Антей, возник из темной котловины,

От чресл до шеи ростом в пять аршин.

115 "О ты, что в дебрях роковой долины, -

Где Сципион был вознесен судьбой,

Рассеяв Ганнибаловы дружины, -

Не счел бы львов, растерзанных тобой,

Ты, о котором говорят: таков он,

Что, если б он вел братьев в горний бой,

Сынам Земли венец был уготован,

Спусти нас - и не хмурь надменный взгляд -

В глубины, где Коцит морозом скован.

124 Тифей и Титий далеко стоят;

Мой спутник дар тебе вручит бесценный;

Не корчи рот, нагнись; он будет рад

127 Тебя опять прославить во вселенной;

Он жив и долгий век себе сулит,

Когда не будет призван в свет блаженный".

Так молвил вождь; и вот гигант спешит

Принять его в простертые ладони,

Которых крепость испытал Алкид.

Вергилий, ощутив себя в их лоне,

Сказал: "Стань тут", - и, чтоб мой страх исчез,

Обвил меня рукой, надежней брони.

Как Гаризенда, если стать под свес,

Вершину словно клонит понемногу

= 118 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

Навстречу туче в высоте небес,

Так надо мной, взиравшим сквозь тревогу,

Навис Антей, и в этот миг я знал,

Что сам не эту выбрал бы дорогу.

Но он легко нас опустил в провал,

Где поглощен Иуда тьмой предельной

И Люцифер. И, разогнувшись, встал,

Взнесясь подобно мачте корабельной.

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Когда б мой стих был хриплый и скрипучий,

Как требует зловещее жерло,

Куда спадают все другие кручи,

Мне б это крепче выжать помогло

Сок замысла; но здесь мой слог некстати,

И речь вести мне будет тяжело;

Ведь вовсе не из легких предприятий -

Представить образ мирового дна;

Тут не отделаешься "мамой-тятей".

Но помощь Муз да будет мне дана,

Как Амфиону, строившему Фивы,

Чтоб в слове сущность выразить сполна.

Жалчайший род, чей жребий несчастливый

И молвить трудно, лучше б на земле

Ты был овечьим стадом, нечестивый!

Мы оказались в преисподней мгле,

У ног гиганта, на равнине гладкой,

И я дивился шедшей вверх скале,

19 Как вдруг услышал крик: "Шагай с оглядкой!

Ведь ты почти что на головы нам,

Злосчастным братьям, наступаешь пяткой!"

Я увидал, взглянув по сторонам,

Что подо мною озеро, от стужи

Подобное стеклу, а не волнам.

В разгар зимы не облечен снаружи

Таким покровом в Австрии Дунай,

И дальний Танаис твердеет хуже;

Когда бы Тамбернику невзначай

= 119 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

Иль Пьетрапане дать сюда свалиться,

У озера не хрустнул бы и край.

И как лягушка выставить ловчится,

Чтобы поквакать, рыльце из пруда,

Когда ж ее страда и ночью снится,

Так, вмерзши до таилища стыда

И аисту под звук стуча зубами,

Синели души грешных изо льда.

Свое лицо они склоняли сами,

Свидетельствуя в облике таком

О стуже - ртом, о горести - глазами.

Взглянув окрест, я вновь поник челом

И увидал двоих, так сжатых рядом,

Что волосы их сбились в цельный ком.

43 "Вы, грудь о грудь окованные хладом, -

Сказал я, - кто вы?" Каждый шею взнес

И на меня оборотился взглядом.

И их глаза, набухшие от слез,

Излились влагой, и она застыла,

И веки им обледенил мороз.

Бревно с бревном скоба бы не скрепила

Столь прочно; и они, как два козла,

Боднулись лбами, - так их злость душила.

И кто-то молвил, не подняв чела,

От холода безухий: "Что такое?

Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала?

55 Когда ты хочешь знать, кто эти двое:

Им завещал Альберто, их отец,

Бизенцский дол, наследье родовое.

Родные братья; из конца в конец

Обшарь хотя бы всю Каину, - гаже

Не вязнет в студне ни один мертвец:

Ни тот, которому, на зоркой страже,

Артур пронзил копьем и грудь и тень,

Ни сам Фокачча, ни вот этот даже,

Что головой мне застит скудный день

И прозывался Сассоль Маскерони;

В Тоскане слышали про эту тень.

А я, - чтоб все явить, как на ладони, -

= 120 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

Был Камичон де'Пацци, и я жду

Карлино для затменья беззаконий".

Потом я видел сотни лиц во льду,

Подобных песьим мордам; и доныне

Страх у меня к замерзшему пруду.

И вот, пока мы шли к той середине,

Где сходится всех тяжестей поток,

И я дрожал в темнеющей пустыне, -

Была то воля, случай или рок,

Не знаю, - только, меж голов ступая,

Я одному ногой ушиб висок.

79 "Ты что дерешься? - вскрикнул дух, стеная. -

Ведь не пришел же ты меня толкнуть,

За Монтаперти лишний раз отмщая?"

