Либо совесть приучишь к пятнам

Либо совесть приучишь к пятнам,
Либо будешь ходить босой.

Очень хочется быть понятным
И при этом не быть попсой.

Лооооось!

Лооооось! У нас с тобою что-то не срослооооось!

- Рыыыыысь! У нас с тобой все было зашибииись!

Лохматому

Он не пишет своих, но чужие его отчаянно веселят.
Он их складывает в башку себе, словно цацки.
Он и сам ходит где-то, куда Макар не гонял телят,
И кровь его не раствор печали, а, собственно, дистиллят.
Но писать стихи - это как-то не по-пацански.

Он как теплый циклон, продуцирует свет и тишь.
В детстве все от его спокойствия сатанели.
Ему легче сидеть в горах и курить гашиш,
Ведь когда Бог видит, что ты спешишь -
Твой состав встает посреди тоннеля

И стоит как врытый, как населенный железный гроб.
Не видать, мол, сегодня ни бухгалтерии, ни бабла нам.
Вот поэтому он сидит у себя внутри, как большой микроб,
Потребляет китайский чай, курит всякий смешной укроп,
А я еду за ним из последних строф, из последних строп -
Голубым несложенным парапланом.

Любимый анекдот в семье

Любимый анекдот в семье:

- Мам, я домой еду, купить что-нибудь?

- Купи, сволочь, квартиру и живи отдельно!

Люболь

История болезни

Голос – патокой жирной… Солоно…
Снова снилось его лицо.
Символ адова круга нового –
Утро. Дьявола колесо.

«Нет, он может – он просто ленится!»
«Ну, не мучает голова?»
Отчитаться. Удостовериться –
Да, действительно,
Ты жива.

Держит в пластиковом стаканчике
Кофе – приторна как всегда.
– А в ночную? – Сегодня Танечке
– Подежурить придется – да?

Таня – добрая, сверхурочная –
Кротость – нету и двадцати…
Попросить бы бинтов намоченных
К изголовью мне принести.

Я больная. Я прокаженная.
Мой диагноз – уже пароль:
«Безнадежная? Зараженная?
Не дотрагиваться – Люболь.»

Солнце в тесной палате бесится
И Голгофою на полу –
Крест окна. Я четыре месяца
Свою смерть по утрам стелю

Вместо коврика прикроватного, –
Ядом солнечного луча.
Таня? Тихая, аккуратная…
И далекой грозой набатною –
Поступь мерная главврача.

***

Сухо в жилах. Не кровь – мазутная
Жижа лужами разлита
По постели. Ежеминутное
Перевязыванье бинта

Обнажает не ткань багровую –
Черный радужный перелив
Нефти – пленкой миллиметровою –
Будто берег – меня накрыв.

Слито. Выпарено. Откачано
Все внутри – только жар и сушь.
Сушь и жар. И жгутами схвачены
Соконосные токи душ.

Слезы выжаты все. Сукровицу
Гонит слезная железа
По щекам – отчего лиловятся
И не видят мои глаза.

***

День как крик. И зубцами гнутыми –
Лихорадочность забытья.
День как дыба: на ней распнуты мы –
Моя память – и рядом я.

Хрип,
Стон, –
Он.
Он.

День как вихрь в пустыне – солоно,
А песок забивает рот.
Днем – спрессовано, колесовано –
И разбросано у ворот.

Лязг.
Звон.
Он.

***

Свет засаленный. Тишь пещерная.
Мерный шаг – пустота идет.
Обходительность предвечерняя –
А совсем не ночной обход.

Лицемерное удивленьице:
«Нынче день у Вас был хорош!» –
Отчитаться. Удостовериться –
Да, действительно,
Ты умрешь.

Просиявши своей спасенностью,
«Миновала-чаша-сия» –
Не у ней же мы все на совести –
Совесть
Есть
И у нас
Своя.

…Утешения упоительного
Выдох – выхода брат точь-в-точь, –
Упаковкой успокоительного:
После вечера
Будет ночь.

