Системность лексики и проблемы понимания и говорения

Итак, лексическое пространство необозримо и изменчиво. Что же позволяет носителю языка ориентироваться в нём, подыскивать нужные слова при создании речевых произведений и понимать чужие высказывания? Дело в том, что лексика языка представляет собой не нагромождение изолированных друг от друга единиц, а микро- и макросистемы, т.е. объединения слов по тому или иному признаку в группы. В сознании конкретной языковой личности лексическая система существует в свёрнутом виде.

Понятие системности складывалось в лингвистике постепенно. Ещё в начале XIX века В. Гумбольдт отмечал, что каждый отдельный элемент языка проявляет себя лишь как часть целого. Законченная теоретическая концепция системности языка появилась позднее, благодаря таким учёным, как Бодуэн де Куртенэ (Россия, конец XIX века) и Ф. де Соссюр (Швейцария, начало XX века).

Системность лексики имеет свои особенности. Некоторые учёные, отмечая сложность и многообразие отражённых в словах отношений, заявляли, что если в лексике и есть системность, то она обусловлена не языком, а связями, которые существуют между явлениями внешнего мира. Несомненно, что такая обусловленность действительно существует, но нельзя отрицать и собственно языковую системность.

Системой в лексике считают такую совокупность взаимообусловленных единиц, в которой каждая единица определяется всеми остальными единицами. Напр., если в языке есть такие слова, как дядя, тётя, то обязательно будут слова племянник, племянница. Это взаимообусловленные слова. Как говорил известный лингвист XX века М.В. Панов, без племянника человек не дядя. Более того, если продолжить примеры со словом дядя, то можно заметить, что во многих языках, как мы уже говорили, есть слова со значениями: ‘дядя со стороны матери’ и ‘дядя со стороны отца’ (ср. болг. вуйчо / чичо; древнерусское вуй / стрый). При этом всегда бывает так: если в языке есть слово со значением ‘дядя со стороны матери’, то обязательно будет и слово ‘дядя со стороны отца’. Если из языка уходит одно из этих слов, то оставшееся либо расширяет своё значение, т.е. обозначает одновременно дядю и по материнской, и по отцовской линии, либо второе слово тоже исчезает и появляется другое слово с общим, недифференцированным значением (как в русском языке слово дядя).

Проявлением системности в лексике может служить и тот факт, что слова высокого стиля имеют свою окраску только потому, что есть слова нейтрального (а также разговорного) стиля. С другой стороны, о словах нейтрального стиля можно говорить лишь в том случае, если есть слова окрашенных стилей. Иначе неясно, по отношению к чему нейтральны эти слова, в чём проявляется их нейтральность.

Итак, лексические единицы языка – это единицы системные. Изучать единицу языка, абсолютно изолировав её от системы, значит некорректно представить её подлинную сущность.

Системность лексики проявляется не только в том, что её единицы могут быть распределены по семантическим полям[9] (ср. обозначение времени, пространства, цвета, движения, родства и т.п.), категориальным классам (классы многозначных слов, синонимов, антонимов и др.), оппозициям типа исконное ~ заимствованное, активное ~ пассивное, общеупотребительное ~ ограниченное, нейтральное ~ стилистически маркированное и т.п., но и всамом характере употребления лексических единиц, где есть свои закономерности.

Для человека, создающего речевые произведения, значимым является то, что содержательно тождественные и близкие лексические единицы, принадлежащие к одному семантическому полю, классу, употребляются одинаково или достаточно сходным образом, напр., полные и частичные синонимы: орфография – правописание, друг – товарищ. Слова же с далекими друг от друга значениями, напр., относительность и сапог, напротив, как правило, не употребляются в сходных контекстах.

Лексический состав языка представляет собой сложную, гибкую и подвижную систему. Тем не менее, нет оснований считать, что все участки лексики в равной степени «системно» организованы. Неодинаковую степень системности легко видеть, сравнивая, напр., с одной стороны, слова, служащие для обозначения родственных отношений и, с другой стороны, социальных отношений между людьми.

Такие слова, как отец, мать, сын, дочь, дедушка, бабушка, внук, внучка, дядя, тётя и т.д., представляют собой действительно микросистему, в которой однозначно реализуются противопоставления по таким признакам, как мужской – женский пол, восходящая – нисходящая линия (дедушка – внук), прямое – непрямое родство (сын – пасынок, дочь – падчерица).

