Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Вера Евстигнеевна вызывает маму ⇐ ПредыдущаяСтр 4 из 4
На уроках я теперь часто вскакивала и просилась выйти. Вера Евстигнеевна смотрела на меня с большим удивлением, но отпускала. Я мчалась в пионерскую комнату. Мне казалось, что если я сейчас же не добегу до неё, не открою дверь, то кто-нибудь обязательно уронит свинью на пол. — Знаешь, Люся, попроси, пожалуйста, маму обязательно зайти в школу, — сказала Вера Евстигнеевна. — Мне надо с ней поговорить. Час от часу не легче! О чём она хочет с ней говорить? Я веду себя последнее время хорошо, не болтаю на уроках, не верчусь по сторонам… А вдруг Вера Евстигнеевна расскажет маме о свинье? Вдруг поведёт в пионерскую комнату?! — Синицына, — сказала Вера Евстигнеевна, — сколько можно повторять, я ведь уже дважды вызывала тебя к доске! О чём ты думаешь?
РАЗГОВОР С МАМОЙ
— Я не понимаю, почему ты отдала свинку Люсе? Ведь это подарок? — спросила мама. — Я не насовсем. Она поиграет и отдаст. — Но она уже целую неделю не возвращает! А вдруг приедет тётя Рая, спросит, где свинка, и получится как-то неудобно, обидится ещё!.. Знаешь, попроси, пожалуйста, Люсю, чтобы она завтра же свинку вернула. — Ладно, мама. Попрошу. Завтра выставка наконец закрывается. Завтра свинья, слава богу, снова будет у меня в руках. Завтра начнётся нормальная жизнь. Скорее, скорее бы наступило это завтра! Ещё немножко, и я сойду с ума. Я думаю только о свинье. Она всюду мне мерещится. Мне нет покоя ни днём ни ночью. Ночью она снится мне во сне. Днём — наяву. Я больше не могу так жить.
ЗАЧЕМ ОН ТАК СКАЗАЛ?
Коля Лыков ходит очень довольный. Он сказал мне, что смотрит на меня теперь новыми глазами. — Ты так здорово лепишь, а никогда никому об этом и слова не сказала. Я тебя за это уважаю. Зачем он так сказал?! — А ты знаешь, Коля, — очень медленно сказала я, — это ведь неправда. Я лепить совсем не умею. — А как же ты такую замечательную свинью вылепила? — удивился Коля. — А вдруг это не я её вылепила? Вдруг она готовая была? — Таких свиней готовых не бывает! Ты, Люся, молодец! Просто молодец! — Да чего ты заладил — «молодец, молодец»! А вдруг её в магазине купили… за границей… и мне подарили? — В магазине? За границей?! — Тут Коля захохотал как сумасшедший. — Ну, Синицына, ты даёшь!.. В магазине, ха-ха-ха!.. За границей!
Вот и разговаривай с ним! …Ох, ну когда же настанет ЗАВТРА!
НОВОСТЬ
Я шла в школу и думала об одном: сегодня кончатся мои мучения. Сегодня. Наконец наступило это СЕГОДНЯ. Сегодня после уроков я войду в пионерскую комнату. Положу мою копилку в мешок из-под гуталина. Принесу её домой, соскоблю с неё пластилин, вымою в ванной, буду тереть мочалкой целый час, чтобы она снова стала такая, как была, чтобы всё стало как было. Потом я поставлю её на окошко, чтобы солнце светило в её блестящие белые бока, чтобы никто не приставал ко мне больше, не поздравлял и не восхищался. Чтобы никто не говорил, какая я талантливая. Чтобы мама обрадовалась и сказала: «Вот молодец, что взяла её у Люси, ведь сегодня приедет тётя Рая!» И приедет тётя Рая, и скажет: «Ну, как там наша свинка? Не разбила ты её?» И я скажу: «Нет, не разбила». И всё будет как раньше. Как будто никогда и не было этого ужасного конкурса! Как будто я не занимала первого места! Как будто меня никто не хвалил и не поздравлял! Никто! Никогда! Никогда! Не было этого, и всё. Не было.
В раздевалке ко мне подбежал сияющий Коля: — Люся, ты ещё не слышала новость?! Тебя рекомендовали на районную выставку!
Я ПЛАЧУ…
Я посмотрела на Колю. Я ничего не сказала, только посмотрела, и всё. Портфель сам собой выскользнул из моих пальцев. Солнце било мне в глаза. Я их закрыла. — Что с тобой? — сказал Коля. — Ты разве не рада? — Р… рада… — Ты чего?! — испугался Коля. — Синицына, ты чего?! Плачешь ты, что ли? — Я? И не думаю! Я отвернулась от Коли, уткнулась носом в чьё-то пальто, обхватила его руками… и заревела в полный голос. — Да что с тобой?! Люсь, перестань! Ну пожалуйста, перестань! Ну что с тобой? Все же смотрят! Но я не могла остановиться. Я обнимала чьё-то серое пальто, потом влезла в него с головой и плакала навзрыд в его тёмной серёдке. Как хорошо, что мне не видно было ни Коли, который дёргал меня за рукав, ни двух первоклассников, которые говорили друг другу: «Гляди-ка, в третьем, а ревёт!» — ни солнца в окне, ни галош на полу… — Слушай, немедленно пойдём отсюда! — сказал Коля. — Если ты не можешь идти в класс, пойдём на улицу!
