Письмо селькора Д.П. Мазура в редакцию газеты «Безбожник» 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Письмо селькора Д.П. Мазура в редакцию газеты «Безбожник»



Поп организовал ячейку Безбожников.[29] В хуторе Кухаривском Ейского района Донского округа Сев[еро]-Кавказского края поп отказался править в церкви и организовал ячейку союза Безбожников. 2 раза в неделю проводятся занятия на антирелигиозные темы. Руководит кружком поп. Население заинтересовано работой ячейки.

«Метеор». Мазур Дмитрий Прокофьевич

Приозовский, Ейск[ого] района Д[онского] О[круга]

Сев[еро]-Кав[казского] кр[ая] 29/ХП-28 г.

ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 2. Д. 13. Л. 2. Подлинник, рукопись.

 

№ 3

Письмо курсанта И.М. Собко в редакцию газеты «Безбожник» [30]

Нет крестов.

Некоторые красноармейцы пришли в красную казарму с крестами. Не имея никаких понятий о религии, кроме затуманивания им головы попами, они даже ночью вставали с постели и молились. Ячейка безбожник[ов], узнав все эти ненормальности, сделала доклад «О религии и происхождении человека». Этот доклад хорошо подействовал, т.к. после доклада сразу записались около 15 человек в ячейку «Безбожник», и не было больше случаев, которые бы говорили за то, что красноармейцы верили в бога.

8-й конартдив[изион] И. Собко

Мой адрес: г[ород] Оренбург, 8-й конартдив[изион]

8-й кавдив[изии], школа младшего комсостава.

Получить: Ивану Михайловичу Собко.

ГА РФ. Ф. 5407. Оп. 2. Д. 13. Л. 18. Подлинник, рукопись.

№ 4

Письмо бригадира Шиленкова в ЦК ВКП(б) [31]

г[ород] Россошь Ю[го]-В[осточной] ж[елезной] д[ороги]

Воронежского Округа, Окркоопхлебсоюз.

В Петропавловском районе наблюдаются массовые случаи пожаров. В Богучарском районе от пожара сгорел бедняцкий и колхозный хлеб на общественном току в 2 тысячи пудов. Пожары возникают кое-где и в других селениях. Это - дело рук кулаков. Рабочая бригада приняла участие в организации красного дня 1-го августа. К срыву этого дня среди крестьян был пущен слух, что 1-го августа будет «Варфоломеевская» ночь.

Крестьяне бросились в поле, чтобы переночевать вне домов, говоря, что в эту ночь всех будут резать и вешать, «а кто и сами не знаем». Председатель ВИКа всех прогнал обратно с поля в деревню, давая крестьянам разъяснение о значении этого дня и крестьяне вернулись. Кроме кулацких и контр-революционных элементов ведут также агитацию многочисленные сектанты, в особенности секта Федоровцев.[32]

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 69. Д. 703. Л. 74. Заверенная копия, машинопись.

 

№ 5

Письмо группы верующих-молокан в ЦК ВКП(б)

В Центральный Комитет Коммунистической партии большевиков

от гр[ажда]н и гр[ажда]нок общ[ины] Раздольная в целом

Михайловского с[ель]/сов[ета] Гиганского рай[она]

Заявление

Настоящим просим ЦК ВКП(б), как высший орган власти, обратить внимание на поданные нами заявления от 10000 нас[еления] Молоканских объединенных общин,[33] которые поданы еще в 1929 и 30 и 31 годах. Просьба наша не удовлетворяется, и поэтому мы убедительно просим пересмотреть наши заявления в сторону нашей просьбы, так как мы думаем, что по всем историческим событиям вам известны религиозные убеждения наших предков. Подвергаемые жестокой пытке и всевозможным издевательствам, они были пропускаемы на зубчатые колеса и перепиливаемы деревянными пилами, они оставались тверды в своих убеждениях, сохранили веру в живого Бога и не поклонялись делу рук человеческих.

