Встаёт, ходит по комнате, заглядывает в приоткрытую дверь другой комнаты.

 

Игорь: Фигасе у них хлама всякого…

 

Открывается дверь, заходит Антонов, мощный мужик с обветренным лицом, за ним – Степанова. На ней брезентовые штаны, заправленные в высокие резиновые сапоги, свитер, ватник и шерстяной платок, повязанный как бандана.

 

Антонов: Вот, товарищ журналист, та самая Степанова. Один из старожилов, так сказать.

 

Игорь: Да-да, жду!

 

Антонов: Ты проходи, Степанова, садись. Это вот журналист из Москвы, так сказать. Расскажешь ему про работу свою, про житьё-бытьё… В общем, об чём спросит. Всё. Я в цех.

 

Игорь (закрывающейся двери): Спасибо, господин Антонов. (Садится на кровать, показывает Степановой на табуретку) Да вы проходите, садитесь вот сюда. Будем беседовать.

 

Степанова, словно набравшись смелости, проходит и садится.

 

Степанова: Ну чего… Обработчиком морского зверя я, значит, тружусь уже седьмой год…

 

Игорь: Ой, подождите, плиз, я батарейки в диктофон не засунул ещё. (Возится с диктофоном)

 

Степанова с недоверием смотрит на цифровой диктофон, хмыкает.

 

Степанова: И что, в такую вот палочку весь наш разговор уйдёт?

 

Игорь: И наш, и еще много других разговоров.

 

Степанова: Вот ведь… Это что ж – такие кассетки маленькие там, что ли?

 

Игорь: Нет, тут без кассеток. Цифра!

 

Степанова: Чего?

 

Игорь: Ну… тут хитрее всё, в общем. Я и сам толком не понимаю, как это всё фунциклирует.

 

Степанова: А-а…

 

Она искоса смотрит на Игоря – кажется, авторитет московского журналиста несколько померк в ее глазах.

 

Игорь: Ну, всё. Можем начинать. Говорите.

 

Степанова (кашлянув): Ну чего… Обработчиком морского зверя я, значит, тружусь уже седьмой год…

 

Игорь: Нет-нет, давайте с начала. Как вы вообще попали сюда, давно ли приехали и всё такое. Или, может, родились здесь?

 

Степанова: Да какой там. Тут никто ведь не рождался ещё – все приезжали только.

 

Игорь: А приехали когда?

 

Степанова: Да когда?.. Уж лет десять. Ну да.

 

Игорь: Чем же привлёк вас этот дикий край, что вы решили сюда переселиться?

 

Степанова: Привлёк?.. А, так это нет. Не так. Это ж муж мой, Колька, покойничек уже, приходит домой как-то, бумажки какие-то в руке, и всё, говорит, мать, едем на остров Рикоту, деньг у зашибать.

 

Игорь: И вы, как верная декабристка…

 

Степанова: Чего?

 

Игорь: За мужем, в смысле. Поехали за мужем.

 

Степанова: Так а куда бы я делась-то? Колька у меня был – это ж что-то с чем-то. Его мужики во дворе, с которыми он в домино сидел, знаешь, как прозвали? Пиночет! У него ж нос три раза был сломан, вот такой весь был. Храпел ночью так, что соседи стучали из-за стенки. Там что не по-евойному, то сразу на кулачки, и только свист стоит.

 

Игорь: Бил вас?

 

Степанова: Ну как… Это как положено.

 

Игорь: Сочувствую.

 

Степанова: Чего?

 

Игорь: Не понимаю я таких мужчин.

 

Степанова: Тю. Мужик-то был хоть куда, тут и понимать нечего.

 

И г о р ь: А почему он принял решение отправиться на этот остров?

 

Степанова: Так там как было-то? Он в тот день, оказывается, знакомца какого-то своего встретил. Покупал пиво в магазине, ну и тот тоже там покупал, только коньяк. Колька ему: «О, кучеряво живешь», мол. Ну и тот давай про острова эти дальневосточные рассказывать, какие он деньжищи здесь зашибает, и всё такое. А Колька мой – это ж не только подраться, это же шило в жопе... Ой, я извиняюсь…

 

Игорь: Ничего, ничего.

 

Степанова: Нельзя, наверное, такие слова в газету-то?

 

Игорь: Это мы потом уберём, не волнуйтесь.

