VII. Пророчества нострадамуса

«150 И ход нашей религиозной истории, и существенную часть нашего психического развития можно было более или менее точно предсказать как в плане времени, так и по содержанию, исходя из прецессии равноденствия в созвездии Рыб. Как мы видели, такое предсказание действительно было сделано и совпало с фактом раскола Церкви в XVI веке. После него начался энантиодромичес-кий процесс, по контрасту с «готическим» стремлением ввысь, могущий быть описанным как горизонтальное движение вовне, состоявшее в географических открытиях и покорении Природы, Горизонталь пересекла вертикаль; духовное и моральное развитие человека пошло в направлении, все очевиднее становившемся антихристианским, и в результате мы сегодня оказались перед лицом кризиса западной цивилизации, исход которого представляется крайне сомнительным».

«Сегодня, как никогда ранее, человечество расколото на две, всей видимости, непримиримых половины. Психологическое правило гласит, что если внутренняя ситуация не осознается, она превращается во внешние события, подобные судьбе. То есть, если индивид остается неделимым, но не осознает свою собственную противоположность, таящуюся внутри него, мир неизбежно должен будет разыграть этот конфликт и расколоться на две половины, противостоящие друг другу». (Карл Густав Юнг. AION.— М., 1997. С. 80.)

«(Как я неоднократно указывал в других своих работах, я не рассматриваю символ как аллегорию или знак, но понимаю его в его собственном смысле как наилучший способ описания и формулирования предмета не могущего быть познанным до конца. (Именно в таком смысле вера именуется «sym-bolum».)»

[... ]

«Поскольку психология — не метафизика, нельзя ни выводить какой-либо метафизический дуализм из ее утверждений относительно эквивалентности противоположностей, ни приписывать им его. Психологии известно, что эквивалентность противоположностей составляет неотъемлемое, необходимое условие актов познания, и что без противоположностей невозможно будет никакое различение. Не слишком вероятно, чтобы нечто столь тесно связанное с актом познания было в то же время свойством самого объекта. Гораздо проще предполагать, что именно наше сознание дает первичное наименование вещам и оценивает различия между ними, а может быть, оно даже и создает разграничения там, где никаких различий не заметно». (Карл Густав Юнг. AION. — М, 1997. С. 71.)

А теперь приведем несколько цитат из «Психологии и алхимии» К.Г. Юнга:

«Боюсь, что мы не можем считать бессознательное и бессилие индивидуума полностью ответственными за состояние дел: это связано с общим психологическим воспитанием европейцев. Но содержание основных религий есть не только воспитание, оно принадлежит их собственной природе — потому что религии превосходят все рационалистические системы в том, что в равной степени относится к внешнему и внутреннему человеку. Мы можем обвинить христианство в задержке развития, если мы решили оправдать наши собственные недостатки, но я не хочу ошибиться, обвиняя религию в чем-то, связанном преимущественно с человеческой некомпетентностью. Я говорю не о глубочайшем и сокровенном понимании христианства, но о поверхностных и гибельных неправильных толкованиях его, которые ясно видны всем. Требование, которое выдвигает imitatio Christi (подражание Христу), логически должно вызывать развитие внутреннего человека. На самом же деле, однако, идеал был превращен поверхностными, формалистически мыслящими верующими во внешний объект культа.

Именно поклонение объекту помешало им достичь глубин психе и дать ей целостность для удержания идеала. Собственно поэтому божественный посредник оказывается чем-то внешним, в то время как человек оказывается чем-то фрагментарным и в своей сокровенной части незатронутым. Христу сложно подражать даже стигматами, без того, чтобы имитатор в какой-то мере приближался к идеалу или пониманию. Потому что подражание не должно оставить человека Неизменным и превратить его в некую подделку; оно должно быть реализацией идеала — Deo concedermte (с Божьего позволения) — в индивидуальной жизни. Однако не следует забывать, что даже ошибочное подражание иногда может требовать величайшего морального напряжения, которое заслуживает награды, даже если реальный результат и не достигнут. Вполне вероятно, что благодаря такому тотальному напряжению человек может получить даже мгновенное осознание своей целостности, сопровождаемое ощущением благости, которое всегда характеризует такие случаи.

