О странной тишине перед небом и утерянном колечке 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

О странной тишине перед небом и утерянном колечке



 

"Ушла я из Казани на фронт девятнадцатилетней девчонкой...

А через полгода писала маме, что мне дают двадцать пять - двадцать семь

лет. Каждый день в страхе, в ужасе. Осколок летит, так кажется: с тебя

снимают кожу. И люди умирают. Умирают каждый день, каждый час, такое

чувство, что каждую минуту. Простыней не хватало накрыть. В нижнем белье

складывали. Странная тишина стояла в палатах. Такой тишины я больше нигде не

помню. Когда человек умирает, он всегда смотрит вверх, никогда не смотрит в

сторону или на тебя, когда ты рядом. Только вверх... В потолок... Но так

смотрит, как будто в небо...

И я говорила себе, что ни одного слова любви в этом аду я слышать не

смогу. Не смогу поверить. Вот сколько лет война шла, я даже никаких песен не

помню. Даже знаменитую "Землянку" не помню. Ни одной... Помню только: когда

уходила из дома на фронт, то у нас в саду цвели вишни. Иду и оглядываюсь...

Потом, наверное, я встречала сады на дорогах, они же и в войну цвели. Но я

не помню... В школе такая хохотушка была, а тут никогда не улыбнусь. Если я

видела, что какая-то из девочек выщипала брови или покрасила губы, я была

возмущена. Категорически отвергала: как это можно, как это она хочет в такое

время кому-то нравиться?

Вокруг раненые, вокруг стон... У мертвых такие желто-зеленые лица. Ну,

как ты можешь думать о радости? О своем счастье. Я не хотела сочетать любовь

с этим. Вот с этим... Мне казалось, что здесь, в такой обстановке любовь

погибнет мигом. Без торжества, без красоты какая может быть любовь? Кончится

война, будет красивая жизнь. И любовь. А тут... Тут - нет. А вдруг я

погибну, и тот, кто меня полюбит, будет страдать. И мне так жалко. Вот такое

было чувство...

Мой теперешний муж, он за мной там ухаживал, мы встретились на фронте.

А я не хотела его слушать: "Нет-нет, кончится война, только тогда мы сможем

говорить об этом". Не забуду, как однажды он вернулся из боя и попросил: "У

тебя нет какой-нибудь кофточки? Одень, пожалуйста. Дай посмотреть, какая ты

в кофточке". А у меня ничего не было, кроме гимнастерки.

Я и подружке своей, она вышла замуж на фронте, говорила: "Цветов не

дарил. Не ухаживал. И вдруг - замуж. Разве это любовь?" Я ее чувств не

поддерживала.

Война кончилась... Мы смотрели друг на друга и не верили, что война

кончилась, и мы живые остались. Вот сейчас мы будем жить... Будем любить...

А мы все это уже забыли, не умели. Приехала я домой, пошла с мамой шить себе

платье. Мое первое послевоенное платье.

Вот моя очередь, и меня спрашивают:

- Какой вам фасон?

- Я не знаю.

- Как это вы пришли в ателье и не знаете, какое хотите платье?

- Не знаю...

А я пять лет ни одного платья не видела. Я забыла даже, как шьется

платье. Что надо какие-то там выточки, какие-то разрезы... Низкая талия,

высокая талия... Это мне было непонятно. Купила туфли на каблучке, прошла по

комнате и сняла их. Поставила в угол и думаю: "Я никогда не научусь в них

ходить..."

Мария Селиверстовна Божок, медсестра

 

"Я хочу вспомнить... Я хочу сказать, что необыкновенно красивое чувство

я вынесла из войны. Ну, просто никакими словами не передать, с каким

восторгом и восхищением относились к нам мужчины. Я с ними жила в одной

землянке, спала на одних полатях, ходила на одни задания, и, когда я

замерзала так, что слышала, как селезенка замерзает, как язык во рту

замерзает, что еще немного и потеряю сознание, просила: "Миша, расстегни

шубу, погрей". Он погреет: "Ну, как, легче?" - "Легче".

Я такого больше не встречала в жизни. Но о чем-то личном нельзя было

думать, когда Родина в опасности.

- Но была любовь?

- Да, была любовь. Я ее встречала... Но вы меня извините, может, я и

не права, и это не совсем естественно, но я в душе осуждала этих людей. Я

считала, что не время заниматься любовью. Кругом " зло. Ненависть. Мне

кажется, что так думали многие... Мои подружки так считали...

- А какой вы были до войны?

- Я петь любила. Смеяться любила. Хотела стать летчицей. Какие там

мысли о любви! Она не была для меня чем-то главным в жизни. Главное "

Родина. Теперь я думаю, что мы были наивные..."

