Головокружительный калейдоскоп приемов учителя Исибаси

 

Еще я бы хотел рассказать об учителе Исибаси Масаси.

Учитель Исибаси начинал каратэ со стиля годзю-рю и был главным тренером отделения каратэ на факультете искусств университета Нихон. У Учителя Ояма он зани­мал пост главного наставника (сихан-дай). Когда я по­ступил в школу Оямы, он не появлялся в зале, но потом, после переезда школы в здание современного Кёкусин-кай, некоторое время там преподавал. Тогда у меня был четвертый кю, и я носил зеленый пояс. Иногда я садился рядом с наставником Одзавои Ичиро и слушал его беседы с другими черными поясами, от них-то впервые и узнал о существовании учителя Исибаси.

Одзава в то время имел первый дан, был очень талантли­вым и особо известным силой ударов ногами (маэгэри) и прямых ударов кулаком (сэйкэн-дзуки). Как-то раз я стал свидетелем беседы между Одзавои и другим черным поясом, вернее меня привлекла фраза Одзавы — "сил моих больше нет". Я прислушался к разговору и понял, что причиной этому был учитель Исибаси, работавший тогда одним из заместителей Оямы. Тогда же я узнал, что последнее время он вновь начал появляться в зале. Как оказалось, после поединка с Исибаси, Одзава совсем по­терял уверенность в себе. Он говорил: "Только пытаешься нанести ему прямой удар кулаком, как он его блокирует и тут же другой рукой наносит прямой удар тыльной стороной кулака — уракэн. Причем совершенно невоз­можно заметить, как он это делает".

Тогда я с некоторым восхищением подумал, неужели есть и такие мастера? Врожденное любопытство играло свою роль, и я искал случая как можно скорее встретиться с учителем Исибаси.

Я решил, что по воскресеньям буду приходить в зал после того, как все разойдутся, и тренироваться самосто­ятельно. Как-то раз, после утренней тренировки, я, как обычно, часа в три или четыре пришел в зал и там вдруг увидел учителя Исибаси, тренировавшегося в одиночест­ве. Он ничем не походил на каратиста. Это был худоща­вый, высокого роста человек. Но меня удивило, с какой легкостью он, лежа на скамейке, поднимает 70—80-ки­лограммовую штангу. Я тут же понял, что это и есть Исибаси, так как раньше слышал об этом феномене от Од завы. Я смущенно с ним поздоровался и только начал тихонько тренироваться в углу зала, как мастер подо­звал меня к себе.

Спросив как меня зовут, он тут же весело восклик­нул: "А Рояма-кун, ну что, может поработаем?" и сразу же предложил мне стать его партнером в спарринге. Мас­тер Исибаси был худощавым и очень гибким, что пре­красно использовал в своей технике. Не успел я опом­ниться, как он нанес мне прямой удар ногой (маэ-гэри) и из него, тут же вывернув ногу, провел круговой (маваси-гэри) в голову. Пропустить такой удар в самом начале спарринга?! Я совершенно растерялся. Однако характер у него был очень мягкий, он тут же бросился ко мне и обеспокоенно спросил: "Ты как, в порядке?" В дальней­шем я много раз слышал эти слова, которые он произносил с какой-то особенной интонацией. Они и для меня стали излюбленным выражением. Когда я работал в спарринге с другими учениками, и мой удар проходил, эти слова вырывались сами собой.

Как только наступало воскресение, я шел в зал, куда в то же время приходил учитель Исибаси, и становился его партнером. Поединок мастер Исибаси проводил так, как и говорил Одзава. Он блокировал мой удар и тут же наносил ответный. Он не принимал атаки на себя, как это делал Куродзаки, а пользуясь гибкостью своего тела, то отклонялся назад, то уходил в сторону.

Я даже себе не представлял, на чем его можно было поймать. За его движениями совершенно невозможно было уследить. Если атакуешь прямо, он отпрыгивает в сторону; отходишь назад, он тут же наступает. В общем, я чувст­вовал себя марионеткой в его руках. Несчетное количество раз руки и ноги мастера гладили меня по лицу. Но вмес­те с тем, каждый раз, когда мы заканчивали поединок, он всегда меня поправлял: "Вот это ты делал неправильно, лучше было бы сделать вот так". Мне, кажется, если бы не было этих тренировок с Исибаси, то потом я не смог бы в совершенстве овладеть круговым ударом ногой в голову.

Сейчас Исибаси работает актером на киностудии Тоэй и снимается в художественных фильмах. Когда на экра­нах появляется какой-нибудь фильм о каратэ, его обяза­тельно можно там увидеть. Когда я смотрю фильмы, в которых снялся мастер Исибаси, у меня оживают теплые воспоминания о том времени. Похоже, сейчас он чаще играет отрицательных героев, и я от души желаю ему поскорее сняться в главной роли.

