Начинается новая эра, эра Всемирной Корпорации «Кольцо».

Пираты-2. Остров Паука.

У нее шуба, русские соболя! Когда у нас такие будут, мама?

 

– Когда подрастешь и жениха тебе, будем искать, вот как раз к тому времени уже будут!

 

– Может, оно и к лучшему бы? Дьявол забери эту дикую страну!

 

– Да, надо было сдохнуть там! Где туже это проклятое море?!

 

– Мог бы хоть поговорить из вежливости к даме,

– А ты только ждешь, чтобы мне глаза выклевать!

– Почему меня все ненавидят, что я вам всем сделала?

 

– Вот же злая бестия! Свяжите ее, пока не очухалась!

 

Я – Кристин Ван Дер Вельде. И пусть для кого‑то это просто обыкновенное голландское имя, но я считаю иначе. Я считаю, что к капитану с таким именем – а я капитан! – следует относиться с особым уважением и, если хотите, с опаской. Даже если мне еще не исполнилось шестнадцати. Хотя как знать, с этими путешествиями во времени возраст надо отсчитывать как‑то иначе… Не знаю, потом поразмыслю. В любом случае я – капитан Кристин Ван Дер Вельде, пират и дочь пирата.

 

– Золото! – Проклятый металл! А может быть, нет? Может быть, металл‑то как раз священный, а проклятие достается людям, которые касаются его недостойными руками?

 

«Снова машины! – Там не корабли, там машины! Не люди, а машины! Страшное какое‑то времечко. Наверное, Моник не врет, что перетрусила».

 

– Да брось! Никто не любит подчиняться!

 

Да, дурная привычка – сначала сказать, а лучше выстрелить, и уж потом – думать.

 

Но Клод в чем‑то был прав. В Лондоне, когда приходилось временно там жить, чтобы придумать очередной план побега, я тоже немного удивлялась: многие и многие люди день за днем боролись с нищетой, подвергались унижениям со стороны тех, кто знатнее и богаче, и даже не пытались искать другой жизни. Я рассказывала там об островах, но их больше интересовало не то, чего можно добиться, а сколько там опасностей. Их интересовали только опасности. Там могут продать в рабство? Да, конечно! Там водятся огромные кусачие пауки? И насколько кусачие, и как больно, и как опухает рука! Там есть пираты, которые в любой момент могут налететь и разграбить, разрушить все то что ты с таким трудом построил? Тысячу раз да! Только зачем искать поводы не ехать за океан, если есть столько поводов, чтобы ехать? Там тепло, там красивое море, там прекрасные фрукты, там красивые смелые люди, там… Нет, меня больше любили слушать, когда я рассказывала ужасы. И особенно, конечно, про ужасы, творимые пиратами. Я все хотела спросить: а не хотели бы вы, дорогие мои лондонцы, вечно ругающие погоду своего вечно грязного города, вместо того, чтобы бояться пиратов, попробовать их жизни?

 

– Я, вообще‑то, не ворую, а отбираю. – И не счастье, а золото. Счастье – это что‑то другое. Красивый закат на море, например. Его воровать не нужно, он один на всех.

 

– Ты упрямая! – Лягушка в кармане, а попробуй, достучись до твоих мыслей!

 

– Люди всегда стремятся к войне, да?

 

Для того, чтобы эта война окончилась иначе, чтобы победила не Германия, придется сделать ее не Первой, а Второй Мировой войной. И в Первой тоже погибнут миллионы, но иначе нельзя. А еще нам придется принести в жертву огромную страну, чтобы немецкий паровоз не получил русского угля, потому что тогда его не остановить… Вам ведь это не понятно, верно?

 

– Ничего не получается… Все эти штуки со временем, они ведь должны как‑то быть связаны, не противоречить друг другу. Вот я прикидываю кое‑что то так, то эдак, и все равно ничего не понимаю.

 

Вот тут я посмотрела на Роба с уважением. Впервые набрался сил мне перечить. Так и надо, а то смотрит вечно в глаза… По крайней мере от него мне такое поведение не нужно. Хороший, но честный друг, вот каким я хотела видеть Роберта.

 

Люблю, люблю я немножко поиздеваться вот над такими простаками.

 

Я не говорю, что дело идет к бунту!

– Нет, команда тебя уважает, все до последнего человека. Ты удачливый капитан, в трюме большая добыча, впереди еще больше… Но если ты скажешь, что Дрейка надо отпустить с миром, это никому не понравится. И если Бенёвский пойдет против тебя… Ну, все может случиться.

 

И это значит: дело не идет к бунту?!

– Мы на корабле, и он будет моим или ничьим, даже если я сейчас прикажу выбросить все золото за борт! Да я сейчас и прикажу – мое слово закон!

