Случай, стоящий особняком: почему собаки не относились к кочису как к настоящей лисице.

 

Этот вопрос относится не только к проблеме игр, но и к другим аспектам поведения животных. Итак, не могу не отметить тот странный факт, что любая посторонняя собака относилась к лисенку Кочису почти как к собаке, не проявляя при этом обычной собачьей осторожности при встрече с незнакомым зверем. Я уже говорил, что у Кочиса установились нормальные отношения с другими собаками, в основном с пинчерами, принадлежавшими Барилли. Но лисенку приходилось иметь дело также с немецкой овчаркой, боксером и таксой, о которой будет особо сказано несколько ниже. Иногда с обеих сторон проявлялось некоторое непонимание, но оно никогда не выходило за рамки обычной рутины общения между особями одного вида. Поэтому не было ничего странного в том, что Кочис одинаково тянулся как к собакам, так и к лисицам (он часто виделся со своими родителями), и к людям. А вот отношение к нему других собак, которые не были запечатлены на лисиц, было странным. Хотя и это тоже не было новостью. Хорошо известны случаи, когда выращенные в домашних условиях лисицы после первого же знакомства начинали ладить даже с охотничьими собаками.

Однако я не в состоянии дать точное толкование всем этим явлениям. Думаю, что здесь играют роль два решающих фактора. Во-первых, по непонятным пока причинам лисицы, выращенные в домашних условиях, утрачивают свой специфический запах, который свойствен им в диком состоянии. Во-вторых, запечатленная на собак лисица использует присущие ей средства общения и вызывает таким образом ответную реакцию. Различия в сигнализации и общих очертаниях тела, видимо, не столь велики, чтобы безнадежно воспрепятствовать общению лисиц с собаками.

Но, возможно, здесь кроется и что-то другое. Так, игры псовых состоят почти исключительно (использую это «почти» ради пущей осторожности) из фиксированных схем действий, которые влекут за собой самые различные реакции, относящиеся к категориям полового и охотничьего поведения и даже к сфере установления иерархических отношений. В частности, у псовых мало развита спонтанная тяга к новым движениям, которая столь характерна, например, для обезьян. Но как бы там ни было, даже псовые способны воздействовать на поведение друг друга посредством того, что, пожалуй, и не назовешь имитацией, но все же принадлежит к арсеналу средств общения. В разбираемом нами случае, который был также подробно изучен и описан другим исследователем (Ивом Руже), живущая исключительно среди собак лисица «количественно» изменяет свое поведение, приспосабливаясь тем самым к собачьим повадкам. Наблюдения Руже касаются кастрированного самца лисицы, прожившего в течение шести лет бок о бок с сукой из породы английских спаниелей. Даже во взрослом состоянии лисица продолжала играть с собакой. Во время игровой борьбы между друзьями у лисицы очень часто наблюдались те фиксированные схемы действий, которые как раз свойственны собаке. Это наглядно проявлялось в игровых укусах в морду или в касаниях партнера передней лапой – в тот момент, когда животные делают стойку друг перед другом. Во время лисьих игр такие схемы обычно не наблюдаются. Вполне очевидно, однако, что лисица генетически и морфологически вполне способна к проявлению этих стереотипных действий, которые она могла перенять в качестве общего группового сигнала от собаки, имея ее перед собой как постоянного партнера и усвоив, следовательно, многие ее привычки.

Поэтому нетрудно представить, что выращенная среди собак лисица может восприниматься любой собакой как нечто совершенно непохожее на обычного похитителя кур, поскольку она утратила свой специфический запах и изменила повадки, вполне приблизившись к собачьему типу. Собака – не собака, а так, смесь самых различных сигналов – от тех, что схожи в силу общего эволюционного происхождения, до сигналов, которые стали схожими на почве взаимной симпатии.