Трансформация отношений собственности в России после 1990 года

Дело в том, что то нарушение исторически сложившегося баланса между ценностями экономической свободы и социальной справедливости, которое стало следствием крушения социалистической системы, наиболее ярко и болезненно проявляется на постсоветском пространстве и прежде всего в России. На мой взгляд, именно этот дисбаланс является главной отличительной чертой и главной проблемой постсоветской трансформации отношений собственности, истоки которой лежат в характере проведенной здесь приватизации.

Приватизация так называемой социалистической собственности, которая стала исходным пунктом произошедшей в стране коренной ломки всей системы социально-экономических и политико-правовых отношений, носила беспрецедентный по темпам и масштабам характер. И, к сожалению, столь же беспрецедентный по степени своей несправедливости. Именно благодаря широкомасштабной приватизации страна встала на рыночный путь экономического развития, который открыл перспективы для формирования современной политико-правовой системы, отвечающей требованиям идущей в мире глобализации. И именно неправовой характер приватизации с исторической неизбежностью предопределил нелегитимную природу крупной собственности и породил основные деформации политико-правового развития страны.

Когда я говорю о неправовом характере приватизации, то имею в виду, разумеется, не столько нарушения действовавшего в тот период законодательства (хотя их было немало), сколько отступление от фундаментальных правовых принципов равенства и основанной на нем справедливости. Приватизация началась с того, что общенародная по прежней Конституции (то есть, созданная трудами нескольких поколений людей, но управляемая государством) собственность была объявлена государственной, а фактически (в условиях отмены прежнего государства) как бы "ничьей". А затем, под лозунгами о необходимости решительного избавления от "советских представлений о справедливости как равенстве в нищете", пошли процессы передачи этой собственности от имени нового государства тем, кто оказался в силу тех или иных обстоятельств ближе к "штабам" приватизации. При этом значительную долю реальных собственников, занявших наиболее привилигированные позиции в процессе дележа нашего общего социалистического наследства, составили представители как прежней (коммунистической), так и новой (постсоветской) номенклатуры, а также владельцы нелегальных капиталов. Попытки создать видимость всеобщего "правового равенства в отношении собственности" в фиктивной бумажно-ваучерной форме были, мягко говоря, откровенно поверхностными.

Осуществленный в очень короткие сроки, практически "взрывной", переход от советской системы уравнительного распределения материальных благ к резко и несправедливо дифференцированному постсоветскому распределению собственности и предпринимательских прав в пользу незначительной части привилегированных лиц, оказался в глазах большинства населения воплощением вопиющей несправедливости. И это ощущение несправедливости в ключевом конституционном вопросе о собственности и потенциальных возможностях предпринимательства, подрывающее легитимность собственности, имеет далеко идущие последствия как для государства, так и для общества.

Нелегитимность крупной собственности неизбежно проецируется на все государственные институты, служащие институциональной политико-правовой опорой сложившихся экономических отношений. Нелегитимность собственности, в конечном итоге, является главной причиной неэффективности российской экономики, обусловливающей и ее "сырьевой перекос", и вывоз капиталов из страны, и отсутствие потенциала для инновационного развития, и низкую инвестиционную привлекательность России, и коррупционного сращивания существенной части бизнеса с государственной бюрократией, и низкую конкурентоспособность российской судебно-правовой системы по сравнению с правовыми системами других государств. И именно нелегитимность собственности лишает представителей крупного российского бизнеса общественной поддержки и создает тот массовый социальный фон "негативного или злорадного равнодушия", на котором и неправовое перераспределение собственности (включая ее захваты путем рэкета или рейдерства), и коррупционные поборы с бизнеса со стороны части "чиновной братии", - значительной частью общества воспринимаются чуть ли не как "восстановление справедливости".

