Зарубка девятая. Отблеск грозы 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Зарубка девятая. Отблеск грозы



 

 

…Всё это было давным-давно.

 

… И вот загрохотала гроза… Сожгли тюрьмы старые, потом их опять воздвигли, добыли свободу, пропили совесть – лафа!

 

А через месяц – другой, весною белою, северною, Храповицкий нагрянул вдруг к Сидорову в его клетушку, да и выпалил:

 

- Друг!.. Кто старое помянет, тому – глаз вон!.. Слыхал?.. Алёна-то!.. Вернулась!.. Опять на фабрике работает…

 

- Урра-а!.. – почему-то заорал кузнец.

 

Но Храповицкий сердито фыркнул:

 

- Фу!.. Ты что?.. Эка невидаль!.. Загвоздка не в этом, а в том, что и он за нею пришел… Буржуй- то тот, баронишка… Прикатил на фабрику… Простым рабочим затесался… Только бы не упустить Ладу – жену. Но уже я выведал, чем они дышат, контрреволюционеры, белогвардейцы проклятые!.. Ты что, оглох что ли?.. У-у, провокатор!.. Бойкот вам!

 

Сидоров оглох. Ничего не слышит, ничего не разбирает. Не исцвела еще любовь неутолимая.

 

Сердце еще не испело песен, безрассудное, пылкое, душа не иссякла радостью!..

 

- Лада!.. Властительница!.. – кричал он в сумасбродстве любовном – Вернулась ко мне!..

 

- Как к тебе?..

 

- Да. Она теперь – моя… Сбежала таки от барона.

 

- Что-о?.. – рычал филин. – Но я же голосован. Змея!.. Предательница! Это – анархизм!.. Как так?.. Меня, не какого – нибудь замухрышку, а арти-ста, и променять!.. Байкот!..

 

- Молчи. Где она? Веди. Тебя свела с ума любовь.

 

- А!.. Ты с нею заодно?.. Динамитом вас всех надо!.. Бойкот!..

 

…Прибой музыки, хоралов.. Светлый и радостный день празднеств – Первое мая… Улицы и площади, захлестнутые алым.

 

..У белопенных, снежных от северных зорь, призрачных волн моря, за городом, в ярком душистом, в только что распустившемся березняке, собрались рабочие в праздничную ликующую толпу.

 

Пришла сюда и Алёнушка – Лада, полонянка.

 

- Здорово, товарищ! Ура!.. – приветствовали ее все. – Ну как, вместе пойдем теперь?.. А? Не забыла нас?..

 

И отвечала Лада:

 

- Конечно вместе… А о старом забудем!.. Да здравствует радость!..

 

- Да здравствует!.. – эхом гремела толпа.

 

Околдовала всех нас вешним колдовством, покорила полонянка. И первый, кто принял свято и безропотно её безраздельную власть, жуткую власть заморской вещеокой царицы – беглянки, был Храповицкий.

 

- Вы думали, я изменила вам? – Древними веяла тайнами своими женщина – колдунья. – Нет, я только боролась… за наше счастье, за счастье человека радости… Бороться и побеждать надо не насилием… а мудростью и любовью… И тогда все пойдут за нами… за рабочими…

 

Кто- то крикнул надорванно из толпы:

 

- Провокация!.. Баронишка- то вчера еще удрал с фабрики!.. Динамитом всех их!..

 

Подумав, Лада продолжала:

 

- Тут есть один товарищ… мой друг… Кажется, Сидоров… - понизила голос, в упор глядит на кузнеца. – Так вот, он понял это раньше всех.

 

В ярком тумане солнца подошёл к ней вплотную, затрепетал шёпотом бредово Сидоров:

 

- Ты любишь… меня?.. Ты помнишь?.. Сидоров, а не Храповицкий… Любишь?.. А?..

 

Но Лада молчала.

 

Только светло – чёрные её зори великомученицы цвели под грошовым ситцевым платочком жутко и загадочно…

 

Зарубка десятая. Храповицкий спасает Россию

 

 

В гранитный особняк – дворец барона Толля, открытый из предосторожности только с черного хода, поздней ночью проходили поодиночке, путаясь в закоулках двора, угрюмые какие-то люди в котелках и пальто. Барон встречал их у дверей сам: прислуга, празднуя свободу, разбрелась на всю ночь (а может предупредительно хозяин разослал ее сам, чтобы избежать лишних глаз). Пришедших объединяло одно: страх перед неизвестным.

 

Это было тайное сборище истинно русских… По городу красногвардейцы ловили их и расстреливали на месте. Поэтому выходили в разведку истинно русские только ночью.

 

В полночь набралось до пятидесяти человек. Барон тут же, в передней комнате, и открыл пришедшим, в чём дело:

 

- Вопрос идет, господа, не только о жизни и смерти нас самих, но и о самом существовании культуры, истины и добра. Вот зачем я пригласил вас, господа.

 

Господа наперебой заскулили:

 

- Дождались, нечего сказать! В всё либералы проклятые!