Ошибочная идея простого внешнего imitatio Christi обостряется типичным европейским предрассудком, который отделяет западную позицию от восточной. Западный человек удерживается в рабстве «десятью тысячами вещей», он видит только частности, он связан своим эго и связан вещами, он не подозревает о глубинных корнях всего сущего. Восточный человек, напротив, воспринимает мир из частностей, и даже свое собственное эго как сон, он, по сути, укоренен в «Основе», которая притягивает его так сильно, что его отношения с миром переплетены до степени, нам зачастую непонятной. Западная позиция с ее акцентом на объекте, направлена на то, чтобы зафиксировать идеал — Христа - в его внешнем аспекте, и потому обкрадывает в его в мистическом отношении к внутреннему миру.

Именно этот предрассудок, например, заставляет протестантских переводчиков Библии интерпретировать (относящееся к Царству Божию) как «среди нас» вместо «внутри нас». Я не намерен говорить об обоснованности западной позиции: мы достаточно убеждены в ее правильности. Но если мы хотим, как психологи, достичь реального понимания восточного человека, то обнаружим, что нам трудно удержаться от некоторых опасений. Каждый, кто может согласовать это со своим сознанием, волен решать этот вопрос как ему заблагорассудится, хотя и может бессознательно считать себя arbiter mundi (судьей мира). Я, со своей стороны, предпочитаю изрядную долю сомнения, потому что это не нарушает неприкосновенности вещей, которые трудно наблюдать.

Христос как идеал несет на себе грехи всего мира. Но если идеал полностью внешний, то грехи индивидуума также внешни, и, следовательно, он более расколот, чем когда-либо, поскольку внешнее заблуждение позволяет ему буквально «возложить свои грехи на Христа» и, таким образом, избежать собственной глубокой ответственности — что противоречит духу христианства. Такой формализм и слабость были не только одной из первопричин реформации, они так же свойственны самой сущности протестантизма. Если высшая ценность (Христос) и высшее ее отрицание (грех) находятся вовне, то душа пуста: ее высшее и низшее отсутствуют. Восточная позиция (особенно индийская) совсем иная «все, и высшее, и низшее находится в (трансцендентном) субъекте — соответственно этому значение Атмана, Самости, превыше всего. Но для западного человека ценность Самости стремится к нулю. Таково всеобщее обесценивание души на Западе. Всякий, говорящий о реальности души или психе, обвиняется в «психологизме» (выделено мной — Ю.Г.)- О психологии говорят, как если бы она была «только» психологией и ничем больше. Мнение, что имеются психические факторы, которые соответствуют божественным образам, рассматривается как профанация последних.

Представляется святотатством думать, что религиозное переживание есть психический процесс; потому что, как утверждают, религиозное переживание «не только психологично». Как считают, психической является только природа и, следовательно, ничто религиозное не может из нее выйти. В то же время такие критики никогда не колеблются вывести все религии — за исключением их собственной — из природы психе. Общеизвестен факт, что два теолога, написавших рецензии на мою книгу «Психология и религия», один из которых был католиком, а другой — протестантом, упорно не обращали внимания на мои демонстрации психического происхождения религиозных феноменов». (Карл Густав Юнг. Психология и алхимия. — М., 1997. С. 25-27.)