В последние годы у нас в стране появляется все больше материалов, вскрывающих неправовую природу проведенной приватизации. Сошлюсь лишь на очень содержательный анализ Счетной палатой РФ процессов приватизации государственной собственности в Российской Федерации за период 1993-2003 г., опубликованный в 2005. Есть на этот счет и интересные зарубежные исследования, по результатам которых наша приватизация характеризуется как инсайдерская (а это самая жесткая характеристика из всех возможных и дана она, кстати, специалистами Мирового банка).

Были ли другие, более справедливые, т.е. соответствующие сути права, возможности и варианты наделения граждан постсоветской России правами собственности и предпринимательства? Безусловно, были.

Были идеи полноценной ваучерной приватизации, в условиях которой выдаваемый гражданину ваучер на долю общенародной собственности исключал рыночное обращение (продажу или иное отчуждение), и мог быть лишь его недевальвируемым вкладом в приватизируемые активы.

Были идущие гораздо дальше идеи академика В.С.Нерсесянца в русле разработанной им концепции цивилизма как нового общественного строя, в основе которого лежит признание за каждым гражданином страны личного, прирожденного и неотчуждаемого права на равный минимум собственности в размере одинаковой для всех доли от десоциализации некогда "общенародной" собственности. Сверх этого минимума гражданской собственности в рамках данной концепции допускаются все другие виды собственности, рыночное функционирование которых обеспечивает дифференциацию в распределении социальных благ.

Были разработанные академиками Д.С.Львовым и С.Ю.Глазьевым модели общенародного распределения природно-сырьевой ренты.

Была, наконец, острая критика принятой к исполнению схемы приватизации со стороны сообщества крупнейших мировых экономистов, включая нескольких нобелевских лауреатов.

В этом контексте интересно отметить "перекличку идей" между российскими и немецкими учеными в области поиска такой модели согласования экономической свободы и социальной справедливости, которая отвечала бы социальным потребностям и экономическим возможностям современного общества. Я имею в виду давно обсуждаемую на Западе (и особенно, насколько я знаю, в Германии) идею так называемого безусловного дохода, т.е. дохода, гарантирующего минимум человеческого существования и предоставляемого государством каждому гражданину независимо от его трудового вклада.

Такая идея, на мой взгляд, является логическим развитием концепции социального правового государства. С правовой точки зрения в ее основе лежит представление о том, что люди рождаются свободными и равными в своих достоинствах и правах. Это ключевой тезис естественно-правовой доктрины, закрепленный в ст.1 Всеобщей декларации прав человека. Все люди, сказано там далее, "наделены разумом и совестью и должны поступать в отношении друг друга в духе братства". Освободить человека от экономической нужды и раскрепостить заложенный в нем как в разумном существе творческий потенциал - вот главный побудительный мотив такого подхода. Показательно, что идея безусловного дохода становится все более популярной в российском Интернете, она уже вошла в Википедию (т.е. свободную энциклопедию, формируемую самими участниками Сети).

Идеи, предлагаемые российскими учеными, при всей внешней схожести имеют иные концептуальные основания. Если взять наиболее разработанную в теоретическом отношении концепцию цивилизма академика В.С.Нерсесянца, то в ее основе лежит не естественное равенство людей как носителей разумной свободной воли, а исторически сложившееся равенство граждан как наследников социалистической собственности, созданной несколькими поколениями советских людей. (Имеется в виду возможность получения каждым гражданином равной доли доходов от введения в рыночный оборот десоциализированной собственности). Таким образом, речь идет не о равенстве в фиксированном денежном содержании, получаемом гражданином от государства, а о равенстве в собственности, означающем, по сути дела переход к новому типу общественного устройства, в рамках которого собственником становится каждый. Важно отметить и то, что главный акцент здесь делается не на свободе человека от нужды, а на свободе человека от государства, которое таким образом лишается права на десоциализируемую собственность (за ним признается лишь право на налоги, но не на доходы от собственности).

