Этапы развития психики в филогенезе.

 

Следуя логике подхода А. Н. Леонтьева, решение о наличии или отсутствии психики у конкретного организма следует принимать не на основе анализа его анатомического устройства или принадлежности к тому или иному биологическому таксону, а на основе выявления способности решать задачи определенного типа. Подчеркнем, что психологическая и зоологическая таксономия не совпадают, так что относящиеся к одному роду по зоологической классификации животные могут иметь психику различных ступеней развития. Поскольку разнообразие населяющих нашу планету видов огромно (по некоторым оценкам до 7 млн видов), а процесс их каталогизации весьма далек от завершения (на сегодняшний день описано около 1,5 млн видов и ежегодно биологи открывают до 15 000 новых), невозможно дать сколько-нибудь полную характеристику уровня психического развития всех представителей флоры и фауны. Кроме того, показано, что синантропные (живущие вместе с людьми) животные демонстрируют значительно более высокий уровень развития по сравнению со своими дикими собратьями, зачастую преодолевая свой "видовой потолок" (Мешкова Η. Н., Федорович Е. Ю., 2005). Поэтому ниже мы остановимся только на общей системе признаков основных стадий развития психики в филогенезе.

Начнем с того, что переход от непсихической к психической форме отражения не является одномоментным событием[1]. Можно утверждать, что как между этими двумя фундаментально отличными "мирами", так и между ступенями развития внутри мира психического, широко представлены переходные формы. Эти переходные формы, казалось бы, принадлежат еще предшествующей стадии развития, однако в них вызревают предпосылки для реорганизации всей системы на новых основаниях, что подготавливает переход на следующий виток развития.

Так, наиболее ранним в филогенезе феноменом прижизненной пластичности поведения выступают привыкание и сенсибилизация. Под привыканием понимается прекращение реакции, а под сенсибилизацией – повышение реактивности по отношению к постоянно действующим биотическим раздражителям. Иными словами, на данной переходной стадии от непсихической к психической форме отражения организм проявляет свою активность в том, что после обучения перестает реагировать на биотический по содержанию стимул той интенсивности, которая не приводит к удовлетворению потребности (привыкание). Или, наоборот, усиливает реакцию на потенциально вредный раздражитель (сенсибилизация). Подобные примитивные формы "протопсихики" можно обнаружить даже у не имеющих нервной системы мельчайших одноклеточных существ. "Зачаточные формы психики заключены уже везде – там, где в живой клетке содержатся свойства изменяться под влиянием внешних воздействий и реагировать на них", – писал об этом Л. С. Выготский (Выготский, 1982). Поданным Н. А. Тушмаловой, уже ресничные инфузории после нескольких минут регулярных воздействий переставали сокращаться в ответ на встряхивание колбы с жидкостью, в которой они находились. Причем полученный эффект нельзя было объяснить простым утомлением, так как они сохраняли обычный уровень реагирования на другие биологически значимые сигналы (например, на нагревание).

Первичная, наиболее примитивная форма психики, удовлетворяющая критерию чувствительности, получила название стадии элементарной сенсорной психики. Эта стадия характеризуется тем, что животное способно научиться реагировать на отдельные изолированные абиотические свойства объектов в том случае, если они приобретают значение сигналов биотических свойств (вырабатывается простейший условный рефлекс). Субъективным содержанием отражения на стадии элементарной сенсорной психики является переживание своего состояния (как положительного или отрицательного) в форме ощущения. На данной стадии активность животного носит целостный нерасчлененный характер, его поведение представляет собой однофазный акт, протекающий от возникновения ощущения к результату. Так, например, в экспериментальном исследовании (Тушмалова, Громыко) было показано, что плоские черви планарии способны сформировать условную оборонительную реакцию на световое воздействие, хотя в естественных условиях они безразличны к фактору освещенности. После более чем 100 сочетаний засвечивания части экспериментальной камеры с закапыванием соляного раствора (безусловный негативный биотический раздражитель для данного вида), планарии примерно в 70% случаев (т.е. с частотой гораздо большей, чем случайная) сжимались в ответ на изолированное световое воздействие.

