Ночной разговор в условиях предельной опасности

 

Шел второй или третий вечер в лагере. На поляне собралось около 150 человек, но была одна группа из 6 человек, жившая отдельно, своим маленьким лагерем. В нее входили будущие эксперты, экзаменаторы, идеологи проекта, который впоследствии получил название «Академия предпринимательства „Экспедиция“». Среди них был и Павел.

Помнится, в основном лагере себя ярко проявила одна барышня, учившаяся в МГИМО. Мы были заинтересованы вовлечь ее в наш круг, но она все не могла принять решение и заявляла, что ей нужно еще полгодика подумать. И вот, когда уже темнело, я подошел к костру, у которого она сидела, и сказал:

– Послушай, зачем тебе думать полгода? Вот бешенная горная речка Полометь, полный порогов участок в 14 километров. Все ее проходили днем, я сам – раз двадцать. Но никто никогда не проходил ее ночью. Садись со мной в двухместный катамаран – и через три‑четыре часа тебе уже станет абсолютно понятно: хочешь ты у нас работать или нет.

Барышня отказалась. На тот случай мимо костра проходил Павел Скороходов. Я ему говорю:

– Паша, что за мир: все вершины покорены, все реки пройдены, почти ничего неизведанного не осталось. А вот реку Полометь ночью в период паводка не проходил никто и никогда. Не составишь мне компанию?

Оказалось, что Павел совсем не искушен водным туризмом по горным рекам, но он задал лишь один вопрос:

– Это опасность предельная или запредельная?

Несмотря на серьезный опыт хождения по горным рекам, я тоже никогда не ходил по ним ночью. Поэтому я не очень уверенно ответил:

– Ближе к предельной.

Мы решили, что через час трогаемся в путь.

Не реагируя на хмурое молчание товарищей, мы надели гидрокостюмы, спасательные жилеты, каски, упаковали в герметичный мешок бутылку водки, немного печеного картофеля и, нацепив на каски налобные фонарики, отчалили.

Температура воздуха была чуть выше нуля, над водой стоял плотный туман.

Свет от фонариков, отражаясь от тумана, нас же и слепил. К счастью, фонари вскоре разбило ветками, на которые мы неосторожно наехали в темноте. До начала порогов воцарились полная темнота и тишина. Звучали только наши голоса.

Мы были друг другу крайне интересны и очень интенсивно разговаривали. Особую прелесть нашему общению придавало еще и то, что Павел ничего не знал о моей жизни, я ничего не знал о его. Мы были из разных кругов, и было понятно, что эти круги никогда не пересекутся. Поэтому мы могли говорить откровеннее, чем обычно позволяют себе люди. С одной стороны, как случайные попутчики в поезде, с другой – мы действительно были очень похожи.

Речка становилась все быстрее, а воздух все холоднее, поэтому водка в бутылке быстро убывала.

Ночью река совсем не та, что днем. Девяносто процентов того, что днем на реке внушает страх, ты просто не видишь, десять процентов – осязаешь.

В какой‑то момент катамаран резко прижало боком к упавшему в воду дереву, я успел выскочить из упоров (это некое подобие стремян, в которых коленями держится человек, сидящий в катамаране), а Павел не успел. Дерево уперлось ему в позвоночник, течение давило с невероятной силой, и под его натиском позвоночник трещал, собираясь вот‑вот сломаться.

Мне пришлось перепрыгнуть обратно на борт. Гондола притопилась под весом второго тела, и Павел пролез под деревом, а я – поверх дерева.

Нас тут же развернуло, вынесло опять на струю, и только мы выдохнули – раздался сокрушительный удар, который сложил нас вдвое. Мы налетели на камень, а бревно, лежавшее на нем, шибануло обоим в грудь на скорости 15 километров в час.

Неудивительно, что разговор наш после этого стал менее интенсивным, да и водка в литровой бутылке стала убывать еще быстрее. В общей сложности наше путешествие заняло 6 часов, и к его концу мы замерзли и устали настолько, что сами не смогли слезть с катамарана, когда дошли до лагеря.

Товарищи отнесли нас в баню, уложили и с двойным усердием (или это мне показалось?) обласкали вениками – ведь мы заставили их волноваться за нас всю ночь.