В условиях экономического кризиса, обнажающего и усиливающего проблему социальной справедливости, интерес к такого рода идеям, несомненно, будет возрастать. С другой стороны, будет усиливаться и активность сторонников иного подхода к проблеме. Показательно, что в последнее время в России нередко высказываются утверждения о том, что легитимация итогов приватизации уже вообще не нужна, что собственники самим своим успехом ее легитимировали по факту, и что главная юридическая, политическая и пропагандистская задача следующего этапа - оградить собственников и государство от эксцессов низового протеста малоимущих, а также от их влияния на законодательную власть посредством выборов. Рассуждения на эту тему все чаще доходят - причем нередко со ссылками на юридические и политические авторитеты прошлых эпох - до утверждений о необходимости пересмотреть, с учетом накопленного мирового опыта, представления о "правильных" формах демократии.

Мол, и в США, и в Европе и в других регионах мира растет недовольство тем обстоятельством, что нищие и живущие на госдотации (то есть на деньги налогоплательщиков) массы выбирают власть. И, тем самым, диктуют всему обществу, какие принимать законы, и как именно нужно распоряжаться бюджетом, то есть деньгами этих самых налогоплательщиков. Отсюда делается вывод о необходимости возврата от всеобщей равноправной демократии граждан - к цензовой демократии "состоятельных людей". В наиболее мягких вариантах предложений такого рода говорится о том, что право голоса на выборах должны иметь лишь те граждане, которые выплачивают налоги, в сумме превосходящие получаемые ими от государства дотации.

В данной аудитории нет нужды разъяснять, что подобные идеи являются недопустимой атакой на весь спектр основополагающих - политических, экономических, социальных - прав человека. Включая сущностно важное для всех, и особенно для нас, судей, право на равный доступ к праву и правосудию.

Поэтому стоящую сейчас перед Россией проблему легитимации крупной собственности так или иначе придется решать, причем, решать не кулуарно, а в рамках широкого демократического обсуждения, точнее - в рамках своего рода "общественного договора" между властью, крупными собственниками и остальным населением страны.

Очевидно, что с правовой точки зрения эта проблема исключительно сложна, учитывая многократные переходы этой собственности из рук в руки уже по рыночным ценам к новым владельцам. Я отнюдь не призываю к революционным изменениям в этой сфере и не предлагаю готовых рецептов. Я говорю лишь о том, что понимание проблемы - это необходимое условие для того, чтобы КС в рамках своей компетенции мог в какой-то степени выправлять ситуацию доступными ему правовыми мерами. Ориентиром для суда является понимание необходимости восстановления баланса между "рыночными" ценностями частной собственности и экономической свободы - и ценностями социальной справедливости.

Свой вклад в решение проблемы КС видит прежде всего в защите социально-экономических прав граждан и особенно тех слоев населения, которые оказались отрезаны от процессов приватизации нашего общего социалистического наследства. Под защитой таких прав Суд понимает не государственную благотворительность, продиктованную соображениями политического или морального характера, а реализацию социальным государством своей обязанности обеспечивать путем соответствующих компенсационных механизмов наиболее слабым членам общества равенство стартовых возможностей в реализации ими своих основных прав и свобод. Данная трактовка социальных прав ни в коем случае не означает снижения значимости таких традиционных "либеральных" прав, как личные и политические права. Безусловно, без торжества либеральных идей не было бы государства и социального, и правового одновременно. То есть государства, где социальные права граждан принадлежат им от рождения, а не даруются им сверху, и их перечень не зависит от воли власть предержащих; где эти права закрепляются в конституциях и законах и гарантируются государством в силу притязаний (потребностей) гражданского общества и требований норм международного права на основе принципа справедливости и общепринятых стандартов в данную историческую эпоху.

Однако подобное внимание со стороны КС к проблеме социальной справедливости и защите социальных прав граждан вовсе не означает недооценку задач, связанных с необходимостью конституционно-правовой защиты ценностей частной собственности и экономической свободы. В этом направлении судом проделана большая работа, итоги которой можно объединить в два крупных блока решений Конституционного Суда России (подробнее см.: Приложение).