Другими словами, они "научились" связывать свет и неприятное воздействие поваренной соли, т.е. проявили себя как существа, обладающие психикой!

Известный отечественный зоопсихолог К. Э. Фабри (1923–1990) выделил низший и высший подуровни для каждой из ступеней развития психики. При переходе на более высокий подуровень элементарной сенсорной психики наблюдаются усложнение поведения и развитие поисковой активности. Более того, именно на стадии возникновения высшего уровня элементарной сенсорной психики отмечается своеобразный "прорыв" в развитии нервной системы – она дифференцируется, появляются ее разнообразные формы: сетчатая, кольцевая, радиальная, начинаются процессы цефализации (т.е. нервные элементы группируются в передней части тела животного). Рыбы, рептилии, земноводные обладают наиболее филогенетически древними структурами головного мозга.

В том, что для носителей элементарной сенсорной психики абиотическое свойство субъективно выступает в неразрывной целостности с биотическим, убеждает эксперимент, проведенный на американских сомиках (А. В. Запорожец, И. Г. Диманштейн, 1939). Аквариум разделялся проницаемой для запаха перегородкой, так что у боковой стенки оставался небольшой свободный проход. Рыба находилась с одной стороны перегородки, а пища помещалась в противоположной стороне аквариума. Сначала рыба устремлялась непосредственно на запах пищи и, естественно, натыкались на преграду. Тогда она немного изменяла траекторию движения и повторяла попытки до тех пор, пока случайно не находила верный путь (рис. 3.1 а). После этого перегородку убирали. Как вы думаете, менялось ли поведение рыбы? Ничего подобного! Она продолжала добираться до нищи поокружному пути, хотя могла бы без всяких препятствий достичь ее напрямую (рис. 3.1 б). Интерпретация полученных результатов заключается в том, что для сомиков "путь" к пище субъективно являлся как бы частью пищи, ее устойчивым свойством, которое они усвоили при проведении опыта.

Важно еще раз подчеркнуть, что на элементарной сенсорной стадии развития психики поведение животных складывается из серии движений, ориентированных по отдельным сигнальным признакам среды (проще говоря, один объект – одно свойство). Разнообразие свойств объекта, которое облегчает ориентировку на более высоких стадиях развития психики, лишь "путает" животное. Иллюстрацией может служить дальнейшее исследование поведения рыб. Так, в серии экспериментов, подобных описанным выше, рыбы научались реагировать на положение отверстия в прозрачной перегородке, которое служило "дверью" в контейнере с пищей. После многочисленных проб, когда рыбы усваивали путь к пище, отверстие дополнительно помечали черной рамкой. Казалось бы, подобные действия должны были повысить эффективность нахождения пищи, ведь теперь рыбы не только "помнили" место, где находилось отверстие, но и видели метку. На самом деле все происходило по-другому. Время достижения пищи не только не сократилось, но, наоборот, многократно увеличилось! Рыбам пришлось устанавливать совершенно новую связь "метка – пища" вместо связи "положение отверстия – пища", причем две эти реакции вступали в конфликт друг с другом.

На данной стадии развития психики появляются феномены инстинктивного поведения, т.е. генетически закрепленные реакции на сигнальные стимулы среды. В качестве примера можно привести пищевое поведение паука, для которого инстинктивно значимым абиотическим свойством пищи служит вибрация паутины. Хорошо известно, что обездвиженная муха, помещенная на паутину, не обладает пищевой привлекательностью для паука. Как было описано М. Холзапфелом (М. Holzapfel, 1935), голодный паук будто бы "не замечает" аппетитную жертву и может погибнуть от голода, хотя объективно пища для него досягаема.

 

Рис. 3.1. Траектория движения рыбы:

а) при выработке реакции обходного маневра; б) после того, как перегородка убрана

Интересные данные, иллюстрирующие особенности инстинктивного поведения носителей элементарной сенсорной психики, можно почерпнуть из классических работ французского натуралиста Жана Анри Фабра (1823-1915). Исследуя поведение хищного насекомого осы сфекс, ученый заметил странное противоречие, характерное для инстинкта: "с мудростью совмещается не менее глубокое невежество". "Для инстинкта нет ничего трудного, – писал Ж. А. Фабр, – пока действие не выходит из круга шаблонных поступков животного, но для него нет также и ничего легкого, как только действие должно отклониться от обычного пути. Насекомое, удивлявшее нас минуту назад своей глубокой проницательностью, поражает наблюдателя своей тупостью, как только очутится в условиях, чуждых его повседневной практике".

