Глава 2. Централизация управления архивным делом (сентябрь 1920 — 1928 Г. ) 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Глава 2. Централизация управления архивным делом (сентябрь 1920 — 1928 Г. )



Приход М.Н. Покровского, В.В. Адоратского и их единомышленников на руководящие посты в центральный аппарат Главархива означал гораздо больше, чем просто личное поражение Д.Б. Рязанова и его сторонников в борьбе за власть над архивами. В официальной историографии 30-х годов кадровые перемены предыдущего десятилетия оценивались четко и вполне определенно: «Двурушническое руководство Главархивом было снято, и аппарат Главархива был укреплен коммунистами. Это дало возможность очистить ряды архивных работников от наиболее контрреволюционных элементов» 1.

В конце 50-х — начале 60-х годов эту же оценку, по существу, повторил В.В. Максаков, расценивая привлечение к руководству архивами коммунистов, в том числе и специально "направленных Центральным Комитетом Коммунистической партии" как победу над "оппортунистическим руководством архивным делом 1918 — 1920 гг., опиравшимся в своей деятельности на классово чуждые и политически враждебные элементы из Союза российских архивных деятелей" 2. Эта точка зрения оставалась господствующей до конца 80-х годов, когда по указанию руководства Главархива (ГАУ СССР) была переиздана массовым тиражом одна из наиболее одиозных работ Покровского — статья "Политическое значение архивов" 3.

Смена руководства Главархива и последовавшие вслед за этим кадровые перестановки на местах были, на наш взгляд, ча-

стью начавшегося в 20-е годы общего процесса активного ук­репления диктатуры партии во всех областях. Для архивистов это десятилетие пройдет под лозунгами большевизации архи­вных кадров и огосударствления архивов. Именно в эти годы начал возрождаться ведомственный (учрежденческий) подход к архивам, что означало, по существу, отказ от демократических принципов их комплектования, организации и использования, составивших основу декрета от 1 июня 1918 г.

Политизация архивов

Сентябрь 1920 г. можно считать началом решительного поворота архивного строительства на новый путь. В этом месяце была образована новая Коллегия Главархива, в состав которой вошли М.Н. Покровский (председатель), А.А. Трояновский, который стал его заместителем, В.В. Адоратский, В.Н. Сторожев и A.M. Полянский. В январе 1921 г. состав Коллегии будет вновь пересмотрен, и в ней останутся только М.Н. Покровский, В.В. Адоратский и Н.Н. Батурин. Именно эта большевистская тройка приступила к реализации широкомасштабной программы реорганизации архивной системы в центре и на местах.

Чтобы разобраться в существе реорганизации, необходимо уяснить, что представляли собой главные идеологи и организаторы этого целенаправленного процесса, получившего впоследствии название «процесса политизации архивного дела».

Речь идет прежде всего о Михаиле Николаевиче Покровском (1868 — 1932) и Владимире Викторовиче Адоратском (1878 — 1945), поскольку третий участник — Н.Н. Батурин (Замятин) (1877 — 1927) – активного участия в работе коллегии не принимал, отдавая все время Истпарту. В Коллегию он был привлечен скорее в «представительных целях» — как старый большевик (член РСДРП с 1901 г.), партийный журналист (работник «Правды») и автор первых очерков по истории партии, изданных нелегально еще до Октябрьской революции.

Итак, главную роль в новом руководстве Главархива играл М.Н. Покровский. Начал он свою деятельность еще в конце

прошлого века как историк "московской школы". После окончания Московского университета по рекомендации В.О. Ключевского был оставлен "для приготовления к профессорскому званию", но события 1905 г. перечеркнули его блестяще начавшуюся карьеру ученого. Покровский вступает в ряды большевиков и вскоре вынужден эмигрировать из России. В 1907 г. он участвует в работе V съезда РСДРП и даже избирается кандидатом в члены ЦК. Здесь же, в эмиграции, он издает свой главный труд — пятитомную "Русскую историю с древнейших времен", представлявшую собой очень красочное, темпераментное изложение марксистской схемы социально-экономического развития России. По авторитетному заключению современного специалиста-историографа, "когда знакомишься с его трудами, возникает впечатление, что Покровский искал в трудах своих предшественников и в источниках факты, подтверждающие уже сложившиеся у историка концепции. Именно так открывался путь для того, чтобы историк стал не искателем истины, а слугой идеологии и тем самым перестал быть ученым" 4.