 

Степанова: А, ну ладно. Ну, в общем, непоседливый он был, Колька-то. Да всё мечтал в Америку поехать. Хочу, говорит, своими глазами убедиться, что там всё так, как по телеку рассказывают. А я всё смеялась, что с его мордой только, я извиняюсь, в туалете тараканов пугать, а не то, что в Америку. То есть, говорила, Колька, завернут тебя прямо на границе. Нельзя тебя вообще из страны выпускать, чтоб не позорил. Ну, а он всё одно мечтал. Только там же денег-то сколько нужно… А тут, значит, этот вот знакомец. Ну, сманил, получается. Завлёк длинным рублём.

 

И г о р ь: Понятно…

 

Степанова: И Колька сразу в контору побежал, где сюда желающих вербовали. И вот так…

 

Игорь: Наверное, после городской жизни здешние просторы были непривычны?

 

Степанова: Оооой, да что ты. Это ж не то слово. Целый месяц плакала от страха.

 

Игорь: Почему от страха?

 

С т е п а н о в а: Да ну что ты! Ветер гудит, океан шумит, шелестит всё непонятно, бал о к скрепит… Днем на улицу выйдешь – кругом вода, небо щас придавит как будто, серое всё, ой! Долго привыкала.

 

И г о р ь: А, привыкнув, наверное, даже полюбили?

 

Степанова: Ну, а куда деваться-то?

 

Игорь: Ну да. Логично.

 

Степанова: Ничё. Живём…

 

Игорь: А жилищные условия тут у вас как? Снабжение и прочее?

 

Степанова: Ну, как? Жилищные… Вот так примерно. (Обводит рукой помещение) Не хоромы, ясное дело. Уж куда там.

 

И г о р ь: А в магазине что есть?

 

Степанова: Да что… Всё, что нужно, есть. То есть магазина-то нет. Тут приезжает раз в месяц баркас, типа автолавка – закупаемся.

 

Игорь: А если вдруг кончится что?

 

Степанова: Да где это? Не было такого. Кр у пы там, макароны – вон, еще с прошлого месяца полны закрома.

 

Приоткрывается дверь, и в комнату заглядывает пожилой седоусый старик в старой военной фуражке. Хмуро и молча смотрит на Игоря.

 

Игорь: Э-э… добрый день.

 

Степанова (обернувшись): Ну, чего тебе, Тимофеев?

 

Старик молчит.

 

Степанова: Давай, давай, дуй морем, не видишь – беседуем.

 

Тимофеев (хрипло): Кто таков?

 

Степанова: Корреспондент. Из Москвы типа. Давай уже. (Машет рукой)

 

Тимофеев всё так же хмуро смотрит на Игоря.

 

Игорь: Меня Игорь Воеводин зовут. (Пауза) Станиславович.

 

Тимофеев: Ага.

 

Игорь: Э-э… Я и удостоверение могу…

 

Тимофеев: Давай.

 

Степанова: Ой, батюшки, ну привязался!

 

Растерянный Игорь роется в лежащем на кровати рюкзаке, достает корочки, протягивает их Тимофееву.

 

И г о р ь: Вот.

 

С т е п а н о в а: Ой, да не обращайте вы внимания на него! Это ж Тимофеев, гос-споди!

 

Игорь: Да нет… Отчего же…

 

Тимофеев не спеша заходит в дом, и Игорь теряется еще больше, увидев за плечом старика ружье.

Тимофеев берёт корочки, подносит близко к глазам, потом относит далеко, открывает, изучает.

 

Игорь (приободрившись): Ну что, нормально всё?

 

Тимофеев молча смотрит на него, возвращает корочки и идет к двери.

 

Степанова: Иди, иди. Сказано же было тебе, что корреспондент. Всё бдительность разводит.

 

Игорь (садится): Старой закалки человек.

 

Тимофеев выходит.

 

Игорь: Колоритный какой персонаж!

 

Степанова: Тю. «Персонаж»… Это же Тимофеев! Тут на соседнем острове ж раньше радар стоял – следил за америкашками, чтоб не летали, куда не просят. Ну, и военные были при радаре, конечно. Никого не было больше – радар и военные. А потом-то сократили это всё дело, военные уехали, а радар стоял еще какое-то время. Ну, и Тимофеев сторожил, чтоб там не открутили чего. Хотя кому там чего откручивать, когда пустой остров. А потом и радар сократили, значит, разобрали да увезли. Ну, а у Тимофеева через это дело сдвинулось в головайке-то что-то. Жалко его, между нами-то, потому как год, считай, один на пустом острове сидел. Там же когда радар приехали разбирать, он чуть военных этих не пострелял от бдительности. Такой псих-одиночка – это что-то с чем-то!