Он схватил меня за руку и силой поволок на крыльцо. — Пойдём в тот скверик, — сказал Коля. — Пошли скорей, пока нас никто не видит.
…И ПРИЗНАЮСЬ ВО ВСЁМ КОЛЕ
Мы сидели в сквере на лавочке. Я всхлипывала и вытирала лицо Колиным платком. Рядом кружились и гулькали голуби. — Ну, говори, — сказал Коля. — Рассказывай, почему ты плачешь? Я набрала в лёгкие побольше воздуху. Глотнула его, как будто шла на дно. — Коля… я всех обманула… Я не лепила эту свинью. — Как не лепила?! — испугался Коля. — А кто же её лепил? — Она была готовая. Я её пластилином обмазала. — Как… обмазала? — Вот так. Взяла и обмазала. Мне хотелось первое место занять. Коля смотрел на меня во все глаза. Он был белый как мел. — Синицына, ты не шутишь? — тихо сказал он. — Не шучу. — Что же теперь делать? — Не знаю. Коля вскочил. — Что же мы тут сидим? Ведь её могут сейчас увезти на районную выставку! Синицына, что же мы сидим?! Надо её немедленно оттуда взять! Понимаешь, немедленно!.. А ну, вставай! Бежим в школу! И мы бросились в школу.
В ШКОЛЕ
В школе было тихо. В пустых коридорах слышно было, как за дверьми классов что-то гулко и неразборчиво говорили учителя, сверкали навощённые полы, портреты отличников учёбы провожали нас строгими взглядами. Задыхаясь, мы добежали до пионерской комнаты. Пионерская комната была закрыта. Коля изо всех сил затряс дверь. — Эх, закрыто!.. Что же делать? — Может, в окно влезть? — В окно? Что же, получится, что мы воры? — А в дверь? Тоже ведь воры. — Эх! — сказал Коля отчаянно. — Воры так воры! В окно так в окно! И мы помчались на улицу, в школьный двор, куда выходило окно пионерской комнаты. А выходило оно в школьный сад, рядом росли деревья, и не было, к счастью, никого, кто бы мог нас увидеть. Окно пионерской комнаты тоже оказалось закрыто, зато форточка была распахнута настежь. Не знаю, как это вышло, до сих пор я ни разу в жизни не лазила в форточку и не знала, как это делается, но только через несколько минут мы с Колей уже стояли посреди пионерской комнаты. Я держала в руках свинью, а Коля дрожащими руками пытался развязать мешок для обуви, который, как назло, не развязывался. — Ладно, плевать! — сказал Коля. — Понесём так. И вдруг в этот самый момент — мы окаменели — в дверях кто-то зазвякал ключом и голос старшей пионервожатой Тамары сердито сказал: — Опять заело, ну что ты будешь делать! Мы с Колей поглядели друг на друга, потом оба уставились на дверь, потом на форточку, но с места не сдвинулись. Похоже было, что мы оба приросли к полу. — Ну вот, наконец… Дверь распахнулась, и вошла Тамара. Вошла и тоже окаменела. Теперь в пионерской комнате стояло три каменных изваяния. Можно было подумать, что мы все трое тоже художественные произведения, но только большие, в человеческий рост. На лицах двух произведений был изображён ужас. Лицо третьего, с открытым ртом и вытаращенными глазами, выражало крайнюю степень изумления. — Гм, — наконец сказала Тамара, закрыв рот. — Синицына, Лыков, как вы сюда попали? — Да вот… зашли, — сказал Коля. — Каким образом? — В окно, — беспечно сказал Коля, только уши его пылали, как два фонаря. — Дверь-то закрыта была…
— Интересно, — с подозрительным и хмурым видом сказала Тамара. — В окно, значит, зашли?.. Ну, Лыков, от тебя я этого не ожидала!.. А что вы, собственно говоря, здесь делаете? — Мы?.. Смотрим вот это художественное произведение… Вот она смотрит… Она по нему соскучилась. Я принялась вертеть в руках пластилиновую свинью, делать вид, что ужасно по ней соскучилась. Я даже, кажется, стала гладить её по спине. — Синицына, положи экспонат на место, испортишь! Сегодня мы отправляем его на районную выставку. Я подняла голову. — Тамарочка! — сказала я умоляюще. — Знаешь что, можно я её заберу? Я не хочу, чтобы её отправляли! — То есть как это заберёшь?! — Она плохая, понимаешь? — Как это плохая?! Она же у нас первое место заняла! — Ну и что? — сказал Коля. — Это ошибка была. Ты погляди только, какая она плохая! Просто смотреть тошно! Нет, надо её забрать! Суй её, Синицына, в мешок! — Как так «суй в мешок»! — возмутилась Тамара. — Синицына, а ну, отдай свинью, а то я сейчас тётю Марусю позову!.. Тётя Маруся! Тётя Маруся! Она стала одновременно звать тётю Марусю и вырывать мешок у меня из рук. Она была длинная, и пальцы у неё были цепкие, как клещи. Она вцепилась в мою свинью, но я рванула копилку к себе и кинулась к дверям. — Беги! — крикнул Коля и преградил Тамаре путь. — Отдай! — завопила Тамара. — Я директору пожалуюсь! Николай Васильевич! Николай Васильевич! Тётя Маруся! — Иду-у! — В дверях, перед самым моим носом, выросла дородная фигура тёти Маруси в синем халате. Тётя Маруся растопырила руки, и я уткнулась носом прямо в её большой нагрудный карман. — Попалась! — крикнула тётя Маруся. — А ну, говори, чего хулиганила?! И тут затрещал звонок.