И в настоящее время мы - последователи и потомки их, - идя по стопам наших предков, имея веру в Живого Бога и ученье Христа, мы не можем присоединиться к обществу безбожников и вместе с ними строить социализм, противоречащий нашему убеждению. Так как мы не можем принимать в пищу то, чего запрещено священным писанием - свиное мясо и т.п., и не можем терпеть то, что наших детей в школах воспитывают и учат безбожеству, а религию всесторонне притесняют всякими способами. А именно с 1925 года местная власть потребовала от нас: «Дайте нам списки ваших попов». Мы отвечали: «У нас попов нету». Но под угрозой того, что «если вы не представите для регистрации ваших молельщиков, то ваш молитвенный дом будет закрыт» и под всеми такими давлениями и притеснениями, местная власть заставила нас делать все, что нам не нужно и никогда у нас не было. После всего этого стали этих регистрированных людей лишать права голоса и приписывать их к числу злостных агитаторов против сов[етской] власти, а в 1929 и 30 году стали сажать в тюрьмы и высылать, а имущество конфисковывать.

[На] такое притеснение наших братьев население старалось доказать, что люди не такие, как вы на них приписываете. Но местная власть стала преследовать и тех, которые входят в защиту, считая их кулаками и подкулачниками, что и побудило нас всех просить разрешения на выезд за границу, где бы мы нашли себе свободные места, чтобы нас не притесняли в нашем вероучении по нашим чувствам.

На нашу просьбу центральный комитет нам почему-то не отвечает, но с 12 по 15 февраля 1931 года по некоторым из наших общин, в числе которых и наша, проезжала красная армия, вслед которой шел колхозный обоз в неопределенном числе. Красная армия проявляла дерзкое отношение к мирному населению, избивали и топтали лошадьми всех людей, которые попадали в их руку, забирали и отправляли в гор[од] Ростов, избитых, израненных подвергали пытке. Некоторые не могли перенести всего, что им было, лишались своего здоровья, взяты в больницу. Которых мы считаем безвинными, и по сие время томятся в доме закл[ючения] под ведением ОГПУ, которая приписывает им все, что может ловко придумать, для своего оправдания применяя статью 58-ю (пункт 10 и 11) нашим братьям, считая их контрами. Мы считаем все это по наветам и клевете. Президиум нашего сел[ь]/с[овета] не перестает нам угрожать расправой. И в таких обстоятельствах среди безбожников, где религия - опиум и верующий в Бога человек подобен тому, мы в дальнейшем оставаться не желаем и просим ЦК разрешить нам выезд за границу.

К сему расписываемся все своеручно.

Прилагаем к сему выписку из протокола общего собрания

[далее следуют 76 подписей]

Подпись граждан свидетельствует член с[ель]/сов[ета]

Михайловской общины Раздольной Лоскутев И.Е.

27 мая 1931 года

ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 74. Д. 2663. Л. 20-21. Подлинник, рукопись.

 

«Не пей! С пьяных глаз ты можешь обнять своего классового врага!»*

Плакат с таким призывом, описанный Михаилом Зощенко в рассказе «Землетрясение»,[34] как нельзя лучше отразил общее, весьма политизированное направление деятельности созданного в феврале 1928 года «Общества по борьбе с алкоголизмом» под председательством Ю. Ларина (М.А. Лурье), первым заместителем которого стал рабочий-металлист С.М. Семков. Наличие в руководстве Общества представителя «правящего класса» должно было направить ее деятельность в нужное идеологическое русло.

Следует заметить, что Советская власть, одной рукою открывшая дорогу спаиванию населения дешевой водкой, другой все-таки пыталась принимать меры по борьбе с пьянством. Последние, конечно, возымели некоторое действие, хотя не столь большое, как ожидалось. Дело в том, что позиция властей по отношению к пьянству была двойственной: с одной стороны, его негативные социальные последствия были очевидны, а с другой стороны, доходы с питий были важной статьей бюджета. Поэтому задача борьбы с пьянством была переложена на плечи общественности. Это позволяло, в случае необходимости, совершить резкий поворот в алкогольной политике в противоположную сторону или, по крайней мере, контролировать антиалкогольную кампанию со стороны, придавая ей нужную направленность и остроту.