 

Игорь: Да он вон и сейчас с ружьем.

 

Степанова: Да, перевезли его потом к нам на Рикоту, ходит вот, типа сторож.

 

Игорь: Ну, смотрит как рентген!

 

Степанова: Да это он так… А вообще-то безобидный.

 

Игорь: Ну, ладно. На чем мы там с вами остановились?

 

Степанова: Да вроде вы про продукты спрашивали.

 

Игорь: В смысле?.. А! Ну да. Ну, давайте, наверное, теперь о работе поговорим вашей.

 

Степанова: Ну, значит, обработчиком морского зверя я тружусь уже седьмой год…

 

Игорь: А что это за «морской зверь» такой?

 

Степанова: У нас тюлени тут.

 

Игорь: Ух, ты. И что вы с ними?..

 

Степанова: Ну, чего? Вот шкуру с него мужички сняли, тушку порубали на куски, тут моя работа начинается. Помыть сначала всё это дело надо, щетками. Отмочить надо мясо, печень, сало и хоров и ну. Потом куски солью натереть, в чаны покласть, опять же солью пересыпать. Это, значит, в чаны мы мясо и сало кладём, а шкуры в ваннах засаливаем. Вон, руки видишь, какие?

 

Игорь: Н-ну… красноватые…

 

Степанова: Тю! «Красноватые»! Ты с солью-ка повозись семь годков, посмотрим, какие у тебя «красноватые» будут. Никакие перчатки не спасут! «Красноватые».. Это ж ровно помидорный цвет!

 

И г о р ь: Ну, в общем, да…

 

Степанова: Потом, значит, отжимаю я на прессах шкуры те же, еще шел е гу, шкв а ру, батк а к…

 

Игорь: Ой, ой, сорри, погодите! Это что за звери такие?

 

Степанова: Да не. Зверь один – тюлень, а от него и шквара, и…

 

Игорь: Я понял, понял. Что это значит? Это части тела, что ли?

 

Степанова: Ну, какого тела? Говорю же – тюлень.

 

Игорь: Ну, я и имел в виду… Тюленьего тела, в смысле.

 

Степанова: Вот когда водоросль Кольку моего прибрала, вот там из воды тело достали. А то ж тюлень! У него туша.

 

Игорь: Ладно. Хорошо. Части тюленьей туши.

 

Степанова: Во-от. А то – «тело». Труп ещё скажи! (Громко хохочет, прикрывая щербатый рот рукой)

Игорь улыбается, не очень разделяя веселье. Отсмеявшись, Степанова утирает пальцем глаза, качает головой – вот сказанул корреспондент!

 

С т е п а н о в а: Шелега, да шквара, да баткак – это всё сало тюленье. Только шелега – это когда оно еще сырое. А пахнет-то оно, милый мой, – это те не французские духи. И топить его надо, чтобы дух этот нехороший вышел. И вот вытопишь то сало, получится шквара – это что в пищу нельзя, отходы. Да и баткак то же самое почти. Вытопки, короче. И возни со всем этим много, потому как сала-то у тюленя – во сколько!

 

Игорь: В общем, тяжелая работа, насколько я понимаю?

 

Степанова: Да ничё. Работаем. Вот как только приехали сюда с Колькой, я обработчиком рыбы была, так оно тяжелее как будто было. А может, с непривычки просто…

 

Игорь: А там что делали?

 

Степанова: Да что? В основном рыбу мыла-чистила. Вот тоже всё этими самыми ручками. Скребок с утрец а взял, да и погнал на целый день скребсти ту рыбу. Щеткой еще, мочалкой. Чтоб ни чешуи, ни крови там, ни плёнки никакой…

 

Игорь: Да-а… Наверное, на рыбу смотреть уже не можете?

 

Степанова: Тю! А что ж нам тут – гольным воздухом питаться? Едим, едим, милый. Мы вот тебе приготовим – пальцы съешь!

 

Игорь: Спасибо.

 

Степанова: Тюлен и на, опять же. Ты вот тюленину ел?

 

Игорь: Нет.

 

Степанова: Ой, что ты! А вкусно! Приготовим тебе.

 

Игорь: Ой, вы знаете, я, наверное, откажусь…

 

Степанова: Чего так?

 

Игорь: Н-ну… Не знаю. Как-то… ну, я не знаю. Я вот по телевизору видел тюленят маленьких – они такие белые, пушистые, с глазами…

 

Степанова: С какими глазами?

 

Игорь: Глаза у них такие… Чёрные, огромные.