КОНЕЦ ЗЕЛЁНОЙ СВИНЬИ
Нечего и говорить, что через две минуты в пионерской комнате было уже полно народу. — Они хотели экспонат похитить, а я не дала! — объясняла всем Тамара. — Представляете, они в форточку влезли, они хотели наше лучшее художественное произведение украсть! — А на вид такие смирные! — качала головой тётя Маруся. — Эх, пороть вас некому! — Да мы вовсе не украсть! — волновался Коля. — Это ведь её свинья, собственная. Что хочет, то и может с ней делать! — Её? Как бы не так! Этот экспонат первое место занял! Он уже всей школе принадлежит! Мы его на районную выставку отправляем! Мне вдруг всё надоело, и эта бестолковая Тамара, и этот шум в пионерской комнате, и эта проклятая зелёная моя мучительница…
— Никуда вы её не отправите, — тихо сказала я. — Дай-ка, Тамара, мне её на минутку. Не бойся, честное слово, всего на минутку! — А ты не убежишь? — Не убегу. Если хочешь, можешь меня держать. — Тогда на, — сказала Тамара. — Но только на одну минутку! Я взяла в руки мою зелёную свинку. — Я сейчас покажу вам один маленький фокус, — сказала я. — Вот, глядите… — И я размахнулась и изо всей силы бухнула зелёную свинью об пол.
КОНЕЦ ВСЕЙ ИСТОРИИ
Мы с Колей шли из школы. Светило солнце. Прыгали в лужах воробьи. Была весна, конец последней четверти. В одной руке я тащила портфель, в другой — мешок из-под гуталина, в котором лежали два белых фарфоровых черепка, обмазанных сверху зелёным пластилином. — Завтра вся школа узнает, — говорил Коля. — Ну и пусть узнает! — Тебя дразнить будут. — Ну и пусть дразнят! Так мне и надо! — Слушай, а может быть, зря ты это сделала? Ведь никто бы не узнал ничего, а? — Нет, не зря. Сам знаешь, я сделала это не зря. — Да, — сказал Коля и повторил задумчиво: — Да, ты сделала это не зря. Я шла, размахивая мешком. Завтра вся школа будет говорить, какая я обманщица. Все, все, все, от первоклассников до директора школы, узнают об этом. Ну и пусть! Так мне и надо! А сейчас у меня на душе было легко и весело. Как будто тяжёлый груз свалился с моей души, и груз этот лежал сейчас в мешке из-под гуталина. Никогда! Никогда в жизни я не буду больше обманывать!
БАРЫШНИ ЛЮСИ
«ЧТО ЖЕ ВЫ СИДИТЕ?»
— Дети, слушайте меня внимательно! — сказала Валентина Ивановна, начальник нашего жэка. — Сегодня к шести приходите в красный уголок. У меня к вам дело есть. В шесть часов мы в полном составе явились в красный уголок. За столом, покрытым зелёной бархатной скатертью, сидела Валентина Ивановна. — Присаживайтесь, — сказала она. — Разговор будет. Мы сели на клеёнчатый диван. — Ну? — сказала Валентина Ивановна, строго на нас глядя. — Так как? Долго ещё в бирюльки играть будем, в мячики там всякие, в попрыгунчики? Вон какие дети большие стали, а толку от вас никакого! — Мы в озеленении двора участвовали, — храбро сказала Люська. — Два дерева во дворе посадили и пять кустов смородины. — И шашечный кружок организовали, — сказал Петька. — Мы теперь круглые дни в шашки играем. — То-то и оно, что играете, — сказала Валентина Ивановна. — Одни игры у вас на уме. Что двор озеленяли, это хорошо, но этого мало. Больше надо взрослым помогать! Вы уже сознательные! — Да мы с удовольствием! Скажите нам, что сделать, мы и сделаем. — Всё им говори! — воскликнула Валентина Ивановна. — Как маленькие всё равно! Никакой самостоятельности! Вы, например, задумывались, сколько в нашем дворе проживает пенсионеров? — Задумывались, — сказала Люська. — И к какому выводу пришли? — Ни к какому, — сдалась Люська. — То-то и оно, что ни к какому. А между прочим, среди этих пенсионеров есть одинокие и инвалиды. Понятно, к чему клоню? — Понятно, — сказала Люська, хотя ей, как и всем, ничего не было понятно.