С порогов реки Полометь мы вернулись очень много знающими друг о друге людьми. Больше, чем обычное окружение, в том числе и близкие друзья. И мы сразу договорились, что на Обь‑Енисейском водном пути (а в тот момент данный проект находился в стадии предварительной подготовки) Павел на своем самолете поможет нам пересечь водораздельное озеро, которое и является главным препятствием при прохождении маршрута.

 

Отрывки из моего дневника «Ооь‑Енисейский водный путь»

 

 

13.07.2004 08:00

 

Хмурая погода и хмурое настроение. Самолета, похоже, не будет. Озеро подразумевалось пройти на буксире за самолетом, поскольку оно мелкое и заиленное. Втыкаешь в ил весло – уходит полностью, как в масло. И тут случилось чудо: подул сильный попутный ветер. С этого момента иногда мы лопатили грязь веслами, иногда подрабатывали мотором, но паруса из пенок, закрепленные на запасных веслах, постоянно были упруго выгнуты и упрямо тащили нас вперед, даже когда весла и мотор не работали. За озером нас ждал старообрядец Илья на тракторе с огромными деревянными санями.

Весь наш лагерь с лодками, барахлом и восемью проглотами уместился на этих салазках влегкую. За час мы проехали вдоль всего канала, прокопанного вручную в этой тайге в XIX веке. По ходу движения трактора мы собирали грибы. Ночевка на высоком яре (кедровый бор без подлеска). Купание. Я сварил суп из свежих грибов. Первая ночь в палатках, самая спокойная из всех предыдущих.

 

На шлюзе Марьина Грива

14.07.2004

 

10 минут назад был сеанс связи и выяснилось, что самолет, который так долго вызывал массу наших волнений и споров, ждет нас через два километра. При впадении реки Малый Кас в Большой Кас. Я все время верил, что Паша Скороходов – мужик реальный и не сдастся, пока до нас не доберется. Сразу за Александровским шлюзом – на воде белоснежный самолет. В такой глуши – такая встреча! 70 % информации, которую мы имели друг о друге за последние 5 суток, безнадежно искажалось. Паша оказался не с братом, а с отцом и т. д.

Продолжение банкета слабо поддается описанию. Павел заснул рано. А я, его отец Александр Павлович, Каменев и Мозжухин зависли у костра до середины ночи.

 

16.07.2004

 

Раннее утро. Ночуем на песчаной косе. Самолет из Красноярска должен был нас догнать. За день прошли километров 60–70 по прямой, т. е. 120–150 по воде. Ситуация двусмысленная. С одной стороны, сегодня мы успеем дойти до Енисея, если пойдем шустро. С другой – чем дальше удалимся от места встречи с самолетом, тем меньше вероятность, что сможем им чем‑то помочь. Песня про «Три дня искали мы в тайге капот и крылья» не вызывает оптимистических ассоциаций. Звоним Бочарову, чтобы он ставил на уши Пашину компанию «Новая реальность» в Иркутске. А ведь в Москве у Бочарова сейчас полчетвертого утра!

 

12:30

 

Зачалились в маленьком хуторе Касово. Людей нет. Сидим под крышей летней кухни, прячемся от дождя. Обед – по 4 сухаря и кусочку сала на человека. В сарае – рога изюбра и журнал «Человек и закон» за 1987 год. Связи с самолетом по‑прежнему нет.

Вчера в 18 часов по Москве Денис выходил в прямой эфир радио «Маяк».

7 минут рассказывал о летающих язях, шлюзах, староверах и встрече с самолетом Скороходова. А сегодня самолет пропал к ядреной матери, и об этом в прямом эфире узнают все слушатели «Маяка». Около часа дня пришли в село Новый Городок. В селе у нас две цели: рация, чтобы узнать о самолете, и бензин (не хватает литров 90). Саблезуб уезжает на заправку. С бензином порядок, а вот с самолетом связи нет.

 

Около 21:00

 

Настроение хреновое. Решили сегодня упираться до Енисея. Это последняя надежда, что с самолетом все в порядке и он нас там ждет, в устье реки Большой Кас. Параллельно начали организацию спасработ из Москвы. Дима Меркулов должен вечером вылететь в Красноярск и утром поднять поисковый вертолет. Возможно, воспользуемся силами Ярцевской «скорой помощи», к которой прикомандирован дежурный вертолет, если с ними удастся связаться. До Енисея еще 22 километра.