Чтобы понять "феномен Покровского", следует также помнить о том, что именно он на заседаниях Московского военно-революционного комитета (ВРК) в октябре 1917 г. первым высказался за необходимость ведения "решительных боевых действий", которые привели к угрозе тотального уничтожения Кремля и сказались на архивной разрухе в Москве. Покровский стал первым председателем СНК Москвы и Московской области. С мая 1918 г., после вступления на должность заместителя наркома просвещения, и до самой смерти в апреле 1932 г. он практически возглавлял все ведущие научные учреждения страны, твердо перестраивая их в соответствии с социалистической идеологией. Покровский был как бы живым олицетворением неоднозначной действительности 20-х годов, представляя собой тип эрудированного ученого, отдавшего все свои знания и талант на службу жесткой системе марксистских идей. Сегодня он воспринимается одновременно и как один из творцов перехода от "советской демократии" первых послереволюционных лет к жесткой тоталитарной системе сталинского типа, и как жертва

этого перехода. Сразу после кончины его имя, а также так называемая "школа Покровского" были ошельмованы Сталиным и его окружением, хотя сами идеи, ныне характеризующиеся как "вульгарно-социологические", были, как и во многих аналогичных случаях, использованы победителями. Вряд ли справедливо поэтому повторять сегодня резкие оценки личности Покровского, которые давали историки "старой школы" еще в 1918 г. (Ю.В. Готье, например, называл его "большевицким Аракчеевым", "одним из Геростратов России" и считал "позором для школы московских историков" 5). Покровский был скорее в какой-то степени трагической и одновременно героической фигурой, достаточно типичной для первого послереволюционного десятилетия. К своим "буржуазным, классовым противникам" (так он называл всех историков-немарксистов) он относился с плохо скрываемым презрением, а на вершине карьеры — с откровенной враждебностью.

Менее заметный, хотя и гораздо более однозначный след оставил в истории отечественного архивного строительства В.В. Адоратский. Член большевистской партии с 1904 г., активный участник первой русской революции 1905 г. в Казани, он вернулся из эмиграции в Россию сравнительно поздно, в августе 1918 г. После короткого периода работы заведующим "Новоромановским архивом" (фондом документов Николая II и его семьи) он уехал для поправки здоровья из Петрограда в Казань. Оттуда вел переписку с Лениным о необходимости создания под партийным контролем собрания документов по истории большевистской партии, а также Октябрьской революции. В августе 1920 г. Ленин вызвал его из Казани в Москву и при личной встрече предложил возглавить работу по собиранию этих материалов, а также поручил "подготовку к изданию в переводе на русский язык сборника писем К. Маркса и Ф. Энгельса" 6. В этой работе ортодоксальный большевик Адоратский полностью вытеснит своего конкурента Рязанова, заменив последнего после его ареста на всех постах, в том числе как директора ИМЭЛ (с 1931 г.) и главного редактора собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса (с 1938 по 1945 г.). К старым архиви-

стам он относился с пренебрежением, считая их исследовательскую работу в старых архивах ненужной и бесполезной с точки зрения новой партийной науки.

И Покровский и Адоратский рассматривали свое назначение в Главархив вполне однозначно. Покровский неоднократно повторял слова Ленина, прозвучавшие при их назначении: они "поставлены в архив как политические руководители" 7. Всех прочих специалистов он называл "техническими элементами".

Представители большевистской партии сразу же развернули бурную деятельность в области организационной перестройки всей системы руководства российскими архивами. Именно в эти годы принцип "централизации" архивного дела, заложенный в основу декрета от 1 июня 1918 г. как принцип освобождения архивов от ведомственного контроля в интересах научного использования, получает новое истолкование и, главное, иное практическое воплощение. На первый план выдвигаются чисто управленческие аспекты "централизации", а научные интересы заменяются государственными, которые в 20-е годы уже почти полностью отождествляются с партийными.

Прежде всего это отражается в радикальной смене руководства Главархивом.