В группе слов, обозначающих дружеские / недружеские отношения нет такого строгого разграничения значений: друг, приятель, товарищ, дружок, знакомый, доброжелатель, недоброжелатель, противник, неприятель, соперник, враг, супостат и т.д.

Употребление этих слов не регулируется чёткой сеткой однозначных противопоставлений, напр., для обозначения лиц женского пола противопоставлений в большинстве случаев или нет вообще (ср. товарищ, неприятель; враг – ср.* врагиня), или эти соответствия не являются полностью симметричными по значению (друг и подруга, дружок и подружка и т.д.), что затрудняет процесс порождения высказываний, заставляя производителя речи создавать сложные или нестандартные номинации для выражения соответствующих значений (Этот мужчина для неё в роли подруги – Он её подруга).

Итак, в последовательном членении семантических сфер лексики на классы, подклассы, микросистемы и более частные группы наряду со строго системными отношениями, обеспечивающими эффективность порождения речевых произведений, можно обнаружить и асистемные участки, отклонения от системы, нередко приводящие к «сбоям» в говорении. Так, в частности, в русском языке ощущается явный недостаток слов с общим родовым значением, т.е. гиперонимов. Члены некоторых лексических групп, хотя и объединяются по принципу наличия в них общего семантического признака, однако вместе с тем наделяются такой добавочной смысловой нагрузкой, которая «тянет их в разные стороны» и препятствует выделению обобщающего слова[10]. В лексическом ряду: спешить – торопиться – нестись – лететь и пр. трудно найти слово, которое было бы способно заменить собой все эти слова, вместе взятые (как слово дерево заменяет название любой породы деревьев или каждое по отдельности). Нет в русском языке и родового названия садовых кустарников: смородина, малина, крыжовник и т.д. Даже в том случае, если гипероним представлен в языке, то адекватная замена видовых понятий родовыми в процессе продуктивной речевой деятельности не всегда возможна из-за несовпадения, напр., их стилистических характеристик. Иллюстрацией может послужить ряд шапка, шляпа, кепка, панама – головной убор, в котором словосочетание с родовым значением употребляется преимущественно в официальной речи.

Отклонения от системности в лексике влияют и на процесс понимания. Так, напр., антонимические отношения должны выражаться по правилам системы разными словами: горячий – холодный, приходить – уходить, но и здесь могут быть асистемные отступления, когда противоположные смыслы передаются значениями одного и того же слова, что без достаточного контекста может вызвать непонимание: оговориться – это ‘сделать оговорку’ специально, сознательно или оговориться значит ‘ошибиться’?

Факты асистемности, имеющие место в языке, должны учитываться, но не должны преувеличиваться: они осознаются на фоне регулярных, системных отношений, превалирующих над ними.

Существенно подчеркнуть, что системность в лексике может быть как очевидной, непосредственно наблюдаемой, так и уходить своими корнями в «глубину» языка, т.е. обнаруживаться на определенном уровне абстракции, проявляться в глубинной структуре языка. Смысловые различия глаголов вязать (свитер), снимать фильм, наживать (состояние), разбивать (сквер), сажать (пятно), составлять (список), строить (дом), как и множества им подобных, оказываются не столь существенными, как кажется на первый взгляд, и обусловлены конкретными значениями соответствующих существительных. Подобные глаголы имеют один и тот же объединяющий их «глубинный смысл» – ‘каузировать’, т.е. делать так, чтобы что-то появилось, начало иметь место. С помощью нескольких десятков таких наиболее общих значений, называемых лексическими функциями, оказывается возможным систематизировать всю несвободную сочетаемость слов языка (см. об этом подробнее в разделе «Лексические функции»).

По мере усложнения культуры усложняется, дифференцируется, развивается лексическая система языка в целом. Развитие общества обычно оценивается положительно, а как оценивать развитие языка, которое неизбежно проявляется в его изменении? Хорошо или плохо для языка, если он быстро изменяется?