— Так что же вы сидите сложа руки? Люди одинокие, больные живут, помочь им некому, а вы прохлаждаетесь, баклуши бьёте, в классики скачете! Она вынула из стола какую-то бумагу: — Вот список наших пенсионеров. Возьмите над ними шефство. Помогать по хозяйству им будете, в аптеку бегать и так далее. Этим вы окажете большую помощь нашему обществу, ясно? — Ясно. Все стали по очереди подходить к столу и прикрепляться к пенсионерам. Мы с Люськой подошли последние, и тут обнаружилось, что в списке остался всего один пенсионер — Каблуков Владимир Иванович. — Вот и ладно, помогайте ему вдвоём, — сказала Валентина Ивановна. — И не откладывайте. Идите сегодня же.
«ВРЕДНЫЙ ПЕНСИОНЕР»
И мы отправились к пенсионеру Каблукову. — И так времени нету, — ворчала по дороге Люська. — То уроки, то школа, то бабушке картошку чисть, а тут ещё пенсионеры всякие!.. Когда же, спрашивается, гулять? — Интересно, что он нас заставит делать? А вдруг пол мыть? — Пол — ещё ничего. Как бы бельё стирать не заставил! Мы поднялись на третий этаж и позвонили в дверь. — Дома нету, — обрадовалась Люська. Но тут за дверью послышались шаркающие шаги, и дверь открылась. Перед нами стоял высокий худой старик в домашней вельветовой куртке, в шарфе, замотанном вокруг шеи. — Здравствуйте. Вы товарищ Каблуков? — Да… Я Каблуков, — улыбнулся старик. — А вы кто такие, барышни? — Мы из нашего двора. Нас к вам в жэке прикрепили. — В жэке прикрепили? — весело поднял брови старик. — Зачем, позвольте спросить? — Велели вам по хозяйству помогать. Густые брови старика вдруг сразу опустились, вид у него стал насупленный, даже сердитый. — Хм… — сказал старик. — Велели!.. Что значит «велели»? — Да, велели… Сказали, всем одиноким и инвалидам… Старик не дал нам договорить: — Вот что? Но я, между прочим, никого ни о чём не просил. Так и передайте в жэк. Желаю здравствовать! И не успели мы опомниться, как дверь захлопнулась перед самым нашим носом. Минуты две мы стояли с открытыми ртами, потом Люська скорчила рожу и покрутила пальцем возле лба: — Того! С приветом! — Правда что! Не хочет, и не надо! — сказала я. — Ему же хуже! И мы пошли к Валентине Ивановне. — Валентина Ивановна, а пенсионер Каблуков нас выгнал! Он такой вредный! Мы думали, Валентина Ивановна рассердится на пенсионера Каблукова, а она рассердилась на нас. — Неужели выгнал?! — закричала она и даже всплеснула руками. — Что же вы такое сказали старику? Чем обидели? Нет, так дело не пойдёт! Завтра же отправляйтесь к нему снова и извинитесь. Да разговаривайте повежливей, пообходительней. Старики народ обидчивый. К ним подход нужен!