Первые шаги «мягкой» антиалкогольной кампании практически совпали с отменой «сухого закона». Первая ячейка общества борьбы с алкоголизмом была создана в Орехово-Зуево уже в 1926 году. Вот образчик типичного агитационного представления тех лет на тему «Суд над наборщиком», посвященного актуальной теме пьянства. «Революционный суд «скор, но справедлив». По предложению представителя лиги «Время» на суде над явившимся на работу пьяным наборщиком было решено «предварительного опроса не производить», а сразу перейти к «заслушиванию обвинительного акта». Несмотря на прочувственное последнее слово «обвиняемого»: «Верно, пил я. Отчего пил – не знаю. Больше за кампанию. Клуб я свой подвел, что не явился. Слушал я обвинителя и решил – больше пить не буду. Прошу у товарищей простить меня», решение суда было суровым, насколько оно могло быть таковым по отношению к собрату по классу. С одной стороны, приговор предусматривал исключение «из профсоюза и клуба, как антиобщественный элемент», но, с другой, «раскаяние и обещание не пить дает возможность приговор считать условным в течение года».[35]

Хотя в Тезисах ЦК ВКП(б) «О борьбе с пьянством» (июнь 1926 года) злоупотребление спиртным продолжало связываться с «наследием старого быта», однако к числу причин пьянства были отнесены не только «буржуазная идеология», но и «нэпманская стихия». Подобная увязка злоупотребления алкоголем с новой экономической политикой не только добавляла борьбе с пьянством недостающую ей классовую составляющую, но и оставляла возможности маневра в случае свертывания нэпа. Коль скоро будет удалена «основная причина» алкоголизма, то и само «следствие» исчезнет автоматически. Другими словами, в новых условиях расширение выпуска водки, как источника средств ускоренной индустриализации, не представляло собой опасности.

Тем не менее, во второй половине двадцатых годов антиалкогольные меры не сводились к театрализованным представлениям и идеологическим заклинаниям. Вышедший в сентябре 1926 года декрет СНК РСФСР «О ближайших мерах в области лечебно-предупредительной и культурно-просветительной работы с алкоголизмом», помимо борьбы с самогоноварением и развития антиалкогольной пропаганды, предусматривал введение системы принудительного лечения алкоголиков. С осени этого же года в школах были введены обязательные занятия по антиалкогольному просвещению. В марте 1927 года в ряде городов РСФСР были введены некоторые ограничения на продажу спиртного - малолетним, лицам в нетрезвом состоянии, в выходные и праздничные дни, в буфетах заведений культуры и т.д.

Активное участие в кампании против пьянства приняли видные советские ученые. Например, в 1927 году вышла книга В.М. Бехтерева «Алкоголизм и борьба с ним», в которой, в частности, «отрезвление трудящихся» рассматривалось как «дело самих трудящихся» и связывалось с достаточным культурным уровнем широких масс. Однако общий тон антиалкогольной кампании того времени задавала статья Б. Дидриксона в журнале «Трезвость и культура» с весьма характерным названием «Пьяниц — к стенке!». Предлагаемые меры, помимо организации курсов агитаторов-пропагандистов, предполагали создание специальных дружин и отрядов «легкой кавалерии» по борьбе с пьянством. Не случайно, в 1927 году председателем военной секции Всесоюзного совета антиалкогольных обществ был избран «главный кавалерист» страны С.М. Буденный.

Своего пика антиалкогольное движение достигло в 1928-1929 годах, и было тесно связано с активной деятельностью уже упомянутого «Общество по борьбе с алкоголизмом», члены которого смысл своей деятельности видели в том, чтобы «оно будоражило общественное мнение, создавало настроение в массе, проводило законы».[36] Организованная борьба совпала по времени и целям со всесоюзным комсомольским культпоходом как в городе, так и в деревне.

В первый же год работы Общества было создано более 150 местных отделений, члены которых изучали вопросы наркотизма и борьбы с ним, организовывали лекции, доклады и митинги на антиалкогольные темы. Кроме того, Общество организовало и провело более 100 специальных уличных шествий и около 60 рабочих конференций. Это было вполне обосновано, так как к моменту создания ОБСА мест культурного отдыха в стране было в три раза меньше, чем мест продажи спиртных напитков.[37]

Общество добилось официального принятия Постановления СНК РСФСР от 29 января 1929 г. о запрещении открывать новые торговые точки по продаже водки, торговать ее в праздничные и предпраздничные дни, в дни зарплаты и в общественных местах, продавать спиртное несовершеннолетним и пьяным, а также вести алкогольную пропаганду. Однако, показательно то обстоятельство, что в 1929 году в Ленинграде власти разгромили трезвенническую секту чуриковцев, четверть членов которой составляли молодые ленинградские рабочие, и которая пользовалась большой популярностью в среде рабочего класса. На предприятиях члены Общества выпускали листовки с фотографиями пьяниц и с карикатурами на них, устраивали производственные суды. Были даже организованы конкурсы на «непьющее предприятие», выпускались специальные «Боевые сводки против водки».[38] В общем все напоминало очередной «фронт» Советской власти против внутреннего врага.