Известный учёный, один из основателей социолингвистики Е.Д. Поливанов говорил, что прогресс в языке заключается в том, чтобы он как можно меньше изменялся. Задача культурного сообщества – не торопить изменение языка. Чем выше уровень цивилизации, тем медленнее изменяется язык. Язык хранит в себе культурную традицию. Если бы язык развивался стремительно, люди разных поколений перестали бы понимать друг друга, не передавались бы культурно-языковые традиции. Консерватизм нормы способствует устойчивости литературного языка, благодаря чему облегчается передача культурных ценностей от поколения к поколению. Другой русский языковед А.М. Пешковский писал о том, что если бы литературный язык изменялся быстро, то каждое новое поколение могло бы пользоваться лишь литературой своего времени и предшествующего поколения, и при таких условиях не было бы и самой литературы, так как литература всякого поколения создаётся всей предшествующей литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкина, то, вероятно, не было бы и Чехова. Сохранению языка способствуют языковые нормы, поэтому нормы не оковы языка, а его благо. Владея нормой, т.е. умея правильно выбирать и употреблять средства языка в зависимости от цели и условий речи, носитель литературного языка может позволить себе сознательные отступления от принятой нормы, языковую игру. Этим человек обращает внимание на предмет речи, или передаёт своё отношение к нему, или обнаруживает перед слушателем своё эмоциональное состояние, свою социальную позицию.

Язык постоянно меняется, но в пределах всех своих изменений остаётся внутренне единым благодаря тому, что в лексической системе существуют ядро и периферия. Ядро любого лексикона является константой, изменяется крайне медленно. Периферия языка, проницаемая для внешних воздействий, изменяется быстрее.

Для целей продуктивной и рецептивной речевой деятельности важно различать понятия лексической системы в широком и узком смысле. Лексическая система в узком смысле – это общеупотребительные слова русского языка, обеспечивающие взаимопонимание всех говорящих по-русски.

Лексическая система в широком смысле – это иерархически организованная, самонастраивающаяся система, включающая в себя общеупотребительную лексику, а также все лексические подсистемы современного русского литературного языка в его устной и письменной разновидностях.

 

 

Слово, его формальные и содержательные характеристики

Проблема определения слова

Слово – это основная единица лексикологии. С первого взгляда не может не показаться странным, что в науке о языке до сих пор нет общепринятого определения слова. Из предложенных нескольких сотен определений этой единицы нет пока ни одного, которое удовлетворяло бы если не всех, то, по крайней мере, большинство лингвистов. Вопрос о том, как определить слово, продолжает оставаться актуальным.

Но чтобы интуитивно понимать, что такое слово, вовсе не нужно изучать лингвистику, хотя, по существу, это «понимание» также является одной из причин того, что так трудно дать вполне удовлетворительное определение этой единицы. Нашему «донаучному» представлению о слове, сложившемуся на основе речевого опыта, не может полностью соответствовать научная дефиниция, и это вызывает в нас чувство неудовлетворенности.

При первой попытке аналитически осмыслить слово обнаруживается его исконная двусторонняя сущность, которая состоит в том, что слово – это материальная звуковая оболочка, иначе говоря, план выражения, с одной стороны, и, с другой стороны, – закреплённое за планом выражения содержание, в котором отражается внеязыковая действительность. Но лингвистическая природа слова не сводится только к его двусторонней сущности. Слово – это сложная, многомерная, разноплановая единица языка, представляющая собой и фонетическое, и морфологическое, и лексико-семантическое целое, поэтому оно может быть охарактеризовано с разных сторон – с учетом различных по своей природе признаков. Вместе с тем эти различные признаки не в одинаковой степени характеризуют все те единицы, которые мы привыкли называть словами. Ср., напр., с одной стороны, знаменательные слова, которые способны непосредственно выражать понятия (существительные, прилагательные, глаголы), и, с другой стороны, служебные слова (предлоги, союзы, частицы), этой способностью не обладающие.

При определении слова к нему подходили как к звуковой последовательности, как к грамматически оформленной единице, как к семантически целостной единице языка.

Стремление выделить слово на основании какого-либо единого критерия, неизбежно делает определение односторонним. Это обстоятельство приводило некоторых исследователей к сомнениям в возможности дать общее определение слова. Высказывалась мысль о том, что можно говорить лишь о «графическом слове», о «фонетическом слове», о «словарном слове», а «слова вообще» попросту не существует. Но языковая реальность этой единицы подтверждается непосредственным опытом самих носителей языка, а при изучении различных языковых фактов исследователям всегда приходилось так или иначе обращаться к слову, даже тем из них, которые декларативно отказывались признать за словом статус научного лингвистического понятия.