 

17.07.2004 09:00

 

В Енисей впали около 11 вечера. Самолета нет. Напротив устья Большого Каса остров длиной несколько километров с озером посередине. Разбили лагерь на галечной косе на стрелке двух больших рек. Легла тихая спокойная ночь. Вечером, в 22 часа местного времени и 18 часов по Москве, пока Денис выходил по спутнику в прямой эфир радио «Маяк», Скрынник на отмели нашел обломок бивня мамонта, стесанный водой.

 

09:30

 

Димка Меркулов шаманит в аэропорту в Красноярске. Там какое‑то наводнение, прилетел Шойгу, вертушек нет. В результате вертолет за нами полетит с Подкаменной Тунгуски, на поиски мы летим вчетвером: Каменев, Мозжухин, Скрынник и я. По нашей логике самолет ушел по воде из шлюза Александровский, не смог взлететь и сплавом идет вниз. Связи с ним нет уже двое суток, продуктов, водки, бензина у них дефицит. До села Новый Городок им 60 километров. Меляками, без весел. Главное, чтобы они были на воде, а не в лесу.

 

Без парашютов

 

Через двое суток ожидания стало понятно, что с самолетом что‑то произошло. Связь отсутствовала, и мы приняли решение начать спасательные работы. Решение было неоднозначным, товарищи сдержанно спрашивали меня: «Если „Новая реальность“ – компания такая же сильная, как „Руян“, то где ее люди в этой ситуации?» «Саш, если бы ты пропал, мы бы все реки повернули вспять, чтобы тебя найти», – сказал мне один из членов нашего экипажа.

Мне нечего было им ответить.

Операция осуществлялась одновременно из Москвы силами Дмитрия Меркулова и силами нашей группы, которая была на месте – на впадении реки Кас в Енисей.

Меркулов срочно прилетел в Красноярск, но поскольку в городе находился министр МЧС Шойгу, найти бортов там не удалось. Пришлось поднять борт с Тунгуски.

Через несколько часов оранжевый вертолет завис над нашей косой, мы запрыгнули в него вчетвером, у одного из нас было оружие. Увидев его, командир заявил, что подряжался на коммерческий рейс, а не на спасательные работы. Доступными средствами объясняем ему, что у нас пропали друзья и вступать в обсуждение этого вопроса мы не собираемся – вертолет должен лететь, куда мы скажем.

Приблизительно через час за одним из поворотов реки мы увидели с воздуха белые осколки самолета в воде. В том месте река была довольно узкая, может быть, метров пятьдесят. Сделали круг, пытаясь с воздуха разглядеть кого‑нибудь на земле: оставалась надежда, что люди спаслись и выбрались на берег (Скороходов летел со своим отцом, сорок лет отработавшим в малой авиации Восточной Сибири). Пусто. Никого.

Командир вопросительно посмотрел на нас, и мы, попросив его пройти четко над рекой, попрыгали с вертолета прямо в воду.

Очень часто нас путают с туристами, «Экспедицию» туманно ассоциируют с походами, а между тем в нашем кругу считается дурным тоном искать адреналин, экстрим и приключения на задницу себе и товарищам без цели. И когда меня спрашивают журналисты, не прыгаем ли мы с парашютами, я, вспоминая этот случай, отвечаю им: «Когда надо, мы прыгаем и без парашютов».

 

Под водой

 

Мы переплыли реку, ничьих следов на берегу не обнаружили. Самолет лежал перевернутый, он был разломан на части, и на самом деле представлял собой острые лохмотья железа.

Андрей Каменев, профессиональный экстремальный фотограф, был среди нас единственным, кто в свое время немного занимался дайвингом (ныряние на глубину). Он первый с ножом в зубах нырнул в самолет и сообщил нам, что тела находятся внутри.

В общем, нанырялись мы там серьезно.

Известно, что человек, не имевший специальных тренировок, может задержать дыхание на минуту. А нам пришлось подныривать под самолет и через рваные проломы в корпусе проникать внутрь. Действуя на ощупь в абсолютно непрозрачной черной воде, нужно было перерезать ремни, поскольку трупы были в спасательных жилетах.

На ту сторону мы возвращались вплавь через реку, толкая перед собой тела наших погибших друзей. Потом мы доставили их в Ярцево – ближайший населенный пункт, маленький райцентр, и дальше, уже на вертолете, – в Красноярск.