 

– Да никто пока ничего и не захватывает. Так, показали парням, что можем сделать с вашим «Ла Навидад» в открытом море, вот и все.

 

Стреляя в нас, вы стреляете в «Ла Навидад», и не из мушкетов, а из пушек!

 

Потерять корабль посреди океана? Уж лучше стоять в Гаване с петлей на шее в окружении конвойных, там хоть можно надеяться на чудо.

 

– Знаю я рабов! Если за ними постоянно не следить, то хоть лопату дай – тут же сломают и будут отдыхать.

 

Это называется «саботаж».

– За это расстреливают

– Расстреливают?.. – Да вам придется этим каждый день заниматься – они же упрямые, как ослы! Рабов не хватит. Кнут – это я понимаю.

 

И назад я не хочу. Там страшно. У вас лучше, хотя тоже страшно. Но здесь люди добрее.

 

А они там все сумасшедшие, ты знаешь.

– Знаю

– И все же работай. Будет лучше, если мы отсюда выберемся.

 

Погнался за золотом, хотел стать богаче всех королей с помощью Демона, о котором понятия не имел… И теперь вообще не понимаю, чего хочу и за чем плыву.

– Не смей ныть!

 

– Я не мушкет. Я могу выстрелить, а могу не выстрелить или вовсе повернуться в другую сторону.

 

– Да. – Только как мушкет может выбирать, в какую сторону стрелять, если не знает, за что идет война? И вообще – какая мушкету разница? Куда стрелять, кто победит, кто хорош, а кто плох… Мушкету это все равно, потому что он просто не в силах понять все эти вещи.

 

– И что из этого следует? – Что ты предлагаешь? Выкинуть предметы в океан и послать к дьяволу всех Прозрачных, на какой бы стороне они ни были?

 

Я не отвечаю за то, что происходит с историей человечества. Надеюсь, что не отвечаю.

 

– Да что такого происходит с этой историей?! – Джон мне уже все уши прожужжал про эту историю теперь ты?! Вот наш корабль, вот океан, вот враги, а вот добыча – что такого происходит с историей? Все как всегда!

 

Когда собеседник задает дурацкие вопросы, иногда лучше ему ответить. Иначе разговор затянется.

 

Вот такой человек этот полковник. Идет к всеобщему счастью, к свободе, а о человеке, спасшем его жизнь, беспокоится только потому, что тот, видите ли, нужен.

 

– Люди разные. Мне вот нужен корабль, море и друзья. А без идеалов я обойдусь. Без любимой женщины тем более.

 

– Что же, против своего корабля, значит, готов был их использовать, а против врага – пожалел?! – Что же ты за компаньон?! Как тебе верить?

 

Добивать раненых – подлое дело. Но только в том случае, если раненый просит о помощи, а не пытается достать тебя мечом даже с разорванным животом.

 

Но что бы ни говорил Клод о мушкете, которому все равно, куда стрелять, я теперь думала иначе. Мушкет по имени Кристин Ван Дер Вельде выбрал свою сторону просто потому, что враги начали первые.

 

Опьянение боем – страшная, ни с чем не сравнимая вещь.

 

– Конечно. И мне кажется, он приходил за тобой.

– Да хоть за морским дьяволом!

 

Есть время убивать, есть время лечить.

 

Опьянение боем – это прекрасно, только у каждого опьянения есть и оборотная сторона – похмелье.

 

Мои люди умирали… И даже не ради добычи. Они защищали меня. Это, конечно, было единственно правильным выходом, наши головы связаны охотничьим соглашением. И атака на любого из нас – атака на всех. Вот только я жива и даже не ранена, а очень многим пришлось отправиться на дно в парусиновом мешке, с чугунным ядром в компании. И то и другое мы взяли на «Венесуэле», своего осталось маловато.

 

Врагов правильнее всего выбирать самому, только не всегда так получается. Вчера враги выбрали меня. Что ж, им же хуже.

 

– Дьявол тебя сожри, кто впустил?!

 

– Тебе вообще в детстве объясняли, что неприлично торчать возле спящих, нечесаных, помятых девушек?

 

На столе красовались несколько пустых винных бутылок. Значит, похмелье у меня было не только от боя.

 

Ненавижу умываться морской водой! Но что поделать…

 

– Ну, ты молодец! Торчать у меня в каюте, когда я сплю – это ничего, а белье, значит, смущает!

 

С этими парнями из двадцатого века надо держать ухо востро, особенно когда они держат в руках что‑то непонятное.

 

– Бен жалуется на пробоины, но плотники всегда жалуются!

 

Роберт приковылял сам и зачем‑то стал извиняться, что громко орал во время обеззараживания раны. Смешной, я бы еще не так визжала!