К основным признакам слова относятся следующие: 1) свободная воспроизводимость в речи, 2) невозможность слова иметь более одного основного ударения, 3) лексико-грамматическая оформленность, 4) непроницаемость в исходной форме, т.е. невозможность вставить внутрь слова другое слово или сочетание слов (ср. никто – исходная форма, но ни у кого), 5) семантическая валентность, т.е. способность слова присоединять к себе другие слова и создавать с ними словосочетания, 6) идиоматичность, которая вслед за М.В. Пановым понимается как неполная выводимость значения слова из составляющих его частей, т.е. слово представляет собой смысловое единство, части которого не образуют свободного сочетания.

В лексикологии русского языка наиболее удачным считается компактное определение слова, данное Д.Н. Шмелёвым. Согласно Д.Н. Шмелёву[11], каждая единица языка получает определение, прежде всего, через её основнуюфункцию. Функция слова определяется в следующем ряду: фонема – смыслоразличительная функция, слово – номинативная функция, предложение – коммуникативная функция. Таким образом, слово является номинативной единицей, т.е. единицей наименования.

Формой слова является одновременно его звуковое выражение и грамматическая структура, содержанием – его лексическое значение.

Выделимость слова дает возможность говорить о его цельнооформленности (фонетической и грамматической), а непредсказуемость значения (немотивированность или неполная мотивированность) – о его идиоматичности. Итак, слово – это единица наименования, характеризующаяся фонетической и грамматической оформленностью и идиоматичностью.

Перечисленные отличительные признаки слова дают лишь общее представление о нём. Семантическая и функциональная роль слова полнее и глубже раскрывается в процессе изучения лексико-семантической системы языка в целом.

 

Функции слова

Коммуникативный акт не может состояться, если в нашем сознании нет специального обозначения для класса предметов, в который входит данный конкретный предмет.

Функции, которые выполняет слово в акте коммуникации, сводятся к следующим: 1) обобщающая (сигнификативная); 2) номинативная (референтная); 3) экспрессивная (или эмотивная).

1. Сигнификативная функция слова состоит в обобщении однородных, однотипных с точки зрения данного языкового сознания предметов. Мы не можем обозначить предмет восприятия, если у него нет имени, принятого в данном языке. С помощью имени человек классифицирует мир.

Как писал философ А.Ф. Лосев, слово «поднимает вещь в сознание», и таким образом рождается обобщённое понятие – «предмет вообще». «Предмет вообще», или класс предметов, – это денотат. Денотат – это обобщённый образ названного предмета, это предмет-тип, под которым могут подразумеваться разные виды обозначенного предмета. Ср. Книга – источник знаний, где книга может означать и роман, и сборник стихов, и Уголовный кодекс, и Книгу рекордов Гиннеса. Обобщаются не только предметы, но и действия, причём степень обобщения может быть не одинаковой в разных языках, напр., глаголы ехать, идти, различающиеся в русском языке по способу передвижения, а в английском языке не различаются, предстают обобщённо. Обобщая объекты в единый класс, слово выполняет дифференцирующую функцию.

2. Номинативная функция слова связана с обозначением не класса предметов, не «предмета вообще», а конкретного предмета восприятия. Конкретный предмет, к которому относится данное высказывание, называется референтом. Между словом и референтом устанавливаются отношения референции (Это моя любимая книга). Референция возникает в речи тогда, когда именуются конкретные единичные предметы.

3. Экспрессивная функция.

Слово выполняет в языке не только дифференцирующую функцию, не только обобщает предметы, создавая классы предметов. Кроме всего прочего, человеку важно, обозначив ту или иную вещь, выразить к ней своё отношение. Говорящий выражает самого себя в слове. Есть слова, которые выполняют только экспрессивную функцию: сволочь, мерзавец, верзила, обормот, скряга, мымра, выскочка и мн. др.

Выражаемое словом понятие называется сигнификатом (от лат. signifikatum – ‘обозначаемое’). Сигнификат противопоставлен денотату как идеальное образование – материальному. Слова могут соотноситься с одним и тем же денотатом, но выражать разные сигнификаты: любимец – тот, кого особенно отличают, любят, ценят; любимчик (неодобр.) – тот, кто пользуется чьей-то любовью, по мысли говорящего, незаслуженно; фаворит – любимец высокопоставленного или влиятельного лица.

Все функции слова имеют речевую реализацию.

Содержание слова проявляется в его сочетаемости.