В частности, охота осы сфекса на кузнечиков происходит следующим образом. Сначала оса парализует жертву тремя точными уколами, а затем, держась за длинные усики кузнечика, оттаскивает его в норку, где в дальнейшем использует в качестве "консервов" для своих личинок (личинка осы питается обездвиженным, но живым насекомым, которое долго не "портится"). Фабр нарушал в этой идеально отточенной цепочке актов лишь один элемент: он отрывал у кузнечика усики. После данной процедуры оса уже не могла транспортировать жертву, что технически было легко осуществимо (ведь у кузнечика оставалось еще шесть ножек!) и бросала ее. В этом случае мы видим, что схватывание за усики было для осы необходимой частью пищевого поведения, при исключении которой вся последовательность разрушалась.

Если вернуться к описанной выше дезориентации рыб, то очевидно, что большинство млекопитающих повели бы себя в аналогичной обстановке по-другому. Они бы направились к пище напрямик, вопреки выработанной реакции. В чем же заключается суть изменений их психики, которые позволяют им легко решать задачу, непосильную для большинства рептилий, рыб и насекомых? Дело в том, что они достигли более высокой стадии развития психики, получившей название перцептивной.

Перцептивная психика характеризуется способностью реагировать не на изолированные свойства объектов, а на целостные предметы. Действительность на этой стадии развития психики отражается в форме образов вещей, т.е. восприятия. Интересно, что некоторые из летающих насекомых обнаруживают зачатки предметного восприятия, распознавания целостных форм. Так, К. Фабри приводит данные Н. Тинбергена о том, что осы обучались ориентироваться на форму метки при подлете к входу в свои норки. На стадии обучения вокруг входа в норку выкладывалась круговая метка, затем, когда оса улетала, круг передвигался в сторону от входа, в то время как вокруг него выкладывалась метка в форме треугольника. После возвращения оса садилась в центр круга и игнорировала вход в норку, который теперь располагался в центре треугольника. Понятно, что столь впечатляющая "сообразительность" имеет ярко видоспецифичный характер и связана с критически важной для адаптации этого вида необходимостью выбирать нужные стимулы с высоты.

Убедительные доказательства тому, что многие животные образуют "протообобщения", дают эксперименты по методу отсроченных реакций.

Например, в одном из исследований на глазах у кролика в ящик помещался кочан капусты. Экспериментатор незаметно заменял в ящике капусту на морковку. Затем кролику позволяли залезть в ящик и съесть находящийся там предмет. Несмотря на то что в естественной ситуации морковь является таким же привлекательным пищевым стимулом, как и капуста, кролик всем своим видом демонстрировал "удивление" и продолжал поисковую активность. Другими словами, кролик "ожидал" найти капусту, а не пищу "вообще", т.е. воспринимал пищу "предметно" (опыты Ф. Бойтендийка и В. Фимеля).

Объект для носителей перцептивной психики выступает отдельно от условий, в которых он дан восприятию. В образе предмета интегрируются его многочисленные свойства, так что одновременное восприятие нескольких свойств предмета делает его в большей степени представленным в психике животного. Как заметил А. Н. Леонтьев, для собаки "имеют одинаковый смысл и раздавшееся завывание волка, и запах его следов, и показавшийся вдалеке силуэт зверя". Иначе говоря, пища для таких животных – это пища, а преграда – преграда. Они связаны ситуативно, но в принципе независимы друг от друга. В активности животных обособляется новая структурная единица – операция. Под операциями понимаются акты, содержание которых отвечает не самому предмету потребности, а тем условиям, в которых он находится. Критерием формирования операции является возможность эффективного переноса способа действия из одной ситуации в другую. В исследованиях Фирсова и Чиженкова (2003) было продемонстрировано, что собаки достаточно хорошо справляются с задачей переноса способа оперирования со стимулами одной категории на стимулы другой категории. На первой стадии эксперимента у собак вырабатывалась реакция предпочтения большей фигуры на материале треугольников, затем им предъявляли разные по размеру пары других фигур – кругов, квадратов и т.д. Хотя в отличие от обезьян, собаки и не справлялись с задачей выбора с первой попытки, они очень быстро достигали 90% правильных ответов.