«Христос как символ имеет в психологии величайшее значение, поскольку это самый высокоразвитый и дифференцированный символ Самости, за исключением Будды. Мы можем видеть это из сферы действия и содержания высказываний о Христе: они согласуются с психологической феноменологией Самости в очень высокой степени, хотя включают не все аспекты этого архетипа. Почти неограниченный диапазон проявления Самости можно считать помехой в сравнении с определенностью религиозного образа, но, тем не менее, в задачу науки никоим образом не входит определение того, «что тоже хорошо, а что тоже плохо». Самость не только неопределенна, но — что довольно парадоксально — она включает в себя определенность и даже уникальность. Это, возможно, одна из причин, по которой именно те религии, которые были основаны историческими персонажами, стали мировыми — христианство, буддизм и ислам. Включение в религию уникальных качеств личности — особенно тогда, когда это связано с неопределимой божественной природой — совпадает с абсолютной индивидуальностью Самости, которая объединяет уникальность ^с вечностью и индивидуальное с универсальным.

Самость — это объединение противоположностей par excellence И здесь она существенно отличается от символа Христа. Андрогинность Христа есть крайняя уступка, которую церковь сделала проблеме противоположностей Противоположность между светом и добром с одной стороны, и тьмой и злом — с другой, представляется открытым конфликтом, поскольку Христос воплощает добро, а его двойник — дьявол — зло. Эта противоположность является подлинной мировой проблемой, которая в настоящее время еще не решена. Самость, однако, абсолютно парадоксальна в том, что она в любом отношении представляет тезис и антитезис, а также синтез. (Психологические доказательства этого утверждения бесчисленны, хотя я не могу цитировать их здесь in extenso. Хорошо осведомленного читателя я отослал бы к символизму мандолы.) Поскольку исследование бессознательного привело мышление к опыту архетипа, индивид встречается с глубочайшими противоречиями человеческой природы, и это столкновение ведет к возможности прямого постижения света и тьмы, Христа и дьявола. К лучшему или нет, но на этом пути встречаются лишь незначительные возможности, а не гарантии; потому что переживания такого рода нельзя вызвать какими-либо доступными человеку средствами. Существуют факты, подлежащие рассмотрению и неподвластные осознанному контролю. Переживание противоположностей не имеет отношения к инсайту или эмпатии. Это скорее то, что мы могли бы назвать фатальным. Такое переживание, за исключением всех других доказательств, может убедить одного в истине Христа, а другого — в истине Будды.

Без переживания противоположностей нет переживания целостности и, следовательно, нет внутреннего приближения к священным образам — по этой причине христианство настаивает на греховности и первородном грехе, с очевидным намерением открыть бездну противоречий в каждом индивидууме — по меньшей мере снаружи, — но этот метод терпит крах, сталкиваясь с бдительным Рассудком — тогда в догму просто не верят и вершиной ее мыслится абсурд.

Такой интеллект просто односторонен и останавливается перед ineptia jriysterii (нелепость тайны (лат.) — Примеч. пер.). Он бесконечно далек от антиномий Тертуллиана; он совершенно не способен перенести страдания, которые вызывают напряжение мысли. Известны случаи, когда суровые упражнения и обращение в веру католиков, а также истинно протестантское воспитание, которое постоянно фыркает в сторону греха, вызвали психическое расстройство, которое ведет не в Царство Божие, а в консультационный кабинет врача. Хотя проникновение в проблему противоположностей абсолютно необходимо, мало людей могут сделать это практически — факт, не ускользнувший от внимания церковников. Реакцией на это является паллиатив «морального пробабилизма» (от лат. probabolis — вероятный, то есть нравственная относительность — Примеч. ред.), доктрины, которая претерпевает частые атаки со всех сторон, потому что она пытается смягчить разрушающий эффект греха. Кто бы и что бы ни думал об описанных феноменах, ясно одно: это находится в стороне от того, что содержится в гуманности и понимании человеческой слабости, уравновешивающих невыносимые противоречия мира. Чудовищный парадокс присущ учению о первородном грехе, с одной стороны, и позиции пробабилизма с другой, поэтому психолог вынужден следовать христианской проблеме противоположностей, подчеркнутой выше, — в Самости добро и зло связаны теснее, чем однояйцевые близнецы! Реальность зла и его несовместимость с добром раскалывают противоположности и неумолимо ведут к распятию и под-вешиванию всего живущего. Поскольку «душа по природе своей является христианкой», этот результат должен бытъ столь оке неизбежным, как в жизни Иисуса мы все должны быть «распяты с Христом», т. е. погружены ⁶ моральные страдания, эквивалентные, действительному распятию.