Новое руководство ГУ АД в свою очередь немедленно приступает к пересмотру состава работников управления и архивных учреждений на местах.

Современными исследователями (в частности, Н.И. Химиной, В.Е. Корнеевым и О.Н. Копыловой) выявлены документы, которые свидетельствуют о вопиющем произволе в кадровой политике, осуществлявшейся архивным руководством в 20-е годы. Подчеркиваем: именно архивным руководством (с 1922 г. — Управлением Центрархивом, подчиненным Президиуму ВЦИК), а не органам ОГПУ-НКВД, как будет позднее. Типичный сценарий этой первой волны массированной архивной "чистки" можно восстановить на примере итогов работы специально командированною в Петроградское отделение Центрархива В.В. Максакова (октябрь 1922 г.). Эта командировка совпала с позорной акцией изгнания из страны по личному указанию

В.И. Ленина большой группы виднейших историков, философов, социологов, писателей и других представителей творческой мысли России. Максакову был выдан мандат на право немедленного отстранения должностных лиц от исполнения служебных обязанностей, приостановления деятельности актохранилищ и других архивных учреждений вплоть до реорганизации работы всего местного отделения и каждой из секций ЕГАФ. В отчете Максакова (январь 1923 г.) коллегии Центрархива формулировался следующий вывод: "Безжалостно должен быть отброшен балласт, доставшийся нам в наследство от ведомственных архивов и первого периода деятельности Архивного управления. Нужно создать свой твердый штат сотрудников" 8. В протоколах заседаний специально образованной комиссии по пересмотру личного состава Петроградского отделения Центрархива, которая работала в марте 1921 г., против десятка фамилий стоят лаконичные резолюции "уволить", "снять", "убрать". Обоснования — в тех случаях, когда они вообще фигурируют, — также достаточно лаконичны. Так, против фамилии одного из основателей Союза РАД, управляющего одного из отделений ЕГАФ И.А. Блинова, проставлено: "чуждый советской власти элемент, ненадежный". Всего с ноября 1921 по январь 1922 г. было уволено 270 работников из 465, а в феврале их останется уже только 150, т. е., если сравнивать с 1920 г., становится видно: число уволенных составит почти две трети общего состава. Однако дело не в количестве, которое оправдывалось кампанией борьбы за сокращение штатов в связи с "экономией средств". Дело в изгнании профессионалов высшего класса, отдавших архивной службе по пять и более лет своей жизни. "Безжалостно", если употребить выражение самого Максакова, были уволены Я.Л. Барсков, Л.Г. Дейч, И.П. Щербов, а чуть позже — М.М. Богословский, А.М. Полянский, А.И. Лебедев и другие "последние из могикан" рязановского окружения.

Архивная "чистка" достигла такого размаха, что даже Платонов и Пресняков направили в мае 1923 г. заявление об отставке, мотивировавшейся "ненормальностью того положения, в какое поставлено заведование Петроградским отделением Центр-

архива, лишенное, притом не персонально, а принципиально, доверия и полномочий, необходимых для ответственного ведения дела". Их тоже уволили. В августе 1923 г. Максаков повторно посетил Петроградское отделение и в очередном докладе отметил, Что его новое руководство — коллегия — стало "коммунистическим" и отныне общее направление работ в архивохранилищах можно признать правильным" 9.

Аналогичные "сокращения штатов" проходят в 20-е годы во всех "политически важных" архивах, хотя волна массовых репрессий настигнет их несколько позже. Была ли альтернатива такой жесткой кадровой политике? Да, была. Рязанов, например, в 1921 г. добился включения в постановление Оргбюро ЦК РКП(б) о создании Института К. Маркса и Ф. Энгельса специального пункта, разрешавшего "принимать работников для института по его усмотрению и не обязательно коммунистов" 10.

Однако время Рязанова уже прошло. Архивные кадры формировались уже не столько по профессиональному признаку, сколько по "классовому", что на практике означало членство в партии или в крайнем случае принадлежность к рядам "сочувствующих", так называемых беспартийных большевиков.

В результате проведенных чисток половина сотрудников Ленинградского отделения Центрального исторического архива к 1927 г. не имела даже среднего образования 11. Зато их политическое чутье было безукоризненным.