В январе 1928 года был организован радиомитинг «Профсоюзы в борьбе с пьянкой», а в Третьяковской галерее Общество и Наркомат просвещения провели широко распропагандированную антиалкогольную выставку.[39] Журнал «Трезвость и культура» публиковал официальные материалы, но обложку использовал для политически злободневных лозунгов. Так, на обложке второго номера журнала за 1929 год сообщалось, что «190 000 квартир можно было построить или 720 000 тракторов можно было купить на те деньги, которые были пропиты в СССР в 1927 году»

Важнейшей частью антиалкогольной кампании стал плакат, который связывал искоренение пьянства с завершением культурной революции, с антирелигиозной пропагандой и с повышением культурного уровня населения. Эти представления наиболее ярко и оптимистично выразил В. Дени в плакате «Долбанем!» (1929). Тогда же появились плакаты, противопоставлявшие употреблению алкоголя культурный досуг - «Книга вместо водки», «Кто умен, а кто дурак! Один за книгу, другой - в кабак» и другие. Плакат осуждал пьянство и на бытовом уровне. С призывом не пить на плакатах обращались к отцам дети (например, Д. Буланов «Папа, не пей!»), а тексты делали упор на сознательность: «Помни, когда ты пьешь, твоя семья голодает». В подобных произведениях зачастую сформировался образ пьяницы - человека опустившегося и страшного (Лебедев К. «Такой отец - губитель нашей семьи»). Тогда как в плакатах, агитировавших за первую пятилетку, пьянство трактовалось не больше, не меньше как тормоз социального прогресса: «Чтобы превысить промфинплан, снижай алкоголизм, травматизм, болезни»; «Социализм и алкоголизм несовместимы» и т. п.

Да и в целом с 1928 года борьба с пьянством постепенно приобретает характер очередной идеологической «кавалерийской атаки» под лозунгом: «Алкоголизм и социализм несовместимы». Приметой антиалкогольной кампании 1928-1929 годов стал публичный отказ от потребления спиртного. Например, в апреле 1928 года рабочие Балтийского завода выдвинули лозунг: «Бросим пить - пойдем в театр и кино». Однако подобное единодушие, созвучное решениям партийных органов, скорее свидетельствовало о нарастающем конформизме населения, нежели об осознанном движение за трезвость. В эту кампанию оказались вовлеченными даже дети. Почти повсеместно (в том числе и в школах) возникали ячейки юных друзей ОБСА. В Москве, Ленинграде, Вологде, Перми, Рыбинске тысячи детей выходили на улицы с лозунгами: «Мы требуем трезвости от родителей» и «Долой водку». Например, в Сормове состоялась грандиозная детская антиалкогольная демонстрация с участием более 5 тысяч учащихся, а московский областной слет пионеров принял решение об отказе старших братьев - комсомольцев - от употребления алкогольных напитков. В рабочих аудиториях в дни получки периодически проводились встречи родителей и детей под лозунгом «Отец, брось пить! Отдай деньги маме!».

Дальше – больше. Отряды «легкой кавалерии» стали закрывать питейные заведения, но к 1930 году кампания государственной борьбы с пьянством в основном выдохлась. Появились первые наркологические диспансеры, но работа, для которой требовались квалифицированный персонал и лекарства, проводилась слабо и эпизодически. В итоге медицина все больше уступала место политическим судам ОБСА.