Первый блок решений Суда охватывает период массовой приватизации в 1990-е годы и связан с правовым обеспечением процесса становления класса частных собственников. В этот период Судом был принята серия решений, направленных на определение конституционно-правового содержания понятия "собственность"; на сохранение, защиту и преемственность имущественных прав граждан; на раскрытие конституционно-правового смысла права на приватизацию применительно к приватизации жилищного фонда и приватизации производственных фондов.

Второй блок решений Суда относится к периоду стабилизации отношений собственности 2000-е годы. В этих решениях Суд, опираясь на конституционный принцип равенства и конституционные гарантии, связанные с непосредственным действием основных прав и свобод человека и гражданина, неоднократно указывал законодателю на недопустимость создания излишних бюрократических барьеров или сложных для восприятия и применения на практике процедур в сфере правого оформления отношений собственности, на необходимость введения обоснованных ставок при определении стоимости имущества, выкупаемого в ходе приватизации у государства, и т.д. Решения Суда внесли свой вклад в процессы укрупнения акционерной собственности, обеспечения правовых условий для привлечения инвестиций в экономику, поиск надлежащего правового баланса частных и публичных интересов в процессе привлечения инвестиций в стратегические для государства сферы экономики и т.д.

Во всех этих решениях КС исходил из понимания того, что в перечне конституционных прав человека важнейшее значение имеет право частной собственности, включая частную собственность на землю (ст.35 и 36 Конституции РФ), и связанное с ним право на предпринимательскую деятельность (ст.34 Конституции РФ). Значение этих прав для развития не только российской, но и любой иной правовой системы обусловлено тем обстоятельством, что свобода человека, а значит и право как мера его свободы возможны только тогда, когда человек является субъектом собственности на средства производства (даже если это собственность лишь на его рабочую силу).

Говоря о роли КС в защите экономического строя и права собственности (а именно так обозначена основная тема нашего сегодняшнего мероприятия), нельзя обойти вниманием задачи дальнейшего совершенствования гражданского законодательства в направлении более полной реализации конституционного принципа свободы договора, а также создания общего благоприятного фона для предпринимательства путем качественной и эффективной работы всей системы правосудия.

При обсуждении данной проблемы на состоявшейся в начале этого года конференции, посвященной 20-летию Высшего Арбитражного Суда РФ, я, в частности, прокомментировал прошлогоднее решение КС, принятое им по обращению Президиума ВАС на предмет проверки конституционности норм, определяющих подведомственность споров третейским судам. Из смысла этого обращения и из комментариев Председателя ВАС А.А.Иванова можно сделать вывод, что ВАС склонялся к необходимости ограничения компетенции третейских судов (в частности, в спорах, связанных с регистрацией прав на недвижимость), мотивируя это тем, что на практике такие суды (особенно те, которые создаются при коммерческих организациях) зачастую не являются "подлинно научными, авторитетными структурами, где работали бы действительно независимые арбитры".

Должен сказать, что для КС это был далеко не первый случай обращения к тематике третейских судов и международного коммерческого арбитража. Наша правовая позиция в данном вопросе заключается в том, что в третейский суд может по соглашению сторон передаваться любой спор, возникающий из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом. Разумеется, законодатель может вносить в правовое регулирование третейского разбирательства изменения в части передачи отдельных категорий гражданско-правовых споров в исключительное ведение государственных судов. Однако мы полагаем, что неспособность государства обеспечить подлинную независимость и надлежащий уровень компетенции третейских арбитров не является достаточным основанием для ограничения свободы договора. Надо бороться с причинами деформаций в правовой сфере, а не с их следствиями, порождая новые деформации в виде монополизации такого важного сегмента рыночных отношений, как третейское разрешение правовых споров по экономическим вопросам.