Другим направлением работы нового руководства Главархива стала реорганизация секционного деления ЕГАФ. Покровский и его единомышленники на заседании Коллегии Главархива 17 сентября 1920 г. приняли решение об организации новой структурной единицы, которой они придавали особое политическое значение. Его сформулировали следующим образом: "Для хранения важнейших документов РСФСР, а также наиболее ценных исторических материалов предшествующих режимов, учреждается Государственный архив РСФСР. В распоряжение Государственного архива РСФСР должны быть переданы здание бывшего Главного Московского архива МИД и помещение Московского историко-революционного архива" 12. В состав Го-

сархива вошли четыре отделения. Первые два – «древлехранилище», куда включали все материалы по внешней и внутренней политике России с древнейших времен до XVIII в., и хранилище государственных документов новой русской истории (XIX – начало XX в., до 1 марта 1917 г.). Третье и четвертое отделения — хранилище документов истории революции и общественного движения (до 1 марта 1917 г.) и архив Октябрьской революции, содержавший документы после 1 марта 1917 г.

Первым управляющим Госархивом РСФСР был назначен Адоратский.

Подлинный смысл создания этого архивного нововведения можно понять только в сопоставлении с принятым одновременно постановлением СНК РСФСР от 21 сентября 1920 г. «Об учреждении Комиссии для собирания и изучения материалов по истории Октябрьской революции и истории Российской коммунистической партии». Впоследствии эта комиссия стала более известной под названием Истпарт. Ее секретарем также стал Адоратский 13. Ему же принадлежит авторство текста соответствующего правительственного постановления, которое подписал В.И. Ленин 14.

Естественно, что при таком распределении обязанностей Покровский и Адоратский меньше всего внимания были склонны уделять тем отделениям Госархива, в которых сосредоточивались документы по истории России до XVIII в. («древлехранилище») и государственные документы по русской истории XIX — начала XX в.). Исключение составил, пожалуй, только «Новоромановский архив», который сразу же был передан в секцию А (политическую). Оба руководителя Главархива объявили приоритетным (по терминологии того времени, «ударным») направлением работы обработку именно историко-революционных материалов (о классовой борьбе пролетариата – 3-е отделение Госархива) и документов послереволюционного периода (4-е отделение Госархива), которые и составили в последующем (с 1922 г.) Политическую секцию ЕГАФ. В организационном плане главным смыслом выделения «особого государственного архива» в общей системе «единого государственного архивного фонда»

означало изъятие политически важных, с точки зрения властей, комплексов документов из состава секций, каждая из которых имела свой собственный аппарат управления, свой план комплектования и использования. Госархив РСФСР подчинялся только большевистской "тройке" из Коллегии Главархива, а его отделения на местах — соответствующим провинциальным кадрам. Естественно, что на сотрудников Госархива (политических секций) сразу стали распространяться все льготы, которые полагались ответственным советским и партийным работникам. Тогда эти льготы выражались в пайках "повышенной категории", что в условиях голода и разрухи означало практически право на жизнь. О сотрудниках других архивов такая забота не проявлялась.

Образование Госархива привело к тому, что властные структуры получили мощные рычаги для расшатывания секционной системы, создававшейся в расчете на объективное и научное исследование всего комплекса архивных материалов в соответствии с запросами прежде всего ученых. Предоставление вне очереди помещений и транспорта, отбор кадров по партийной принадлежности постепенно, с 1920 по 1925 г., привели к полной ликвидации секционной системы как аппарата управления. В соответствии с Положением об организации ЕГАФ РСФСР, утвержденным Коллегией Центрархива РСФСР 3 февраля 1925 г., началась массовая перегруппировка фондов по новой схеме, т. е. все документы делились на дореволюционные и пореволюционные, центрального и местного происхождения. Ценность документа определялась соответственно тому, насколько высоко по иерархической лестнице стояло учреждение-фондообразователь (этот термин появился позже) и насколько документ "работает" на действующую концепцию историко-пар-тийной науки. Однако в 1920 г. смысл реорганизации, предпринятой новым, большевистским составом Коллегии Главархива, был ясен далеко не всем. Многие архивисты надеялись переждать эту вспышку "административного" рвения, полагаясь на собственное понимание ценности архивных документов и своего профессионального и патриотического долга. Вряд ли их осо-