БУМАЖНЫЕ ЛЯГУШКИ
— Интересное кино! — сказала Люська, когда мы вышли из жэка. — Нас выгнали, и мы же ещё извиняться должны! За что извиняться-то, ты поняла? — Не-а… — А вдруг мы извиняться станем, а он нас опять выгонит? Но делать было нечего. На следующий день мы снова потащились к пенсионеру Каблукову. В этот раз мы ещё дольше ждали за дверью. Открыла нам женщина в белом халате и, ничего не говоря, повернулась и пошла в комнату. — Владимир Иванович, к вам дети какие-то, — услышали мы. — Эй, кто там? Входите! Мы робко вступили в комнату. Пенсионер Каблуков с закатанным по плечо рукавом сидел на кушетке. Врач мерила ему давление. — Опять пришли? — сказал пенсионер Каблуков. — Ну, коли так, подождите… Вид у него на этот раз был не такой сердитый, и мы приободрились и стали ждать, когда врач напишет рецепты и уйдёт. Наконец дверь за врачом захлопнулась. Пенсионер Каблуков вернулся в комнату. — Ну, упорные барышни, всё-таки решили мне помогать?.. С чего же начнём? Обои будем клеить? Полы мыть? Сапоги тачать? — Мы сапоги не умеем! — испугались мы. — Давайте лучше пол вымоем! — А чего его мыть? Он чистый, я его подметал сегодня. Мы испугались, что сейчас Каблуков опять нас выгонит, и встали. — Извините нас, пожалуйста, — сказала Люська. — За что?! — За то, что вы нас в тот раз выгнали. Нас Валентина Ивановна ругала. Велела, чтобы мы у вас прощения попросили. Пенсионер Каблуков снова поднял брови. Целую минуту он разглядывал нас, а потом сказал: — А ну, идите-ка, барышни, сюда! Садитесь, садитесь на кровать, не бойтесь! Мы осторожно присели на краешек. Брови у Каблукова были лохматые, сердитые, а глаза, наоборот, светлые-светлые, прозрачные, как вода! — А у вас давление? Вы заболели, да? — пробормотала Люська, съёживаясь под его пристальным взглядом. — Пустяки! — махнул рукой Каблуков. — А давайте мы в аптеку сбегаем? — Пустяки, — снова сказал пенсионер Каблуков. — Вы мне лучше скажите, как вас зовут? — Люси. — Вот это здорово! А ну-ка, барышни Люси, подайте-ка мне эти бумажки! Мы протянули ему рецепты. Он взял их и принялся как-то чудно складывать. Руки у него были бледные, с коричневыми пятнышками и немножечко дрожали. Мне вдруг ужасно захотелось их погладить! У моего дедушки Серёжи были такие руки. — Раз, два, три, — сказал пенсионер Каблуков, сделал ещё одно движение… и вдруг рецепты на наших глазах превратились в маленьких белых лягушек! — Квак! — улыбнулся Каблуков, и одна лягушка прыгнула на меня, а другая — на Люську! — Ой! — засмеялись мы с Люськой. — Это ваши, — сказал пенсионер Каблуков. — А теперь, милые барышни, идите домой, вас там мамы ждут не дождутся. А товарищам в жэке передайте спасибо и скажите, что старику Каблукову ничего не надо, он всем доволен.
ГВОЗДЬ С ПОЛОТЕНЦЕМ
Во дворе мы встретили братьев Кармановых. Они тащили полную авоську картошки. Рядом шагал Петька. — Куда вам столько картошки? — удивились мы. — Это не нам, — сказали братья. — Это нашей подшефной, бабушке Митрофановой. Она из картошки оладьи печёт. Эх и вкусные! — Подумаешь! — сказал Петька. — Мы с Николаевой Зоей Кузьминичной вместе суп ели! Я у неё кухню подмёл и гвоздь в ванной заколотил. Мы на гвоздь полотенце вешали. — Дело какое — гвоздь! — закричали братья. — Мы у бабушки Митрофановой ковёр с балкона вытрясли. Вот такой, огромный!.. А вы, Синица с Косицей, чего у вашего дядьки сделали? — Чего сделали, то и сделали, — нахмурилась Люська. — Много будете знать, скоро состаритесь, — сказала я. — Пошли, Люсь, некогда нам на разговоры время тратить! И мы пошли, держа в ладонях маленьких бумажных лягушек, и нам казалось, что снег под нашими ногами тихонько поквакивает. — Нет, я так не согласна, — вдруг сказала Люська. — Все помогают, а мы что, рыжие, что ли? — Да ведь он говорит, ему не надо ничего. — Как так не надо? Всем надо, а ему не надо? Чудной какой-то! — Он не чудной, — сказала я. — Не понимаешь ты. Он гордый, просить никого не любит. — Тогда надо придумать что-то, на хитрость пойти. Ведь он нам даже лекарство не разрешил купить! И тут я остановилась и хлопнула себя по лбу варежкой: — Люська, а мы и без разрешения купим! — Не дадут без рецептов… — Да вот же наши рецепты! — замахала я в воздухе лягушкой, и мы помчались в аптеку.