На практике это лишь возможность лежащая в стороне, она столь невыносима и враждебна к жизни, что человек может оказаться в таком состоянии только случайно и чрезвычайно редко. Ибо как он мог оставаться обыкновенным перед лицом таких страданий! Пробабилистическая позиция в проблеме зла, в большей или меньшей степени, оказывается неизбежной, поскольку истина о Самости — необъяснимый союз добра и зла — конкретно приводит к парадоксу о том, что хотя грех есть тяжелейшее и опаснейшее из всего, что может быть, это еще не так серьезно, потому что может быть опровергнуто «пробабилистическими» аргументами. Это не непременная распущенность или легкомысленный поступок, это жизненная необходимость. Исповедь действует подобно самой жизни, которая успешно борется против поглощения непримиримым противоречием. Отметим, что в то же время конфликт остается в силе, поскольку он существенным образом связан с парадоксальным — характером Самости, конфликтной и единой» (Карл Густав Юнг. Психология и алхимия. — М., 1997. С. 37-39).

Для чего нам важно это обильное цитирование? Только для одного: чтобы обратить ваше внимание, дорогие ученики, на следующее обстоятельство. Для Карла Густава Юнга в структуре всего европейского человечества Христос является основой личностности. Эта мысль имеет безусловную перекличку с работой замечательного русского богослова-ученого, энциклопедиста-философа П.А. Флоренского «Столп и утверждение истины», в которой Христос также рассматривается в качестве оси, вокруг которой движется сознание и жизнь человека.

Чем нам интересен в данном случае К.Г. Юнг?

Тем, что он показывает: обращение к фигуре Христа является не некоторой метафорой или аллегорией, но выступает очень конкретным способом работы сознания и мышления человека. Христос является тем высшим пространством, которое позволяет человеку соединять неразрешимые противоположности.

Именно силой Христа и стяжаемой энергией Духа Святого человек способен выявить отрицающие друг друга принципы и найти форму и способ их соединения.

Дорогие читатели, если вы познакомитесь с другим нашим учебником «Метапредмет "Проблема"», вы обнаружите, что основная технология творчества, на наш взгляд, связана с технологией выявления и постановки проблем.

Под проблемой мы понимаем не любые и всякие трудности, а конкретные задачи и цели, для достижения которых в культуре нет средств. Эта технология предполагает выделение взаимно отрицающих оппозиций и построение идеализации нового идеального предмета, обеспечивающего синтетическое объединение этих оппозиций.

При конкретном освоении этой технологии, безусловно, возникает вопрос, а какой энергией, какой силой осуществляется выделение этого нового видения предмета, внутри которого происходит установление взаимосвязи взаимно отрицающих друг друга оппозиций? Как вообще человек начинает видеть возможную связь этих самых оппозиций, как она выстраивается?

И ответ на этот вопрос одновременно и невероятно сложный, и очень простой: человек должен вывести себя в пространство, где он оказывается способен формировать новые предметы культуры, соединяя и синтезируя не соотносившиеся, не связанные до этого знания, различать диффузно объединенные, но реально разнородные предметы(здесь необходимо специально обращаться к метапредмету «Знание», где рассматривается данная проблема), то есть конкретно проделывать работу различения.

Для того чтобы смочь проделать подобную работу, человек должен обладать видением, он должен суметь выработать видение. Можно, конечно, предположить, что подобное понимание-видение у человека возникает автоматически, как только он сталкивается с некоторым противоречием и выявляет взаимоотрицающие друг друга позиции.