Елена Викторовна Кленовская, партизанка

 

"В госпитале... Они все были счастливы. Они были счастливы, потому что

остались в живых. Лейтенант двадцатилетний переживал, у него одной ноги не

было. Но тогда казалось среди всеобщего горя, что это счастье - он живой, у

него, подумаешь, только одной ноги нет. Главное - живой. И любовь у него

будет, и жена у него будет, и все будет. Это сейчас остаться без одной ноги

- ужас, а тогда они все прыгали на одной ноге, курили, смеялись. Они герои и

вообще! Что вы?!

- Вы там влюблялись?

- Конечно, мы же такие юные. Как только новые раненые поступали, мы

обязательно в кого-нибудь влюбимся. Подружка моя влюбилась в одного старшего

лейтенанта, он был весь израненный. Она мне показала - вот он. Но и я,

конечно, решила тоже в него влюбиться. Когда его увозили, он попросил у меня

карточку. А у меня была одна карточка, где-то на станции мы

сфотографировались. Я взяла эту карточку, чтобы ему отдать, но потом думаю:

а вдруг это не любовь, а я ему карточку подарю? И вот его уже уносят, я руку

ему протянула, а в кулаке карточка, а разжать не решилась. Вот и вся

любовь...

Потом Павлик был, тоже лейтенант. Ему очень болело, так я ему шоколад

под подушку положила. И вот когда мы встретились, это уже после войны, через

двадцать лет, он стал благодарить мою подругу Лилю Дроздову за этот шоколад.

Лиля говорит: "Какой шоколад?" Тогда я призналась, что это я... И он меня

поцеловал... Через двадцать лет поцеловал..."

Светлана Николаевна Любич, сандружинница

 

"Однажды после концерта... В большом эвакогоспитале... Ко мне подошел

главврач и просит: "Здесь у нас в отдельной палате лежит тяжелораненый

танкист. Он почти ни на что не реагирует, может, ему поможет ваша песня".

Иду в палату. Сколько буду жить, не забуду этого человека, который чудом

вылез из горящего танка и обгорел с головы до ног. Он лежал, неподвижно

вытянувшись на кровати, с черным, без глаз, лицом. Горло перехватило

судорогой, и я несколько минут не могла взять себя в руки. Потом начала

тихонько петь... И вижу, что лицо раненого чуть шевельнулось... Он что-то

прошептал. Я наклонилась и услышала: "Спойте еще..." Я пела ему еще и еще,

исполнила весь свой репертуар, пока главврач не сказал: "Кажется, он

уснул...""

Лилия Александровская, артистка

 

"У нас - комбат и медсестра Люба Силина... Они любили друг друга! Это

все видели... Он шел в бой, и она... Говорила, что не простит себе, если он

погибнет не на ее глазах, и она не увидит его в последнюю минуту. "Пусть, -

хотела, - нас вместе убьют. Одним снарядом накроет". Умирать они собирались

вместе или вместе жить. Наша любовь не делилась на сегодня и на завтра, а

было только - сегодня. Каждый знал, что ты любишь сейчас, а через минуту или

тебя или этого человека может не быть. На войне все происходило быстрее: и

жизнь, и смерть. За несколько лет мы прожили там целую жизнь. Я никогда

никому не могла это объяснить. Там - другое время...

В одном бою комбата тяжело ранило, а Любу легко, чуть царапнуло в

плечо. И его отправляют в тыл, а она остается. Она уже беременная, и он ей

дал письмо: "Езжай к моим родителям. Что бы со мной ни случилось, ты моя

жена. И у нас будет наш сын или наша дочь".

Потом Люба мне написала: его родители не приняли ее, и ребенка не

признали. А комбат погиб.

Много лет собиралась... Хотела съездить к ней в гости, но так и не

получилось. Мы были закадычные подружки. Но далеко ехать - на Алтай. А

недавно пришло письмо. что она умерла. Теперь ее сын меня зовет к ней на

могилку...

Хочу поехать..."

Нина Леонидовна Михай, старший сержант, медсестра

 

"День Победы...

Мы собрались на нашу традиционную встречу. И вот я выхожу из гостиницы,

а девочки мне говорят:

- Где ты, Лиля, была? Мы так наплакались.

Оказывается, подошел к ним мужчина, казах, спрашивает:

- Вы откуда, девчата? Из какого госпиталя?

- А кого вы ищете?

- Я каждый год приезжаю сюда и ищу одну сестру. Она спасла мне жизнь. Я

ее полюбил. Хочу найти.

Мои девочки смеются:

- Да что там уж сестричку искать, там уже бабушка.

- Нет...

- Уже жена ведь есть? Дети?

- Внуки есть, дети есть, жена есть. Душу потерял... Души нет...

Девочки мне это говорят, и мы вместе вспомнили: а не мой ли это казах?

...Привезли мальчишку казаха. Ну, совсем мальчишечка. Мы его

прооперировали. У него было семь или восемь разрывов кишечника, он считался

безнадежным. И настолько он лежал безучастный, что я его сразу заприметила.