ДВЕРЬ НЕ ОТКРЫВАЕТСЯ
В аптеке нам сказали, что лекарство будет готово через день, в три часа. Через день, ровно в три, мы были в аптеке, а ещё через двадцать минут стояли возле двери пенсионера Каблукова. — Звони ты, — сказала Люська. — Я боюсь. — Трусиха! Я храбро нажала на кнопку звонка. Честно говоря, я и сама немного трусила. — Не открывает. Наверно, догадался, что это мы. А вдруг он снова рассердится? Может, убежать, пока не поздно? — А мы лекарство ему отдадим и убежим. Дзынь! — ещё раз звякнул звонок. За дверью была тишина. Может, он ушёл? Вдруг в аптеку? Мы позвонили ещё и ещё, но дверь не открывалась. За нею слышалось тихое бормотание радио. — Он радио слушает. Надо кулаком постучать. Мы принялись колотить в дверь кулаками. — Чего стучите? — открыла дверь соседка из другой квартиры. — Владимира Иваныча в больницу увезли. Мы ему ночью «неотложку» вызывали. Лекарство выпало из Люськиных рук. — А вы кто ему будете? — сказала соседка. — Мы?.. Никто. — Жалко. Я думала, родственники. В больницу надо съездить к старику, навестить. — Мы съездим! — затрясла головой Люська. — Мы навестим! — Обязательно съездим! А как же! Только скажите, пожалуйста, где эта больница? — Не догадалась я спросить, — сказала соседка. — Вы уж разыщите как-нибудь…
МЫ ПЕЧЁМ ПИРОГ
— Бедный Владимир Иваныч! — сказала Люська. — Если бы мы сразу лекарство принесли, он бы, может, и в больницу не попал. Э-эх! — И где мы эту больницу найдём? В Москве их знаешь сколько! — Да его, наверно, на Малую Семёновскую повезли, там больница большая, пойдём туда? — Поздно сегодня, нам уроки ещё делать. Давай завтра его навестим? И потом, в больницу обязательно надо передачу нести. Что-нибудь вкусненькое, кисель какой-нибудь, апельсины… — Где же мы их возьмём? Давай лучше Владимиру Ивановичу пирог испечём! — А ты умеешь? — Я видела, как бабушка пекла. …Через десять минут мы месили на кухне тесто. — Дрожжи есть у вас? — спросила Люська. — Нету. — Тогда надо в пирог соду положить. Я принесла из ванной коробку соды. — Дурочка, это стиральная! — А надо какую? — Питьевую. Я полезла в кухонный шкаф, вытащила оттуда небольшую розовую коробочку и высыпала её содержимое в тесто. Потом мы насыпали в тесто целый пакет сахарного песку, чтобы пирог вышел послаще, набухали туда побольше изюму и поставили пирог в духовку. Через полчаса пирог был готов. Он был круглый, как колесо, и румяный, как солнце. Из него во все стороны торчали изюминки. — Наверно, Владимиру Иванычу понравится, — сказала Люська. — Ещё бы! — сказала я. — Он, как наш пирог попробует, сразу поправится!
МЫ ИДЁМ В БОЛЬНИЦУ
На следующий день после школы мы отправились в больницу. Кроме пирога, мы несли банку клюквенного киселя, который сварила Люськина бабушка. А ещё мы взяли Урана. Владимир Иваныч сразу развеселится, когда увидит, как наш Уран служит на задних лапах! Втроём мы вошли в приёмное отделение. У окошка справочной стояла нарядная дама. — Молодцы, девочки, какие! — заулыбалась дама. — Мамочку пришли проведать? — Нет, не мамочку… — А кого же? Тётю? — Ну почему тётю? Мы дядю пришли проведать. Вернее, дедушку. — Кого?! Дама подняла брови и вдруг звонко расхохоталась: — Ну и шутницы! Ох и насмешили!.. А ну, скажите честно, кого вы хотите — братика или сестрёнку? Мы переглянулись. Должно быть, у этой дамы в голове не всё в порядке. Потом мы сунули головы в справочную: — Скажите, пожалуйста, товарищ Каблуков в какой палате лежит? — Сейчас посмотрим… Как инициалы? — В. И. — Та-а-ак… — Медсестра быстро проглядела длинный список. — Когда поступила? — Вчера… поступил. — Каблукова… Каблукова… Такой нет. А вы не спутали? Может, Каплунова Валентина Ивановна? Вот. Девочка. Здоровенькая. Пятьдесят один сантиметр. Поздравляю! Всё в порядке! Что они, сговорились, что ли?! — Да нам не девочка, нам дедушка нужен! Нормального роста! Каблуков Владимир Иванович! Медсестра на минуту застыла со списком в руках, а потом заулыбалась: — Милые вы мои! Да где же вы своего дедушку ищете? У нас роддом, тут деток рожают! — А где же нам дедушку найти? Его на «скорой помощи» вчера в больницу увезли. — Это надо в пункт неотложной помощи звонить, там скажут. Погодите, я сама позвоню… — Вот, — сказала она, когда кончила говорить по телефону. — Я тут вам всё записала. Третья Зелёная, дом сто. Отсюда на автобусе остановки три. — Большое спасибо, — сказали мы с Люськой.