***

Растравляющее,
Бездолящее
Око дня – световой капкан.
Боже, смилостивись! – обезболивающего –
Ложку тьмы
На один стакан.

Неба льдистого литр –
В капельницу
Через стекла налить позволь…
Влагой ночи чуть-чуть отплакивается
Моя проклятая
Люболь.

Отпивается – как колодезной
Животворной святой водой.
Отливается – робкой, боязной
Горной речкою молодой –

Заговаривается…
Жалится!..
Привкус пластиковый во рту.
Ангел должен сегодня сжалиться
И помочь перейти черту.

***

Пуще славы велеречивыя,
Громче бегства из всех неволь –
Слава, слава, Неизлечимая
Безысходность Твоя, Люболь!

Звонче! – в белом своем халатике
Перепуганная сестра –
Воспеваю – Хвала, Хвала Тебе,
Будь же лезвием преостра!

Пулей – злою, иглою – жадною!
Смерти Смертью и Мукой Мук!
Я пою тебя, Беспощадная
Гибель, Преданный мой Недуг!..

Сто «виват» тебе, о Великая…
Богом… посланная… чума…
Ах, как солоно… Эта дикая
Боль заставит сойти с ума…

Как же я… ненавижу поздние
Предрассветные роды дня…
Таня! Танечка! Нету воздуха!
Дверь балконную для меня

Отворите…Зачем, зачем она
Выжигает мне горло – соль…

Аллилуйя тебе, Священная
Искупительная Люболь.

Маленький мальчик

Маленький мальчик, углом резцы, крахмальные рукава.
Водит девочек под уздцы, раз приобняв едва.
Сколько звезд ни катай в горсти – рожа твоя крива.
Мальчик серии не-расти-после-меня-трава.

Маленький мальчик, танталовы муки, хочется и нельзя.
Пешка, которая тянет руки к блюду с башкой ферзя.
Приставучий мотив, орнамент внутренних алтарей.
Снится будто нарочно нанят, манит из-за дверей.

Маленький мальчик, каленый шип, битые тормоза.
Взрыв химический, с ног не сшиб, но повредил глаза.
Крепко легкие пообжег, но не задел лица.
Терпкий пепел, дрянной божок, мышечная гнильца.

Мальчик – медленное теченье, пальцы узкие, бровь дугой.
Мир, что крошится как печенье, осыпается под ногой.
Южный, в венах вино и Терек, гонор, говор как белый стих.
Важный; только вот без истерик, забывали и не таких.

Маленький мальчик, бухло и прозак, знай, закусывай удила.
Вот бы всыпать хороших розог за такие его дела.
Что ему до моих угрозок, до кровавых моих стишат,
Принцы, если ты отморозок, успокаивать не спешат.

Маленький мальчик, могли бы спеться, эх, такая пошла бы жисть.
Было пресно, прислали специй, вот поди теперь отдышись.
Для тебя все давно не ново, а для прочих неуловим
Тот щелчок: не хотел дурного, а пришелся под сход лавин.

Маленький мальчик, жестокий квиддич, сдохнем раньше, чем отдохнем.
Бедный Гарри, теперь ты видишь, что такое играть с огнем.
Как уходит в смолу и сало тугоплавкий и злой металл.
Нет, я этого не писала.
Нет, ты этого не читал.

Манипенни

Манипенни, твой мальчик, видно, неотвратим, словно рой осиный,
Кол осиновый; город пахнет то мокрой псиной,
То гнилыми арбузами; губы красятся в светло-синий
Телефонной исповедью бессильной
В дождь.
Ты думаешь, что звучишь даже боево.

Ты же просто охотник за малахитом, как у Бажова.
И хотя, Манипенни, тебя учили не брать чужого –
Объясняли так бестолково и так лажово, -
Что ты каждого принимаешь за своего.

И теперь стоишь, ждешь, в каком же месте проснется стыд.
Он бежит к тебе через три ступени,
Часто дышит от смеха, бега и нетерпенья.
Только давай без глупостей, Манипенни.
Целевая аудитория
не простит.