 

Каратэ — это сила

 

Самобытность характеров моих наставников и учителей, работа с ними в спаррингах, сформировали мою технику, дали мне плоть и кровь, стали путеводными звездами в моих занятиях. Я думаю, мне на самом деле повезло, что я попал в ученики к Ояме. Учитель Ояма всегда говорил: "У сильных учителей растут сильные ученики". И я не могу не согласиться с тем, что эта вера и сила Учителя пробудила и собрала вокруг него многих замечательных мастеров.

С момента поступления в ученичество к Ояме я, не имевший ни малейшего представления о каратэ, воспиты­вался на индивидуальности характеров многих наставни­ков и учителей, и, конечно же, в первую очередь на примере самого Учителя Ояма. В процессе обучения я сам для себя долго решал важный вопрос: "Что же такое каратэ?".

"Каратэ — это сила" — вот к какому выводу я при­шел. Мое мнение остается неизменным и по сей день. При этом я понял еще и то, что существует много разно­видностей силы.

Сила Учителя Ояма, конечно же, необычайна сама по себе, но при этом удивительна и "ортодоксальная школа каратэ с хорошими манерами" мастера Ясуда, и "боевое каратэ" мастера Куродзаки, отличающееся сильным пси­хологическим давлением, и "каратэ с напыщенной тор­жественностью" мастера Исибаси, и каратэ наставника Окады — конкретное и красивое, словно картина. Это то, к чему я стремился, и что пленило меня.

Я хотел, хотя бы на один шаг, приблизиться к этой самобытности и силе, которую видел перед собой каж­дый день. И, в общем-то, сам того не осознавая, уже тогда я полностью стал на путь каратэ.

 

ВЕЛИКОЛЕПИЕ И УЖАС ПОЕДИНКА

Сделай себя

 

Тренировки были жесткими и беспощадными, но в то же время проходили в атмосфере торжественности. Я начал заниматься каратэ для того, чтобы исчезло чувство уни­жения, доставленное мне старшеклассником-каратис­том, но уже через месяц другой занятий я постепенно начал чувствовать их привлекательность.

Я изучал базовую технику (кихон) и ката и постоянно следил за реакцией моих наставников. Я так всем этим увлекся, что уже не мог жить без тренировок. В то время занятия в зале Оямы проводились четыре раза в неделю по три часа. И по продолжительности и по содержанию они значительно отличались от других школ. Тогда я еще совер­шенно ничего не смыслил в каратэ, но ради интереса часто ходил по другим залам, имевшимся в городе, наблюдая и изучая их методики тренировок. И я должен признать, что более тяжелых тренировок, чем в зале у Оямы я не видел нигде.

Судя по тому, что я видел в других школах, там не считали необходимым перенапрягать новичков, их только заставляли заучивать формы. Конечно, и там новичков по многу раз заставляли повторять одно и то же, но так как обстановка на занятиях была весьма расслабленная, они не могли выстрадать и почувствовать глубинную суть каждого движения. Главенствующую роль играла внешняя форма, тренировки были не столь продолжительными, как в зале Оямы, в поединках новички, естественно, не участвовали. Вероятно "не заставлять" было девизом этих школ.

У Оямы все было по-другому. Если ты поступил в школу, то с самого первого дня, кто бы ты ни был, тебя заставляли заниматься вместе со всеми, три часа подряд. К тому же тебе ничего не объясняли. Считалось, что смотреть и запоминать — это разновидность тренировки, другими словами все начиналось с подражания.

Я вначале вообще не понимал, что надо делать, и просто беспорядочно подражал движениям наставника. А больше ничего и не оставалось. Причем даже новичок не мог прекратить тренироваться, сославшись на усталость. Нам часто говорили — ты можешь делать неправильно — ничего страшного, а если уж ты вообще выбился из сил, тогда хоть громко кричи и делай все возможное, чтобы продолжить упражнение.

В первый же день меня поставили в спарринг. Если вы думаете, что тогда в зале Оямы объясняли как нужно вести себя в поединке, или хотя бы какую принимать стойку, то вы глубоко ошибаетесь. Я помню, тогда перед спаррингом спросил, что мне нужно делать, мне ответи­ли — дерись так, как ты обычно дерешься. Мне даже не дали подумать, и не успел я опомниться, как тут же получил пощечину, в общем, все закончилось слезами.

Такие тренировки на первый взгляд выглядели аб­сурдно, но сейчас я понимаю, это было самым правиль­ным. Приемами следует овладевать не запоминая, а по­знавать их потом и кровью в процессе тренировок.