У БОЛЬНИЧНЫХ ВОРОТ
Доехать до больницы оказалось делом пустячным. Через двадцать минут мы были у больничных ворот, а ещё через десять знали, что Владимир Иванович лежит во втором корпусе, на первом этаже, в пятой палате. Но вот беда, в проходной нас остановили: — Куда с собакой?! — К больному, Каблукову. — Шутите?! Кто в больницу с собакой пропустит? А ну, уходите, не стойте на пути! — И сторож повернулся и загородил нам вход своей широкой ватной спиной. — А вот и пропустят! Спорим? Люська показала язык ватной спине сторожа, и мы побежали вдоль забора к другому входу. — Давай завернём Урана в пальто! Скажем, апельсины несём дедушке! Я сняла пальто, мы завернули в него Урана и понесли. — Чего это вы несёте? — подозрительно спросила сторожиха. — Апельсины. — Куда так много? — А наш дедушка, кроме апельсинов, ничего не ест, — сказали мы, пятясь задом, потому что Уран вытащил из-под пальто хвост и махал им в воздухе. Но тут мы нечаянно зацепили Ураном за дверь. Уран громко взвизгнул… и мы снова оказались на улице.
ЛЕЗЕМ ЧЕРЕЗ ЗАБОР
— Не огорчайся, Люська, — сказала я. — Ещё не всё потеряно. Можно и через забор перемахнуть. Вдоль каменного больничного забора росли густые ветвистые деревья. Запросто перелезем! Нас и не увидит никто! Но Уран не хотел лезть через забор. — Тогда перепрыгни, — уговаривала его Люська. — Разбегись посильнее и р-раз! Но вредный Уран и перепрыгивать не хотел! Пятился от забора и поджимал хвост. Пришлось мне подставлять спину. Люська влезла мне на плечи и, кряхтя, втащила на забор Урана. Потом поставила наверх банку с киселём, влезла сама и протянула мне руку. — Давай… Я схватила Люську за руку и стала вскарабкиваться на забор. — Ой, сейчас упаду! — запищала Люська, взмахнула рукой и толкнула Урана. Бедный Уран не удержался и вместе с банкой киселя рухнул по ту сторону забора. — Что я наделала! — испугалась Люська. — Уран, Уранчик, где ты? Кусты под забором не ответили. — Разбился! — прошептала Люська. Оцепенев от ужаса, мы поглядели друг на друга. И вдруг какие-то странные звуки донеслись до нас из кустов. Как будто кто-то шлёпал босыми ногами по луже! Мы быстро спустились на землю. В кустах лежал Уран и, чавкая, лизал из лужи розовый кисель. Второй корпус был направо от входа. Мы узнали у прогуливающихся рядом больных, куда выходит окно пятой палаты, и привязали Урана к рябине, которая росла под окном. Очень удобно! Владимир Иванович выглянет и сразу увидит Урана. Мы крикнем в форточку: «Уран, служи!», и Уран будет служить. — Сиди тихо, — сказала Люська. Мы вошли в больничный коридор. — Нам налево, — сказала Люська. — Иди ты первая. Я что-то волнуюсь. — И я волнуюсь. У меня даже шея вспотела. — Вам, дочки, в какую палату? — спросила нянечка в белом халате. — В пятую, к больному Каблукову… — Владимиру Иванычу? Пойду скажу ему. Нянечка вошла в белую дверь и громко сказала: — Владимир Иваныч, к тебе внучки пришли! — Это ошибка, Фёкла Матвеевна, — услышали мы тихий голос. — Это не ко мне. Тогда мы открыли дверь и вошли.
В ПЯТОЙ ПАЛАТЕ
У окна, вытянув руки поверх жёлтого одеяла, лежал Владимир Иванович. Он был бледный. Густые косматые брови сильно выделялись на его лице, глаза смотрели как будто издалека. — Здравствуйте, Владимир Иванович, — сказали мы. Владимир Иванович не пошевельнулся, только посмотрел на нас, как бы с трудом что-то припоминая. Потом одна бровь у него слегка дрогнула и поползла вверх. — А-а… барышни Люси… вот не ожидал, — сказал он тихо. — Опять вас из жэка прислали? — Нет, Владимир Иванович, мы сами пришли. Пирог вам принесли. Знаете, какой вкусный! Мы вытащили из сумки пирог и положили на тумбочку. — Ох и красавец! — восхитился больной в халате, который сидел на соседней койке. — Прямо герой! Мамка пекла или сами? — Сами… Владимир Иванович поднял брови и доглядел на пирог: — Неужели сами?! — Пойду чаю принесу, — сказала нянечка. — Ты, Владимир Иваныч, чаю с пирогом попьёшь. Заботливые у тебя внучки, хорошие. А говорил — не к тебе! Владимир Иванович поглядел на нас светлыми прозрачными глазами. — Не ожидал, — сказал он. — Спасибо вам, барышни Люси. И тут вернулась нянечка и налила всем чаю. Она вынула из кармана перочинный ножик и хотела нарезать пирог, но пирог почему-то не резался. — Возьми мой нож, Фёкла Матвеевна, — сказал больной в халате. — У