82 И я: "Учитель, подожди чуть-чуть;

Пусть он меня избавит от сомнений;

Потом ускорим, сколько хочешь, путь".

Вожатый стал; и я промолвил тени,

Которая ругалась всем дурным:

"Кто ты, к другим столь злобный средь мучений?"

88 "А сам ты кто, ступающий другим

На лица в Антеноре, - он ответил, -

Больней, чем если бы ты был живым?"

91 "Я жив, и ты бы утешенье встретил, -

Был мой ответ, - когда б из рода в род

В моих созвучьях я тебя отметил".

94 И он сказал: "Хочу наоборот.

Отстань, уйди; хитрец ты плоховатый:

Нашел, чем льстить средь ледяных болот!"

Вцепясь ему в затылок волосатый,

Я так сказал: "Себя ты назовешь

Иль без волос останешься, проклятый!"

100 И он в ответ: "Раз ты мне космы рвешь,

Я не скажу, не обнаружу, кто я,

Хотя б меня ты изувечил сплошь".

Уже, рукой в его загривке роя,

Я не одну ему повыдрал прядь,

А он глядел все книзу, громко воя.

106 Вдруг кто-то крикнул: "Бокка, брось орать!

= 121 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

И без того уж челюстью грохочешь.

Разлаялся! Кой черт с тобой опять?"

109 "Теперь молчи, - сказал я, - если хочешь,

Предатель гнусный! В мире свой позор

Через меня навеки ты упрочишь".

112 "Ступай, - сказал он, - врать тебе простор.

Но твой рассказ пусть в точности означит

И этого, что на язык так скор.

Он по французским денежкам здесь плачет.

"Дуэра, - ты расскажешь, - водворен

Там, где в прохладце грешный люд маячит"

А если спросят, кто еще, то вон -

Здесь Беккерия, ближе братьи прочей,

Которому нашейник рассечен;

Там Джанни Сольданьер потупил очи,

И Ганеллон, и Тебальделло с ним,

Тот, что Фаэнцу отомкнул средь ночи".

Мы отошли, и тут глазам моим

Предстали двое, в яме леденея;

Один, как шапкой, был накрыт другим.

Как хлеб грызет голодный, стервенея,

Так верхний зубы нижнему вонзал

Туда, где мозг смыкаются и шея.

И сам Тидей не яростней глодал

Лоб Меналиппа, в час перед кончиной,

Чем этот призрак череп пожирал.

33 "Ты, одержимый злобою звериной

К тому, кого ты истерзал, жуя,

Скажи, - промолвил я, - что ей причиной.

И если праведна вражда твоя, -

Узнав, кто вы и чем ты так обижен,

Тебе на свете послужу и я,

139 Пока не станет мой язык недвижен".

ПЕСНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Подняв уста от мерзостного брашна,

Он вытер свой окровавленный рот

О волосы, в которых грыз так страшно,

= 122 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

4 Потом сказал: "Отчаянных невзгод

Ты в скорбном сердце обновляешь бремя;

Не только речь, и мысль о них гнетет.

Но если слово прорастет, как семя,

Хулой врагу, которого гложу,

Я рад вещать и плакать в то же время.

Не знаю, кто ты, как прошел межу

Печальных стран, откуда нет возврата,

Но ты тосканец, как на слух сужу.

Я графом Уголино был когда-то,

Архиепископом Руджери - он;

Недаром здесь мы ближе, чем два брата.

Что я злодейски был им обойден,

Ему доверясь, заточен как пленник,

Потом убит, - известно испокон;

Но ни один не ведал современник

Про то, как смерть моя была страшна.

Внемли и знай, что сделал мой изменник.

В отверстье клетки - с той поры она

Голодной Башней называться стала,

И многим в ней неволя суждена -

Я новых лун перевидал немало,

Когда зловещий сон меня потряс,

Грядущего разверзши покрывало.

Он, с ловчими, - так снилось мне в тот час, -

Гнал волка и волчат от их стоянки

К холму, что Лукку заслонил от нас;

Усердных псиц задорил дух приманки,

А головными впереди неслись

Гваланди, и Сисмонди, и Ланфранки.

34 Отцу и детям было не спастись:

Охотникам досталась их потреба,

И в ребра зубы острые впились.

Очнувшись раньше, чем зарделось небо,

Я услыхал, как, мучимые сном,

Мои четыре сына просят хлеба.

Когда без слез ты слушаешь о том,

Что этим стоном сердцу возвещалось, -

Ты плакал ли когда-нибудь о чем?

= 123 =

Электронная библиотека «Я книга»: http://www.ya-kniga.ru

Они проснулись; время приближалось,

Когда тюремщик пищу подает,

И мысль у всех недавним сном терзалась.

И вдруг я слышу - забивают вход

Ужасной башни; я глядел, застылый,

На сыновей; я чувствовал, что вот -

49 Я каменею, и стонать нет силы;

Стонали дети; Ансельмуччо мой

Спросил: "Отец, что ты так смотришь, милый?"

Но я не плакал; молча, как немой,