ПАНФИЛОВИЧ Казимир Брониславович 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

ПАНФИЛОВИЧ Казимир Брониславович



Родился 4 июля 1937 года

Доктор технических
наук, профессор кафедры вакуумной техники
электрофизических
установок

 

До войны наша семья жила в городе Черикове Могилевской области БССР.

Мама часто мне рассказывала про отца, которого я, к сожалению, совсем не помню. Знаю только то, что он в 1937 году возглавлял районный отдел НКВД. Думается, не надо объяснять, что это было за время… Как-то ночью к нам домой пришли люди в военной форме и забрали отца. Дело дошло до того, что его увезли в Москву, долго с ним беседовали, видимо, не нашли ничего подозрительного и – отпустили.

Вернувшись домой, отец поменял работу – стал директором местного торфяного завода. Именно на этой должности его и застала Великая Отечественная…

Он имел бронь, поэтому повестка пришла не в первый день войны, а только 26 июня. Отца отправили на сборный пункт в 50 км от нашего города, где должны были выдать винтовки и обмундирование. Ни того, ни другого в первые дни войны там еще не было…

Куда их отправили дальше – никто не знает, но до мамы доходили слухи, что его встречали в Могилеве при погрузке танков на поезд.

Мама видела его последний раз именно в день отправки на сборный пункт, потом он еще прислал ей два письма, причем во втором почти в приказном порядке писал: «Забирай срочно детей и уезжай туда, где будет советская власть, на Восток…». В те дни мало кому еще верилось, что война – надолго, представлялось, что завтра-послезавтра враг будет разгромлен и наши отцы, братья, мужья вернутся домой. По радио шли именно такие сводки, нам говорили: не надо паники, враг будет остановлен! А отец уже знал, чувствовал, что приближается что-то страшное, что громада фашистских полчищ уже совсем рядом…

Мама не могла ослушаться отца, собрала самые необходимые вещи, а те, которые не смогла взять с собой и считала самыми ценными, например, обручальное кольцо, закопала в саду у дома, повесила замок на дверь – и мы ушли.

В тот день город жил уже по другим законам, люди не хотели и боялись оставаться. Они уходили, гонимые чьим-то добрым советом: «Спасайся все, кто может». Мы были среди них. Мы – это мама, мой старший брат Владимир (8 лет), я (4 года) и совсем маленький братик Бронислав, который родился буквально за несколько дней до войны. Мама несла на руках младшенького, я – бутылку с водой, а Володя – какие-то пожитки, среди них отчетливо помню мое детское теплое пальто.

Мост через реку Сож уже был разбит, поэтому мы переходили по понтонному, а в город с запада уже входили вражеские войска.

По пути мама встретила председателя горисполкома, который буквально на пеньке написал и заверил нам так называемое «эвакуационное направление», которое давало нам право по прибытии на новое место получать хоть какое-то продовольствие.

Буквально через час-два в небе над нами появились немецкие самолеты, мы врассыпную бросились в лес, где уже укрылись и наши солдаты. Мальчишки все пытались высунуться и рассмотреть тех, кто открыл стрельбу по отступающим. Родители крепко держали каждого из нас, страха за себя у них, похоже, не было…

Добирались до железнодорожной станции кто как мог, нам еще повезло: кто-то сжалился и подвез нас на подводе, а потом был поезд и город Воронеж. Однако там мы пробыли совсем недолго, так как враг вновь наступал, и мы опять от него убегали. На этот раз наш путь лежал в Среднюю Азию, в Киргизию.

Мы поселились в селе Кара-Балты и мама устроилась на работу бухгалтером в одно из хозяйств, где вели сенозаготовки. Сено спрессовывали и отправляли для Красной конницы на фронт. И все бы ничего, но спустя какое-то время заболел и умер младший братик…

Володя начал ходить в школу. Отлично помню его идущим по дороге и прыгающим при этом с кочки на кочку – он выбирал, где нет снега, чтобы не промочить ноги, поскольку обувки новой не было и приходилось донашивать ту, в которой ушли из Белоруссии.

По осени наступало то самое «золотое времечко», когда у нас появлялась возможность побаловать самих себя «деликатесами». Достаточно часто мимо нас проходили товарные платформы, груженые свеклой. Бывали моменты, когда ее особо «растрясет» по пути и она выпадет буквально нам под ноги! И было совсем не страшно, что рядом не было воды и нечем было свеклу помыть – мы вгрызались в нее зубами и пировали! А дома нас ждало еще одно блюдо – маме на работе дали зерно, которое она долго-долго варила и подавала нам вместо хлеба…

Зимой 1942–43 гг. вдруг на меня напала какая-то хворь. Врач не мог определить точно, что это за болезнь и объяснял маме, что все происходит из-за голода и холода. Я не мог ходить, ослабли ноги; не мог ничего держать в руках, а голос был настолько тих, что скорее напоминал шепот.

