Разговор с Маргарет Моэн, апрель 2011г.

Я попала в автомобильную аварию, когда работала в Африке в 1959 году. Это произошло в Ньясаленде (совр. Малави). Лечили меня в местной больнице, куда прилетел хирург из Южной Африки, чтобы провести ламинэктомию, операцию на позвоночнике. После операции Министерство иностранных дел организовало мой перелет в Великобританию. Мне сказали: «Вас отправят в очень известный госпиталь, Сток-Мандевиль». Я ничего раньше не слышала об этом госпитале. Когда меня привезли в Сток-Мандевиль, доктор спросил меня: «Как Вы думаете, что с Вами произошло?» Я знала лишь, что не могу двигаться. Позже мне объяснили, что в результате травмы был задет спинной мозг, нервные клетки которого не восстанавливаются, поэтому я никогда больше не смогу ходить.

Тогда палаты находились в длинных бараках, вдоль которых располагались прекрасные клумбы, розовые кусты и лужайки. За бараками было поле с домиками для занятий спортом. Насколько я помню, в каждой палате было от 24 до 30 пациентов. Везде царила доброжелательная атмосфера, все болтали, переговаривались и даже перекрикивались из разных концов палаты. В центре каждой палаты стоял обеденный стол. Все, кто достаточно хорошо себя чувствовал, должны были по утрам завтракать за столом. Первые несколько дней меня все удивляло, удивляли молодые люди в колясках, вечером направлявшиеся в паб поужинать. Они отправлялись в «Колокол» (The Bell), паб в соседней деревне, в который мы все ходили, когда хорошо себя чувствовали. Было полезно немного проветриться. Можно было толкать коляску самому, руками, либо попросить кого-либо о помощи.

Когда я попала в госпиталь, меня лечил доктор Михаэлис, очень внимательный и заботливый специалист. Однажды у моей кровати появился доктор Гуттман, до этого он несколько дней был в отъезде. Позднее я очень хорошо его узнала и поняла, что он главный в госпитале. Каждую неделю он делал обход, и это был незабываемый опыт. Каждый раз с ним было около 20 человек, медсестры, физиотерапевты, доктора, посетители, все они хотели посмотреть на его метод лечения. Он по очереди подходил к каждой койке в палате и громким голосом рассказывал о состоянии каждого пациента, поэтому в итоге мы знали все о состоянии друг друга. Он мог быть очень резок. Никто не осмеливался перечить ему. Помню, однажды я сказала ему, что мне скучно, и получила в ответ длинную лекцию о том, что я не должна скучать, потому что всегда можно найти, чем себя занять или о чем подумать. Он был очень строг со всеми. Пациенты часто ходили в паб по вечерам и иногда немного перебирали и шумели в палате. В таких случаях он играл роль директора школы и на следующее утро вызывал провинившихся на ковер и отчитывал.

По пятницам к нам приходили сотрудники фабрики «Гувер» (Hoover). Она находилась недалеко от госпиталя, и рабочие проносили нам приятные мелочи – шоколад, печенье и т.п. – и разговаривали с нами. Они также регулярно проводили акции по сбору средств для нашего госпиталя и вывозили нас на прогулки. Помню, как на Рождество приезжали певцы из Эйлсбери и пели рождественские гимны. Они привозили море украшений для палат и делали все, что было в их силах. Еще были чудесные волонтеры. Каждый день утром, днем и вечером в каждую палату кто-то приходил. Они читали нам, ухаживали за цветами, прибирались в тумбочках, приносили кофе, помогали писать письма и т.д.

В то время нам приходилось лежать в постели по несколько месяцев, и наша жизнь была очень скучной. Я провела в госпитале почти год, и первые четыре месяца мне был прописан постельный режим. Затем, для начала, мы начинали делать упражнения лежа на спине, растягивая и сжимая пружины для наращивания мускулатуры рук. Как только нам разрешали двигаться, день сразу наполнялся различными событиями с раннего утра. Начну с работы по дереву. Я помню, как научилась работать на деревообрабатывающем станке и делать красивую деревянную миску. Потом начиналось плавание, а затем каждое утро и каждый вечер мы спускались с горы на физиотерапию. Мы считали, что физиотерапия находилась у подножия крутого склона не случайно, поскольку на обратном пути приходилось самому подниматься в гору к палатам – и никто никому не помогал, таково было указание, так что приходилось справляться самому. По пути «наверх» было хорошее кафе «Лига друзей», в котором мы встречались, выпивали и отдыхали.

С нашими физиотерапевтами у нас были особые отношения. Мы встречались с ними дважды в день, и они объясняли все намного понятнее, чем врачи. Некоторые пациенты общались со своими физиотерапевтами настолько близко, что позднее эти отношения перерастали в семейные узы. Помню, на свою первую прогулку я отправилась как раз в гости к своему физиотерапевту. В этом доме в Сток-Мандевиле недалеко от госпиталя жили два или три физиотерапевта, и они пригласили своих пациентов в гости. Именно тогда я впервые научилась перемещаться из инвалидного кресла на диван. Они очень помогали нам в таких практических вещах. Сток-Мандевиль был очень тесным и одновременно очень закрытым сообществом. Осознание этого приходило только тогда, когда пациенты покидали госпиталь и возвращались домой.