Хотя «антиалкогольный фронт» был дополнен новым наступлением на «самогонные бастионы», по данным ЦСУ и Центроспирта, за первые пять лет после введения продажи государственной водки (1924-1929 гг.) выгонка самогона в стране не уменьшилась, а возросла с 480 млн. литров до 810 млн. литров.[40] Возобновленная же милицией с начала 1928 г. антисамогонная деятельность, носившая ярко выраженный карательный характер, была тесно связана с провалом хлебозаготовок осени-зимы 1927 года. Постановлением ВЦИК и Совнаркома РСФСР от 2 января 1928 года приготовление, хранение и сбыт самогона, а также изготовление, хранение, сбыт и ремонт самогонных аппаратов вновь запрещались, и за эти нарушения предусматривались административные наказания либо в виде штрафа до 100 рублей, либо в виде принудительных работ на срок до 1 месяца.[41]

Непродуманная антиалкогольная компания 1928-1929 года, которой предшествовал год «либерального не запрещения» производства самогона, лишь ухудшила ситуацию. Частичная реализация требований Ю. Ларина и его сторонников в области сокращения производства водки и иных алкогольных напитков, закрытия части мест реализации «казенки» и сокращения времени работы этих заведений, привели к росту шинкарства и потребления самогона в городах. Несмотря на самое решительное применение штрафов, арестов и конфискаций, административными мерами убить самопального «зеленого змия» государству никак не удавалось.

Борьба с пьянством в Советской России приносила больше поражений, чем побед. По сути, была потеряна последняя возможность вытеснить самогон водкой. Впереди были год «великого перелома», усиление миграции в города сельских жителей, возможно и тех детей, что «баловались» на огороде самогоном, которые привносили в городскую культуру, и без того носившую полукрестьянский, «мигрантский» характер свои традиции и ритуалы потребления алкогольных напитков. В первую очередь, в города вытеснялась молодежь, воспитанная на самогоне. То есть, мы видим, что объективные факторы, закрепляющие «традицию» потребления самогона городскими жителями были налицо.

Под давлением как экономических, так и социальных факторов, на антиалкогольном фронте большевистские правители окончательно сдали «командные высоты» как раз ко времени свертывания нэпа. До конца двадцатых годов Сталин в целом был сторонником сдерживания пьянства. Он поддерживал антиалкогольную борьбу, придерживаясь так называемой «политики пресса», когда сверху планировалось систематическое сокращение выпуска и общедоступности водки (например, в части выпуска спиртных напитков был утвержден не госплановский вариант I-го пятилетнего плана, а несколько сокращенный план, рожденный в недрах ОБСА), а регламентация торговли спиртными напитками в регионах была отдана в юрисдикцию местным Советам.

Однако планы первых пятилеток окончательно похоронили утопию всеобщей трезвости. С одной стороны, расширения продажи спиртных напитков стало важным внутренним источником поступления средств на нужды форсированной индустриализации (в 1929 г. стране впервые был спущен план по водке), а с другой, спаивание народа, позволяло сохранять бездефицитный бюджет.[42]

После принятия политических решений о свертывании нэпа накал на фронте антиалкогольных битв резко пошел на убыль. Сначала власти поддержали задуманную ОБСА кампанию по закрытию пивных и винных лавок в Ленинграде в 1931-32 годах, но уже в сентябре 1932 года Ленинградский облисполком направил в адрес районных исполкомов секретное предписание заранее согласовывать с ним все подобные случаи. Еще через год областные власти приняли решение об открытии новых винных лавок для усиления реализации водочных изделий. В апреле 1932 г. прекратило свою деятельность и «Общество по борьбе с алкоголизмом», как мешавшее «добыванию» средств на индустриализацию, а вместо него возникло более аморфное движение «за здоровый быт». Были закрыты издаваемые в Москве и Харькове журналы «Трезвость и культура», фактически полностью прекращена антиалкогольная пропаганда, перестали публиковаться сведения и статистические данные о распространении пьянства в стране.

Новым лозунгом дня стали слова тогдашнего наркома пищевой промышленности СССР А.И. Микояна: «Какая же это будет веселая жизнь, если не будет хватать хорошего пива и хорошего ликера?». Ведущая тенденция в области алкогольной политики прорисовывалась вполне определенно: в целях обеспечения «веселой жизни» к 1940 году производство спирта вдвое превысило довоенные показатели. Однако не стоит забывать, того, что первым шагом на пути «всеобщей алкоголизации» страны стал, несомненно, год «великого перелома», грандиозностью и масштабностью «большого скачка» затмивший «скромный» и незаметный поворот «пьяной» политики.

____________________________

* В сокращенном варианте опубликовано: Орлов И.Б. «Класс - он тоже выпить не дурак»: Краткий курс российского пьянства на заре советской власти // Солидарность. 2002. № 16. С. 14-15.