Как-то вечером хозяйка квартиры, в которой мы поселились, принесла домой селедку и я, почуяв ее запах, начал просить хотя бы маленький кусочек. Врач сказал: «Нет, категорически нельзя», однако мама решила по-своему и, решив: «Будь что будет!», уступила мне. Именно этот самый кусочек селедки дал организму тот толчок, который вернул меня к жизни.

А потом я заболел опять и на этот раз врач сразу определил диагноз – тропическая малярия. На улице температура плюс 35–40 градусов, а у меня озноб страшный, мама закутает во все теплое, напоит кипятком, а я, как согреюсь, бегом с мальчишками на улицу. И так было очень долго.

Врачи посоветовали маме увезти меня в умеренный климат, т.е. в среднюю полосу. Однако уволиться в то время с работы не представлялось никакой возможности, спасибо добрым людям, которые подсказали, что можно воспользоваться «переводом на новое место работы». Так мама и сделала.

1944 год. Мы в Татарии, живем в селе Давликеево (ныне поселок Мирный). Мама по-прежнему работает бухгалтером, но теперь уже в леспромхозе, которому «Гортоп» Казани давал план на вырубку деревьев, необходимых для отопления города. На выделенном участке производилась вырубка и все переезжали с места на место. Так мы оказались сначала в Лаишево, Берсуте, а потом в Помарах (МарАССР).

Мама не стремилась работать в городе, видимо, потому, что понимала – для детей в деревне намного лучше, поскольку и воздух там чище, да и земля прокормит. Но спустя какое-то время мы переехали в Казань и в 7-ой класс я был определен в городскую школу (ныне №28).

Всю войну мама надеялась получить хоть какую-то весточку от отца, но частая смена наших адресов уменьшала шанс на это. Однако время шло и надежды оставалось все меньше. Мама продолжала верить, и она решилась поехать в Белоруссию, надеясь хоть там что-либо узнать. Вернувшись домой, она сказала: «Отец пропал вез вести еще в декабре 1941-го. Видимо, это случилось под Москвой или Калинином».

Она долго нам рассказывала о полностью спаленном немцами родном городе, о Могилеве, в котором осталось лишь несколько зданий, скорее даже не зданий, а кирпичных коробок. Рассказывала об обгоревшей церкви на берегу Днепра, которую пытались взорвать, подложили под фундамент взрывчатку, но она устояла.

Самыми интересными казались нам ее рассказы о наших двух бабушках и дедушке, которые не ушли в 41-ом из города, а остались в оккупации.

Немцы, войдя в город, запустили там что-то вроде маленького заводика по производству сливочного масла, дед устроился туда охранником. Видимо, ему удалось как-то дать знать партизанам, в какую ночь он будет дежурить. Поздно ночью вошли они на склады, забрали все, что можно было унести с собой, а заодно и дедушку, которому немцы ни за что бы не простили, что он «просмотрел» масло и почти наверняка бы его расстреляли! Дед взял с собой бабушку, которая, в свою очередь, не захотела оставить без присмотра старенький патефон с пластинками и швейную машинку «Зингер». Мелодии этих пластинок не раз радовали партизан, они же звучали и при встрече с бойцами Красной Армии…

Долго не принято было говорить о том, что немцы во время войны использовал для борьбы с партизанами отравляющие вещества. Однако бабушка много раз вспоминала, как над лесом летал неоднократно немецкий самолет, который что-то распылял над ними. Дед в один из таких дней сильно надышался какой-то «пакостью», сильно заболел и умер. Вторая бабушка заразилась в оккупации тифом и ее тоже не стало.

Во время этой поездки мама пыталась найти то самое место в саду, куда она закопала все наши «ценности», но их уже нашел кто-то до нее. Дом наш тоже сгорел, но по рассказам очевидцев тех далеких дней нам стало известно, что когда немцы вошли в город, кто-то «навел порядок» в нашем доме и много дней после этого фотографии членов нашей семьи, так трепетно хранимые мамой, ветер разносил по улицам нашего города…

Последний запрос о судьбе моего отца мы делали 3 года назад. Новостей по-прежнему нет…



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-12-12; просмотров: 444; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.239.59.193 (0.005 с.)