Но, я надеюсь, что вы, Разведчик и Следователь, понимаете, что это отнюдь не так. Именно необходимость продвижения в слое видения и делает важнейшей работу по схематизации, когда человек должен оставлять следы того что он достигает в понимании, и того, что с ним происходит.

Необходимо понимать, что когда человек сталкивается с подобной задачей — объединения противоположностей когда ему как бы впервые надо особым идеальным зрением ощупать предмет столкновения и дискуссии, а тем самым заново его и реконструировать, и конструктивно выстроить, для него важнейшим слоем работы является конкретное построение образа. В этом случае образ не является чем-то, что произвольно и спонтанно вспыхивает, как лампочка при щелчке по выключателю. Построение образа становится целенаправленной работой по организации ориентации понимания; человек в этом случае строит язык, чтобы выразить понятое и/или нащупать то, что он понимает, и за счет этого впервые понять.

Приведенные фрагменты текста Юнга интересны еще и тем, что в них философ показывает, что если обычный человек, не занятый проблемой научного творчества, не пытается связать и объединить расчлененные противоположности, его сознание разваливается, а его личности угрожает распад целостности. Попытка же «заморозить», сделать жестким и ригидным идеал, отказавшись от понимания каждодневных проблем жизни, не помогает. Человек в этом случае лишается источников живой энергии и возможностей обновления, то есть как раз того, чего человек достигает в условиях интенсивного творчества.

Очень важно, что Карл Густав Юнг выступает против засилья объективизма в современном европейском сознании и научном мышлении, указывая на то, что, выстраивая личную связь с Христом как с определенной центральной структурой личностности в человеке — самостью, человек перестает опираться на формально объективированные характеристики знания, он должен осуществить самопостроение этих знаний и самообнаружение принципов.

Принципиальным является толкование К.Г. Юнгом евангельской фразы «...царство Божие внутри нас...», когда получается, что нельзя Царство Божие ни «забрасывать» в Космос, ни выносить во внешние пространства, ни помещать за понимаемое формально-объектно загробное измерение, как то, что не рядом с нами каждую секунду. Хотя, на наш взгляд, нельзя точно так же утверждать, что «Царство Божие» находится внутри человека, — Царство Божие является порождающим принципом общностно-общественного типа существования.

Таким образом, оно не внутри по отношению ко вне, оно скорее из чего-то в направлении к чему-то, то есть из определенного состояния сознания человека в единстве с другими людьми и в отношении к Иисусу Христу.

Очень близким является достаточно интересное толкование первой части знаменитой фразы Иисуса Христа из Евангелия: «Я есмь путь, истина и жизнь» Виктором Николаевичем Моршанкиным — учителем боевых единоборств и преподавателем Пути воина, глубоко религиозным церковным человеком. С точки зрения Виктора Николаевича, «Я есмь Путь» означает, что сама структура «Я» как форма, открытая миру, находится в ситуации постоянного движения, эволюции и обновления, — она не может быть застывшей и остановленной структурой. Как только процесс обновления и трансформации структуры «Я» прекращается, человек погибает духовно, психически и физиологически. Но для того чтобы «Я» обновлялось, его однажды надо потерять, то есть строить жизнь, не подчиняя ее полностью интересам и формам изменения «Я». Только когда «Я» не находится под постоянным пристальным контролем и не является предметом скрупулезного неотступного внимания, человек может потерять «Я» и допустить его принципиальную трансформацию и эволюцию.

Уважаемые Разведчик и Следователь! Можете ли вы осуществитъ схематизацию понимания Юнгом принципа «Царство Божие внутри нас»? Как бы вы построили схематизацию интерпретации В.Н. Моршанкиным принципа «[Я] есмь путь...»? Обратите внимание, что «я» для В.Н. Моршанкина выступает позиционной схемой определенного типа.

