве случаев не противоречат его языковому значению (Я покрасил новый стол; Мы сидели за круглым столом; Ему назначен не мясной, а вегетарианский стол; Она работает в справочном столе и т. п.). Это характерно для большинства слов языка в большинстве случаевих конкретно-речевого воплощения. Данное обстоятельство создает или может создать иллюзию тождества слова как единицы языка и слова как единицы речи. Однако окказиональные слова — на фоне соот­ветствующих языковых структур и значений — имеют свою, всякий раз по-особо­му мотивированную неповторимость значения.

Окказиональную семантику существительного произношение, употребленного в качестве эпитета по отношению к танцевальным движениям, можно видеть на таком примере: Стиль советской школы (танцев на льду.— А. Л.) высок, именно высока танцевальная техника, высока скорость, четкость исполнения, синхронность, акцентированное «произношение» каждого шага, каждого элемента... («Известия», 16 января 1972 г.).

Эффект окказиональности возникает и от наложения одной на другую двух структурно-словообразовательных схем слова — языковой и осознаваемой на ее фоне окказионально-речевой. Ср.: читатель — кричатель, миллионер — триллионер, пьянствовать — смеянствовать, курево — с м е е в о, чер­нота — б е л о т а, белизна—чернизна. Можно привести также примеры окказиональных образований, структура которых резко противоречит систем­ным (часто повторяющимся) формально-смысловым отношениям, существующим между образующими частями канонических слов типа Волгоград — волгоградец, Тамбов — тамбовец, Ленинград — ленинградец; красный — краснота, глухой — глухота, теплый— теплота и т. п. К таким окказиональным образованиям, на­пример, относятся: гроссбухнуть, раззолотонебело, крикогубый, верблюдокорабледраконьи. Однако это уже область окказионального словообразования.

Языковое общение осуществляется в речи. Функционируя в речи вместе и наряду с обычными словами, окказионализмы как чисто речевые образования входят в лексический фонд. Но окказиональные слова в наиболее типичных своих проявлениях, т.е. без учета промежуточных, переходных образований, все же достаточно ясно отличаются от обычных слов по целому ряду признаков.