Днем мы занимались спортом. До аварии я немного играла в бадминтон, но никогда серьезно не интересовалась спортом. В госпитале я начала заниматься настольным теннисом и стрельбой из лука. Стрельба из лука хорошо влияла на осанку и заставляла сидеть прямо в инвалидном кресле, а настольный теннис развивал быстроту реакции. Каждый год в июне в госпитале проходили Национальные игры. В них участвовали представители других госпиталей для лиц с повреждениями опорно-двигательного аппарата, а также дома по уходу за ветеранами войны «Стар энд Гартер» (Star and Garter) и спортивных клубов для инвалидов из разных уголков страны. Для приезжавших участников освобождали одну или две палаты в госпитале либо размещали их в домиках за госпиталем. Впервые я увидела Сток-Мандевильские игры в 1959 году, когда проходила лечение в госпитале и одна из медсестер привезла меня посмотреть на соревнования. На следующий год, немногим после моего возвращения домой, меня пригласили принять участие в Национальных играх. Я стала довольно хорошо стрелять из лука и вступила в спортивный клуб. Я приняла участие в Национальных играх 1960 года и выступила очень хорошо, по-моему, даже победила. И затем, к своему удивлению, я получила письмо с приглашением присоединиться к сборной Великобритании для участия в Играх в Риме.

В сборной Великобритании было около 70 спортсменов. Мы собрались в Сток-Мандевиле, где нам выдали нашу форму. Меня взяли в команды по стрельбе из лука и плаванию. В отличие от некоторых членов команды мне много приходилось путешествовать по работе, поэтому я не волновалась перед поездкой. С нами было много волонтеров, они были нужны. Сначала мы поехали в аэропорт на автобусе. Для этого нас всех нужно было внести в автобус на руках, а кресла погрузить отдельно в сложенном состоянии. Затем в Хитроу нужно было высадить нас из автобуса и проделать то же самое в обратном порядке. Это заняло несколько часов! Далее пришлось использовать вилочный подъемник, чтобы по 4 человека поднимать нас на борт самолета в колясках. Затем нужно было посадить нас в кресла, а наши коляски свернуть и отправить в багажное отделение. Когда мы прибыли в Рим, нам опять потребовалось несколько часов, чтобы покинуть самолет. Тем, кто находился в конце салона, пришлось ждать 2 часа. Однако тогда это было неотъемлемой частью нашей жизни, и нам просто приходилось смиряться с этим.

Как только нас выгрузили из самолета в Риме, нас повезли в Олимпийскую деревню (и тут началось худшее). Здания, в которых нас должны были разместить, по какой-то причине отдали другим спортсменам, и мы не могли в них расположиться. К нашему ужасу, нас разместили в двухэтажных домиках, стоящих на каменных сваях. Итальянскому оргкомитету пришлось задействовать военных, чтобы они вместе с волонтерами поднимали и спускали нас в колясках по лестницам каждый раз, когда нам нужно было подняться наверх или выйти на улицу. На каждом этаже дежурили два военных.

Конечно, год от года организация становилась лучше. Когда я участвовала в своих последних Играх в Арнхеме 20 лет спустя, все было гораздо лучше организовано. Помню, в Арнхеме нам были предоставлены специальные автобусы без сидений, а автобусные остановки были оборудованы наклонными въездами, по которым легко можно было въехать в автобус. На Играх 1960 года соревнования по стрельбе из лука проходили на 4 дистанциях: 90, 50, 70 и 30 метров. В первом круге участвовали все спортсмены, у каждого было 6 выстрелов. Удивительно, но никто не говорил нам, как мы отстрелялись, сразу результаты не объявлялись. Только вечером кто-то спросил: «Где Маргарет? Ей нужно получить медаль». Тогда я узнала, что выиграла первую золотую медаль Великобритании на Играх. Помню небольшой пьедестал для победителей, на котором место золотого медалиста было немного выше, чем два остальных, а сзади был наклонный въезд, по которому победителей поднимали на пьедестал. Кто-то очень важный – думаю, итальянский Президент Олимпийской организации – вручил мне медаль.

Все свободное время мы проводили с другими спортсменами, поддерживали друг друга. Масштаб соревнований был меньше, все состязания проходили на одном стадионе, поэтому мы поддерживали других членов своей команды. В то время в спортивных клубах все занимались сразу несколькими видами спорта и общались со спортсменами, которые занимались другими видами. Сейчас все поделено по видам спорта, по ассоциациям и клубам, все общаются кучками, только со спортсменами своего вида. Конечно, спортивные стандарты при этом растут стремительными темпами, однако это происходит за счет распада общего спортивного братства, которое существовало в наши годы.

Е годы