 

Я знала, что наш шотландец до сих пор переживает, что оказался в пиратской компании. Дай такому кобру – а он начнет мучиться, играть в честность. Мол, не по‑джентльменски так воевать. К тому же и сам он ее не хотел.

 

Хватит жрать, дайте совет.

 

Да, я повзрослела за последнее время, и не жалела об этом. И я была рада, что я – капитан, что со мной трое друзей, которым я могу доверять во всем. Но как много случилось плохого! Прежде всего – смерть отца.

 

Проклятое время! Уберешь плохое – уберешь и хорошее.

 

– Кристин, а зачем его вообще возвращать с того света? Я все понимаю, ты любишь отца и скучаешь по нему, но ведь однажды ты должна была увидеть его смерть. Случилось лишь то, что должно было случиться рано или поздно.

 

– Все же Клод бессердечная скотина, каким был, таким и остался.

 

– Ага, он бы увидел твою!

– Вот радость для папаши! Нет, вот уж этого он хотел бы меньше всего. Пусть все идет своим чередом, Кристин. Ван Дер Вельде‑старший умер. И это его судьба. Он бы не захотел, чтобы ты все меняла, поверь. Его корабль в надежных руках, и о его дочери тоже есть, кому позаботиться. Вот, разве что, если ты вернешься в Лондон и выйдешь замуж за…

– Заткнись! – Были у папаши и дурацкие желания. Не все же их выполнять?

 

“Пусть мертвые хоронят своих мертвецов”

Тот, кто ищет оправданий, всегда их найдет! Но суть человека никогда не меняется.

 

Многие хотели бы умереть во сне. Уснуть и не проснуться, это так легко.

 

– Люди ведь не меняются, Клод?

– Немного все же меняются

– Умнеют, вот как. Не все, не всегда

– Только те, кому повезет.

 

– А ты как был бессердечным убийцей, так и остался.

 

Разбогатеть честно? Мне захотелось подняться из трюма наверх, туда, где светило солнце, где попутный ветер пытался обогнать «Ла Навидад», сам же наполняя его паруса. Мы шли за тысячи миль и сотни лет не для того, чтобы «разбогатеть честно», занимаясь какой‑то там «финансовой системой». И мы были счастливы, даже сражаясь.

 

– Если попробует стрелять – плюну на все и пущу его ко дну вместе со всем золотом и дельфином заодно!

 

– Вся моя жизнь слишком опасна! Если я могу увидеть Джека Мерфи еще раз, плевать на опасности! У меня не так много друзей, чтобы расставаться с ними вот так, не повидавшись!

 

– Любой поход приносит хотя бы новые знания, делает нас мудрее и сильнее. Тех, кто вернулся, конечно.

 

Умный парень Джон, очень умный. Но иногда несет вот такую ерунду.

 

– Все, что мне в этот момент было нужно – вернуть и Джона, и Роба. Они мне были дороже предметов.

 

Вот почему не стоит слишком часто хорошо высыпаться все становится слишком приятным, и ничего не хочется.

 

– Он просил передать тебе: научись прощать людей. Джек сказал, что к старости понял: надо принимать людей какие они есть, со всеми их слабостями. Не надо требовать от людей быть ангелами.

 

– Понимаешь, слабости – они разные. Кто‑то кролика зарезать не может, потому что жалко. А кто‑то наоборот, режет почем зря людей, как кроликов, потому что не видит в этом ничего особенного.

 

Надо, чтобы все по‑честному. Уж в лоб так в лоб. Зато весело, правда?

Человек не должен владеть другим человеком, словно имуществом!

 

– Это не наш.

– Конечно, не ваш! Потому что он уже наш!

 

«Не прикончила человека сразу – дай ему шанс!».

 

– Жил как крыса, умер как крыса.

 

– Полковник, зачем вам люди, о которых вы ничего не знаете? Такие могут предать в любой момент.

– Не надо обращаться с людьми, как с животными, и они не укусят, твердо сказал он. – Не надо подталкивать их к преступлению, и тогда они не совершат преступлений в отношении вас. Я верю в людей. В тех, конечно, которые еще не испорчены окончательно. Эти дикари идеальный материал для создания нового человека. Сытого, свободного, счастливого.

 

Отчего‑то стало грустно. Да, я самый удачливый капитан в мире. Была. Теперь, когда удача со мной всегда, это уже больше похоже на проклятие.

 

– Не умничай Роб! Не наше дело, для чего нужны эти предметы, и кто их создал.

– А какое наше дело, Кристин?

 

Раньше все было понятно: наше дело – сквозь все шторма и непогоды добраться до чужих денег и в бою их взять. А теперь получилось, что ни штормов не будет, ни боев. Осталась только бесплатная нажива. И от этого нападала тоска.