 

«Советская власть плюс военизация всей страны»*

Как свидетельствуют "письма во власть", общество 1917-1927 гг. воспринималось как глубоко расколотое, иерархичное, лишенное социальной гармонии. Разумеется, в годы войны фундаментальной линией раскола являлось противостояние "белых" и "красных". Но и помимо нее в тот же период, а также же в двадцатые годы, имелось немало иных линий конфликтов и противоречий: неравноправие в положении рядовых граждан и "ответственных работников", города и деревни и пр. Психологии "единого общества" не давала сложиться и ярко выраженная антинэповская линия в менталитете значительной часто как городских, так и сельских жителей в 20-е годы. Поэтому вряд ли можно говорить о наличии к концу первого послереволюционного десятилетия ясно выраженных и "чистых" признаков "тоталитарного сознания". Одновременно, нельзя не признать, что его элементы все же имелись в менталитете жителей советского государства. Эти элементы, в силу фрагментированности и мозаичности массовой психологии, пока еще не складывались в единую картину. Причем "тоталитарные структуры" менталитета имели двоякое происхождение. С одной стороны, - это архаическая и традиционная культура и соответствующее политическое сознание подавляющей части населения. С другой - наследие гражданской войны и "военного коммунизма", влияние политической пропаганды и появляющиеся признаки становления "идеократического государства". Вот как определяют сущностные черты тоталитарного политического сознания Л.Я. Гозман и Е.Б. Шестопал: "носитель тоталитарного сознания - "идеальный" подданный тоталитарной системы - не делает различий между обществом и властью, проблемы "власть и общество", столь важной в рамках других политических систем, для него просто не существует. Власть и народ в этом случае едины не потому, что они договорились в конкретном вопросе, решив, что интересы совпадают; в тоталитарном сознании власть и народ едины потому, что они вообще неразличимы, мыслятся как одно нерасчлененное целое, и сам вопрос об их отношениях не возникает. Актуальны иные проблемы: власть и народ против внешнего окружения, власть и народ против внутренних врагов...".[43]

Именно этот аспект динамического взаимодействия и взаимовлияния государственно-политических структур и социума остается пока вне поля зрения историков. Изучение социально-экономических и политических представлений и поведения простых людей не может проводиться вне системы координат конкретной российской истории. В данном случае речь идет о готовности населения защищать "свою" власть в условиях резкого обострения внешнеполитической ситуации второй половины двадцатых годов и, особенно, кризиса 1927 г. Готовность народа защищать власть выступает одним из важнейших критериев отношения социальных низов к последней, хотя, несомненно, трудно выделить властную компоненту из более широкой проблемы защиты Отечества. Тем более, что исторический контекст нередко задает весьма неожиданные повороты в массовом сознании.

Так, 24 февраля 1918 г. ВЦИК и СНК разослали всем местным советам и земельным комитетам телеграмму-запрос об отношении к подписанию мира. Из 405 ответов, полученных с мест за период с 25 февраля по 5 марта, 262 были за мир, 233 - за войну. По 11 центральным губерниям 6 губернских советов (Воронежский, Калужский, Костромской, Курский, Московский, Тверской) высказались за необходимость войны.[44] Несомненно, местные элиты в период "триумфального шествия власти" являлись в значительной мере органами охлократического характера. А широкие массы отнюдь не горели желанием воевать. Общие настроения человека с ружьем весьма недвусмысленно выразил в письме В.И. Ленину в конце 1917 г. некий солдат Петухов: "Эти стоящие в окопах солдаты поддержали правительство народных комиссаров только потому, что ожидали от них получить долгожданный мир. Какой это будет мир - сепаратный или позорный, солдата это мало интересует. Одно только для него ясно, что он более продолжать воевать и не может и не будет. Нервы его притупились, он потерял всякие чувства, и только одно у него на уме и сердце, что скоро мир... Не ожидайте, чтобы солдаты стали бы бороться, проливать свою кровь опять за социализм и за общее братство народов. Теперь солдат ни за какие, самые наивысшие идеи и цели не пойдет сражаться, и никакая сила его на это не может двинуть".[45]

Но все же, несмотря на пропаганду интернационализма и идей мировой революции в течение всего послереволюционного десятилетия, патриотические настроения в массовом сознании не были разрушены окончательно. Угроза войны выявила широкий спектр настроений в обществе: от безоговорочного стремления защищать рабоче-крестьянское правительство до ожидания интервенции, которая даст возможность расправиться с коммунистами. Кроме того, тесное переплетение задач мирового коммунистического движения и защиты Отечества от "внутренней и внешней контрреволюции" привело к концу 1920-х гг. к формированию национал-большевизма, как своеобразного идеологического оформления концепции "строительства социализма в одной стране". Да и в массовом менталитете идея всемирной коммунистической республики все более отождествляется с воссозданием имперских порядков. А это, в свою очередь, не могло не вызывать опасений Запада, особенно по мере восстановления экономического и военного потенциала СССР.

