День четвёртый: Пять тёмных козлов

Я проснулся рывком, жадно глотая ртом воздух. С глазами по пять рублей я огляделся и понял, что всё ещё нахожусь в прошлом. Это меня немного успокоило, хотя ещё пару дней назад подобное стечение обстоятельств вводила меня в ступор. Сейчас же только мои сны в этом сне (господи, что за Инсэпшн?!) приносили мне действительно сильные и, в основном, негативные эмоции. Это была то горечь утраты, то боль сделанных ошибок, а теперь и страх чего-то страшного, неизведанного. Поборов оцепенение, я кое-как встал с кровати и подошёл к столу. Теперь это мой ежедневный ритуал – проверять, какой сегодня день и что мы нынче отмечаем. «Aaaand today is a breeewer’s daaaay!», - громко воскликнул я. День пивовара, как прекрасно. Я бы его сегодня даже отметил парочкой бутылок тёмного пивка, но мне 15 лет. А это значит, что даже папа не поделится, да и этот организм не оценит подобного пойла. С удивлением я начал осознавать, что чем больше я сфокусирован на этом мире и жизни в нём, тем больше я забываю о своей прошлой жизни и о том, что я, в общем-то, не отсюда. Я каждый день вижу своего отца и совершенно не чувствую злобы, больше не хочу плакать при виде мамы или её фотографий дома. А сестру готов обнимать хоть весь день. Ещё бы найти Её… Мои мысли снова вернулись к тому странному сну. Почему мне снилась Мара? Она что-то значит в этом мире? То есть она не случайно здесь? Или может мой разум просто спроецировал более знакомое лицо на старый образ на основе недавно увиденного? На эти вопросы мне, возможно, ещё предстоит получить ответ. Но сейчас надо поесть. Это задача номер 1. С благим голодом я направился на кухню, где в полном холодильнике меня ожидала уже готовая еда. О таком чувстве я уже давно и мечтать не мог. Несмотря на постоянные обострения гастрита, я долгое время насиловал свой желудок фастфудом, долгим голоданием и острой пищей. И пусть сейчас мой организм значительно здоровее, я предпочитал питаться наиболее полезно. Как-никак, я же начал новую жизнь! Раз мы живём по-новому, то пора и дать старт полезным занятиям. Достав из стола ручку и пару листков бумаги, я начал писать. Я давно хотел писать стихи, и даже что-то выходило, но, как это случалось и с другими занятиями, я бросал всё, что не давалось слишком просто. Так же здесь была и моя неуверенность в себе, и даже положительные отзывы моих друзей не уверяли меня в том, что моё творчество может быть кому-нибудь интересным. Я пытался писать прозу, но и тут не выходило ничего толкового. Если я что-то и придумывал, то это всегда было чем-то масштабным. И даже если я и начинал писать маленький рассказик, то из него всегда грозил получиться четырёхтомный роман, а мотивации и упорства для таких вещей у меня не было. Как итог: более десятка начатых проектов и ни одного законченного. Но сейчас я будто бы ощущал явление музы. Она, взмахивая своими крыльями, помогала мне писать. Ручка порхала над бумагой, собирая беспорядочные слова в красиво звучащие строки, затем – в четверостишия. Я постоянно вставал, перечитывая написанное после каждой строчки, ходил по комнате, перебирая фразы, слова и рифмы, выглядел прямо как все поэты, которых нам рисуют в телеке. Спустя полдня я, наконец, закончил писать. В 15 лет с разумом 25-летнего может жить и проще, но вот что никогда не изменится, так это мой ужасный почерк. Обленившийся и бросивший что-либо писать рукой ещё в мае паренёк смотрел в лист с собственными каракулями и молча матерился. Разобрав каждое слово до последнего, я отправился печатать сие творение на принтере, дабы оно было хотя бы читабельным. Говорят, что руки помнят, как делать те или иные вещи. Даже если в голове ты уже и позабыл всё. Мышечная память, во! Так вот у меня всё в точности, только наоборот. В 25 я мог безошибочно набирать огромные тексты на двух языках с огромной скоростью, не глядя на клавиатуру. Но я образца десяти лет назад подобными навыками не обладал, поэтому у меня ушло достаточно времени, чтобы напечатать всё и отправить на принтер. Наконец, получив плод своих творений на листе А4, я с гордостью продолжил вышагивать по комнате, читая свой стих. Вспомнив, что я не придумал названия своему творению, я углубился в думы, но быстро вылез оттуда с самой простым но до боли подходящим вариантом. Написав маркером на листе «Второй шанс», я оставил листок на тумбочке возле кровати и отправился есть. После обеда я решил, что пока никому это читать не дам и выжду, пока не представится удобный случай и хороший слушатель. В принципе, таким могла стать и моя сестра, но она и так в шоке с того, что я с ней так близок, не будем устраивать ей передоз братской любви. Поэтому я аккуратно сложил ещё теплый от принтера листок и сунул его в карман джинс. Сегодня я обещал Гоше, что пойду играть в футбол, так что я немного построил из себя футбольную звезду, пока никто не видит, и отправился на поле за деньгами и славой.

Играли мы долго, как это всегда и бывает. Пока не стемнеет до такой степени, что мяч уже не видно, народ будет гонять его. Все грязные, взмыленные, мы постепенно стали расходиться. Недалеко от поля на скамейке я увидел наших девчонок. Подходить к ним в таком виде мне не особо хотелось, поэтому я просто издалека помахал им. Они помахали в ответ, и я явственно увидел, что Мара мне улыбнулась! Я никогда не жаловался на зрение, особенно в 15-то лет, поэтому в этом явлении я был стопроцентно уверен. Не сказать бы, что это так много для меня значило, но если я способен вызывать улыбку у этой скромницы, значит мне будет под силу раскрыть её секрет. Какой, я ещё не понимал, но в ней уж точно что-то кроется. А что, мне предстоит узнать. Неожиданный толчок в плечо вернул меня в реальность. Это был Саня.

-Пойдём, Ромео. Завтра ещё увидитесь. – Естественно, он тоже заметил, что за последние несколько дней Мара больше других общалась со мной. Пусть всего я не знал или не видел в силу того, что меня бросало туда-сюда. Отсюда и простой вывод – тили-тили тесто, бла, бла, бла. Слава Ситису, Санёк был из простых и не приставучих ребят и ограничился лишь одной короткой подколкой. Распрощавшись с ним на лестничной клетке, я отправился домой, где нашёл… родителей Сани. Они вместе с моими попивали разливное с сушеной рыбой и прочими пивными закусками. Отмечают, значит. Окееей. Быстро поздоровавшись с гостями, я прошмыгнул в ванную и наглухо закрылся. После всех банных процедур я так же быстро унёсся к себе в угол зала и, как и вчера, взялся за книжку. Я попытался найти начатую ранее Илиаду, но к моему удивлению, нигде её не обнаружил. Тогда мой взгляд пал на сборник Лермонтова. Ну, почему бы и нет? Классика же. Выбрав посредством великого рандома поэму, что прочту сегодня, я остановился на одной и углубился в чтение… «Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Так ли тебя зовут, мой друг? Азраил. Что до названья? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь смерть — уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном, — она все равно поглотит свои жертвы» На такой позитивной ноте я вновь уснул с книжкой в руках…