На перцептивной стадии развития психики появляются многообразные новые виды активности животных, в первую очередь навык и игра. Навык определяется как закрепленные, стабилизированные операции. Многие животные устойчиво используют сформированные навыки (рис. 3.2). Каждый, кто держит дома кошку или собаку, знает, что стоит ей научиться открывать лапой дверь в одну из комнат, как она вскоре испробует этот навык па всех дверях в квартире. В игре операции отделяются от деятельности и многократно воспроизводятся вне контекста прямого удовлетворения потребности. Играя, молодые животные "отрабатывают" операции, которые пригодятся им в дальнейшем.

 

В поведении животных с перцептивной психикой появляются элементы подражания, т.е. способность абстрагировать операции через наблюдение за другими особями своего вида (межвидовое подражание, вероятнее всего, доступно только представителям следующей – интеллектуальной стадии развития психики). Опыты Зенталя и Левина (Zental, Levin, 1972) показали, что крысы пасюки значимо быстрее вырабатывали реакцию нажатия на педаль для получения корма в том случае, когда предварительно наблюдали за уже обученными крысами, выполнявшими эту операцию.

Важной особенностью данной стадии развития психики является тот факт, что основу всех форм поведения составляют инстинктивные действия, т.е. генетически наследуемые элементы поведения. Вопреки распространенному мнению, инстинкты не являются "машинообразными", раз и навсегда закрепленными реакциями. Большую роль в реализации инстинктов играет научение. Известно, например, что певчие птицы не поют, если не слышат пения своих старших собратьев; у домашних животных, выросших среди людей, часто нарушено половое поведение. К. Э. Фабри писал: "На стадии перцептивной психики каждый поведенческий акт формируется в онтогенезе путем реализации генетически фиксированных компонентов видового опыта в процессе индивидуального научения" (подробнее об инстинктивном поведении см. гл. 4).

Однако инстинктивная основа всей психической деятельности животных жестко ограничивает доступный им диапазон обучения. Животное способно формировать условные рефлексы лишь в рамках видоспецифичных реакций, выработанных в ходе эволюции вида. Так, например, легендарное дружелюбие пингвинов по отношению к человеку связано с тем, что в экологии этого вида отсутствуют наземные враги. Поэтому, несмотря на очевидность исходящей от человека опасности, пингвины нс способны выработать оборонительную реакцию на его приближение. Ежи часто гибнут на проселочных дорогах под колесами автомобилей поскольку инстинктивно реагируют на них специфичным для своего вида образом – сворачиваются в клубок, что адаптивно при встрече с хищником, но в указанных условиях совершенно бесполезно. Преодолеть данную реакцию путем дрессировки невозможно.

Перцептивная стадия характеризуется бурным развитием головного мозга, увеличением и дифференциацией коры больших полушарий. Большинство позвоночных животных характеризуются разными уровнями перцептивной стадии развития психики.

Наиболее высокоорганизованные млекопитающие (человекообразные приматы) и, по некоторым данным, врановые птицы и дельфины достигают самой высокой стадии развития психики в животном мире – интеллектуальной. На данной стадии в отражение действительности включается мышление.

Интеллектуальная стадия развития психики предполагает отражение мира в форме целостных ситуаций, состоящих из нескольких компонентов, т.е. животное способно не просто воспринять предметы, но и установить значимые связи между ними и впоследствии абстрагировать их от конкретной ситуации. Данная стадия характеризуется рядом качественно новых возможностей.

Во-первых, обладающие интеллектуальной психикой животные чрезвычайно быстро обучаются и способны переносить единожды обнаруженный способ решения па широкий класс схожих задач. Их обучение носит устойчивый характер, так что эффективный способ решения порой закрепляется в поведении после единственной удачной попытки.