Завершение к середине двадцатых годов восстановительного периода, при всей условности этого понятия, поставило на повестку дня вопросы усиления обороноспособности страны. Переход Красной Армии к милиционной системе можно рассматривать как попытку переложить задачу укрепления вооруженной мощи СССР на широкие слои населения. Уже в конце 1924 г. лозунг "военизации всей страны" (М.В. Фрунзе) был выдвинут в качестве насущной очередной задачи. Такая постановка вопроса потребовала перенесения центра тяжести работы многочисленных массовых добровольных организаций (Общество Друзей Воздушного Флота, Добролет, Доброхим, Об-щество Радиолюбителей, Военно-научное общество и др.) из армии в среду гражданского населения. В массовости этих организаций сомневаться не приходится: в октябре 1924 г. в ОДВФ было 1 млн. 331 тыс. членов, в Доброхиме - 740 тыс. Но в сельскую местность эти общества проникали слабо: насыщение уездов членами ОДВФ было слабее губернских городов. В деревне на 10 тыс. жителей приходилось 26 членов ОДВФ, тогда как в городе - 1077).[46] Поэтому главный упор в деятельности низовых ячеек делался на работу среди крестьянства, как "массы наиболее отсталой, инертной". В докладах с мест (Воронежская губерния) признается возможность того, что во многих местах "военная работа будет встречена, если не с явным, то с тайным недоброжелательством". Поэтому рассчитывать в первое время на активность и самодеятельность низовых ячеек не приходится.[47]

Содержание программы "военизации страны в мирное время" было раскрыто в решениях I-го Всесоюзного съезда военно-научных обществ (декабрь 1924 г.): проникновение идей защиты страны в толщу населения; "культивирование населения" (выработка выносливых, физически развитых людей, бесстрашных, воодушевленных идеей мировой социалистической революции); знание тактики войсковых соединений всем гражданским населением; обеспечение в мирное время населения техническими средствами, которые в военное время могут быть использованы для обслуживания войск; точная выработка планов мобилизации районов, приспособление фабрики заводов к производству военных предметов снаряжения; подготовка всей жизни страны (санитария, воспитание, образование, правосудие и пр.) к войне; переход на работу военного времени всех учреждений; производство инженерной разведки; изучение проблем обороны страны различными научными организациями.[48] А затем по мере изменения обстановки данная программа "обогащалась" все новыми пунктами. Так, в соответствии с решениями III съезда Советов (март 1925 г.) о поднятии обороноспособности страны путем усовершенствования военной техники, насыщения ею Красной Армии и соответствующего расширения военной промышленности, ставится задача вовлечение в эту работу всех технических сил страны: организация ВНО среди гражданских техников, дача элементарных военных знаний служащим и рабочим на предприятиях. Кроме того, проблема стандартизации военной и гражданской техники нацеливает на внедрение техники в массы через заводские районы, профсоюзы, комсомол и волостные центры, а также на учет интересов обороны в инженерной подготовке дорог, связи, гражданских сооружений, гидротехники и пр. Речь идет, прежде всего, о приспособлении гражданской техники к нуждам будущей войны, о разработке вопросов "наилучшего использования данного предприятия для целей войны и способов его защиты от авиации и химии".[49]

В целях патриотического воспитания масс предполагалось "пользоваться годовщинами крупных военно-революционных событий" в целях ознакомления "с жизнью и деятельностью таких столпов революции, как Ленин и Троцкий, военных деятелей как Буденный...".[50] В числе рекомендованных тем политбесед есть и такие, как: крестьянские настроения в Красной Армии, советизация занимаемых районов и т.п.[51]. Но сложность пропагандистской работы заключалась в том, что за призывом, чтобы "каждый гражданин сознавал свой революционный долг перед Республикой и стремился стать в ряды ее воинов для защиты Союза и завоеваний Революции", стояло вполне прозаическое требование к населению "сознательно пойти навстречу тем мероприятиям Советской власти, которые она найдет нужным провести для ограничения количества продуктов внутри страны".[52] Это переводило вопрос в плоскость жизненных интересов самых широких слоев населения, и прежде всего крестьянства. А восприятие последними общественного порядка, как правило, зависело, главным образом, от того, насколько существующий строй позволяет выжить.