 

- Жидовской кагал! Сионские мудрецы! Мы предупреждали в своё время – теперь пускай пеняют всё на себя…

 

- Поздно в этом разбираться! – продолжал барон. – Да и слишком самонадеянно. Настало время мировых катаклизмов, буйства космических злых сил. Человеческими сердцами овладевает некто Тёмный. Чернь озверела. Убивают даже людей науки, людей творчества, без которых мир – ничто. Не так давно зверски убит на улице профессор Штакельберг… Конец России, конец Европе! Власть в руках еврейских корчмарей, кавказских духанщиков и разной латышской мрази… Но беда не в том, что находятся русские идиоты, люди с разжиженными мозгами, одержимые манией облагодетельствования человечества и ради оного облагодетельствования собирающиеся отправить на тот свет половину всего человечества – лучшую его часть.

 

- Изверги!.. – неслось вокруг. Исчадье тьмы!..

 

- Но это все-таки не наш народ, а пришлый элемент. Народ русский тёмен и фанатичен, но совестлив. Я сам работаю на заводе, наблюдаю и …

 

- К чёрту!.. – раздались голоса. – Пришла гибель, так нечего рассусоливать!..

 

- Надо уйти в народ! – брякнул вдруг барон.

 

- Ай да рабоче-крестьянский барон!

 

- Удружил! Народником заделался!

 

- Один из лозунгов нашего союза – народность, вы разве забыли?- повышал голос хозяин. – Народ – всё! Завоевав доверие мужика, нетрудно будет усмирить и городскую сволочь, духанщиков этих.

 

- Хорош и мужик! Подождите, начнёт громить усадьбы…

 

- Мужик хорош, да мы- то плохи. Итак, вот мой план, - поворачивал Толль каменное свое угрюмое лицо с седыми усами то к одному, то к другому из истинно русских. – Вот план: ехать всем в свои деревенские усадьбы, опроститься, приняться за труд, а потом, возглавив крестьянство, ударить по городским корчмарям. Иначе гибель России, гибель культуры безвозвратны. Не думайте, что корчмарей так легко сбросить. К господству они стремились тысячелетиями. И если они достигли теперь господства, то это на года и, пожалуй, и на столетия, и мы…

 

Барона оборвал вдруг Храповицкий (он был тут), юля и вместе красуясь собой:

 

- C тех пор, как существует мир, власть, господство всегда были в руках города. Я предлагаю, наоборот, бросить мечты о мужике, о деревне и остаться в городе, чтобы бороться тут с корчмарями не на жизнь, а на смерть! А с мужика драть семь шкур. Город – водитель! К чёрту мужиков, деревню!

 

- А я скоро думаю уехать в свою деревенскую усадьбу и оттуда действовать! – так сказал Толль. – Всё великое создавалось в уединении, в тиши деревенских усадеб…И мы, помещики, производители хлеба, поэты земли, - мы те же мужики.

 

Опять разволновалось сборище, закричало:

 

- Воздушные замки! Анархизм! Храповицкий прав! К чёрту землю! Жить в городе, бороться надо! Надо делать сборы, шить, действовать!

 

- Шью- то я, положим, шью, - это Храповицкий самодовольно. – Боюсь только, меня разошьют красные. Серьёзно. Уже начали сомневаться, что я – литейщик. Если бы не баронесса, меня давно бы уже усамосудили… Но вот барон хочет в степь куда-то уезжать с нею, а между тем нам необходимо обкрутить некоторых типов, пользующихся популярностью в рабочей среде… Особенно одного из них, некоего Сидорова… С помощью таких сделать восстание и свергнуть красных – плёвое дело. Абсолютно! Крутить врагов! Пулей! Бомбой! Динамитом! А для этого нужно… иметь… деньги и деньги.

 

В лоск это распластало многих. Всё на алтарь Отечества! Посыпались предложения, проекты, планы. Двинуть Европу на красных! Весь мир! Оскопить всех евреев! Деньги должен иеть каждый из истинно русских, большие деньги, чтоб мстить проклятым корчмарям, а главное – чтоб бежать за границу, не оставаться же тут, в России, как предлагает этот выбитый из колеи сумасбродной своею женой-большевичкой барон. Да и за Штакельбергом отправляться на тот свет смысла нет. Планы. Тысяча планов! А выполнение всех планов поручить Храповицкому – этот спасёт!

 

- Денег дайте – спасу… - ломался уже пройдоха. – Без денег – ни шагу! Объявляю вот денежный сбор!

 

Но кто-то заорал тут благим матом:

 

- Красные на лестнице! Спасайтесь!

 

Кто-то взвыл волком. Кто-то бросился под диван – спасаться от красных, а вернее – от денежного сбора. Храповицкий, уходя, крыл всех неблагим матом. Барон Толлль с презрением закрыл за ним дверь.

 

На этом спасение России и кончилось.

 

 


[1] ГИЗ – Государственное издательство художественной литературы.

[2] Доброхим – Добровольное общество содействия развитию химической промышленности в СССР (оборонная организация)

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-16; просмотров: 143; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 184.73.56.98 (0.016 с.)