бенно волновали труднобъяснимые даже сегодня перемены в высших эшелонах управления архивной системой, когда в течение 1921 г. Главархив передавался то в состав Академического центра Наркомпроса (постановление СНК от 11 февраля 1921 г. 15), то в прямое подчинение ВЦИК (постановление Президиума от 26 ноября 1921 г.) 16. И в первом, и во втором случае руководителями Главархива оставались Покровский и его единомышленники, а это означало неизменность общей политической линии по отношению к архивистам старой школы, беспартийным профессионалам, а также к документам, не представлявшим, с точки зрения властей, "политической" ценности.

Что оставалось делать тем, кто не вписывался в новую кадровую структуру, кто не подходил под схему "большевизации" архивов? Только работать. Они могли это делать, поскольку еще не была задействована в полную силу машина репрессий, еще оставались "древлехранилища", музеи, рукописные собрания библиотек и, наконец, неразобранные коллекции старых документов на местах. Иначе говоря, им оставались те архивы, до которых пока не доходили руки "историков-марксистов" и "красных архивистов", считавших, что подлинная история человечества началась только в Октябре 1917 г. и только связанные с ней документы достойны "консервирования для будущих исторических работ" 17.

Однако истинная причина кампании по политизации архивов состояла не только в переоценке большевиками собственной роли в истории человечества. Истинная причина была гораздо прозаичнее и поэтому десятилетиями скрывалась от глаз исследователей в особых, "политических" секретных секциях архивохранилищ, постепенно увеличивавшихся в объеме, захватывая все новые и новые участки живого организма архивов. Дело в том, что уже в начале 20-х годов в связи с болезнью В.И. Ленина и обострившейся борьбой за власть в партийном руководстве архивные документы стали действительно важным политическим оружием, но не столько против классовых врагов и мирового капитализма, сколько во внутрипартийной борьбе. Набиравшие силу Сталин и его окружение стремились изъять из сфе-

ры свободного доступа все документы, касавшиеся вчерашнего дня партии. Типичным примером может служить история с публикацией частного письма Л.Д. Троцкого к Н.С. Чхеидзе. Оно было написано в эмиграции в апреле 1913 г., перехвачено Департаментом полиции и выявлено в его фондах в 1921 г. при формировании Госархива РСФСР. Как утверждал впоследствии Троцкий, Ленин знал об этом письме и относился к нему достаточно спокойно, поскольку разделял общую для ветеранов партии точку зрения о том, что "вряд ли в партии есть два старых эмигранта, которые круто не обругали бы друг друга в переписке под влиянием борьбы, минутного раздражения и проч.". Руководитель Истпарта М.С. Ольминский не решился на опубликование этого письма в 1921 г. — несомненно из-за отсутствия соответствующего разрешения Ленина, а отнюдь не потому, что якобы прислушался к оправданиям Троцкого (письмо-де было написано "под влиянием минуты и ее потребностей"). Однако сразу же после смерти Ленина, даже не дождавшись публикации, Сталин цитирует письмо в своем выступлении 19 ноября 1924 г. на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС, причем речь эту через неделю излагает во всех подробностях газета "Правда". А уже 9 декабря 1924 г. она же публикует полный текст письма Троцкого. Тут же его перепечатывают многочисленные сборники статей и документов, выходившие в помощь партийным активистам. В конечном счете именно зачтением наиболее "пикантных" пассажей из этого личного письма Троцкого закончил Сталин свое выступление на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 21—23 октября 1927 г. ("Ленин — мастер дрянной склоки", "профессиональный эксплуататор всякой отсталости в русском рабочем движении". И самая сакраментальная цитата: "Словом, все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения"). Характерен комментарий Сталина: "Язычок-то, язычок какой, обратите внимание, товарищи, — это пишет Троцкий, и пишет он о Ленине. Можно ли удивляться, что Троцкий, так бесцеремонно цитирующий великого Ленина,