Необходимо очень четко понимать, что о соотношениях между личностью (личностностью), самостностью (самостью), идеей «Я» среди богословов и философов ведется очень жесткая и принципиальная дискуссия.

Что является социально профанирующим в организации человека: его личность-личина, то есть «маска» (persona по-латыни означает «маска»), или «Я», «Эго» (ego по-латыни означает «Я»)?

Как выразить момент ипостасности — первичной а-са-мостной личностной организации (в соответствии с идеями немецких неофихтеанцев) — преодолевающей личино-при-способленческую социабельность (приспособляемость к обществу) ипостасной а-личной самостности в соответствии с принципом imago Dei — создания человека Богом по своему образу и подобию?

У И.Г.Фихте символ-схема Ichheit — трудно переводимый на русский язык и звучащий как «Яйность», в его философии, с другой стороны, выступал в качестве принципа порождения реальности. Через обнаружение тождества себя «Я есмь я» человек мог восходить к структуре Абсолюта и Абсолютного знания, осуществлять полагание мира.

По всей видимости, и закрепление человека за определенными внешними социальными описаниями, и замыкание его в кругу субъективного самосознания, где ничего не происходит, в равной степени разрушают идею ипостасности и личностности как принципа порождения реальности. Вместе с тем человек проращивает свою личность в молитвенном общении с Богом, стяжая тонкие энергии, в поле которых и конституируется сам образ «Я».

Как говорил Е.Л. Шифферс: «Я» есть иероглиф — схема, сквозь которую Бог смотрит на человека. «Я» есть обратная сторона Маски, через которую на человека обращены благодатные тонкие энергии.

С этой точки зрения, «Я» есть особого типа прорезь, через которую человек улавливает и удерживает самого себя в ситуации Богообщения».

Таким образом, личность — не маска фигляра и кривляки, которую он демонстрирует толпе и различным группам, но невольный предел богопознания и самопознания во взаимодействии человека с Богом.

Здесь особенно интересны аргументы неофихтеанцев, в частности Франца Баадера, развивающего идеи трансцендентального идеализма, показывающие, что реализация принципа дельфийского оракула gnosqe seauton (cognosce te ipsum — познай самого себя) предполагает первоначальную реализацию принципа «познай Бога», поскольку знание существования Бесконечного и Беспредельного позволяет выделить конечное и предельное в отношении к этому Безграничному, то есть творения по отношению к Творцу.

Как известно, Карл Густав Юнг является автором теории архетипов — особых субъектных структур, определяющих жизнь бессознательного, связанных с содержанием культурных норм и коллективного бессознательного. Мы не будем здесь специально обсуждать теорию архетипа и символа (см. приведенную выше цитату), хотя она, безусловно, очень интересна и заслуживает самого пристального изучения.

Мы бы хотели лишь поделиться с вами одной гипотезой и обратить ваше внимание на следующее обстоятельство: так называемые архетипы являются не чем иным, как особыми, не доведенными до проблематизации голосами-силами. Будучи же приведены в состояние конфликтно-проблематизационного столкновения, которое может разрешиться лишь за счет повышения собственного личностного уровня и трансцедирования, то есть выхода за рамки собственного сложившегося положения, они не исчезают, но продолжают существовать и тревожить сознание человека. Именно в этом обстоятельстве мы видим сложную проблему взаимоотношения сознания и личности.

Личность является ключом к обновлению и преобразованию сознания. Сознание же отвечает за воспроизводство и трансляцию культурного содержания традиции и жизнедеятельностной повседневности. Личность способна за счет собственного роста менять уровень организации сознания и выступать в качестве силы, способной разрешать конфликты. У человечества нет на настоящий момент отработанных форм воспроизводства всей совокупности мыслительных ходов, мыслительных процессов, которые определяют метод — путь получения нового результата.

В отношении к этой точке зрения рассмотрим следующий своеобразный отрывок из «Психологии и алхимии» КГ. Юнга:

«6. Алхимический символизм в истории религии