 

– Волшебные фигурки, мы неуязвимы! – передразнил он кого‑то. – А я всегда парням говорил: от волшебства хорошего не жди! Настанет миг, и подведет вас ваше волшебство!

 

– Да говори уже! – неприятно, когда тебе тычут в глаза твоими же ошибками. – Плохо дело? Хотя бы на плаву останемся? Скоро погода совсем наладится, тогда подведем парус снаружи и будем отчерпывать.

 

– А чего мы ждали? Вот Бен ругается на волшебные предметы, и правильно. Мы их не делали, не знаем, как они устроены и что за заклинания дают им силу. Поэтому всерьез можно рассчитывать только на себя. Мы получили хороший урок и остались живы – что может быть лучше? Просто больше не пей много юная леди, дельфин скверно относится к алкоголю.

 

Не хочу сказать, что я о своих мозгах плохого мнения, но Джон поумней будет. Ему бы только меньше думать о том, хорошо ли быть пиратом, или о патриотизме.

 

– Эх, шотландец! Ничего ты не понимаешь в таких вещах! – засмеялась я. – Если у тебя есть красивая тайна, ее приятно красиво спрятать! Наверняка по этой карте можно отыскать нечто очень ценное. И держу пари, что мастера прикончили сразу после того, как он завершил работу.

 

– Мы можем плыть, тощий дьявол, или я тут подохну?!

 

Порядочные девушки сидят дома, а та, которая надела штаны и шатается по морям, такой уже не является, поэтому аргумент силы не имеет.

– Есть такая игра: политика! И только что ты обыграла этого шахматиста!

 

Утром пришлось устроить панихиду. Печальное дело, но и без него никуда: люди хотят знать, что когда их не станет, их вспомнят еще хоть раз.

 

– Я когда с золотишком домой, то очень даже хочу побыстрее! Эх, оказаться бы завтра на Тортуге! На нашей Тортуге, конечно. Но ведь нам во времени прыгнуть – раз плюнуть, верно?!

 

Когда пираты пьют до безумия – это и выглядит безумно.

 

– Просто Паук. Если считать с лапами, то с тебя величиной.

 

Когда плоть удовлетворена, человек спокоен и счастлив. Не станет войн, не станет бедности. Потому что самый бедный будет сыт. А все тираны умрут, и сожженный Жак Моле будет отомщен.

 

– Не понимаю я всего этого. И как можно управлять всем миром – не понимаю.

 

Что ж, жизнь не кончается, и борьба тоже!

 

Если уж вся команда в кольцах и серьгах, чем отличиться капитану? Тем, что на нем их не будет. Остальные тоже не проявили интереса к драгоценностям, кроме, разве что, Роба. Но, глядя на нас, и он постеснялся что‑либо взять.

 

Будущее страшно, и я хочу поменьше о нем знать.

 

– Мне иногда хочется выбросить все волшебные предметы за борт, – пожаловалась я. – И снова пойти грабить корабли.

– Ты, наверное, простудилась!

 

Я пожала плечами. Конечно, Клод прав, но жизнь стала какой‑то слишком сложной. Может быть, дело не в предметах, а в том, что я стала капитаном и теперь отвечаю за команду и корабль?

 

– Вот спасибо, что похвалил! – лениво откликнулась я. – А я так боялась, что ты будешь ругаться: я ведь пустила Бенёвского к Храму.

 

– Не все можно предусмотреть. Но все сложилось хорошо. Теперь мы знаем больше, это поможет нам в будущем.

 

Есть люди, готовые отдать за них все, но ты не такая, и твои друзья тоже. Вы любите свободу. Но с предметами ты никогда не свободна полностью. И когда ты захочешь избавиться от дельфина, он исполнит твое желание.

 

Вот же гад, этот Прозрачный!

– Ласковый такой был… Это и смущает. Чтобы доверять, надо проверять. А как его проверишь?

 

– А я говорил об этом! – напомнил Клод. – Рад, что и ты поняла: нам никто не скажет всей правды.

 

Как только мы найдем место, где европейка может выжить, то там ты и останешься. Насколько я тебя знаю, не пропадешь. Поэтому если у тебя есть какие‑то пожелания – говори, только я не обещаю, что стану их учитывать.

 

– Есть вещи, которые нельзя изменить.

 

– Месть – хорошая штука. Но зачем отправляться туда, где Басим жив, и убивать его, если здесь он уже мертв? – я говорила и понимала, что сама начинаю запутываться. – Убьешь его, и окажется, что на год раньше он еще жив. Снова на Оук, снова назад во времени, и снова убить?

 

– А пока помалкивай, так всегда лучше.

 

Нехорошо предавать тех, кто тебе верит.

 

– Опрометчивый поступок!

– Басим человек злопамятный, да к тому же бессмертный. Опасное сочетание, дон Бартоломеу!