сапога которого он не стоит, ругает теперь почем зря одного из многочисленных учеников Ленина - товарища Сталина?" В этой иезуитской "скромности", в этом солдафонском сопоставлении политического противника с "сапогом великого Ленина" — весь Сталин. Он цинично отверг предложение Троцкого опубликовать все без исключения хранящиеся в архивах рукописи Ленина с указанием даты их написания. Он демонстративно не обратил ни малейшего внимания на совместное компромиссное предложение Троцкого, Крупской, Каменева и Зиновьева запретить "сепаратное" использование неопубликованных документов Ленина в чьих-либо политических целях. Троцкий пытался обратить внимание членов партии на лицемерие Сталина, указывая в своем письме в ЦК, что на словах «тов. Сталин против "обращений к прошлому", но инициатива таких обращений целиком на его стороне».

Можно привести еще немало примеров подобного использования "в нужное время и в нужном месте" архивных документов. Так, ленинское письмо от 18 октября 1917 г. о "штрейкбрехерах революции" Каменеве и Зиновьеве, открыто высказавшихся при голосовании против немедленного начала октябрьского переворота, было впервые опубликовано в "Правде" 1 ноября 1927 г. под заголовком "Ленин о штрейкбрехерах в Октябре 1917 — штрейкбрехерство в 1917 и штрейкбрехерство в 1927". Именно к дате десятой годовщины Октябрьской революции антисталинская оппозиция во главе с Каменевым и Зиновьевым приурочивала свои демонстрации. Аналогично Сталин поступал и в борьбе с Бухариным в самом конце 20-х годов 18.

Естественно, что в этих условиях и создание Госархива РСФСР, и постепенное обособление Истпарта, его превращение из первоначально созданного в недрах Главархива и подчиненного Наркомпросу учреждения в особый отдел ЦК с практически не ограниченными полномочиями по комплектованию, обработке и хранению архивов по истории партии и Октябрьской революции получают совсем другое логическое обоснование. В данном случае речь шла о целенаправленной подмене "централизации" в интересах вневедомственного научного пользова-

ния "централизацией" в интересах осуществления жесткого политического контроля со стороны своеобразного "надведомственного" органа — ЦК партии, верным проводником политики которого и стала Коллегия Главархива во главе с Покровским и Адоратским.

Следует иметь в виду, что особенностью 20-х годов в области архивного строительства является тот документально подтвержденный факт, что Истпарт располагал даже большими полномочиями по использованию архивных фондов, чем всесильное ОГПУ (будущий НКВД). Так, специальный циркуляр Управления Центрархива РСФСР от 6 декабря 1922 г., разосланный на места, разрешал выдачу отделам ГПУ "дел из жандармских и полицейских фондов" из помещений самих актохранилищ "при непременном, однако, согласовании с местными бюро Истпарта как вопроса о самой выдаче дел, так и вопроса о сроках этой выдачи". В то же время местные бюро Истпарта освобождались от всякого контроля. Так, сразу же вслед за циркуляром Управления Центрархивом от 1 августа 1923 г. о том, что "передача материалов во временное пользование учреждений допускается только в исключительных случаях, каждый раз с особого разрешения Центрархива", последовало "дополнение к циркуляру", помеченное 23 сентября 1923 г., в котором разъяснялось, что "для выдачи материалов местным бюро Истпарта... особых разрешений Центрархива не требуется" 19.

В это же время заместитель заведующего Центрархивом Адоратский подписывает "Правила пользования архивными материалами ЕГАФ", утвержденные Коллегией Центрархива 4 июля 1924 г. В них впервые указывается на необходимость при составлении "заявлений о допущении к занятиям" в архиве прикладывать к нему анкету (в двух экземплярах) с указанием партийной принадлежности, цели производимой работы, издания, в котором предполагается напечатание предпринимаемой работы, и т. п. Впервые вводится особый пункт, в соответствии с которым предписывается "предъявлять заведующему помещением для занятий все сделанные выписки, заметки и копии для просмотра, по окончании коего заведующий возвращает их занима-

ющимся с разрешением на вынос... Без вышеуказанного разрешения" их вынос запрещался 20.