Исходя из теории неизбежности войн в период империализма, применения огромных войсковых масс и сильного развития техники и химии на современном этапе, особый упор в программе "всеобщей военизации" был сделан на работу среди молодежи, начиная с пионерского возраста: завершение общей программы физической подготовки в допризывном возрасте, психофизическая подготовка, организация военных уголков в школах, военно-технических кружков в втузах и военных кружков при клубах, популяризация военных знаний.[53] Но эта работа шла крайне медленно, порождая весьма сложные проблемы. Врач из Воронежа К. Десслер констатировал, что "понижение физических качеств призываемых в армию за последнее десятилетие свидетельствует о физическом вырождении народа". Общее улучшение народного здоровья и его психофизических качеств предполагалось достигнуть "только средствами, способными улучшить качества расы", и, прежде всего, с помощью физических упражнений (в числе рекомендуемых: гимнастика, ходьба, бег, фехтование, плавание, легкая атлетика, гребля, защита и нападение). Причем необходимость и полезность политического уклона в деле физвоспитания не подлежала сомнению.[54]

В марте 1925 г. новый Председатель Реввоенсовета и Наркомвоенмор М.В. Фрунзе представил в Политбюро доклад о состоянии вооруженных сил СССР, в котором обращалось внимание на неблагополучное материальное положение Красной Армии, а также на коренные недостатки территориальной системы формирования вооруженных сил: слабую подготовку призывных контингентов и "крестьянские настроения" в среде военнослужащих. Вооруженные силы СССР на начало 1926 г. (610 тыс. человек, 6987 орудий, 30162 пулемета, 60 танков, 99 бронеавтомобилей, 42 бронепоезда, 694 самолета)[55] были способны выполнить задачу стратегического сдерживания вероятного противника, но для непосредственного военного противостояния Красная армия оказывалась уже менее сильной, так как в действие вступал фактор мобилизационной готовности армии и военной промышленности. Оценивая с этой точки зрения состояния обороноспособности СССР, начальник Штаба РККА М.Н. Тухачевский в своем докладе в Политбюро в декабре 1926 г. отметил, что ни Красная армия, ни страна к войне не готовы из-за скудных материальных боевых мобилизационных запасов.[56]

Первая половина 1926 г., несмотря на принимаемые меры, не оживила деятельности военно-научных и других добровольных обществ. В сводке о деятельности организаций ВНО на июль 1926 г. отмечены весьма слабое привлечение гражданского населения, неналаженность сбора членских взносов, плачевная материальная база ("Вопрос о винтовках и патронах в некоторых местах не разрешен за отсутствием средств") и отсутствие литературы. Проверка на местах не обнаруживает "никаких следов от произведенной работы, одно лишь "пустое место". В деревне отсутствие средств вынуждает ограничиваться "чаще одними голыми плакатами".[57]

Активизация работы Общества содействия обороне (так с октября 1926 г. стало называться ВНО) произошла только в конце 1926 г. Центр тяжести был перенесен на установление связи с хозяйственными и техническими научными учреждениями, в вузами и втузами, между военно-научными и гражданскими научными работниками. Хотя следует признать, что активизация работы ячеек ОСО в большей степени приходилась на наркоматы и ВСНХ, чем на местные ячейки. Секция подготовки народного хозяйства к войне с конца 1926 г. сконцентрировала свое внимание на исследовании путей и способов развития промышленного производства для наиболее полного удовлетворения нужд обороны, вопросов питания (в частности задачи мобилизации сельского хозяйства и обмена между городом и деревней), условий работы транспорта во время войны и его взаимосвязи с другими отраслями. Кроме того, в повестке дня заседаний секции - вопросы о роли и использовании потребительской кооперации, о принципах финансовой политики СССР во время будущей войны и т.п.[58]



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-09-20; просмотров: 185; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.239.119.159 (0.057 с.)