КОСТОЧКО Анатолий Владимирович

Родился 3 марта 1939 года

Доктор технических наук, профессор, заведующий кафедрой химии и технологии высокомолекулярных соединений
(с 1981 г.)

 

 

Война – слово страшное и для детей, и для взрослых…

Я был совсем маленьким ребенком (всего 2 года!), когда началась война и первые мои воспоминания связаны с более поздним периодом – 1943–1945 годы.

Жили мы в Казани на улице Подлужной, которая считалась в то время окраиной города.

Моя мать, Катанова К.А., была директором школы № 25. Отца совсем не помню, известие о его гибели мы получили в первый год войны…

Практически все окружающие нас соседи жили такими же неполными семьями и чрезвычайно скромно (по нынешним временам – просто бедно). Взрослые очень много работали – по 10–12 и более часов в день и детей, как правило, объединяли в группу, которую «шефировали» подростки.

Все наши помыслы были о еде - мы старались достать какие-нибудь овощи: капусту (мы очень любили кочерыжки), турнепс (початок кукурузы), жмых (остаток после выжимки семян подсолнечника) и старательно делили эти «дары» между всеми ребятами. Летом нас, как правило, прикрепляли к так называемым «детским площадкам», где дети хоть как-то питались и были заняты трудом, подготовкой ко всякого рода мероприятиям.

А мероприятия были разные: помощь малоимущим, подготовка подарков для бойцов Красной Армии.

Были и праздники, связанные с очередными победами Красной Армии или возвращением родственников-инвалидов из действующих войск. Мои впечатления о праздниках, в первую очередь, связаны с приготовлением винегрета – это главное блюдо любого праздничного стола…

Я смотрю на фотографии моих друзей тех лет и думаю, что главной заботой взрослых были, конечно, мы, дети. И даже в такие тяжелые годы все думали о будущем, о том, что кончится война, и все невзгоды останутся позади.

А как радовалась мамина школа, когда была получена благодарность Верховного Главнокомандующего за многодневную и трудную для школьников разгрузку вагонов на станции Дербышки и на Петрушкином разъезде! Был митинг, был праздник, был какой-то невероятный энтузиазм, все ходили в героях…

Будни были тяжелыми: в памяти темные улицы, постоянная светомаскировка, тревожные ожидания, нестабильная обстановка.

Зимой мы переезжали в маленькую комнату, где топилась железная печка. Мы жили всегда при школе, и я прекрасно помню длинный, как мне тогда казалось, коридор, в который выходило 8 дверей, за которыми, соответственно, жили 8 семей сотрудников школы. Можно было войти в любую – везде тебя принимали как своего, пытались чем-то подкормить, развлечь.

Праздники встречали все вместе, общая радость объединяла всех. Было совершенно естественно, что у всех было «чувство локтя», удивительная доброжелательность, переходящая в родственные чувства к соседям. Все это осталось на долгие последующие годы…

Конечно, мы запомнили на всю жизнь День Победы. Было солнечное утро, когда со всех сторон слышно было: «Победа!!!»

В это утро я впервые увидел у нас на столе четверть (3 л) молока, такого количества до этого дня я не видел никогда. Все обнимались, плакали, смеялись, и все школьники пошли на улицу Горького (кажется, тогда она называлась Галактионовской), где пели, водили хороводы, разыгрывали веселые сценки.

После войны жизнь стала резко меняться, но это уже «совсем другая история»…

 

КРУПИН Станислав Васильевич

Родился 24 августа 1938 года

Доктор технических наук, профессор кафедры
физической и коллоидной
химии

Наверное, трудно описать на бумаге воспоминания тех далеких лет, особенно если тебе в ту пору, к началу войны, было всего 3 года. Поэтому что-то вспоминается более подробно, что-то уже стерлось из памяти и больше похоже на осколки цветных стеклышек, из которых можно сложить картину Великой Отечественной. Светлые стеклышки – огонь в печке, добрая улыбка мамы, сильные руки отца; темные – озябшие пальцы маленьких рук, болезни, вечное желание что-то съесть вкусненькое…

Начну с тех, которые более-менее запомнились.

… Во время войны во многие казанские семьи селили эвакуированных, однако у нас первое время их не было. Так бы, может, и продолжалось дальше, но маме с каждым днем становилось все труднее и труднее выискивать возможность с наименьшими потерями разрешать «детский» вопрос – кто будет отводить меня в детский садик? Дело в том, что она работала в ту пору инженером на пороховом заводе (завод №40), и чтобы не опоздать к 7 утра на работу, ей приходилось уходить из дома в 5 часов. Ясное дело, что меня в это время вряд ли можно было уже увести в садик. Именно поэтому она и приняла решение о подселении эвакуированных, на плечи которых легла забота о маленьком мальчике, т.е. обо мне.

И все бы было хорошо, если бы вместе с нашими новыми подселенцами в дом не пришел педикулез. Так что маме пришлось дома на примусе варить из собачьего жира мыло и регулярно устраивать всем нам «помывки».

Мне было лет пять, когда я увлекся новой для меня игрой. Я надевал валенок на ногу и сильно взмахнув, «отправлял» его на любой стоящий передо мной предмет, стараясь, естественно, попасть в цель.

Однажды в садике я сильно взмахнул ногой и валенок слетел. Нет, я не ставил целью попасть именно туда, куда он попал. Представьте, я как зачарованный слежу за полетом валенка и вдруг – звон разбитого стекла. Я попал ни мало, ни много прямо в портрет Сталина.

Я очень радовался, что этому происшествию не было свидетелей, однако радость моя скоро прошла – ко мне подошел мальчик Юра и шепотом сказал: «Если ты мне принесешь завтра конфету, я про это никому-никому не скажу». Пришлось нести…

В тот же детский сад №29, что был на площади Свободы, вместе со мной ходил и Сережа Фридланд, ныне профессор кафедры инженерной экологии нашего университета. С большим удовольствием мы с ним наблюдали из окна, как пленные немцы и японцы достраивали и реконструировали театр оперы и балета, и хотя мы еще, что говорится, «под стол пешком ходили», однако запомнили и вспоминаем до сих пор, какую убогую технику они при этом использовали.

Кстати сказать, решетка Державинского садика, на территории которого и построен этот театр, частично и сейчас «жива» и ограждает техникум (бывший жировой) на площади Вахитова.

Но помимо этих воспоминаний есть еще и те, которые можно назвать, пожалуй, «вспышками в памяти»:

– мы с мамой едем на большом автобусе в военные лагеря на 11-й километр Оренбургского тракта к отцу летом 1941 года после его призыва в действующую армию…

– мама уехала в Пестрецы менять вещи на продукты питания, я сижу один дома и в это время загорелась сажа в дымоходе…

– затемненные окна, полное отсутствие электричества…

– присел у натопленной печки и рисую на оберточной бумаге танки и самолеты…

– приезд отца в краткосрочный отпуск домой, мои требования рассказать об убитых немцах. Отец смеется громко и говорит, что стрелял только один раз из пистолета, да и то по зайцу, прятавшемуся между бревнами…

– маму, бойко торгующуюся с продавцами на колхозном рынке на татарском языке, который она учила в школе и в КХТИ…

– моя старенькая няня, горбатенькая тетя Оля ведет меня в церковь на Арском кладбище, где мне в ложечке первый раз в жизни дают красное вино…

– лежу с большой температурой дома и лишь из окна дома, что стоял на перекрестке улиц К.Маркса и Жуковского, наблюдаю за всеобщим ликованием людей, на календаре – 9 мая 1945 года. Победа!!!