Это — еще один шаг по фактической ликвидации доступа к документам как к объекту свободного научного исследования. Следует также иметь в виду, что, учитывая важность Истпарта, ЦК РКП (б) уже в декабре 1921 г. перевел его в свое ведение, а его сотрудники автоматически стали считаться в штате Секретариата ЦК со всеми вытекающими отсюда привилегиями и полномочиями. Истпартотдел ЦК начал тяготиться формальной зависимостью от Центрархива и уже в марте 1924 г. начал активную борьбу за образование собственных хранилищ "партийно-исторических документов", мотивируя это их особой важностью и необходимостью обеспечения строжайшего режима охраны. Несмотря на трудности с подбором помещений, почти непреодолимых для "обычных" исторических архивов, вопрос был решен удивительно быстро. Уже в апреле 1924 г. объявили о создании самостоятельного архива Истпарта, который первоначально состоял из двух частей: архива документальных и архива печатных источников. Вся эта эпопея завершилась в 1929 г., когда окончательно оформилась абсолютно самостоятельная многоступенчатая система архивов с Центральным партийным архивом во главе и десятками укрупненных архивов при истпартах на местах. Это было, по существу, возрождение пагубной для исторической науки традиции создания ведомственных архивов из разряда "неприкасаемых", против которой столь яростно боролись многие поколения ученых и архивистов России. К тому же сам факт обособления отдельного архива стал прецедентом, которому затем последовали и другие могущественные ведомства и учреждения.

До последнего времени в официальной историографии архивного дела усиленно насаждался миф о высоких научных заслугах деятелей Истпарта по собиранию ленинских документов и других материалов по истории партии. Однако заслуги эти весьма относительны, поскольку изначально подразумевалось, что партийный архив не предназначен для широкой публики и что поиски объективной истины со стороны исследо-

вателей будут максимально затруднены. Приведем в качестве иллюстрации одно из малоизвестных мероприятий Истпарта, которое провалилось именно потому, что было в порядке исключения ориентировано на публикацию и использование в научных целях. Сразу же после образования Истпарта его руководство предприняло попытку собрать документальные свидетельства участников революционного движения в деревне. Организаторы этой кампании, верные партийной идеологии и абсолютно невежественные в той области, которую сегодня мы называем "полевой археографией", решили сразу облегчить себе задачу. Они решили провести массовое анкетирование будущих авторов мемуаров с заранее определенной концептуальной базой: характер и содержание воспоминаний должны были определяться не личностью автора, а тем событием, очевидцем или участником которого он был. С этой целью они разослали анкеты, содержащие "классово ориентированные" вопросы, своего рода подсказки анкетируемым. Однако ожидаемого наплыва мемуаров не получилось. На местах анкеты фактически проигнорировали.

Истпарт не смирился с поражением. В 1925 г. было решено использовать актив селькоров "Крестьянской газеты", которую возглавлял будущий главный руководитель кампании по коллективизации сельского хозяйства, нарком земледелия СССР с 1929 г. Яков Аркадьевич Яковлев (Эпштейн, 1896 - 1938). Через газету было разослано обращение к 2 тыс. селькоров с просьбой собрать ответы на вопросник из 15 пунктов, которые дробились еще на 75 подпунктов 21. Как писал позднее исследователь этой кампании, "собственно, концепция аграрного движения... была уже отработана, и полученный от селькоров материал должен был не проверить, не уточнить ее, а лишь проиллюстрировать" 22. Это типичный подход "красных археографов" из Истпарта, который открыто насаждался в противовес "буржуазной объективности". Результаты и на этот раз были мизерными. Заполненные анкеты или зеркально повторяли одна другую, или противоречили заданной концепции. Меньшая часть их была опубликована в пропагандистских сборниках. Какая часть

была использована в "оперативно-чекистских целях", остается только догадываться.