тебя, видно, затупился. Нянечка попыталась нарезать пирог другим ножом, и опять у неё не вышло. Что-то случилось с пирогом. Он был твёрдый, как доска! — Упорный пирог, — сказал Владимир Иванович. — Весь в хозяек! Он оживился. Щёки у него слегка порозовели. — Владимир Иванович, честное слово, он вчера мягкий был! Мы его трогали! — Может, замёрз по дороге? — улыбнулся Владимир Иванович. — Пустяки, не огорчайтесь, мы его живо в чае разогреем! Нянечка с трудом наломала пирог на куски и окунула один кусок в чай. — Милые мои, да куда же вы столько соды набухали! — сморщилась она. — Пустяки! — сказал Владимир Иванович. — Сода не соль. Да что вы, Фёкла Матвеевна, замечательный пирог! Давно я таких вкусных пирогов не едал! — А вот мы ещё и вареньицем побалуемся, — сказал больной в халате. — Вишнёвое варенье… Ешьте на здоровье! За окном жалобно завыл Уран. Бедный, мы совсем про него забыли! — Откуда собака взялась? — переполошилась нянечка. — Кыш! Кыш! Больных перепугаешь! — Фёкла Матвеевна, не прогоняйте его! Это наш Уран! Мы его привели, чтобы он Владимиру Ивановичу служил! Я взяла с тарелки кусок пирога и крикнула в форточку: — Уран, служи! Служи! Уран вскочил на задние лапы и высунул язык. Потом схватил лапами пирог и стал грызть его, как кость. Владимир Иванович, приподнявшись на локте, глядел в окно и тихо смеялся. — Владимир Иваныч, нельзя тебе подыматься! — испугалась нянечка. — Доктор Евгений Борисыч заругается! — Не волнуйтесь, Фёкла Матвеевна, — сказал Владимир Иванович. — Мне сегодня лучше. — Как же, «лучше»! Вспомни, что вчера было! — А сегодня лучше! Вот честное пионерское! — сказал Владимир Иваныч и подмигнул нам с Люськой. — Ещё бы! — сказал больной в халате. — С такими внучками не поболеешь! Не дадут! — Не дадут! — сказал Владимир Иванович и хитро засмеялся.
ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА ТАЛАНТА1
Уже двадцать лет стоит на моём столе узкогорлая бутылочка прозрачного стекла величиной с мизинец. Внутри её поместился белобородый гномик в круглых проволочных очках и островерхом красном колпачке. Как он туда попал? Сквозь узкое горлышко ни войти, ни выйти невозможно даже крохотному гномику. Смотрит на меня сквозь стеклянную стенку бутылочки гном и, кажется, хитро подмигивает. — Забыл, — будто бы говорит он, — что мы, гномы, волшебники? Если мы умеем приходить к вам из сказки и возвращаться обратно, то что нам какая-то бутылочка? Но я-то живу не в сказке, а в обычном мире, и меня просто терзает вопрос: как ухитрился гном забраться в бутылочку? Эту забавную игрушку подарила мне Ирина Пивоварова, писательница удивительного, волшебного таланта. Читая её книжки, я всё время спрашиваю себя: как удаётся превратить нашу повседневную жизнь в увлекательную сказку? Талант Ирины Пивоваровой сродни волшебству и, наподобие того гномика в бутылочке, остаётся загадкой.
Книжка «Рассказы Люси Синицыной, ученицы третьего класса» складывается так же естественно, как наполненные событиями дни маленькой девочки. Текут они и текут, и, кажется, каждая минутка, любая самая незначительная встреча может превратиться в увлекательную историю. Фантазия девочки неиссякаема. Люся Синицына человек живой, непоседливый. Но все истории, которые с ней случаются, происходят с каждым из нас чуть ли не всякий день. Мы их или вовсе не замечаем, или же не обращаем внимания, а у неё всё превращается в необыкновенное приключение. Да, если смотришь на мир открытыми глазами и всё-всё тебе интересно, то и жизнь становится нескучной, расцвеченной яркими красками. Повезло маленькой Люсе Синицыной и её подружке. Их жизнь взялась рассказать чудесная писательница Ирина Пивоварова. Она, как волшебница, не просто писала книжки, а словно бы сотворяла свои стихи и рассказы из воздуха, солнечного света, летней зелени, невесомых зимних снежинок и мерцания ночных звёзд. Вот как сама она рассказала об этом в одном стихотворении:
Я палочкой волшебной Тихонько проведу По белому и чистому Бумажному листу. И на листе распустятся Волшебные цветы. Нигде-нигде на свете Таких не встретишь ты. Беру я снова палочку Волшебную, и вот Волшебный город с башнями Лиловыми встаёт,
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-08-26; просмотров: 292; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 52.91.54.203 (0.256 с.) |