Эта тема (уже применительно к международному уровню) получила свое развитие в рамках интересной дискуссии, возникшей на проходившем совсем недавно в Санкт-Петербурге втором Международном юридическом форуме. Я думаю, что было бы уместно здесь коротко прокомментировать те аспекты дискуссии, которые касались международного арбитража. Проблему затронул в своем выступлении Председатель ВАС А.А.Иванов. Говоря о конкуренции правовых систем, которая усиливается по мере роста сотрудничества государств в экономической сфере, он предостерег против недобросовестной конкуренции, которая, по его мнению, имеет место, в том числе, в случаях создания своего рода "унии международного коммерческого арбитража и национальных судов государства, в котором этот арбитраж расположен". Докладчик предложил ряд весьма жестких мер борьбы с подобной недобросовестной конкуренцией.

Иную позицию по проблеме представил в своем докладе министр юстиции Великобритании Кеннет Кларк, отметивший, что конкуренция лучше, чем протекционизм, и что страны, которые прячут свои юридические услуги от конкуренции, несут существенные экономические потери.

Д.А.Медведев, подводя итоги выступлений на пленарном заседании Форума, по этому поводу заметил, что хотя "неэффективность правовых систем всегда будет побудительным мотивом к тому, чтобы … обращаться к услугам иностранного суда или международного суда", тем не менее "она не может быть основанием для распространения чужой правовой системы на другие страны и на иностранных граждан, потому как за этим, как правило, стоят не общегуманистические соображения, а вполне конкретные политические цели". Мне бы хотелось сделать акцент на первой части этого тезиса.

Дело в том, что защиту государственного суверенитета в этой области одними запретами обеспечить не удастся. Бизнес, опираясь на принцип свободы договора, будет и дальше "голосовать ногами", выводя заключаемые сделки на зарубежные арбитражные площадки, если российская правовая система не станет достаточно привлекательной как для отечественных предпринимателей, так и для их зарубежных партнеров. Пока что опросы практикующих в этой области юристов, мягко говоря, не в пользу России как места для третейского разрешения правовых споров. И одна из существенных причин такого положения дел, по мнению специалистов, - это "негативное отношение судей государственных арбитражных судов к деятельности судов третейских". Поэтому даже российские компании, заключающие между собой сделки с третейской оговоркой, нередко стремятся передать свой спор в компетенцию зарубежного арбитража.

В этой ситуации главная проблема, которая стоит перед государством и которую надо обсуждать в первую очередь, заключается в том, чтобы, с одной стороны, наращивать привлекательность правовой системы России для международного арбитража (и здесь - большое поле деятельности), а с другой - осваивать международный рынок юридических услуг, готовить специалистов, способных конкурировать на этом рынке с зарубежными юристами, обеспечивать консультативную поддержку отечественным предпринимателям и т.д. Если поставить эту проблему шире, то можно сказать, что важнейшей гарантией защиты экономического строя и права собственности в современной России является наличие эффективной системы правосудия.

 

 

32. Современная отечественная система корпоративного управления: её особенности и свойства.

33. Понятие «человеческие ресурсы» в системе внутрикорпоративного управления.

34. Количественные и качественные характеристики человеческих ресурсов.

35. Положения теории Х и теории Y о человеческом поведении.

36. Характеристика современных управленческих моделей: управление по результатам, управление посредством мотивации, рамочное управление, управление на основе делегирования, партисипативное управление, предпринимательское управление.

37. Необходимость моделирования поведения человека при разработке моделей управления.

38. Вклад новой институциональной экономической теории (НИЭТ) в методологию управленческих наук.

 

39. Теория обмена дарами как эффективная объясняющая модель для вертикальных и горизонтальных внутрикорпоративных отношений.

 

40. Предметы дара. Свойства дара: взаимность, доверие, адекватность, мнимая добровольность.

41. Влияние обмена дарами на формирование корпоративной этики.

42. Проявления мотивов дарения в горизонтальных и вертикальных типах взаимодействия.