Вряд ли случайным совпадением по времени можно считать то, что именно с середины 20-х годов органы ОГПУ начинают прямо вмешиваться в профессиональную деятельность архивистов, причем вмешательство это приобретает все более угрожающие формы. Так, секретный отдел ОГПУ (СО ОГПУ) самостоятельно провел обследование работы московского АОР и Ленинградского ЦИА в связи с хроническими запаздываниями с оформлением в этих архивах ответов на запросы чекистов. В результате 9 декабря 1925 г. ОГПУ при СНК направило в Центрархив РСФСР официальное письмо за подписью Г.Г. Ягоды, начальника СО ОГПУ Дерибаса и начальника 4-го отдела Генкина (позднее он будет введен в состав коллегии ЦАУ), в котором предлагалось всю работу в архивах полиции "подчинить и связать с интересами оперативного свойства со стороны СО ОГПУ". Для этого предлагалось все материалы департамента полиции перевезти в Москву, где предписывалось создать специальный центр, работу которого должен был возглавить кадровый сотрудник ОГПУ. Уже через неделю, 6 января 1926 г., Адоратский выражал абсолютное согласие коллегии Центрархива с предложением "сконцентрировать весь материал справочного характера по личному составу правительственных учреждений царского времени... в Москве, в Архиве революции и внешней политики". Коллегия также поддержала предложение о координации действий Центрархива и ОГПУ по "оперативным вопросам". Естественно, что в связи со столь трогательным взаимопониманием отвлеченные принципы типа "недробимости фондов" не принимались во внимание. Структуру архивов начинало определять, вслед за партийными органами, чекистское ведомство 23.

Явно под давлением «внеархивных организаций» в 1926 г. переиздали «Правила пользования архивными материалами ЕГАФ» (1924), которые были просто дополнены разъяснением некоторых общих, но весьма существенных моментов. Так, именно в «Правилах» 1926 г. впервые дается официальное разъ-

яснение, что же понимается под «секретными материалами». Оказывается, «секретными являются материалы секретного и несекретного делопроизводства учреждений пореволюционного периода, сдаваемые в Центрархив в качестве секретных, а равно те материалы дореволюционного периода, разглашение которых по характеру их содержания является в государственных интересах недопустимым» 24. В соответствии с этим разъяснением ведомства получали полное право самим определять степень доступа к своим материалам, произвольно относя документы к категории секретных или открывая их, что случалось гораздо реже. Особенно широко пользовались правом засекречивания могущественные центральные ведомства. Они создавали в составе ЕГАФ своеобразный «архипелаг» недоступных материалов, который весьма трудно открывает свои тайны даже сегодня.

Итак, все организационные кадровые и структурные преобразования архивной системы были продиктованы именно таким «партийно-ведомственным» подходом.

Тем не менее Главархив (точнее, ГУ АД) после смены старого руководства получил высший ведомственный статус, если следовать официальной «табели о рангах». 26 ноября 1921 г. одновременно с началом активной «чистки» архивных кадров сбылась и последняя основополагающая идея Покровского в области архивного строительства. В этот день Президиум ВЦИК принял постановление о переводе ГУАД из Наркомпроса в ведение ВЦИК, а затем было утверждено «Положение о Центральном архиве РСФСР», опубликованное в официальном сборнике законов и постановлений правительства 30 января 1922 г. По этому «Положению», в состав ЕГАФ были отнесены «все архивные документы, как находящиеся в архивохранилищах, так и не находящиеся в таковых, но состоящие на учете Центрархива».

Сам термин «Центрархив» определялся как совокупность всех архивных учреждений республики, которые состоят «в ведении Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета». Заведование Центрархивом возлагалось на Управление Центрархивом РСФСР и губернские отделы Центрархива, причем

Управлению были подчинены все архивы высших государственных учреждений в Москве и Петрограде.

Кроме того, на Центрархив возлагалось общее руководство постановкой архивной части текущего делопроизводства во всех правительственных учреждениях РСФСР.

Управлению Центрархивом передавалось право на взятие под собственный контроль "особо важных в историко-революционном и научном отношениях актохранилищ на всей территории РСФСР".

На смену прежнему многосекционному делению практически автономных структур пришло жесткое деление на пять секций: политическую, юридическую, экономическую, историко-культурную и военно-морскую. Аналогичная реорганизация предусматривалась и на местах, в связи с чем отменялось "Положение о губернских архивных фондах" 1919 г. и предписывалось руководствоваться новым "Положением о губернских архивных управлениях" от 20 мая 1921 г. В свою очередь оно было дополнено "Временным положением о губернских (областных архивных бюро)", утвержденным ВЦИК 20 ноября 1922 г.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2017-02-08; просмотров: 1991; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.90.33.254 (0.051 с.)