Во-вторых, меняется стратегия поиска решения задач. На место стратегии "проб и ошибок", когда ответ находится путем случайного перебора доступных актов приходит явление инсайта, внешне схожее с процессом обдумывания решения у человека, завершающееся мгновенным исполнением решения в плане действия.

В-третьих, активность животных может осуществляться с использованием вспомогательных предметов "орудий".

В-четвертых, складывается способность решать "двухфазные" задачи, т.е. объединять в рамках одной задачи несколько уже сформированных операций. Так, например, вне клетки, где находится обезьяна, кладут банан, а несколько ближе – длинную палку. Еще одна палка, более короткая, находится в зоне досягаемости обезьяны. Чтобы достать банан, животному необходимо сначала с помощью короткой палки притянуть к себе длинную, взять ее, и уже затем, орудуя длинной палкой, достать банан. Обычно обезьяны достаточно легко справляются с подобными заданиями. Отметим, что доступность двухфазных задач, по А. Н. Леонтьеву, является необходимой предпосылкой формирования сознания (см. подпараграф 3.1.3), поскольку первая подготовительная фаза решения лишена для животного прямого биологического смысла (более короткую палку не только нельзя съесть, но и нельзя использовать для получения пищи).

В-пятых, интеллект животных проявляется в экстраполяции, т.е. действиях на основе предвосхищаемой динамики развития ситуации. Так, например, врановые птицы, на глазах которых в непрозрачную трубу помещается движущийся пищевой объект, начинают искать его на выходе, а не на входе в трубу, тем самым предвосхищая невидимое им движение. Крысы-пасюки так же уже в первых пробах с высокой вероятностью (до 80%) решают аналогичную задачу (Крушинский, 1977).

Первый проект, направленный на раскрытие потенциальной способности человекообразных обезьян к логическим операциям абстракции, был осуществлен в первое десятилетие XX в. отечественной исследовательницей Η. Н. Ладыгиной-Котс (1889–1963), в семье которой "воспитывался" самец шимпанзе по кличке Иони. В последние десятилетия были получены многочисленные данные, свидетельствующие о том, что в условиях специально организованного взаимодействия с человеком (но никогда в естественной среде обитания) некоторые из человекообразных обезьян и представители ряда других таксонов демонстрируют зачатки символической деятельности, т.е. достигают некоторых успехов в использовании знаков, устанавливающих связь между нейтральным конвенциональным стимулом и категорией объектов. Поразительно, но описаны случаи, когда антропоиды (в первую очередь, шимпанзе) и врановые птицы справлялись с задачами "счета", "логического мышления" и даже "речи".

В отличие от животных с перцептивной психикой, у которых "протообобщения" носят исключительно наглядный характер, интеллектуальные животные иногда способны формировать "довербальные" обобщения. Крайне показателен обзор работ, приведенный в монографии Зориной и Смирновой (2006). Они исследовали возможность формирования у врановых птиц обобщения признака "большее число элементов". В этих опытах вороны не только справлялись с задачей "клюнуть ту карточку, на которой изображено больше элементов", абстрагируясь от различий по форме, цвету или расположению целевых элементов, но даже давали до 80% правильных ответов в ситуации конфликта признаков "суммарная площадь" и "количество элементов". Другими словами, если на одной карточке было пять больших окружностей, а на другой – восемь маленьких точек, они все равно верно клевали вторую карточку! Самка шимпанзе по кличке Аи под руководством японского зоопсихолога Т. Матцузавы научилась обозначать арабскими цифрами от 1 до 9 соответствующие множества различных по форме, цвету и размеру объектов. Болес того, она упорядочивала сами множества и обозначающие их цифры по убыванию и возрастанию! Принимавшая участие в экспериментах супругов Дэвида и Анны Примак шимпанзе Сара демонстрировала способность к логической операции функционального тождества. Перед Сарой клали пару предметов, связанных известной ей функциональной связью, например, замок и ключ (ключ открывает замок). Затем ей давали другой предмет, например, закрытую банку с гуашью и предлагали выбрать к нему пару (в качестве вариантов для выбора – кисть и открывалку). Сара безошибочно выбирала открывалку (открывалка открывает банку).