Как минутка лишняя, забегу: "Ну, как дела?" Внутривенное сама вколю,

температуру измерю, и он выкарабкался. Пошел на поправку. А мы у себя

раненых не держали долго, мы на первой линии. Окажем экстренную помощь,

вырвем у смерти и отправляем их дальше. И вот его с очередной партией должны

увезти.

Он лежит на носилках, мне передают, что он зовет меня.

- Сестричка, подойди ко мне.

- Что такое? Что ты хочешь? У тебя все хорошо. Тебя отправляют в тыл.

Все будет в порядке. Считай, что ты уже живешь.

Он просит:

- Я очень тебя прошу, я один у родителей. Ты меня спасла. - И дает мне

подарок - колечко, маленькое такое колечко.

А я колец не носила, почему-то не любила. И я отказываюсь:

- Я не могу. Не могу.

Он просит. Раненые помогают ему.

- Да возьми, он же от чистого сердца.

- Это же мой долг, понимаете?

Уговорили они меня. Правда, я это колечко потом потеряла. Оно было мне

большое, и однажды заснула, а машину подбросило, и оно где-то упало. Жалела

очень.

- Вы нашли этого мужчину?

- Мы так и не встретились. Не знаю, тот ли это? Но мы его целый день

вместе с девочками искали.

...В сорок шестом приехала я домой. Меня спрашивают: "Ты будешь ходить

в военном или в гражданском?" Конечно, в военном. Даже не подумаю снимать.

Пошла вечером в Дом офицеров на танцы. И вот вы сейчас услышите, как

относились к военным девушкам.

Я надела туфли, платье, а шинель и сапоги в гардероб сдала.

Подходит ко мне один военный и приглашает танцевать.

- Вы, - говорит, - наверное, не здешняя. Очень интеллигентная девушка.

И весь вечер он со мной. Не отпускает. Закончились танцы, говорит мне:

- Дайте ваш номерок.

Пошел вперед. А в гардеробе ему дают сапоги, дают шинель.

- Это не мое...

Я подхожу:

- Нет, это мое.

- Но вы мне не сказали, что были на фронте.

- А вы меня спрашивали?

Он растерялся. Не мог на меня глаз поднять. А сам только с войны

вернулся...

- Почему вас так удивило?

- Я не мог представить, что вы были в армии. Понимаете, фронтовая

девушка...

- Вас удивило, что я, мол, одна? Без мужа и не беременная? Не ношу

ватник, не дымлю папиросой "Казбек" и не ругаюсь матом?

Я не дала ему провожать меня.

И всегда гордилась, что я была на фронте. Родину защищала..."

Лилия Михайловна Бутко, хирургическая медсестра

 

"Мой первый поцелуй...

Младший лейтенант Николай Белохвостик... Ой, смотрите, покраснела я

вся, а уже бабушка. А тогда были молодые годы. Юные. Я думала... Была

уверена... Что... Я никому не признавалась, даже подруге, что в него

влюблена. По уши. Моя первая любовь... Может, и единственная? Кто знает... Я

думала: никто в роте не догадывается. Мне никто раньше так не нравился! Если

нравился, то не очень. А он... Я ходила и о нем постоянно думала, каждую

минуту. Что... Это была настоящая любовь. Я почувствовала. Все знаки... Ай,

смотрите, покраснела...

Мы его хоронили... Он лежал на плащ-палатке, его только-только убило.

Немцы нас обстреливают. Надо хоронить быстро... Прямо сейчас... Нашли старые

березы, выбрали ту, которая поодаль от старого дуба стояла. Самая большая.

Возле нее... Я старалась запомнить, чтобы вернуться и найти потом это место.

Тут деревня кончается, тут развилка... Но как запомнить? Как запомнить, если

одна береза на наших глазах уже горит... Как? Стали прощаться... Мне

говорят: "Ты - первая!" У меня сердце подскочило, я поняла... Что... Всем,

оказывается, известно о моей любви. Все знают... Мысль ударила: может, и он

знал? Вот... Он лежит... Сейчас его опустят в землю... Зароют. Накроют

песком... Но я страшно обрадовалась этой мысли, что, может, он тоже знал. А

вдруг и я ему нравилась? Как будто он живой и что-то мне сейчас ответит...

Вспомнила, как на Новый год он подарил мне немецкую шоколадку. Я ее месяц не

ела, в кармане носила.

Сейчас до меня это не доходит, я всю жизнь вспоминаю... Этот момент...

Бомбы летят... Он... Лежит на плащ-палатке... Этот момент... А я радуюсь...

Стою и про себя улыбаюсь. Ненормальная. Я радуюсь, что он, может быть, знал

о моей любви...

Подошла и его поцеловала. Никогда до этого не целовала мужчину... Это

был первый..."

Любовь Михайловна Гроздь, санинструктор

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-07; просмотров: 264; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 44.220.41.140 (0.077 с.)