Однако принципиальная доступность для высших животных перехода от дословесного обобщения к использованию речи продолжает оставаться предметом острых дискуссий. Действительно, может ли обезьяна овладеть речью, научиться говорить в человеческом смысле?

Известно, что большинство животных издают звуки. Стадные животные пользуются звуком для коммуникации. Однако такая сигнализация носит характер эмоционального заражения. Так, зебра, почуяв запах хищника, издает ржание определенного типа, которое пугает остальных членов группы и заставляет их спасаться бегством. Ни одно из животных, находящихся на перцептивной стадии развития психики, не способно к образованию связи между конкретной фонемой и предметом внешнего мира. Проще говоря, ржание зебры обозначает "страх", но никогда не обозначает предмета (льва или охотника), вызвавшего этот страх.

Первые опыты по развитию голосовой речи у обезьян не привели к заметным успехам. Одной из причин неудачи оказалось то, что звуковой репертуар обезьян насчитывает всего около 13 звуков, причем эти звуки значительно отличаются от тех, что составляют основу фонем человеческой речи. Но как только исследователи попробовали в качестве единиц речи использовать так называемые "языки-посредники", состоящие из специально созданных символов, обезьяны стали обнаруживать способность к построению примитивных предметных сообщений. Так, шимпанзе Уошо освоила 132 знака, комбинируя из них связные цепочки в 2–5 слов (А. Гарднер, Б. Гарднер, 1969). Впоследствии авторы этого исследования показали, что эффект обучения не мог быть сведен к простой дрессировке. Уошо отвечала на вопросы даже тогда, когда экспериментаторы не знали содержания вопроса, который задавали, и соответственно не могли невербально подсказать правильный ответ. Более того, Уошо сама выдумывала новые "слова" для обозначения незнакомых объектов. Например, впервые увидев лебедя, она назвала его "водяной птицей", а арбуз – "сладким питьем". Феноменальные способности Уошо проявлялись и в том, что она могла обобщать конкретные значения слов и переносить общее значение слова на схожие в каком-то смысле объекты. Так, овладев словом "цветок" на примере конкретных растений, впоследствии она называла "цветком" запах табака (который ей нравился) и запах вкусной пищи, т.е. использовала его в значении "аромат".

Схожих результатов достигла уже упоминавшаяся выше шимпанзе Сара. Сара пользовалась пластмассовыми фигурками абстрактной формы и составляла предложения на магнитной доске. Она выучила 120 символов и комбинировала из них различные сочетания, участвуя в коммуникации с экспериментаторами (рис. 3.3).

 

Рис. 3.3. Пример системы сигнализации для шимпанзе (по Д. Примаку, 1978)

Огромный интерес представляет проект под руководством Сьюзан Саваж-Рамбо, в котором принимали участие карликовые шимпанзе бонобо более генетически близкие человеку, чем обычные шимпанзе. Особенностью данного проекта было то, что обезьяны жили группой и постоянно общались с людьми. Наиболее одаренным учеником Саваж-Рамбо был бонобо Канзи, который проявил способность выходить за пределы наглядной ситуации и указывать с помощью лексиграмм на объекты, которые не находились в зоне его видимости (рис. 3.4). Например, во время прогулки он мог нажать лексиграмму "дом", когда его спрашивали "зачем?", он отвечал "конфету", очевидно имея в виду оставленное дома лакомство.

 

Рис. 3.4. С. Саваж-Рамбо и бонобо Канзи общаются при помощи языка-посредника

Несмотря на столь впечатляющие результаты, следует помнить, что ни один из самых интеллектуально одаренных антропоидов, даже помещенных в наиболее приближенную к человеческим условиям развития среду, так и не "стал человеком". Принципиальное расхождение линий развития человеческого ребенка и детеныша обезьяны, которое относится примерно к двухлетнему возрасту, было зафиксировано еще в фундаментальном сравнительном труде Ладыгиной-Котс (1935).

Таким образом, можно считать, что видовые границы овладения зачаточными формами символической деятельности достаточно пластичны. Предпосылки появления языка – главного орудия собственно человеческой психики – подготавливаются на высших ступенях эволюции еще до появления человека.